Ангел ты, или демон? Возвращение домой.

Темнота была настолько приятной, что хотелось остаться в ней подольше, укутавшись в эту мягкую пелену спокойного сна. Но первые, абсолютно ничего не значащие мысли настойчиво грызли голову, не позволяя находиться в этом чудном месте ни секунды, вырывая мужчину обратно, в этот гнилой и безвкусный мир. Мужчина медленно поднял отяжелевшие веки. Ему было тяжело держаться в состоянии сознания, но и уснуть Чуя больше не мог. Видимо, потратил слишком много силы… Так странно… Почти как Порча. Что же такого вчера было?.. Голова начинала раскалываться, только Накахара пытался вспомнить, где он, что делал вчера и где пыльные, сырые стены. — Наконец-то ты очнулся. Держи. Чуя с ненавистью направил свой взгляд яростных лазурных глаз на стоящего в дверях Дадзая с подносом. Вид у того тоже был не важный — дико уставшие опухшие глаза, ссадины на лице, наполовину разбинтованные руки в шрамах, которые уже никогда не заживут и общий убитый вид. В руках мужчина держал поднос с двумя стаканами — в одном был зелёный чай, который был один из лучших в Японии, а во втором — обыкновенный крепкий чёрный чай. Внезапно… Накахара подскочил на месте и тут же свалился обратно на кровать, широко распахнув глаза. — Ты… Ты… Шатен, слабо улыбнувшись, поставил поднос на стол рядом и взял один из стаканов. — Сделать ничего было нельзя. Чуя отмахнулся от чая и тут же вскричал: — Неужели ты не мог спасти её?! Неужели она не могла сама телепортироваться хотя бы раз?! Окинув ледяным взглядом рыжеволосого, Дадзай тут же коротко отрезал: — Нет. По телу рыжего пробежал табун мурашек. Примолкнув, тот тут же ощутил ту гнетущую, жестокую тишину в воздухе, которая рвала на куски внутренности изнутри. Хотелось кричать, биться о стену, крушить всё, что попадётся под руку, вернуться назад, активируя Порчу и уничтожить это проклятое здание к чертям, но… Та капля осознания и здравого смысла просто заставляла оставаться сидеть неподвижно в холодной постели. Дадзай молча протянул стакан. Отхлебнув немного бодрящей жидкости, Накахара почувствовал, как по его венам течёт мягкая, горячая смесь спокойствия, силы и… жизни. Глянув на Осаму уже более равнодушно, чем несколько секунд назад, Чуя пусто изрёк: — Но ты же предал меня. Но шатен отрицательно качнул головой, лаконично ответив: — Это не совсем так. Рыжеволосый хмыкнул, пытаясь с силой сжать ослабленные, израненные руки. — Объяснишься? — Нет. Чуе даже на какой-то миг показалось, что всё как раньше, всё точно такое же, каким было до первого предательства Дадзая. Родная обстановка, гнетущая тишина и странно спокойное отношение между напарниками, которые так часто беснуются, пытаясь серьёзно ранить друг друга. Было ощущение, что вот-вот этот придурок схватит свою пачку отчётов и запустит ею в спокойно стоящий на столе мини-торшер, выкрикнет что-то непонятное, наденет наушники или сиганёт с окна, чтобы потом Накахара отдувался за их дерьмовое поведение и пару новых синяков и гематом, которые они, как всегда успеют нанести друг другу перед тем, как припрётся надоевшая охрана или сам босс. Но через секунду это ощущение испарилось, будто его не было вовсе и вообще — это бред маленького мальчика. Конечно, сейчас всё совсем не так. Чуя знает, что и ему, и Дадзаю Ясу дороже всех в этом бренном мире. И сейчас она в дикой опасности, а они ничего сделать не в силах, в прямом смысле этого выражения. И именно поэтому они оба сидят в гробовой тишине, погружённые в невесёлые мысли и ужасные фантазии, упрямо лезущие в голову, вырывая всё доброе и счастливое с корнем, селя только ужас, безнадёжность и свою жестокую разруху. Внезапно, рыжеволосый негромко выпалил: — Дадзай, а почему Способность назвала Ясу Славей? Глотнув чёрного ароматного чая, Осаму резко, словно Чуя какая-то надоедливая муха отмахнулся: — Ей так было нужно. Накахара снова взглянул на погрузившегося в сложную думу шатена и вскипел. Что за дела?! Что этот идиот снова скрывает?! Незаметно для себя соскочив с кровати и схватив равнодушного мужчину за шиворот, рыжеволосый резко его тряхнул. Чай, которого осталось в стакане совсем немного, лишь лениво всколыхнулся и улёгся обратно. Дадзай, словно очнувшись от какого-то забвения, непонимающе и пусто поглядел в лазурные глаза. — Что ты скрываешь? Отвечай! Из уст мужчины вылетело: — Всё, что я тебе не вправе рассказать. Чуя медленно опустил напарника и сел обратно, схватив спасительный стакан. И снова это гнетущая тишина… — Дадзай. Шатен не ответил, словно не услышав. Накахара, с каким-то жгуче-щемящим, острым чувством в сердце тихо, опустошённо спросил у сидящего напротив: — Скажи мне… Неужели мы так ничего и не добились?.. Внезапно… Тёмные глаза тут же зажглись озарением, а через миг в них поселились искорки веселья и хитрости, вмиг сделавшие Осаму живым, настоящим. Широко, весело ухмыльнувшись, мужчина промолвил: — Вообще-то… Мы получили очень сильного союзника. Чуя поднял голову, с надеждой глядя в радостный взор. *** День назад. Она не может двигаться. Не может себя контролировать. Не может даже осознать, чем она является. Не может элементарно мыслить. Но может ощущать тёплые руки, которые аккуратно укутывают девушку в мягкий тёплый плед, не позволяя замёрзнуть во время дикой дрожи. Он бережно пытается её как-то успокоить, в какой-то момент даже обнять, вновь и вновь убирая нахлынувшую пену с губ. Горький смешок раздаётся из ниоткуда. — Мы с тобой враги с тех пор, как мне пришлось встретиться с Фёдором. Но, кажется, у нас есть что-то общее. Гоголь, вновь отбросив надоевшую косу назад и прижав обмякшую Славю крепче к себе, медленно ответил: — Сильное заявление. Я сегодня не в настроении играть в «Угадайку», будь добр сказать мне. Сильный, уверенный тон раздался эхом по маленькой комнатке: — Мы оба готовы пожертвовать всем ради неё. Ник напряжённо всмотрелся в монитор одиноко поблёскивавшего ноутбука, но через миг расслабился, выдохнув. — Твоя правда. Чего ты хочешь? — Я хочу только её счастья. Беловолосый хмыкнул. Но, взглянув на заснувшую девушку, мужчина спокойно спросил: — Предлагаешь союз? — А ты догадливый. — И что мне за это будет? Послышался смешок Дадзая. — Её счастливые месяцы перед смертью. И, возможно, ваши дальнейшие неплохие отношения. Это было важнейшим приоритетом для Гоголя. Её счастье и… хорошие отношения. Поднявшись на ноги и подхватив девушку на руки, Ник уверенно глянул в камеру. — Что нужно делать? — Не задавать лишних вопросов, какими бы не были указания. *** Настоящее время. Гоголь с горечью смотрит в её мертвенно-бледное лицо, исполосованное ссадинами и царапинами. Ему даже не разрешили перевязать её. И если он пойдёт против Фёдора или указов Дадзая, ему крышка. Нику остаётся лишь вглядываться в её милые, дорогие сердцу черты и помнить… помнить и верить, что она когда-нибудь это всё забудет, как страшный сон.