Ангел ты, или демон? Возвращение домой.

Внутри головы тикали воображаемые часы. За спиной слышались шаги, лёгкий бег и шёпот. Хватайте, убейте. Ясу, зажимая рану на руке и сплёвывая кровь, из последних сил бежала прочь, оставив катану в ножнах. Больно. Противно. Какой же ты стала жалкой, Ясу. Девушка бежала и бежала, ведомая инстинктом и интуицией. А возможно её привлекали те слабые тени огня, что отблёскивали от тёмных, сырых стен. — ВОН ОНА! ЛОВИТЕ! СТРЕЛЯЙТЕ! Нет! Девушка, со слезами на глазах, стараясь не видеть их взглядов, выхватила пистолет и выстрелила несколько раз. Нет, никого не убила. Хорошо. — Ты сегодня сама не своя, Славяна. Почему ты их не убиваешь? Ты ведь можешь. Но медноволосая замотала головой. — Дос-кун. Я видела их души… У многих из них есть дети! Я не могу! Не могу! Они невинны, Фёдор! — Тебя это никогда не волновало. «Верно, это волновало только меня. С чего бы вдруг?» — Славяна, ты убивала и до этого без промедлений. — Я ЗНАЮ, НЕ НАДО ГОВОРИТЬ МНЕ ОБ ЭТОМ! Я СБИЛАСЬ СО СЧЁТУ, ФЁДОР! Я НЕ ХОЧУ! ХОЧУ ЖИТЬ СПОКОЙНО С СЕМЬЁЙ! ХОЧУ ДЕТЕЙ, ХОЧУ УМЕРЕТЬ В СТАРОСТИ! В ответ — тишина. Славя знает. Её поменяли они. С тех пор она так безжалостно убивать реально невинных, нанятых по неосторожности людей, у кого есть дорогие люди, просто не может. Дадзай. Он, сам того не подозревая, просто выбил из её рук нож. Дадзай. Как же Ясу по нему скучает. Она просто хочет, чтобы они жили как раньше. Как в Йокогаме. Когда Ацуси с Кёкой приходили в гости. Когда Чуя злился с кружек с чихуахуа. Когда Рика пыталась поладить с Громом. Когда Осаму вёл её на то колесо обозрения… — …Я тоже хотел, Ясу. Тогда, когда полюбил. А потом… всё развеялось в прах. Он тоже любил. Он тоже хотел спокойной жизни. Фёдор не мог касаться ЕЁ, но он настолько трепетно относился к тому, что ОНА была всегда рядом с ним. Она всегда хотела его коснуться… …Но он не хотел лишиться той, кого любил больше всех на свете. Фёдор помнил, как он отказался от всех целей ради неё. Ради того, чтобы не видеть её осуждающего взгляда и слёз. Ради того, чтобы она всегда смеялась. Однажды Фёдор просто не успел. Не успел. Он к тому моменту нажил слишком много врагов. И он просто не имел права иметь что-то дорогое. НАСТОЛЬКО дорогое сердцу. С ней кроваво расправились, оставив лишь ещё не ушедшую душу потухать. Когда Фёдор ворвался в комнату, выбив дверь, было слишком поздно. Он просто хотел, чтобы они жили спокойно. Без всего этого. Чтобы у них была семья. …Фёдор закончил её страдания лёгким прощальным поцелуем. Первым и единственным. Медноволосая смахнула непрошенные слёзы и с новой силой побежала к тем мерцающим огням. В ухе зашипело… Фёдор отключился. Ей плевать. Она не выберется отсюда, и это делает её в какой-то мере… счастливой? Ведь пока она здесь, ни с Чуей, ни с Осаму ничего не случится. А Рика слишком сильно дорожит Накахарой, чтобы пойти против него. Тьма расступилась, открывая дверь, из-под которой яростно сплелись языки пламени. Что-то было не так. Волнение и жуткий страх охватили девушку со всех сторон, сдавливая лёгкие. Рана ныла, а часы всё тикали… НЕТ ВРЕМЕНИ НА ИГРУШКИ, КОЛЯ! Ясу с ноги распахнула дверь… И замерла, не в силах пошевелиться. Нет. Не может быть. Это бред. Это глюки. Рыжие волосы ярко подсвечивались на огненном фоне, а лазурные глаза отдавали красным, управляя гравитацией. Весь вид Чуи выражал собой горячую уверенность в убийстве надоевшего врага, который… Игрался. Гоголь… Но… Может, Ясу ему не рассказывала? Нет! Точно рассказывала! Значит, должна быть веская причина сражения. Не предательство. НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ЭТО ПРЕДАТЕЛЬСТВОМ! Чуя в очередной раз со всей скорости чуть было не влетел в беловолосого шутника, но тот, кровожадно ухмыльнувшись, лишь выпустил из плаща на нападавшего сноп огня. Накахара, сменив траекторию, резко ударил по стене, которая начала сыпаться и крошиться. Ник-кун, дико блеснув золотыми глазами, взмахнул плащом и в рыжеволосого полетело куча осколков и камешков. Но они тут же вернулись, превращаясь в пули. Гоголь, прикрыв глаз, весело промолвил: — Ах, прости, но мне больше некогда играть. У меня есть дела с твоей сестричкой. Его лицо тут же стало ледяным, безэмоциональным. — Запомни: она никогда не вернётся. А теперь… Умри. Рука потянулась, чтобы обезглавить противника, что так слаб в этих маленьких четырёх стенах… Славя тут же отмерла и бросилась прямо в стену огня. Не было никаких мыслей. Лишь безумное, дикое желание либо спасти, либо умереть. Ей без разницы, подохнет ли она тогда или сейчас. Если Ясу спасёт их, тогда её миссия будет выполнена. Девушка, с диким, отчаянным криком, полным боли, распахнув окровавленные руки, встала между ними. Она смотрела прямо в глаза тому, кому доверяла больше всех на свете. И пустота в них заставила лишь политься слезам снова. — Я-Ясу? Девушка обернулась и, всхлипнув, тепло улыбнулась брату, что был удивлён. Её тело начало дико дрожать. Она не может держать себя в руках. Голова раскалывалась. Хотелось крушить. Хотелось… УБИВАТЬ. Но было так больно… «Поздравляю с приступом ломки.». Нет! Она должна держаться! Только не сейчас! Упрямо взглянув в лицо того, кого она называла другом, девушка выкрикнула: — Только через мой труп, понял? Предатель! Я верила! Верила! Ну, раз так… Из последних сил снова подымаясь, Славя снова обнажила катану. Она не хочет умирать. Но и жить без них не хочет. — Убей меня. Эти два слова отдались отголосками в голове Гоголя. Он отшатнулся, не в силах второй раз взмахнуть плащом. Несомненно, он мог бы убить того рыжеволосого паренька, но… Она же убьёт себя. Он не в силах… В ухе прозвучал холодный голос: — Славяну не трогай. Убей её брата. Но Ник-кун уже знал, что за этим будет. Равно как и Фёдор. — Славя, уйди с дороги! Пламя загорелось в её больных глазах. — Значит, так? Не смей меня называть этим именем, понял? Шорох. Девушка обернулась, дрожа. Чуя поднимался на финальную битву. А сознание Фукусимы уже уплывало далеко, уступая новому. Спустя миг взгляд девушки излучал лишь силу и Решимость. Смерть тут же захохотала, выхватывая клинок, который ей был не так тяжёл. — Ну что, лицемер, можешь рассказывать Фёдору о моём существовании, пока Ясу ломается, смотря фильм о потерянных воспоминаниях. Гоголь побледнел. Но Смерти было забавно. — Сегодня либо выживут все, либо не выживет никто, не так ли, Фёдор? Наушник снова зашипел, свидетельствуя о том, что Достоевский снова на связи с медноволосой. А две невысокие фигурки резко рванули к общему врагу…