Не Пойман - Не Вор

      С гордым видом Элли прошла к столу и села на кресло с противоположной от Кристиана стороны. Смене мест Бенедетто был не очень рад – все же ему нравилось на том кресле – но он не стал возражать и сел на диван рядом с демонессой. Теперь они могли легко взяться за руки, настолько близко была расположенна мебель. - А вот и наш Кристиан выполз из своей норки, - Элли смотрела на него гордо и уверенно, так, будто она уже победила его в еще не начавшемся споре. - Мне сказали, что в наше поместье попала гадюка и я не мог не выставить ее лично. - Плохо ты выставляешь, раз гадюки спокойно живут у вас и, выполнив все свои гадючьи дела, уезжают довольными.       Взмахом руки Элли подозвала одного из слуг, который отличался от остальных одеждой. Бенедетто сразу же понял, что он принадлежит ей, и с интересом стал наблюдать за ситуацией. Было интересно, как все будет развиваться и чем обернется, даже не хотелось уходить.       Кристиан фыркнул и отпил немного из своей чашки. Дым оттуда не шел, так что навряд ли там был чай. Дироно все время косился то на отца, то на Бенедетто, явно думая о том, догадается ли старший о том, кто именно его гость. Лилиз же особого страха не чувствовал – он все же немножко отличался от брата, ведь хочешь, не хочешь, но жизнь на улице не сделает тебя таким же, каким сделала бы жизнь дворянская. Усмехнувшись, Бенедетто стал рассматривать корсет Элли.       Слуга тем временем вернулся и протянул ей бутылку вина. Бенедетто, увидев это, беззвучно произнес «Вау», не в силах перестать восхищаться демонессой. Она, как ни в чем не бывало, сама вынула пробку штопором, который так же принес слуга, и с наигранно усталым выдохом налила алкоголь в свою пустую чашку. Вручив бутылку Лилизу с грозными словами «держи, но не пей», она взяла чашку в руки и одним глотком выпила половину вина. Это было очень дерзким действием – насколько он слышал, на чаепитиях, по этикету, алкоголь был запрещен, если того не хотела хозяйка, да и даже при ином раскладе это должен был бы быть алкоголь принимающей семьи, а не чужой. - Элли! - возмущенно воскликнула Миранда, до этого сидевшая с открытым ртом. - Это же… - Что? Оно мое, имею право! - Элли закрыла чашку ладонью, будто бы защищая ее от опасности.       Бенедетто тоже убрал бутылку в другую сторону от Миранды, закрыв горлышко рукой. Будет не очень приятно, если она попытается вырвать у него бутылку, так что он его защищал, подобно доблестным рыцарям из книжек. Он готов защищать вино телом, хоть пока он и не может его пить. - Эллианер, - Кристиан с громким стуком поставил чашку на блюдце. - Что это за спектакль? - Кристиан. Я просто захотела вина и я его пью. - А как по мне, ты делаешь это, чтобы выбесить и меня, и Миранду. - Ну, возможно, - Элли допила свое вино и протянула чашку Лилизу, чтобы он налил еще. - Правда, спектакль тут разыгрываешь именно ты.       Бенедетто нравилось учавствовать в этой ситуации, хоть он особо и не понимал, что происходит. Но так же ему было понятно, что он должен подыгрывать Элли, и он это делал. Послушно налив в чашку вино, он вернулся в прежнее положение, стараясь сидеть ровно. Она же хитро смотрела на начавшего злиться Кристиана. - Стал больше работать, хотя раньше такого не было, даже когда ты был на этом посту, меньше спишь, стал нервным… Чего ты боишься, Кристиан? Что что-то всплывет наружу? Или что кто-то, быть может врачи, начнут бунт? Я слышала, что несколько из них уже писали жалобы Врачу при Главе, а если дойдет до него, то дойдет и до Комитета, и до Главы. Ох и пошатнется их доверие… - Чего ты добиваешься?! - Прист резко встал с кресла, отчего оно громко проехалось назад. - Ничего особенного, - Элли быстро выпила свое вино и забрала у Бенедетто бутылку. - Просто мне интересно наблюдать за тем, как ты катишься вниз, как расплата тебя все же достигает. Ох, как же весело мне будет. - Кристиан, Элли, не при детях.       Лилиз фыркнул и немного вжался в подлокотник дивана. Сидеть рядом с ней было не то что бы неприятно, он просто этого не хотел. Была бы возможность, сел бы на пол, но нет, надо соблюдать манеры. Его взгляд вернулся на злое лицо Приста. Его серые глаза бегали по фигуре Элли, а руки так и хотели сжаться в кулаки, что, в прочем, они не делали – его просто выдали напряженные пальцы. Демонесса же спокойно сидела на кресле в открытой, но очень гордой позе, и смотрела на на соперника с удовлетворением и гордостью во взгляде. И гордилась она явно собой. - У вас такая недружественная атмосфера в доме, я даже не хочу тут оставаться. Юноша, не скажете, тот отель на Харамире хороший? - Вполне себе, - Бенедетто кивнул. - Но очень дорогой, учитывая обстановку внутри. Советую тот, что недалеко от площади Наспариты. Хорошая обстановка и цена приемлимая. - Приму к сведению. - Ты сейчас серьезно? - прошипел Кристиан и хотел было подойти к ней, но был остановлен вцепившимся в его штанину Дироно. - Что за игру ты ведешь? - Ты, небось, у противников в покере спрашиваешь, какие у них карты, и говоришь, какие есть у тебя. И они послушно отвечают. - Очень смешно, Эллианер.       Элли гордо пофыркала и заткнула вино пробкой. Отряхнув свое платье от несуществующей пыли, она перевела взгляд на Миранду, которая с испугом смотрела на нее. Они ничего друг-другу не говорили, лишь играли в гляделки и стали будто-бы героинями картины, настолько сильно они замерли в одной позе.       Бенедетто нравилось, каким сейчас было лицо матери. Оно потеряло все ненастоящие эмоции, стало искренним. Глаза стали большими и немного блестели – видимо женщина вот-вот заплачет – кожа стала бледнее, а тени на лице теперь казались ему темнее. И смотря на это выражение, ему хотелось запомнить его навсегда, когда нибудь в будущем заставить ее испытать те же эмоции и сделать такое же лицо. Какой же он все таки гад, но это, видимо, наследственное.       Кристиан резко отмер и, вырвав штанину из хватки сына, прошел прямо к креслу Элли. Он навис над ней, поставив руки на подлокотники, отчего ей не было даже куда отступать. Вот только она все сидела с прежней уверенностью во взгляде и даже усмехнулась. Боясь за нее, Бенедетто хотел было встать и оттолкнуть его, но был остановлен взмахом ее руки. Он не стал садиться назад, а просто застыл в этом полусогнутом положении, не обращая внимание на недовольную Миранду. - Ты,конечно, симпатичный, но не при жене же. - Очень смешно, Эллианер. - Ты используешь этот прием только под конец наших разговоров, когда слишком злой. Чем же я так тебя задела, Кристиан? Неужели я добралась до чего-то важного? - Мужа бы тебе найти, чтоб он заткнул тебя наконец, - прошипел Прист. - Тебе тоже не помешал бы такой. - Переходишь на личные оскорбления? - Ты только что сделал тоже самое. Пожалуй, наш разговор подошел к концу. Юноша, не могли бы вы проводить меня до того отеля?       Бенедетто кивнул и выпрямился. Старший Прист сделал тоже самое и со злостью посмотрел на его лицо, видимо стараясь посмотреть именно в глаза. Этот взгляд его не пугал. Да, он сочился злостью, но он не был страшным, это была не та злость, которую нужно было бояться. Самая обычная злость от поражения, причем поражения женщине. В Высшем особо не любили сильных женщин, так как они если и были, то были невероятно сильными аппонентами и всегда выигрывали. И именно такими женщинами Бенедетто и восхищался.       Элли победила очень просто – ушла на пике, сама закончила разговор и присвоила победу. Она не обижалась, не выходила из себя и, очевидно, знала Кристиана слишком хорошо, чтобы не суметь вызвать у него эмоции. Всегда ли так легко вывести Приста из себя, или это просто было вызвано недосыпом и нервным напряжением, было не важно, главное, что она это сделала. И показала, что не он один владеет ситуацией. Изумительная женщина.       Демонесса тем временем спокойно взяла свое вино, аккуратно провела по нему рукой, и гордо направилась на выход. Ее слуга уже открыл дверь и, видимо, ожидал последующих указаний. В его взгляде тоже была радость за хозяйку и он улыбнулся, когда заметил взгляд Бенедетто на себе. Видимо уже считал его своим. Элли подошла к черту, отдала ему бутылку и он бысто убежал, скрывшись ото всех, кроме видящего его Лилиза. Она на секунду задержалась в дверях, сжимая в руке золотую ручку от них. - Я тебя достану, Кристиан. Достану и опущу с высоты твоего величия.       И она вышла из гостиной, гордо расправив плечи. Бенедетто быстро пошел за ней, стараясь не чувствовать на своей спине чужие взгляды. Ему казалось, что сейчас он без маски и что сейчас он тот маленький мальчик, которого парни постарше пинали в одном из закоулков у рыночной площади. Не нравились ему эти взгляды, когда на него смотрят. Хочется скрыться где-то в лесу, чтоб не видели…       По этой причине он шел позади Элли, хоть обычно он был намного быстрее ее. И он старался не поднимать свою голову, чтоб не видеть снующих туда-сюда чертов. Он просто следовал за женщиной, позволял ей вести себя чуть ли не за ручку. И в одном безлюдном коридоре он все таки забрал себе канделябр со свечками в нем. Ему на это ничего не сказали — значит можно.       Выйдя на улицу, Элли глубоко вдохнула. Ветер все еще дул, так что слуга принес ей накидку. Встав рядом с лестницей вниз, она наблюдала за звездами и ждала чего-то. Бенедетто встал рядом, не говоря ничего. Он боялся разрушить эту идиллю, молчаливую, мирную идиллию. Никто из них не собирался начинать диалог и ему это нравилось. Так же ему казалось, что демонессе стоит отдохнуть от слов: эти притворные разговоры с Мирандой, разговор с Кристианом, полный напряжения… После такого нужно просто помолчать. И они молчали, смотря на звезды.       Думая о звездах, он будто бы вернулся назад на родную крышу. Она ведь для них была своеобразной зоной отдыха, где можно было просто помолчать и отдохнуть не только от других, но и от себя. Правда, она не всегда была такой. В детстве, лет до двенадцати, они там прятались от остальных. Или выходили туда, чтобы почувствовать, как сердце замирает от того, что ты стоишь так высоко и видишь не просто дома, а их крыши. И небо тогда казалось огромным полотном, что прятало их от остальных. И в одну из таких вылазок Меркуцио просто сел и стал на него смотреть, а потом вдруг попросил Бенедетто поклясться, что они всегда будут вместе. Обычная девичья клятва на мизинчиках, которую Лилиз нарушил уже через семь лет. А на момент клятвы им было всего-то десять… Они были такими идиотами…       Вор почувствовал, как кровь закипает от гнева. Что с ним не так, раз он банальную клятву соблюсти не может? Рушит обещания на раз два… Такое не раз было: он обещал что-то Меркуцио и уже через пару дней либо забывал об этом, либо сознательно нарушал, надеясь, что друг этого не заметит. А потом испытывал боль от разочарованного взгляда синих глаз, умирал от того, как он расстроенно отворачивается в сторону. И в такие моменты в голове звучало лишь одно «Почему он до сих пор любит меня, почему верит?!». Любить то его не за что, раз он такой предатель… Ему лучше не возвращаться назад, это было понятно еще три дня назад, просто тогда он до этой мысли не дошел и протестовал его организм. Без него всем ведь будет лучше, это истина.       Опустив голову, он тяжело вздохнул. Элли заметила поникшее состояние Лилиза и решила все же начать диалог с ним. - Прошу прощения за эту сцену, просто… У нас с ним всегда так, а сейчас мне просто необходимо вывести его из его шаткого равновесия. - Ох,я не из-за этого, просто задумался. Вы не против, если мы поговорим об этом – вернее о моем состоянии — по пути в отель? - Конечно нет. Признаюсь честно – этот спектакль был в моих планах, - Элли коротко рассмеялась. - Правда? - Бенедетто почувствовал невиданное удовлетворение и удивление. - Ну да. Вот, смотрите, - Элли указала на скромного вида экипаж, в котором она приехала. Вокруг него крутились черты и запрягали лошадей. - Они не грузят вещи. Я их просто не взяла, но, как вы помните, я здесь на срок более двух дней, а значит хоть немного вещей мне нужно. Я же все таки дама. - Вам привезут позже, - получив подтверждающий его утверждение кивок, Бенедетто усмехнулся. - Неплохо. Но для чего вы приехали сюда, если вам тут так плохо? - Ради моей цели можно было и потерпеть. Сейчас же притворяться уже не нужно и можно спокойно рушить отношения. Кристиан в шатком положении, в городе злятся люди, ведь покинуть его стало сложнее и уже пошли жалобы. Плюс недавняя кража весьма важных документов, не буду говорить, что там было… Мне нужно только дождаться, пока он сам упадет и занять его место. - Вы хотите стать губернатором? Я за вас болею. - У меня лучшая деревня во всей части! Мое повышение – лишь вопрос времени. - Что… - раздался за их спинами чужой голос.       Вздрогнув, Элли развернулась на сто восемьдесят градусов, Бенедетто же немного развернулся, что не помешало ему наблюдать за развивающейся ситуацией. Миранда стояла в дверях, схватившись за грудь, а потом мотнула головой и с грозным видом подошла к подруге, которая сохраняла свой невозмутимый вид. Прист остановилась совсем рядом с ними, было видно, как она дрожит от распирающих ее эмоций. - Я тобой дорожила, считала тебя подругой, а ты решила лишить моего мужа положения, которого он так старался вернуть? - голос Миранды был таким грозным, что казалось, будто она вот-вот начнет рычать. - Ты выкинула меня из своей жизни из-за пары выкидышей, в которых я даже не была виновата. И это не единственная причина, просто этот пример намного лучше описывает то, насколько для тебя эта дружба была ценна. - С рождением Дироно я изменилась. - Нет, - Элли покачала головой. - Ни капли. Только стала больше трещать о радостях материнства, не думая о том, как мне тогда было тяжело и больно. Единственным, от кого я получила хоть немного сочувствия – были твои дети. - У меня один ребенок. - Да,оговорилась. И такое бывает.       Миранда сщурила глаза, пытаясь заглянуть в душу подруги, но ничего, кроме холодной, неприступной стены не увидела. Это ее даже немного разачаровало. А детстве ведь Элли не была такой: она была улыбчивой, энергичной девчушкой, которая не прочь была полазить по ветвям деревьев прямо над рекой или в еще каком-то грязном месте, что очень бесило тогда еще Керат. И из ряда вон выходило, что ее отец это поощарял. Сейчас же Прист видела, что даже при этом факте Эллиот смог воспитать из своей дочки его копию. И это ей тоже не нравилось. - Что ж, ладно, - она сморгнула выступившие слезы и, собрав все свои силы в кулак, посмотрела на лицо Элли. - Раз уж ты теперь действительно существенный враг для Кристиана, то… Я больше не хочу видеть тебя в нашем доме, Эллианер Маридон. - Ты правда думаешь, что мне от этого будет плохо? - Элли отвернулась в сторону подъезжающего к площадке у лестнице экипажу и стала спускаться. - Очень мило с твоей стороны, но ты скорее подарила мне уважительную причину уехать отсюда.       Не долго думая, Бенедетто направился за ней. Открыв дверь подъехавшего экипажа, он рассматривал его изнутри. Он никогда не ездил в нем, да и на лошади удавалось проехаться лишь пару раз, когда Тибальт брал его на задания в другие деревни. Тогда это казалось невероятной вещью. Быстро зайдя следом, он сел с противоположной от Элли стороны, не переставая рассматривать новую обстановку. Сейчас он чувствовал себя ребенком.       Они тронулись места, стоило назвать кучеру место назначения, и Элли закрыла небольшое окошко занавеской. Она выглядела очень беспечно, словно эта ситуация ее не капли не тронула, но было видно, что она все таки немножко нервничает – она то и дело сжимала в своих пальцах ткань поддола платья. И Бенедетто даже хотел спросить ее, не нужно ли ей поговорить об этом, но вдруг она резко вздохнула, собираясь что-то сказать. В молчании прошло несколько секунд. - Скажите, я могу спросить о том, какие у моего сына глаза? - с этими словами она сильнее сжала ткань в своих ладонях. - Синие. Очень-очень синие. - У него дедушкины глаза, - Элли улыбнулась и, видимо, перестала переживать. Ее плечи немного опустились, да и сама фигура стала более расслабленой. - Они у него тоже были очень синими и мне порой казалось, что это просто Боги решили дать ему кусочек неба… - Он, наверное, был очень хорошим демоном. - Невероятно хорошим, - на секунду голос Элли стал немного грубее, будто она отчитывала его за разбитую вазу. - Папа был довольно добрым, заботливым… Знаете, в детстве я любила много где лазить: по крышам, по деревьям, по почти развалившимся хатам и мостам…Совсем как среднесословные мальчишки. Да я с ними и лазила! Часто приходила вся грязная, и в то время как главная служанка, которая должна была за мной следить, ругалась на все поместье, он лишь смеялся и приговраивал: «Элли, ты так испачкала свою юбку, что я подумываю купить тебе штаны. И косичка совсем грязная». И через некоторое время он и вправду купил мне штаны, чтобы мне было легче лазить и я реже падала. Он у меня без предрассудков, только просил на официальных приемах вести себя подобающе юной леди. А вот Миранда все пыталась исправить этот, по ее мнению, «недочет». - Вы же говорили, что все время были вместе. - Иногда у нее были уроки игры на фортепьяно, иногда ее родители забирали ее на балы. В общем, времени на полазить было достаточно. Тем более мне было тогда всего-то восемь. А ваша жизнь, какая она была? - В детстве? Ну… - Бенедетто перебрал большими пальцами, думая о том, стоит ли рассказывать. - Она была совершенно обычной по меркам среднего сословия. Ну, почти. Мы тоже любили лазить, когда нам было восемь. Старик тогда за нами особо не следил, не считая уроков, которые он нам давал, и мы спокойно лазили по крышам соседних домов и их стенам. Временами у Меркуцио что-то внутри просыпалось и он всячески отнекивался от наших крышных приключений, а мы его только подначивали… - Вас много было? - Нет, совсем немного: я, Меркуцио и нанятый вами вор, да пятилетний Адам, который либо ходил за нами хвостиком, либо пропадал где то еще. А потом он возвращался весь грязный или в царапинах и старик его ругал! Был еще Франц, но его особо не выспукали – старик за него сильно боялся – а чуть позже в нашу кампанию пришел еще один мальчик и подружился с ним. Мы его еще Четырнадцатым звали. Ну, это все из тех, кто мог спокойно выходить гулять без присмотра. - А в целом? - Четырнадцать детей самого разного возраста. Чуть меньше чем через пол года старик пришел с еще одним и прекратил это дело.       Элли широко открыла глаза от удивления и ничего не говорила. На секунду Лилиз даже замер, а потом начал думать о том, какой же он идиот, раз рассказал такое. Навряд ли пятнадцать детей в одном доме у нее ассоциировалось с хорошей жизню. Как раз таки наоборот, кому не скажи, все начнут думать, что жили все в грязи, слезах, криках и еще большей грязи. Благодаря Адаму это действительно совсем немножко являлось правдой – этот хер лет до четырнадцати ненавидел мыться – но в основном все было более чем в порядке.       От затянувшейся тишины на горло будто бы стало давить. Это все прекратилось, когда Элли резко вздрогнула, как от холода и, замотрав головой, часто заморгала. Она провела ладонями по лицу, будто снимая с нее невидимую паутину, и посмотрела на Бенедетто. Сглотнув, она хрипло произнесла: - А не проще было бы относить их всех в приют? - Это вы считаете, что это лучшая перспектива, - сказал Лилиз, покачивая головой. - А на самом деле приют – смерть с очень большой вероятностью. Там о новорожденных детях особо не заботятся, что уж говорить о тех, кто постарше. Их не лечат, из-за чего частые вспышки болезней, кормят мало… Выживают сильнейшие, как говорится. И если бы мы туда попали то… Я бы истек кровью, Меркуцио бы просто не стали отогревать и лечить от его нервных болезней, так что вывод напрашивается сам собой. Пару раз старику приходилось относить туда детей просто потому что не было другого выбора. Он не брал девочек к нам в дом, а что-то сделать было необходимостью. - И всех их бросили родители… - Не совсем. У Франца родителей сдуло и он точно сирота, как и Четырнадцатый. Я не очень знаю подробности, но у него родители тоже умерли, а родственники забрали все имущество, когда ему было всего семь.       И они замолчали. Тишину прерывал лишь стук копыт и редкие обрывки разговоров снаружи. Проблема Высших заключалась в том, что как бы они не старались погрузиться и понять всю природу жизни среднего и низшего сословий, они этого никогда не узнают. Они всегда смотрят на всю эту остановку будто бы через призму, что немного сглаживает углы, Бенедетто это давно понял. И увидеть всю эту жизнь мог лишь тот, кто в этой самой среде вырос. А вот погрузиться в жизнь Высших было легко, если твои рожки плотно прилегают к голове или если у тебя есть друзья там. И то это было необязательно.       Наблюдая за тем, как Элли крутит кольцо на своем среднем пальце, Лилиз думал о том, что ему стоит делать дальше. Назад он сам себе запретил возвращаться, но из-за разговоров с демонессой сердце стало чувствовать тоску по старому другу и прямо таки желало его увидеть. Но этого нельзя было делать! И куда он пойдет дальше? У него не осталось убежищ, о которых не знал бы Меркуцио. Можно было бы пережадть, когда он оббегает их и успокоится, но до этого момента нужно было где-то жить. А бегать от одного схрона к другому не вариант – хер узнаешь, не прибежит ли друг именно сейчас.       Схронами они называли небольшие убежища, в которых можно было переждать, пока тебя перестанет искать стража. Обычно это были какие-то Богами забытые катакомбы или заброшки и у Бенедетто они располагались либо в каналах, либо в бедных районах совсем рядом со стенами, где была куча складов и пустых чердаков, либо на крышах в голубятнях. Один раз он так спрятался в пустом поместье. И обычно у них они были фиксированным местом, куда другие не должны были приводить стражу по средствам своего отступления. И они не приводили, что интересно. - Знаете, а я очень люблю лошадей, - немного хриплым голосом начала Элли, стараясь сгладить напряженную обстановку. - Они мне кажутся неверояно верными и красивыми. И после начала этой истории с Кристианом я часто просто ездила на них на прогулку. А порой и отец присоединялся ко мне на своем коне. Он у него большой был, черный, только с белой полосой между глаз. А мне всегда нравились лошади светлые, особенно цвета карамели. - Сейчас нас везут темные лошади. - Это был его экипаж, - Элли провела по резной дверце кончиками пальцев и на ее губах появилась слабая улыбка. - Где-то тут был вырезан герб, но на него нужно смотреть под определенным углом, чтобы увидеть. Он мне об этом рассказывал, а я уже и не помню, каким оно должно быть… - Может, необходимо смотреть примерно с «роста» вашего отца? - Думаю да. У меня есть и свой, но он без крыши, а в длительные поездки я не очень люблю идти без стен и крыши.       Экипаж немного качнуло и они остановились. Не зная, что нужно делать в этой ситуации, Бенедетто молча сидел, иногда посматривая на дверцу. Через некоторое время ее открыл слуга и помог Элли выйти, он же спокойно выпрыгнул сам. Беглым взглядом осмотрев отель, он придержал для демонессы дверь. К его удивлению, колокол невдалеке пробил восемь раз. Надо же, как быстро тянулось время… Тряхнув головой, он отмел эти мысли в строну. Прошел день незаметно и прошел, что уж тут. Закрыв дверь, он прошел к небольшому диванчику совсем недалеко от стойки хозяина и присел на него, наблюдая за тем, как спутница снимает себе комнату.       Немного поругавшись с хозяином, она все таки смогла добится того, чтобы ее послеили именно в тот номер, в который она хотела – в тринадцатый. Вор вздернул бровью на этот счет, думая о том, почему именно эта цифра, ведь были свободны и более ближние номера. Хотя, зная Элли, в этой цифре было заложено какое-то свое, дорогое для нее значение. Может ее дата рождения, может отца, а может еще что. С гордым видом победительницы она подошла к нему, кинув короткий взгляд на вставшего чуть поодаль черта-слугу. Бенедетто встал с места, ожидая ее слов. Хозяин отеля тем временем направился относить в номер демонессы запрошенное ей вино. - Я в вас более не нуждаюсь, - сказала она, протягивая ему руку. - Не последуете же вы за мной в номер… - Конечно нет. - Хотя…У меня есть дело, в котором мне понадобятся ваши умения. Для вас не будет затруднительным придти ко мне завтра в районе четырех часов? Но предупреждаю сразу, дело довольно долгое и придется на время покинуть город. - Постараюсь зайти, - Бенедетто пожал ей руку. - До завтра, Элли Маридон. - До завтра, Инфрит Джо… - Просто Бенедетто. Не представлюсь же я в доме ваших предателей настоящим именем, -поправил ее Лилиз, уже направляюсь к выходу.       Когда он вышел, сильный ветер сбил его капюшон. Вздохнув, он вернул его назад и стал придерживать ладонью, чтобы этой ситуации не повторилось. Решив, что пока не стоит лезть на крыши, он спокойным шагом направился в сторону гильдии. Да, пока он не будет возвращаться, но он решил посмотреть как они там через окно. Стол Меркуцио стоит рядом с окном, он точно мелькнет. Главное ему самому не попасть в поле зрения друга, а то он выбежит за ним прямо в легкой домашней одежде и босой. А им обоим это не надо было.       Обычно лавочники закрывались в девятом часу, но сейчас был сильный ветер, из-за чего некоторые закрылись добровольно, а некоторых внуки буквально заставляли закрыться, боясь за здоровье родственника. Одна девочка так сильно кричала на свою бабушку о том, что у нее продует спину, если она сейчас не уйдет, что помимо травницы закрылись еще несколько старичков. Наблюдать за этой ситуацией было забавно.       С каждым пройденым метром в сторону гильдии становилось все страшнее, а ноги будто бы тяжелели. Само тело протестовало против этой идеи, казалось, что он уже возвращается туда окончательно. Но он не мог не посмотреть, не так ли? Поэтому он сжимал все свои силы в кулаке и все таки шел, несмотря на беспокойство и начавшееся чувство тошноты. Через некоторое время появилось и непреодолимое желание повернуть назад.       Свернув в их переулок, ведущий к гильдии, Бенедетто дошел до первого поворота и по дому перед ним забрался на крыши. Света стало поменьше от собирающихся туч, но он все еще мог спокойно передвигаться по пространству. В случае чего начнет использовать заклинание морока – оно начнет светиться, но не пропадет, так как ему нужно закрепится на чем-то живом, чтоб потухнуть. Или он сам должен будет захотеть его убрать.       С горем пополам добравшись до места назначения и чуть не упав из-за съехавшей ноги, Бенедетто притаился в тени за трубой соседнего дома. Зачем в складном помещении трубы он не знал, но видимо они были нужны, раз присутствуют. В это время все уже должны быть внутри, так что вариант того, что его заметит кто-то,возвращаясь по крышам домой, очень маловероятен. При этом еще и ветер сбивал с ног, так что на крышу никто бы не полез, предпочтя этому пути более длинный по их «лабиринтику». И сейчас он лежал на крыше, оперевшись носками в трубу водослива и, слегка выглядывая из-за трубы, смотрел в горящий прямоугольник пока не заштроенного окна. Подумав о том, что свет может вдруг отразится от стекл в маске и его так заметят, он быстро снял маску и приладил ее к ремню. Теперь можно было принять более удобное положение головы, а то шея слишком затекала в этой позе а-ля «слегка вытяни голову, но не спали свой длинный клюв». Капюшон же спал с головы просто из-за принятой им позы, так что он не жаловался.       Ожидание, казалось, было вечным. Он уже успел пересчитать все кирпичики, которые мог рассмотреть с этого расстояния, когда Меркуцио ненадолго мелькнул в окне, подняв руки вверх и, видимо, потягиваясь. Наверное опять много работал, а его не вытаскивали из-за стола. Такое неоднократно было, когда Бенедетто уходил на весь день по делам, а перед сном выслушивал от заработавшегося друга про боль в спине. Это был глупый, порой надоедливый ритуал, но такой уютный. В такие ночи ему нравилось засыпать под эти монотонные жалобы, а при пробуждении замечать, что его укрыли одеялом и немного ослабили шнурки на штанах и воротнике рубашки. Еще одна милая, домашняя традиция.       Второй раз происходит примерно через пятнадцать минут после того, как колокол вдалеке отбивает девять раз. Тогда Лилиз был уже готов завыть от скуки и все же пойти туда, домой, нарушив все законы собственной логики. Мереуцио появляется в окне и, судя по всему, общается с кем-то, кого в окне видно не было. Он аккуратно берется за штроу и замирает, слушая собеседника. После он вздыхает, на несколько секунд опускает голову вниз, но потом резко поднимает и, котортко ответив, задергивает штору. Когда пропадают прямоугольнички света, Бенедетто чувствует какую-то странную тоску. Хотелось, чтоб они вернулись и можно было снова наблюдать за ними хоть целую вечность. Но от бывших горящих окон остается лишь маленькая щелка между половинками штор, через которую ничего не увидишь.       Громко промычав, Бенедетто ударился головой о черепицу. Специально, чтобы мысли пришли в порядок и ему просто стало больно. Полежав так секунду, он все же накинул на себя капюшон и сел, опираясь на трубу спиной. В пояснице неприятно потянуло – тело немного затекло, пока он так лежал. Впрочем, он не видел в этом чего-то страшного и решил просто переждать, пока эта небольшая боль пройдет. Это должно произойти в течении трех минут, может пяти, не более.       С глухим стуком на капюшон прихемлилось две капельки. Задрав голову, Лилиз посмотрел на дождевые облака, и поспешил спуститься вниз. Если начнется дождь, станет опасно спускаться с крыш, а находиться на них он не хотел. Да и никто бы не захотел стоять под стеной падающей сверху воды, не имея возможности спрятаться хоть под что-то, чтобы это прекратить.       Стоило ему только спуститься вниз, как дождь усилился, а вскоре вода действительно стала падать плотной стеной. Когда Бенедетто добежал до хоть какого-то навеса, вся его одежда насквозь промокла, а сам он продрог до нитки. Что уж сказать, жизнь его явно любит. Дверь, у которой и была эта небольшая крыша, была заперта, а отмычек у него, как на зло, не было. Смирившись с перспективой, что сулила ему заболеть, он устало сел на крыльцо и обхватил себя руками. Было довольно холодно, так что он пытался согреть себя хотя бы так. Выдохнув облачко пара, он поджал к себе еще и ноги. Ситуации это особо не помогло, но от неприятного ощущения холода и мокрой одежды на теле действительно хотелось сжаться в комочек и лечь. Желательно, конечно, рядом с огнем, но он просто не мог развести тут костер.       Дождь ему нравился, но не сейчас. Порой он любил встать под дождем, сняв капюшон, чтобы ощутить, как капли приземляются на сухие волосы; порой он любил сидеть у окна и наблюдать, как капли падают в небольшую лужицу на соседней крыше – она не очень ровная и там иногда образовывались лужи – и слушать, как вода стучит по водостоку; порой он любил открыть дверь на заднем дворе и сидеть там с чашкой кипятка, слушая мирный шум и ругательства других о сквозняке или холодном воздухе с улицы. Иногда к нему присоеденялся Меркуцио, принося с собой пару конфет противной лакрицы и они молча сидели, смотря на круги в лужах.       Один раз друг даже смог заставить его попробовать эту черную гадость и этот вкус Лилиз чувстовал еще долго. И чем она так ему нравится? Нет бы любить орехи, как Франц, но нет, ему нужно было полюбить эту дрянь. Пару раз он даже прятал их от друга, но эти конфеты, чтоб их, были довольно дешевыми и он просто покупал еще и заставлял его сьедать украденные. Он каким-то неведомым образом находил места, где он их прятал. И таким образом он вскоре просто отучил ворона от такого рода практики. Он просто не хотел вновь мучаться.       Молния на секунду осветила пространство и Бенедетто заметил знакомую фигуру, сидящую на соседнем периле. На секунду испугавшись и даже дернувшись от испуга, он подуспокоился, стоило ему только почувствовать тепло в кончиках пальцев. Он неосознано использовал заклинание… Это было странно, ведь обычно такое случается только в начале переходного возраста, когда мана в теле начинает «шуметь», а ребенок еще не до конца разобрался, как ее контролировать. Думая об этом, он поднял взгляд на фигуру. Не Меркуцио сидел на периле, опираясь одной рукой на стену, а вторую положив на колени. Задумчиво склонив голову, он все же спрыгнул со своего места и подошел ближе. Действительно, иллюзия – у настоящего стучали бы каблуки по деревянному крыльцу, а фигура никаких звуков не издавала.       Фыркнув, Лилиз сложил руки у груди и грозно посмотрел на собственное заклинание. И, не смотря на то, что оно появилось случайно, он не хотел его убирать. Так становилось спокойнее и мысли о том, что скоро придется либо отдавать коньки, либо долго болеть, будто бы отходили на второй план. По приказу, фигура села рядом и знакомо склонила голову вбок. Хах, забавно. Бенедетто вдруг почувствовал ту детскую радость и небывалый интерес к этому заклинанию. Когда он его только-только создал в первый раз, он долго проверял, что именно может это чудо, которое тогда выглядела как обычная кошка с ожогом на боку. Он тогда не мог прекратить приказывать ей залезть куда-то, перекувырнуться, дать себя погладить или наоборот царапнуть попавшего тогда под лапу Каверина. Ох и слез же было от небольшой царапки... - И… Ты чего-то хочешь или просто? - из головы совсем вылетел тот факт, что оно не умеет разговаривать. Совсем и ни в каком обличии.       Фигура на это лишь нагнулась, сталкиваясь лбами. По желанию она могла быть как и реальной, так и дымчатой, которой и являлась. Сейчас она была совсем как демон на ощупь, так что это касание было не таким уж и болезненым. Оно недолго подышало на Бенедетто, буря его своим несуществующим взглядом – лица у заклинания считай и не было, оно давало лишь размытую фигуру – а потом плавно отстранилось, сев ровно. Покрутив головой по сторонам, фигура указала ему на небольшой склад, в котором слабо горел свет.       Бенедетто хмыкнул. Это было вечно пустое складное помещение и как раз из-за того, что оно было пустым, его уже давно бездомные и пьяницы сделали чем-то вроде убежища, где можно было переждать дождь или провести там ночь и не замерзнуть. Все в той или иной степени хотели иметь свой уголок и эти персоны не были исключением. Пару раз он уже бывал там и все было относительно спокойно.       Сомневаясь, стоит ли идти туда и пустят ли его вообще, он провел пальцами по мокрой ткани. Из-за перчаток он не чувствовал прикосновения ладонями, но места, где он проводил, покрылись мурашками. Он даже вздрогнул. Опять сверкнула молния, а через некоторое время грохот прошелся по пространству подобно шарику из метала, который упал и теперь катится в случайном направлении. Иллюзия Меркуцио убрала его ладони от тела и накрыла своими. Теплее не стало, но он чуть подуспокоился. Дрожа, он посмотрел на свет в окне. Может, и правда стоит попробовать. Сильнее не промокнет.       Отцепив маску от ремня, он кое-как надел ее на лицо и от собственного дыхания лицу стало потеплее. Стало полегче и он, найдя в себе силы все таки убрать эту дурацкую иллюзию, поправил свои перчатки и выбежал под дождь. Это всего лишь пара метров, пробежит.