Солнце светит настолько ярко, что приходится прикрывать глаза рукой, а воздух наполнился удушающей влажностью и жаром. Но я буду стоять здесь, держа в руках поводок, до самого конца.
Повернув голову, я увидела Рику, так же неотрывно глядящую на посадочную полосу. Ей тоже жжёт глаза, и не только солнцем.
Мы будем здесь стоять и ждать. Встретим и отправим в небо снова самолёты.
Я верю, что они смогли победить близнецов. Акутагава силён, он сможет их остановить в одиночку. А дальше они вступят в дело.
Я не хочу верить в то, что я хотя бы одно из этих лиц не увижу. Весёлая Ичиё, спокойная Гин, разбойный Тачихара.
Чуя.
Осаму.
Очередной самолёт. Это должен был быть он. Я не в силах ждать!
Мы почти одновременно срываемся с места и бежим вперёд, к садящемуся самолёту. Люди выходят… Один, второй, третий! Я заглядываю к каждому в глаза, но там абсолютно ничего знакомого…
Но я верю! Верю!
Танака громко вскрикнула. Я с диким волнением смотрю на неё и чуть не рву на части. С черта ли она так пугает?!
Но она смотрит на меня, вытирая слёзы на глазах и указывает дрожащей рукой куда-то позади меня. В это же мгновение она срывается с места и бежит вперёд.
Я хочу обернуться, но…
—
Не так быстро, котёнок.
Он крепко обнимает меня сзади. Из моих глаз хлещут слёзы, пока он садится передо мной на корточки, как перед маленькой и начинает что-то говорить.
—
Ты жив… Жив!
Я смеюсь. Громко смеюсь. Вот что значит счастье…
Счастье — это то чувство, когда то, чего ты хотел больше всего, во что ты верил изо всех сил, наконец сбылось.
Он обнимает меня крепко-крепко. От него несёт потом, кровью и тонким запахом одеколона. Я теперь буду любить это ощущение. Всегда любить. И никогда не отпускать, крепко прижимаясь всей душой к нему.
Я слышу его тихий голос, который льётся прямо в ухо:
—
Я тебя люблю больше жизни, котёнок. Не смей так пугать больше.
Я, глядя на собирающуюся тучу, снова захохотала.
—
Я тоже люблю тебя, Осаму!
Я слышу раздраженное фырканье и недовольно-возмущённый голос:
—
А я? А ну живо обними меня!
Дадзай недовольно бурчит, ещё крепче обнимая меня, а я и Рика громко захохотали.
—
ДА ЧЕРТ ПОБЕРИ, ТЫ ЕЙ ВСЕ КОСТИ ПОЛОМАЕШЬ!
Внезапно, мою голову посетила мысль. Почему их только двое?
Я резко спросила:
—
Где остальные?
Накахара почесал голову и снова фыркнул.
—
Идиоты они. Едут на специальном медицинском самолёте мафии. Акутагава сильно ударился башкой, пока летел на бревно — упал от бессилия. Хигучи нехило задело за ногу ваше чудище, а Гин задел бумеранг той девушки, пока она защищала собой Тачихару. Рьюро получил по башке тонфа, а Мичизу в конце битвы свалился с дерева и вывихнул ногу. Оправятся через недельку.
Я подняла глаза к небу и улыбнулась. Как же хорошо, что всё хорошо кончается…
Внезапно, хлынул ливень. Мы, засмеявшись и закричав, рванули через аэропорт по домам.
Я смотрю на счастливые лица Дадзая, Чуи и Рики. Я навсегда запомню это. И запомню это счастье, теплящееся у меня в груди…
Я никогда этого не забуду, клянусь.
***
Как же хорошо…
Я сижу на подоконнике, держа в руках кружку с ванильном капучино. Я люблю встречать рассвет.
Прошло уже две недели с той битвы. Не все ещё оправились от шокового состояния, некоторые поправляются от ран. С тех пор, как я отрубилась, я ни разу не слышала Чару. Мысли стало читать труднее, но мне это не особо и нужно…
Я спала, когда Гоголь очнулся. Он забрал с тумбочку свою постиранную одежду и забрал плащ. Я проснулась, когда почувствовала лёгкий поцелуй в лоб. Открыв глаза, я видела его грустные глаза, один из которых был покрыт белой пеленой. Шорох — и он исчез. Не сказал ни слова…
Федор сидит в одной из самых охраняемых камер в мафии, ожидая приезда международной военной полиции. Они его заберут в самую охраняемую тюрьму, да и его всё устраивает. Думаю, он что-то замыслил, но… Мне уже всё равно, пока со мной есть они.
Мори снова скрылся за кучей работы. Я чувствую, что тогда ему просто было интересно играть со мной. Огай-сан очень интересный человек. И я вижу, что теперь он пристально наблюдает и за мной, и за Рикой…
Рика, кстати, с тех пор ни разу не подавала признаков, что она как-то кем-то контролируется. Снова редко смеётся, часто проводит время с Чуей и продолжает пахать на него.
Акутагава чуть не убил врачей, сразу вырвавшись из больницы. С тех пор он часто ищет способ связаться со мной. Правда, он редко говорит по делу и о чем-то важном. Правда, это не важно лишь для меня, а ему… Эх, странный парень.
Тачихара тоже почти сразу выбрался, но принял первую помощь. Любит часто приходить к нам с Осаму, чуть не прибивая порой его. Но я не чувствую между ними особой злобы. Я знаю, что два предателя найдут общий язык… А так, нам из-за него пришлось поменять пару дверей, ибо я не одна, кто любит открывать дверь с ноги и дикими криками. Правда, я часто стесняюсь это делать…
Гин просто исчезла из больницы, приняв первую помощь и снова принявшись за работу.
А вот Ичиё единственная, кто решил остаться в больнице. Мы её частенько навещаем, правда, никто в открытую не видел Акутагаву. Никто, кроме меня. Он приходит к ней каждую ночь, пока та спит. И дежурит всю ночь, не смыкая глаз, часто принося корзину с фруктами.
Наверное, он никогда не скажет.
Чуя снова стал истеричной псинкой, которая очень гордится тем, что она хозяйка другой псины. Он часто выгуливает Грома и не прекращает доставать меня разговорами о предательстве Дадзая. Но он очень рад, что мы снова можем часто видеться. И да, я получила хорошую такую взбучку.
Я вернулась к работе в агентстве. Здесь всё как и было: Кендзи ставит везде горшки с цветами, Акико продолжает издеваться над людьми, Куникида орёт за каждое опоздание, Наоми и Дзьюнтьиро милуются
(что?), а Рампо снова тот капризный ребенок.
По правде, мне его немного жаль…
Акико его никогда не примет. Я ведь вижу ее историю… Я вижу ее бабочку.
Я обернулась. Дадзай продолжал спать, вдыхая воздух через широко распахнутый рот. Он так сладко спит, когда нужно на работу. Даже жалко будить…
Я его аккуратно дёргаю за руку и негромко произношу:
—
Доброе утро, Осаму. Вставай…
Но нет, я, с диким визгом, падаю обратно на кровать, прямо в объятия ленивого мужчины. Он крепко-крепко меня обнимает и тихо произносит:
—
Ещё пять минуточек…
Я хихикаю, чувствуя щекотный вдох Дадзая. Он обожает зарываться носом в мои волосы, которые он мне велел отращивать.
Хорошо, ещё пять минуточек…
Чувствую, Куникида нас снова отчитает.
Конец ли это? Я так не думаю. Я уверена, что Фёдор что-то задумал, а Ник так просто меня не отпустит. Я стараюсь не тревожить те воспоминания, чтобы не ковырять свежую рану.
И они мне помогут в этом.
А потом… Придёт время, и я им помогу жить спокойно, пожертвовав своей жизнью.
Теперь мне, наконец, радостно об этом думать.
Конец II части.
