Ангел ты, или демон? Возвращение домой.

Громкий женский вскрик раздался по поляне, привлекая к себе внимание абсолютно всех. Чуя, истекая кровью, еле двигался, но был готов сокрушить ценой жизни врага… Но Дадзай, не отводя взгляда от визжащей девушки, через миг крепко ухватил того за руку. Гоголь наплевал на свои раны, из которых текла кровь. Его довольно сильно потрепало, но… Сейчас он в ужасе, не в силах оторвать глаз, смотрел на Яну, у которой на глазах появились слёзы. Как и Ясу. Она не хотела на это смотреть. Но не могла пошевелиться. Но ни один мускул не дрогнул на лице Фёдора, который раз за разом слышал в этом вопле историю, повторяющуюся снова и снова… *** Высокий мужчина с чёрными волосами и в халате, стоящий чуть поодаль от хирургического стола, где работали сильнейшие врачи и эсперы, которых тот смог найти, не отрываясь смотрел на преисполненную ужаса беременную женщину, которая пыталась что-то пролепетать. Она предлагала деньги, соглашалась на аборт, грозила связями… Лицо Фёдора скривилось. Он ненавидит таких алчных и жадных до своей жизни людей. Ничего. Ничего… Сегодня станет на одного меньше. На одного такого подонка, такого же эспера, который пока не знает о своём даре… Эсперов нужно искоренить. Наконец, она замолчала, вырубленная газом. Один из врачей повернулся к Достоевскому и неуверенно промолвил: — В-Вы уверены, что стоит это д-делать? Н-никто из них с вероятностью девяносто девять и девять д-десятых процентов не выживет… Лиловые глаза пронзили испуганного молодого эспера насквозь. — Делай. Я собрал вас не просто так. Он знал, что с их силами возможно спасти тех детей. Зачем он это делает? Фёдору стало интересно. Он молод, очень молод, ему навряд ли есть восемнадцать, но он ещё с тех пор не верит в случайности и обычное «показалось». Такое недопустимо с даром свыше лишать жизни. С даром Бога. Ведь тогда… он услышал их. Тех, кто сейчас яростно пытается выжить в утробе этой жестокой женщины. Услышал их зов. И ему стало интересно, что можно из них сделать. И могут ли они стать тем самым, что он ищет для находки Веры. Для находки одного из трёх артефактов — Зеркала, которое возвращает обратно абсолютно любое существа, но лишь на определённое время. И оно должно быть для каждого человека самым желанным, самым искомым… Фёдор найдёт ему применение. Достоевский неотрывно смотрел, как их достают. Он догадывался, что они умирают по какой-то причине… Но что бы это было это… Парень медленно подошёл к койке, где лежали… лежал молчащий младенец. Он не кричит. Он пока не дышит. Но он еще жив, его еще можно вытащить, обманув Смерть. С их помощью. Это были сиамские близнецы, так называемый вид «дицефал дибрахиус». Две головы, одно туловище и две руки… Фёдор повернулся к хирургам: — Это ведь не единственная проблема? Он обращался к определённому человеку. Среди них был полезный эспер с способностью читать тело… читать его слабые точки и болезни. Потому он был незаменим как в бою, так и в медицине. Но и для того, и для другого был слишком труслив… — Д-Да… Они н-не смогут жить. Они сиамские полуидентичные дицефалы дибрахиусы, да еще и не дышат. Даже е-если произойдёт чудо… они не смогут развиваться с таким набором х-хромосом… На лице Достоевского появилась ухмылка. — Пришёл наш черёд, господа. Остальные три человека, которые до этого не промолвили ни слова, загорелись ярким светом. Фёдор взглянул на изуродованного младенца и… Коснулся его, мгновенно убивая. Белый свет заполонил комнату, сливаясь в маленьком тельце. Через несколько мгновений на его месте появилось двое. Двое — девочка и… — Мальчик? Фёдор, нахмурившись, повернулся, к одному из эсперов. Он промолвил: — Моя способность имеет свой дефект, который зависит от удачи. Он даёт новое тело, но может изменить его. Женщина продолжила: — Но это не имеет значения. Души и сознания удержаны на нужное время. Они живы и здоровы. Это же вам нужно было, Фёдор? Пятый человек поднял голову и поправил очки. — Теперь они одни из нас. Новые эсперы появились на свет. Достоевский кивнул и взглянул на детей, грудные клетки которых тут же впервые расширились. Раздался детский плач. *** Ян, широко распахнув глаза цвета чистой стали, выронил тонфа. Фёдор их учил, как умел. Как мог. Это были первый его эксперимент. Первое его оружие. Они его ценят, служат… Но он не научил их признавать поражение. Если они видят, что противник их превосходит в силе… Они никогда не сдадутся. И никогда не умрут. Потому они используют своё страшнейшее оружие… От которого освобождение лишь одно — повторная смерть от способности Достоевского. Как и когда-то, Разделение… С диким, страшным криком они мгновенно притянулись к друг другу. Их, лица начали плавиться, а тела разрываться на части. Кровь лилась на землю, вместе с органами. Вырванное сердце живо билось в грязи, оставленной на земле. У одной головы рта не было, а у другой наоборот — превращался в какую-то пропасть, а глаза превратились в щёлочки. Две-три грязно-розовые патлы свисали с одной головы, а второй череп частично расплавился, откуда была видна часть шевелящихся склизких мозгов. На двух руках кости причудливо сломались и странно срослись, сделав их дико костлявыми и странно удобными для перемещения. Ноги представляли собой задние лапы какого-то животного, предназначенные для бега. Отросли длинные, острые ногти. Чудовище истошно завопило и на всей своей дикой скорости рвануло к соперникам… Чуя еле мог держать глаза открытыми, чтобы не вырубиться. Кое-где тело кровоточило, а спать рубило до невозможности. Но… Ради Ясу… Он должен… В сознание его привёл истошный крик психа: — СЛАВЯ, НЕТ! А она, смертельно побледнев, могла только наблюдать, как на неё летит смертоносный кинжал… Это конец. Тень накрыла её лицо, которое продолжало быть пугающе бледным и упрямым. Но она знает, отчётливо понимает, что это всё. Всё. В прошлый раз Фёдор справился только с помощью них… А теперь, ровно через одно краткое мгновение, когда этот кинжал настигнет её, их ничто не спасёт. Это чудовище убьёт всех. Неудавшийся эксперимент. Медноволосая, тоскливо блеснув своими льдисто-голубыми глазами, закрыла их… Тяжёлый удар пришёлся прямо по грудной клетке. Кровь текла, Чуя что-то неразборчиво кричал… Это конец.