Не Пойман - Не Вор

      — Так ты скажешь мне, куда мы идем?       — Да еще недолго осталось, потерпи!       Меркуцио уже был готов развернуться и уйти. Ему хотелось домой, к ребятам, праздновать свое шестнадцатилетие, а Бенедетто вытащил его под каким-то глупым предлогом и они уже более часа шли непойми куда. И все время он смотрел на него из-под своей маски так хитро, щуря глаза, что даже хотелось узнать, что такого он задумал. Хотелось даже стянуть эту ткань с губ и носа и слегка ударить. Чтобы не гордился больше нужного.       Народу здесь было намного меньше, чем обычно. Да и понятно было, почему — это была окраина, где мало кто живет. И что такого ему здесь понадобилось, раз он потащил его с собой? Вот только как бы не хотелось, он почему то не мог отказать ему в очередной авантюре и не уходил. Видеть эти горящие интересом и хитростью глаза, которые так и говорили «Вот сейчас, вот еще чуть-чуть и ты обрадуешься, я уверен!» было волшебно и даже будоражуще.       Завернув за угол Бенедетто коротко посмотрел на него с несукрываемым счастьем и, взяв у запястья за руку, побежал вперед. У него даже спал капюшон, открывая остальным вид на верхнюю часть его лица и темные, слегка кудрявые волосы. Но впервые за долгое время Меркуцио видел, что ему на это все равно, что друг сейчас видел лишь свою идею. И он бежал следом, чувствуя, как от нахлынувшего счастья и других, непонятных эмоций, становится труднее дышать. Подбежав к стене, Лилиз остановился, задрав голову и щурясь.       — Вот, — протянул он, расставляя руки в сторону. — Ну, не совсем это… Нам надо наверх.       — Ты совсем?! Там метров десять!       — Да ладно тебе, — он разачарованно отвел взгляд в сторону. — Ну пожалуйста!       Меркуцио почувствовал, как краснеет от одного лишь вида этого умоляющего лица. С одной стороны, лезть туда было сущим самоубийством, с другой — этого просил Бенедетто, да так жалостливо, что выпрашивающие у дяденек монетку сиротки позавидовали бы. И он не мог ему отказать. Коротко кивнув, он подошел к стене и стал искать точку, с которой можно было бы начать подъем.       Это было странно и даже немного глупо — лезть наверх. Они ведь могли бы просто выйти, но нет, зачем-то Бен тянул его именно туда, наверх. И он послушно лез, стараясь не думать о том, что случится, если он не удержится и упадет. Хорошо, что она была очень неровной, плохо, что она была нервоной настолько, что Бенедетто решил сюда залезть. И ведь он точно это уже делал — забирался быстрее и уверенней, чем по незнакомым поверхностям.       Когда Меркуцио уже почти забрался, Лилиз вдруг попросил его смотреть либо себе под ноги, либо закрыть глаза, чтобы не видеть чего-то очень важного. Это было очень странной просьбой: стена достаточно толстая, но ограждений на ней никаких и можно было упасть, но… Он опять не смог противиться этому умоляющему взгляду, так что как только он залез, стал смотреть на каменную поверхность под собой. Бенедетто помог ему встать и аккуратно повел куда-то.       — Это старый бастион. Вот уж не знаю, зачем они есть у стен, но они есть! И там почти ничего нет, просто деревья, да развалины какие-то… Но мы тут не за этим, а… За этим! Поднимай глаза.       От открывшегося вида у Меркуцио закончился воздух в легких. Величественные ели растилались до горизонта и сейчас, впервые за всю свою жизнь, он видел их верхушки, да и просто видел их. Вдали они, казалось, упирались в небо, держа его и скрывая собой край звездного полотна. Это, вкупе с высотой, захватывало дух, переворачивало все внутри и он почувствовал, что стоит на вершине мира, смотрит на него.       — Мы можем и на город посмотреть, он красивее, — Бенедетто вдруг замолк, видя, как заворожен друг. Он знал, что природу Меркуцио любил больше их города, который порой казался ему бетонной клеткой. — С днем рождения.       — Спасибо, — Меркуцио вдруг обнял его за плечи, не в силах сдерживать эмоции. — Я… Я даже не знаю, как тебя…       — Эй, у тебя день рождения, какие благодарности?       — Просто здесь я… Я будто дышу, знаешь! — Меркуцио восторженно смотрел то на друга, то на лес за стенами, будто боясь потерять и то, и другое. — Будто и нет ничего страшного, и мыслей нет никаких.       Бенедетто улыбнулся речи друга и сел на стену, похлопав рядом с собой. Он сел рядом, чуть ли не касаясь его пальцев своими, но сейчас они не думали об этом и лишь смотрели на то, как мирно трясутся ели и блестят вдалеке звезды, как летают птицы и прыгают меж верхушек особо смелые белки. Эта обстановка была для Меркуцио волшебной: никто не кричал, не просил его что-то сделать и здесь он чувствовал себя самим собой, мог даже расслышать свои собственные мысли.       Сердце буквально горело счастьем и он не мог оторвать взгляда от этой картины. Вдруг Бенедетто дернулся, будто что-то вспомнив, и потянулся к своей сумке. Меркуцио заинтересованно вытянул голову в его сторону, но так и не смог увидеть, что именно ищет друг. Да и тот накрыл его глаза ладонью. Пофыркав, он немного отсел от него, чтобы все же видеть белый свет, но Лилиз сделал тоже самое и они все так же находились в том же положении. Очередную попытку возмутиться он так и не успел начать — Бенедетто вытащил синее яблоко. Оно было большим, еле помещалось в его ладонях, и блестело на свету подобно стеклянному мячику на праздничную ель.       — Я… Украл его для тебя, думал, что будет хорошим подарком, но… Это такая херня, знаешь!       Прерывая его речь, Меркуцио взял его в руки так, будто брал хрупкий хрусталь, и провел по нему большим пальцем, проверяя, настоящее ли оно. В голове не укладывалось, что в этот день столько… Столько всего радостного, столько невообразимого и дорогого! Он за всю свою жизнь их не ел, а тут такой подарок.       Нажав на серединку, где обычно находилась веточка, он попытался разделить его на две части, но у него все не получалось это сделать. Бенедетто вдруг накрыл его руки своими, стало тепло-тепло и немного сперло дыхание и сердце забилось чаще. И пока он предавался чувствам, удивленно смотря на их ладони, Лилиз надавил сильнее, но у него так и не получилось сделать задуманное. По этой причине он забрал яблоко себе, стараясь сделать это в одиночку. Под тихий хруст мякоти, Меркуцио растроенно прикусил губу, скучая по тому секундному теплу.       Бенедетто тем временем разделил яблоко на две части, немного криво. Получилось так, что одна часть была заметно меньше другой, и большую из них он протянул Меркуцио, который удивленно уставился на нее, немного краснея.       — А…А ты хочешь обе? Б-Бери! — Бенедетто вытянул и вторую руку вперед, смущаясь и ругая себя за недальновидность.       — Нет, я просто… Почему ты даешь мне ту, что больше?       — Н-Ну она ведь твоя! — он отвел взгляд в сторону, радуясь, что маска закрывает щеки — они почему-то стали теплее. — Да и яблоко твое! Бери!       Опасаясь того, что друг возьмет себе меньшую часть, он прижал ее к себе. От нечего делать, Меркуцио взял себе большую, смущенно отворачиваясь и даже не желая есть столь роскошный подарок. Бенедетто же спустил свою маску на подбородок и стал с довольным лицом есть синий плод. Мякоть у него была пастельно-голубой, почти белой, и очень сочной с сладкой. Промычав от радости, он даже не обращал внимания на то, что сок течет под подбородку.       Откусив немного, Марсэтт посмотрел на друга, который мирно жевал свою часть и широко улыбался. Со стороны он напоминал зверенка, который впервые за долгое время дорвался до еды. Он самозабвенно ел, смотря в даль и не обращал внимания на испачканное лицо. А у Меркуцио сердце забилось чаще от вида довольного друга…       — «Люблю…» — пронеслось в его голове и он быстро отвернулся, стараясь прогнать бабочек в животе заеданием яблоком.       Он почти не чувствовал вскуса, он все думал о том, что сейчас такого произошло, что он вдруг пришел к этой возмутительной мысли. Все ведь было в порядке раньше… Наверное, это просто он так разрадовался, что принял простое чувство благодарности за любовь. Он встряхнул головой, понимая, что это не так, что убедить себя в ином — лишь попытка избегать проблемы, запереться от самого себя.       Бенедетто уже доел свою часть и теперь вытирал ладони о штаны. Грязнуля! Он стал вновь смотреть на ели, ждя, пока друг прекратит жевать или доест. Он тоже испытывал дикую радость: ему было приятно, что он наконец смог пробудить в Меркуцио давно замерзшее счастье. Оно давно не появлялось на его лице или даже в глазах, так что это он считал истинным достижением. Это было прекрасно.       — С днем рождения, — тихо сказал он, наблюдая, как друг доедает сердцевину.       — Спасибо… Черт, теперь мой подарок на твое кажется невероятно жалким…       — Да ладно тебе, твой будет лучше! У меня то что… Просто прогулка и яблоко.       — Дорогое, очень вкусное яблоко и такой вид, который я даже представить не мог! — Меркуцио слабо ударил его по плечу, негодуя. — Я буду скучать по этому дню… Жалко, что старик запрещает выходить в лес.       — Ну уж нет! — Бенедетто вскочил на ноги, не боясь упасть. — Так не честно! Ты тоже должен сходить туда, ну и что, что ты болеешь часто?       — Бен…       — Ну правда, — Лилиз опустился на колени. — Это не честно. Хм… Давай так… Я, Бенедетто Лилиз, торжественно клянусь, что когда нибудь, когда уже стану взрослым, отведу Меркуцио Марсэтта, моего невероятно дорогого друга, в лес и сделаю его самым счастливым!       — Увидеть лес изнутри… Думаю да, тогда я буду самым счастливым демоном в Аду! — Меркуцио широко улыбнулся, смущенно отводя вгляд в сторону и перебирая пальцами. — Но это слишком серьезно для этого дня, да и для тебя. Надо заключить какую-нибудь менее серьезную сделку.       — Вот уж не знаю, — он сел рядом с ним, чуть ли не соприкасаясь плечами. — Глупое… Глупое-глупое… О! Давай, когда мы уже прекратим расти в высоту, сравним наш рост и если ты окажешься выше меня, то я выполню любое твое желаение! Даже самое постыдное. Тебя такое устраивает?       — Да, вполне себе менее серьезная сделка… Давай, если ты окажешься ниже, то я буду иметь право один раз поцеловать тебя?       Бенедетто коротко рассмеялся и кивнул в знак согласия. Откинувшись назад, он лег на стену и вскоре к нему присоеденился и Меркуцио. Они не хотели отсюда уходить, им было спокойно и даже немного радостно от того, что этот день они проводят чуть ли не в одиночку, в приятной для себя почти-тишине. И у этого дня был какой-то особенный смысл, который они еще не понимали и просто наслаждались моментом.       Смотря на зведы и луну, Меркуцио иногда бросал взгляды на Лилиза, который бродил взглядом по небу и иногда приоткрывал рот, о чем-то задумавшись. Он вдруг провел рукой по своему горлу и старший оперся о локти, немного поднимаясь.       — У тебя все хорошо? Ты в порядке?       — Да, просто… Это странно, но мне было немного неуютно с тобой есть. Я не мог проглотить и смог сделать это лишь представив, что тут никого нет… — Бенедетто смущенно посмотрел на него, извиняясь одним лишь взглядом.       — Ох… Я думаю, это скоро пройдет. Так ведь?       — Не знаю, но думаю, ты прав, — он коротко рассмеялся, стараясь отвлечься от своих мыслей.       Меркуцио все еще немного боялся, так что сел рядом, а после заставил сделать так и Бенедетто. Он не хотел, чтобы с ним что-то случилось и он, не дай Боги, простудился или застудил себе что-то. Ему не нужен был больной друг! В такие периоды он слишком много ныл, а сейчас этого не очень хотелось.       — Знаешь что? — Бенедетто случайно положил свою ладонь на его, даже не заметив этого. — Я не хочу, чтобы этот день кончался, чтобы мы вечно были здесь… Эта обстановка и атмосфера, она очень уютная, знаешь?       — Не думаю, что хотел бы остаться здесь навечно! — Меркуцио немного рассмеялся. — Это ведь скука смертная. А так ты прав… Мне тоже нравится эта атмосфера…       — Тогда я, Бене…       — У тебя и так много обещаний, Бен, — прервал его старший, тыкнув в нос. — Не надо еще больше.       Бенедетто возмущенно фыркнул, обижено отворачивась в сторону. Не обращая внимания на этот театр, Меркуцио обнял его, еще раз выражая то, насколько он благодарен ему за этот день.       — Ну да, я тут важные клятвы даю, а он… — бурчал Лилиз, медленно обнимая друга за поясницу. Этого стерпеть просто не могли, так что его быстро укусили за шею, не оставив даже следа. — Ай! Вот будешь еще так делать и я сейчас от тебя уйду!       — Не дави на жалость, маленький, — Меркуцио перестал его обнимать и хитро посмотрел на его лицо.       Под шквал возмущений и возражений о том, что между ними нет разницы даже в месяц, он лег на камни стены, громко смеясь и для безопасности прикрыв от друга ребра, в которые он очень любил тыкать во время таких вот споров.»       Меркуцио резко сел на кровати, тяжело дыша и стараясь не кричать. За стенами громко переговаривались ребята и только Тибальт еще храпел на своей кровати. Он провел ладонями по лицу, стараясь осознать ситуацию. Ресницы мокрые. Он не хотел вспоминать тот день, так почему… Тихо простонав, он уткнулся в свои колени, стараясь отойти от этого непонятного чувства неопределенности, которое всегда чувствуется после кошмаров. А еще его подташнивало. Он не хотел вспоминать тот день. ***       Бенедетто шел по крышам, в мыслях ругая пацана, что решил украсть у него деньги. За ним пришлось бегать так долго, что придти домой он смог только на следующее утро! Несносному мальчишке много досталось, а ему пришлось досыпать остаток ночи в чьем-то сарае, благо хозяев не было в доме и его не заметили.       Проскакав оставшиеся несколько крыш, он встал, начав наблюдать за дверью и Тибальтом, который тоже бурил его взглядом. У них даже произошла маленькая игра в гляделки, во время которой Бенедетто думал о том, что же сделать с сумкой. Там сейчас очень важный груз, нельзя, чтобы он пострадал! Решившись, он отстегнул ремень сумки от ноги и быстро спустился к ящикам, после чего положил ее на один из них.       — Я так понимаю, маску мне лучше снять.       — Как хочешь, — Тибальт уже подходил к нему, поправляя перчатки.       Лилиз выдохнул и быстро снял с себя маску, оставив ее рядом с сумкой, и просто стал ждать. Ему не хотелось драться, да и понятно было, что это лишь результат его действий и решений. Да и Тибальт защищал Меркуцио довольно часто, так что это не было для него чем-то удивительным и невозможным.       Тибальт резко ударил его по щеке и он, не сумев скоординироваться, упал на землю, при этом боком ударившись и об другой чертов ящик, который, слава Богам, не был настолько важным во всей конструкции, чтобы они упали. Его пнули под ребра, заставляя немного откатиться от стены, примерно на середину двора. Сразу же за этим — удар в живот, от которого в теле сжимается все и он чисто автоматически принимает закрытую позу, в попытке ее снизить. Старший нагибается вниз и силой заставляет выпрямится, больно ударив по груди совсем рядом с ключицей. Опять удар по щеке. По подбородку и опять по щеке, но теперь другой. Да чем ему так нравится его лицо?! В нос.       — С него уже хватит! — Тибальта вдруг убирают от него и сперва Бенедетто даже не понимает, что все закончилось. Как-то быстро…       — Ты не знаешь, хватит ему или нет! Не ты успокаивал!       — Не я, — в голове звенит так, что он даже и голоса не различает толком. — Но не думаю, что он достоен множественных переломов. Если он умрет, Меркуцио тебе спасибо не скажет.       Перед глазами маячат пятна и одно из них нагибается к нему, увлеченно разглядывая. Оно аккуратно ощупывает его лицо, проверяя, цело ли оно вообще. Звон начинает сходить на нет, а картинка перед глазами все точнее, становясь чем-то целым. Ближним пятном оказывается Франц, который со всей своей врачебной увлеченностью рассматривал его лицо и видимо ждал, когда на нем появятся синяки. Прохрипев что-то невнятное, Бенедетто попытался встать, но от этого в боку сильно кольнуло и он схватился за место ушиба.       — Аккуратней! — Франц положил ему ладонь под грудь, чтобы тот не упал, но, очевидно, не мог долго его держать. — Ханни…       Бенедетто со всей аккуратностью берут под рукой и ведут в дом. Ему откуда-то понятно, что это Четырнадцатый и он даже воспринимает это как должное.       — Заберите мои вещи… И мне надо к Меркуцио, срочно.       — Уже, — под голос Хэльвара, Франц показывает ему его вещи в своих руках. — А тебя надо осмотреть. Меркуцио не пропадет, если подождет тебя еще… Сколько тебе надо будет?       — От десяти до пятнадцати минут, если он будет хорошим мальчиком. И Меркуцио с Джиро за продуктами ушел.       — Ну что, Бенедетто, — Хэльвар слегка встряхнул его, заставляя вернуться к реальности, — ты будешь хорошим мальчиком?       — Я тебе не псина.       Хэльвар рассмеялся и они быстро завели его в дом. Алед и Симир, сидящие за стойкой, стали шептаться подобно двум сплетницам, стоило только им его увидеть. От этого даже тошно стало. Серьезно, нельзя просто проигнорировать?! Франц шикнул на них и они замолчали. В остальном ничего страшного не было — остаток их пути они прошли в гордом одиночестве, никого не встретив.       Каморка Франца была тесной и темной, в ней несло спиртом и различными травами. От мешанины запахов действительно захотелось выблевать свой желудок, но он сдержался. Де Ниран тяжело вздознул, зажигая свечку и прося Хэльвара выйти. Бенедетто же оперся об стену, наблюдая за тем, как он начал ловко смешивать различные растворы, перед этим надев перчатки. Этот небольшой стук бутыльков успокаивал.       — Во первых, снимай верх, — приказал он, взбалтывая содержимое маленького бутылька. — А во вторых, говори, что болит.       — Бока, живот, лицо… И еще меня тошнит от запаха тут. Давно проветривал?       — Окна нет. Тебе придется и органы просвечивать.       — Схера ли?       — Мало ли травма живота, — Франц впихнул ему в руки тот самый бутылек, смотря на него со всей возможной злостью. — А с ней ты долго не проживешь. Пей давай, посмотрим кости.       Бенедетто послушно выпил препарат, ждя, когда проявится результат. И опять его кости начали гореть зеленым светом. На этот раз даже было как-то скучно и он воспринял это как должное. А Франц стал рассматривать его кости, проверяя даже руки и ноги. Только в рот не заглянул, и на том спасибо.        — Ты невероятно удачлив, — младший фыркнул, проводя пальцами по его носу. — Даже его не сломали.       — Странно, там же змееносец горит.       Франц не обратил внимания на его колкость и стал осматривать его синяки, пока ожидал прекращения действия препарата. Лилизу это не очень нравилось — порой он слабо бил прямо в больное место и спрашивал, больно ли и насколько. В какой-то момент ему даже начало казаться, что все это он делает только чтобы поиздеваться.       Вскоре кости потухли и Франц стал просвечивать ему органы своим заклинанием. Он специализировался на них и кровеносной системе, так что мог делать это своими силами, не использвя различные растворы и препараты. Всегда, когда пентаграмма передвигалась по телу, было немного щекотно, отчего «больные» всегда напрягались, стараясь сохранять серьезный вид. Он осматривал абсолютно все, хоть порой эти органы вообще находились в непострадавшей зоне. В один момент он просто остановился на животе. Бенедетто не мог видеть, что там происходит и как это вообще выглядит, так что короткий хмык от друга его невероятно напугал.       — На пол ложись.       Франц подошел к своему столу, опять начав что-то мешать в нем, толочь и даже растворять. Старший немного растерялся, но послушно лег, оставив стул как можно дальше для того, чтобы в случае чего было побольше места. Теперь слушать звуки подготовлений было страшно, ему казалось, что за ним просто пришел агент Смерти чтобы снять с него кожу и наконец убить. Но этого все не происходило, перед глазами не появлялась фигура в плаще и он все так же лежал на полу. Перед глазами появился де Ниран, вкручивающий иглу в шприц.       — Эй, что происходит?       — Не задавай вопросов, — Франц резко ввел иголку ему в бок. — Скажу только одно: если я это не сделаю, то ты как минимум станешь недееспособным вором и будешь дома сидеть. И это в лучшем случае.       Бенедетто не успел спросить у него, в чем именно проблема. Вдруг он резко похолодел, а сознание померкло. Это было странно: он видел стену, на которую теперь смотрел, но не чувствовал своего тела, только этот холод, да и слышал как-то странно. Все мелкие звуки, наподобие удара шприца о пол, будто усилили раза в два, а то и больше, речь же была неслышима, только отголоски доносились до него.       Хэльвар вдруг зашел в комнату, быстро закрыв дверь и протянув Францу небольшую миску с водой. Они явно разговаривали, но о чем разговаривали… Хотелось опять слушать, а не надеятся на свое зрение, ограниченное теперь одной лишь стеной и куском севшего рядом Мавера. Время тянулось долго, невозможно долго и от этой вечности захотелось выть, громко-громко выть, но он не мог. Тепло вернулось, устроив в отвыкшем теле настоящий пожар, а осознание того, что теперь он вновь может двигаться, говорить и наконец нормально слышать, просто не укладывалось в голове.       А еще он наконец стал чувствовать боль от ударов Тибальта. Она накатила мощной волной, снося все преграды. Он даже тихо застонал, схватившись за живот и немного скрючившись. Ему протянули обезболивабщее и, хоть оно и было немного горьким, от него стало чуть полегче. Франц погладил его по голове, хваля за хорошее поведение.       — Боль должна скоро пройти, но сегодня тебе лучше не делать упраженения на пресс. И, если будешь где-то лазить, старайся не тревожить эту зону… И поешь что-нибудь легкое, так быстрее пройдет.       — Желудок, так? Как он тогда заживет, если будет работать?       — Мана, — Франц пожал плечами. — Не знаю, мы таких всегда кормим после операций. Ягоды, фрукты… Учитель говорит, что они просто дают больше сил, а я больше по кровеносной.       — Только не пои меня ртутью, — Бенедетто кое-как встал с пола и начал одеваться.       — Зачем? Тебе пока не надо.       Зло фыркнув, Бенедетто затянул последний ремень и накинул на себя сумку, к поясу которой за ремешок прицепили и его маску. Быстро выйдя из комнаты, он столкнулся взглядом с Джиро, который засыпал в мешок с кормом для шишины овсянку, а теперь еще и набюдал за тем, как старший выкладывает в свой ящик кошель и дневник. Он удивленно похлопал глазами, а потом просто махнул на него рукой и продолжил свое дело. Впрочем, для Лилиза сам он был не важен — важно было то, что он здесь, а значит и Меркуцио. Вот только на крыше и кухне его не было, как и в комнате у входа на первом этаже. Перед тем, как выйти на улицу, он решил проверить комнату младших и старика. И он действительно сидел там, у одиночной кровати, и задумчиво смотрел на невидимую точку перед своими ногами. Он напоминал испорченную марионетку.       — Привет, — сердце Бенедетто сжалось, когда друг вздрогнул от его голоса. — Я…Я тут…       — Где ты был? — тихо спросил Меркуцио, не смотря на него и сжимая пальцы на коленях.       — Это неважно! Важно, что я здесь и клянусь, что больше не уйду от…       — Больно мне нужны твои обещания! — голос Меркуцио внезапно сорвался на крик. — Как будто я все еще могу…       Он понурил голову, всхлипывая. Бенедетто же сел рядом, не решаясь до него дотрагиваться. Было немного старшно. Он потянулся к сумке и аккуратно достал яблоко, которое украл сегодня по дороге. На синей поверхности красиво блестел свет свечки и он невольно залюбовался, но быстро отмер и протянул его другу. Заметив подношение, Меркуцио уставился на него большими глазами. Он будто не верил, что он это видит. Аккуратно взяв его дрожащими руками, он все продолжал на него смотреть, видимо ища в этом какой-то подвох.       — Я…Я просто не знал, как еще… — Бенедетто вздрогнул, когда Меркуцио откусил яблоко и ни с того, ни с сего начал бесшумно плакать. — Э-эй, все хорошо! Я сделал что то не так?       — Дурак ты, — Меркуцио вытер слезы рукой и продолжил есть. — И как я тебя все еще люблю?       — Просто мы оба дураки!       — Ты говори так, говори, и я тебя точно не прощу.       — Чего? — Бенедетто встал на коленях, недовольно смотря на повеселевшего друга.       — Прощение одним яблоком не заработаешь, — Меркуцио потряс рукой с яблоком, а потом гордо отвернулся. — Надо нечто большее.       — Непреступная дама, — пробурчал младший, садясь назад. — Я и так поклялся тебе, что не уйду от тебя, а ты… О, я знаю нечто большее!       — Да ну, правда?       Меркуцио заинтересованно посмотрел на него, но Бенедетто молчал, будто набрал в рот воды. Было понятно, что он ждет лишь того, когда друг доест: весь его внешний вид показывал, что он уже был готов сорваться и пойти к этому нечто большему. Это умиляло.       Съев чуть больше половины, старший протянул Лилизу оставшееся. Тот уставился на него, будто не ожидая и не понимая этого. С таким лицом он выглядел совсем как птенец, который только-только увидел остальной мир за пределами родного гнезда. Теперь уже он удивлялся подношению. Рвано вздохнув и со срахом посмотрев на друга, Бенедетто медленно откусил совсем немного и стал задумчиво жевать, хмуря брови. В один момен они прямо взлетели, делая его глаза большими. Да и что говорить, Меркуцио тоже удивился. Впервые за много лет он смог есть с кем-то в комнате. Он смог проглотить.       Бенедетто не смог в это поверить, так что откусил еще раз и еще раз смог проглотить. И за этими проверками он сьел все осташееся яблоко. Удивительно, что началось и закончилось все одним и тем же фруктом… И одним и тем же демоном рядом. Переведя удивленный взгляд на Меркуцио, он открыл рот, чтобы сказать хоть что-то, но не смог даже подумать о том, что именно сказать. Случившееся выбивало из колеи и он просто не знал, что и сказать. Марсэтт же мило улыбнулся и мягко провел ладонью по его щеке, в то время как он сам напрягся, стараясь не выдать то, что ему больно до сплошных матов в голове.       — Сильно же Тибальт тебя побил, — голос Меркуцио был таким, будто он издевался и жалел ребенка одновременно. — Синяки на все щеки. Больно?       — Нет, мам, я храбрый мальчик. Ну так мы идем или нет?       И пока Меркуцио смеялся, Бенедетто взял его за руку и повел на улицу, одной рукой стараясь отцепить маску с ремня. Это сделать не вышло, так что он быстро вытащил из сумки свою старую тканевую, которую он носил с собой на всякий случай, и надел на себя, накинув и капюшон. Выйдя из гильдии, он отпустил руку друга — порой тут вертелись личности, которые могли это не так расценить — и просто шел рядом, слушая речь о том, как он плохо поступил и почему так делать нельзя.       Лилиз немного боялся своей затеи, особенно после травм, но раз уж он решил, то он это сделает. Сегодня он и так боялся — все думал, что не так отреагируют. Приходилось храбриться и все напоминать себе, что он сам привел себя к этому и надо исправлять собственные ошибки. Но даже так он не слушал свои мысли, полностью погружаясь в голос Меркуцио, который прямо-таки манил и затягивал, подобно пескам. И все слушая его, он чисто автоматически вел их, все желая взять его за руку или еще хоть как-то уталить тактильный голод, загоревшийся в нем. Он был как обычный: до него не обращали внимания до тех пор, пока перед глазами не появилась еда и в нос не ударил ее запах, сводящий сознание с ума. Он и правда очень вкусно пах своими чернилами…       — Так ты скажешь мне, куда мы идем? — этот вопрос вырвал его из мечтаний.       Он быстро осмотрел месность вокруг себя, чтобы понять, где они. Домов уже стало поменьше и выглядели они еще беднее, чем в их районе — окраина.       — Да еще недолго осталось, потерпи! — сказал он, воодушевляясь и беря спутника за руку.       Меркуцио вдруг вздрогнул, но он не придал этому значение и, аккуратно взяв друга за руку, побежал в нужную сторону. Было немного неприятно — синяки напоминали о себе — но даже так он смог добежать до стены и только там заметить, что с него спал капюшон. Ну и ладно, все равно спал бы, когда они полезут наверх. Широко улыбнувшись, он счастливо посмотрел на спутника, который сейчас смотрел на стену бастиона, задрав голову кверху.       — У тебя травма живота, — сказал он, опуская голову в прежнее положение. — Я туда не полезу — для тебя это слишком опасно.       — Да ладно тебе! — Бенедетто расстроенно вскинул руками. — Со мной все будет в порядке! Франц говорил, что можно!       — Хотя бы ради меня подожди пару дней, — Меркуцио грозно посмотрел на него, сводя брови домиком. — Пойдем, в каналах рядом есть проход наружу. Мы же туда идем?       — Ты все время знал о нем и молчал?!       Меркуцио фыркнул и пошел в сторону речного канала. Там действительно был небольшой ход, по которому, в теории, можно было пройти, но для этого нужно было идти боком и сильно прижиматся к стене. И там нужно было быть непонятно кем, чтобы суметь не потерять равновесие и не упасть в воду.       — Ромео выходит в лес через него, — Меркуцио сел на землю и спрыгнул на этот ход. — Так что вполне себе действенный способ.       — Где Ромео, а где мы, — рыкнкул Бенедетто, закатывая штанины, но не снимая сапогов. — Он узкий как не знаю кто!       — Он просто охотник.       Перед входом под стену, Меркуцио зажег одно из своих заклинаний и прицепил себе на грудь. Пастельно-голубая мана ярко освещала пространство, делая его практически таким же ярким, как и фонари улицу. У него мана всегда была яркой в темноте, хоть и имела мягкий оттенок… Кто-то считал это знаком внутренней силы, а Ривис все говорил, что это просто особенность организма. Интересно, где он пропадает, раз в гильдии его не видно… Задумавшись об этом, Бенедетто потерял равновесие и упал в воду. Быстро выплыв, он зло смотрел на друга, который громко смеялся, зацепившись за небольшой выступ для надежности       — Ты упал прямо… Прямо как доска! — часто прерываясь на смех, пролепетал Меркуцио.       — Очень смешно, — Бенедетто подплыл к ходу и положил на него руки.       Залезть на него было невозможно — он бы просто упал заново — так что ему приходилось плыть рядом с другом, скользя ладонями по холодному скользокму камню. И как он не падает? Вскоре они вышли на улицу и Меркуцио быстро перепрыгнул на лесную дорожку. Лилиз же проплыл чуть дальше и вышел из воды уже на берегу, где не было дорожек. Штаны испачкались, но они и так были не очень чистыми. Считай, этим падением он их даже постирал.       Стянув с себя сапоги и портянки, он взял их в одну руку и повел Меркуцио дальше. Нужный ему ручей тек метрах в десяти от них, так что до поляны они точно дойдут без проблем. Ему хотелось не столько набрать их для Мирисин, сколько просто побыть с ним, наконец показать ему лес и красивые виды. И наблюдать за тем, как он крутит головой, стараясь увидеть все и вся было невероятной вещью. Это умиляло и вызывало гордость за себя одновременно. Странное, прекрасное чувство.       Сейчас он был прекрасен в своем удивленни и плохо сдерживаемой радости: он аккуратно ступал по протоптанной тропинке, стараясь не наступать на растения по бокам, рассматривал деревья и кусты чуть ли не с открытым ртом и даже остановился, когда мимо них пробежала белка. И они просто гуляли, все углубляясь в лес и темноту теней ветвей его елей.       — Мило ты исполняешь клятвы, — сказал он, сев на землю радом с упавшем деревом. Они не дошли до той поляны буквально пару метров…       — Там недалеко поляна с цветами, хочешь мы…       — Я не люблю цветы, — Меркуцио поднял руки и жестом позвал его к себе. — Ну, не дуйся и иди сюда. Я очень ценю, что ты хотел сделать мне приятное этим видом, но мне очень нравится тут.       — В грязи у грязного дерева, — Бенедетто отвернулся, уже пристраиваясь в его руках.       Меркуцио хохотнул и зарылся пальцами в темные волосы. Эти прикосновения успокаивали и даже расслабляли, Бенедетто вдруг стало так тепло и приятно, что из этого момента прямо-таки не хотелось уходить, лишь чувствовать его. В животе потянуло, но он не обращал на это внимания — это было не чувство боли. В один момент движения пальцев замедлились, став более плавными и невесомыми, отчего по телу прошлись мурашки. Затаив дыхание, Лилиз наблюдал за тем, как одну петельку маски спустили с его рога и теперь она просто повисла на другой части. Впрочем, ее убрали так быстро, что он этого даже не заметил.       Этот поцелуй был… Другим, не тем, что первый. Этот был осознанным, он зажигал все внутри и Бенедетто даже почувствовал легкую дрожь в теле. В нос приятно бил запах чернил, а губы на вкус были просто губами, но он хотел думать, что они все еще отдают тем яблоком. Поцелуй был коротким, он даже до трех досчитать не успел, но даже так он… Почувствовал, казалось, все-все эмоции на свете. Меркуцио посмотрел в его глаза затуманенным взглядом, провел пальцами по щеке — на боль в ней теперь было все равно — и невесомо поцеловал в нос, заставив друга фыркнуть.       — Я не пойму, ты хочешь большего? — прохрипел Бенедетто севшим голосом.       Меркуцио лишь усмехнулся, заправил за рог свою рыжую прядку, и слегка надавил на его грудь, заставляя младшего упасть на землю. У него сперло дыхание от осознания того, что сейчас будет и желания начать это как можно быстрее. По его бедрам провели, обжигая холодом от мокрых штанов, но, черт, это было очень будоражуще. Хитро сщурившись, Марсэтт нагнулся к его лицу, пронзая синим взглядом и одновременно с этм скользя рукой к паху Лилиза, второй неловко расстегивая свой ремень. ***       — Мне было больно! — воскликнул Бенедетто, наконец вернувшись с поляны назад, и бросил сумку на землю. Там он переживал свою легкую обиду и совсем немножко работал.       — Ну, милый, так было нужно… Ты сам виноват.       — Мне теперь больно сидеть, — фыркнул он, ложась на колени сидящего у дерева Меркуцио. — Больно надо было меня возбудить и выпороть?       — Это тебе за эти два месяца.       — Я тут стараюсь, извиняюсь, а он берет и бьет меня Ривисовским ремнем вместо секса, — в отместку Бенедетто царапнул его по груди, но не настолько сильно, чтобы пошла кровь. — Как ты его достал вообще? Он его никому не отдает.       — Да так…       Меркуцио провел ладонью по его волосам, заставляя поумерить свой пыл. Бенедетто покосился на свою одежду, что лежала на стволе. Сушиться она будет еще долго, так что и они здесь они проведут еще достаточно времени. Вздохнув, он вытянул одну из ног назад, потягиваясь. Его взгляд совсем случайно упал на маленькую пентаграмму на правой ноге между его бедер.       — Ну ты и жук, — фыркнул он, проведя по ней пальцами.       — Так ты точно ее не снимешь, — Меркуцио заставил его сесть на свои ноги и поцеловал в щеку.       Бенедетто гордо отвернулся от него, но все равно обнял за шею. Легкая обида все еще горела в сердце, но он понимал, что сам он нанес еще больший вред, чем тот, что ему вернулся. Было бы глупо просить у Меркуцио извинений. Так что он сидел рядом, пока по его шрамам на теле аккуратно проводили, будто оценивая их качество. Лишь бы его не вскрыли через них, это вполне могут сделать — место находилось достаточно далеко от города и убить кого-то не являлось проблемой. У старшего точно есть нож в кармане, который он всегда носит с собой. И он и Франц были весьма тревожными демонами, так что хоть какое-то оружие у них было везде, даже под подушкой.       Меркуцио мирно поглаживал его по бокам, скрашивая ожидание и успокаивая боль. Это было спокойно, это было мило, это было даже по семейному. Услышав тихое сопение, он аккуратно положил уснувшего Бенедетто на землю, постелив под него свою верхнюю одежду. Сегодня он плохо спал, он это чувствовал, так что решил дать ему возможность восполнить эти упущенные часы. Тем более он терпеть не мог долгое ожидание, так что было бы неплохо, если младший прождет немного меньше, чем он.       Ему почему-то нравилось наблюдать за ним спящим. В это время лицо Бенедетто теряло ту напускную гордость и надменность и он становился тем же немного наивным семнадцатилеткой, как когда-то давно. Он становился открытым… И это нравилось Меркуцио, который не видел друга таким с его восемнадцатилетия. Тогда было больно наблюдать за тем, как он отстранился и даже ощетинился на него, срывая на нем свои эмоции, а сейчас уже было как-то все равно. Просто он такой вот, до невозможности странный одиночка.       — Зря я тебя держу, — прошептал Меркуцио и протянул руку, чтобы убрать пентаграмму, но в последний момент передумал. Этим он его не держит, а просто следит, где он находится, ведь так? — Хотя… Так будет правильно. Для нас обоих.       Бенедетто тихо сопел забитым носом, пока он откинулся на дерево, не обращая внимание на впившуюся в кожу кору и просто наблюдал за тем, как ветки трясутся от небольшого ветерка. Одна из пушистых лап елки прогнулась под весом забежавшей на нее белки, которая быстро спрыгнула с нее на плечо Меркуцио, больно царапая своими коготками. Он коротко рассмеялся и протянул к ней руку. Она немного понюхала ее и резво пробежала вниз, на землю, и устроилась на его колене, размахивая пышным хвостиком. Протянув ей еще не раскрытую, а значит полную орехов шишку, он устало вздохнул и стал наблюдать за животным. Это было мило, но странно одновременно. Насколько ему было известно, лесные животные наоборот сторонятся демонов. Видимо, она очень смелая.       Через час Бенедетто громко замычал, спугивая довольную белочку, и слегка нахмурил брови. Кое-как встав, он провел ладонью по лицу, стараясь привести себя в чувства. Им обоим было понятно — уже была пора идти домой, иначе их просто потеряют. По этой причине Меркуцио стал поднимать свою одежду и проверил то, высохла ли одежда Лилиза. Еще сырая. Когда он повернулся к нему, чтобы сказать об этом, младший лишь махнул рукой, мол «И так дойду», и потянулся за своими штанами, которые теперь натягивались еще хуже, чем раньше. Ему даже пришлось пару раз подпрыгнуть, да и выглядело это так, будто девочка надевает свои колготки в школу. Это даже вызвало небольшой смешок. А этот смешок вызвал уже некотнролируемый смех у них обоих. Они смеялись непонятно почему, главное, что смеялись и смеялись они громко и до боли в животе. Наверное, расшатанные нервы сыграли над ними злую шутку.       Бенедетто быстро поцеловал его в щеку, считай что клюнул, и подобрал свою сумку с земли. Он взял старшего за руку, практически не сжимая, чтобы, мало ли, не навредить, и хотел было пойти домой, но Меркуцио стоял на месте как столб, из-за чего его даже немного дернуло назад. Оклемавшись, он встал и посмотрел на него, не понимая, что происходит. А тот все стоял, лишь глупо улыбаясь и смотря на него своими синими глазами с более яркими крапинками озорства.       — Ты, Бенедетто Лилиз, — он взял его за руки, накрывая своими. — торжественно выполнил свою клятву когда нибудь, когда мы уже будем взрослыми, показать мне лес. Поздравляю.       — Мер, — прошептал Бенедетто, чувствуя, как от старых воспоминаний все замерло внутри.       — Да?       — Помнишь ту, вторую клятву? Ну, та, в которой ты мог поцеловать меня, если вырастешь выше меня, — его щеки запылали от стыда и смущения одновременно. — И когда мы мерились, оказалось, что я выше тебя на сантиметр…       — Да я помню, но почему ты…       — Я тогда немного струсил и встал на носки, совсем незаметно. По правде я ростом ровно в два метра, а ты в двести один сантиметр. Ты тогда на самом деле в этом споре победил, а я…       Меркуцио взял его лицо в свои руки, положив их на щеки. Бенедетто чувствовал, как сердце стучит где-то в горле, а на месте, где оно действительно должно было быть, сейчас неприятно тянуло пустотой.       — Раз уж так, то с тебя накапали проценты. Пойдем, дурачок.       — Какие еще проценты?! — спросил он уже в его спину.       — Я меняю поцелуй на ночь любви с тобой. Я уже устал искать похожих на тебя куртизанов и деньги на них.       Зарычав от наглости друга, он быстро пошел следом, все наровя начать зачитывать ему речь о том, почему так делать нельзя и довольствоваться надо тем, что они обговорили еще тогда. Правда истина на правом плече все же победила и он прикусил язык. Проценты так проценты, расплатится, что уж. И Меркуцио только что сказал, что ходил в публичные дома?! Широко раскрытыми глазами посмотрев на друга, который так и был воплощением правильности, он отвернулся, стараясь забыть его последние слова.       К проходу они пришли быстрее, чем шли к дереву. Обратный путь всегда казался короче, это был закон. Меркуцио спустился на ход, а потом вернулся назад. Удивившись реакции друга, Бенедетто сел у края и нагнулся чуть вперед и едва удержался от того, чтобы матернуться и вновь упасть. Туда подняли решетки. Обычно такое делают, когда в районы пришла проверка, а для них это не значило ничего хорошего. Им придется либо ждать, а это может затянуться на невероятно долгое время, либо пробираться через стены. Задрав голову, Лилиз с холодным чувство страха заметил, что эти десять метров теперь кажутся ему невероятно долгими. Желудок напомнил о себе тупой болью. Нужно будет опять зайти к Францу, определенно нужно.       Его ладонь поддерживающе сжали и медленно повели вдоль стены. В то время как Бенедетто старался побороть свой страх и придумать план, у Меркуцио он уже появился. Это было видно по его хитрому лицу, которое так и говорило «Я знаю, что делать!». И таким образом они вскоре дошли до одной из арок, где стояла довольно просторная карета. Ее хозяин громко ругался на стражника, который с невозмутимым видом продолжал стоять на своем и говорил, что не пропустит.       — Вы знаете, что я могу лишить вас вашей жалкой жизни одним лишь приказом, одним щелчком пальца! — кричал высший, уже багровея.       — Увы, так вы указ нашего губернатора не измените, — эти слова явно его напугали, но стражник все продолжал сохранять свое невозмутимое лицо. Его выдала лишь алебарда, которую он схватил покрепче, немного прокрутив. — Мы никого не впускаем и не выпускаем.       — Правда? — Меркуцио подошел к ним совершенно расслаблено, будто не боясь, что его раскроют. — Но меня и моего друга вы спокойно выпустили, не возмущаясь и даже не вспоминая про этот указ.       Стражник побледнел, понимая, что он лжет, а вот чиновник явно поверил и начал кричать еще громче, становясь совсем багровым, как свекла, и брызжа слюной во все стороны. Меркуцио даже отошел на несколько шагов назад. К стражнику на помощь подоспел еще один, но он тоже был не настолько храбрым, чтобы идти против разъяренного гостя. А когда в разговоре всплыл знакомый из Комитета Двенадцати, так вообще испугались настолько, что стали совсем бледными и, похоже, им придется искать новую форму. Они быстро открыли ему проезд, а ребята быстро пробежали рядом с каретой, не желая оставаться по ту сторону арки. Стражники их, конечно, окликнули, прося остановиться, но это был верх исполнения их прямых обязанностей. Ликер старших интересовал больше, чем пара нарушителей.       — Ты как узнал, что тут будет важный хер? — не мог не спросить Бенедетто, пока они старались отдышаться, пробежав несколько улиц.       — Я не знал! — лицо у Меркуцио и правда выражало великое удивление их удаче. — Я вообще планировал, чтобы мы через них пробежали!       Он широко улыбнулся, наконец успокоив дыхание, и они направились домой. По дороге Бенедетто все думал, как вручить ребятам заработанные деньги, и в конце концов решил просто отдать их Меркуцио, когда они будут одни. И нужно сказать ему, что завтра он возможно опять будет работать. Он и так узнает об его халтурке через метку, но так хоть беспокоиться не будет.       И все же ему казалось, что что-то не так. В гильдии ему казалось, что по его спине ползают жуки, настолько там теперь было неуютно, там будто что-то поменялось. Да, вернулся Хэльвар, но с ним все было спокойно. Ребята же просто… Затихли и немного пялились на Франца. Ему это явно не нравилось. Странно это, очень-очень странно. Бенедетто покосился на крыши их лабиринта, прекращая думать в этом ключе.       — Ну нет! — услышали они голос Франца, когда уже подходили к заднему двору дома.       — Тебе нужно есть. Хотя бы немного… Я же не прошу тебя сразу перейти на три приема пищи в день, — как оказалось, Хэльвар сидел рядом с ним на небольшой лавочке и колол ему орехи.       — Чертовски ты убедителен, — Франц оперся локтями о свои колени, а на ладони положил голову. — Но я все равно не хочу.       — А если я накормлю тебя вафлями, когда все это мракобесие с твоим питанием закночится?       — Теми, с центра? — Франц прамо таки ожил и подхватился. В его глазах даже появилась какая-никакая жизнь и даже предвкушение, смешанное с радостью.       — А ты другие и не ешь.       — Ну ладно, попробую начать… — младший понурил голову, понимая, что они ему навряд ли достануться.       Хэльвар положил ладонь ему на плечо и протянул несколько орехов. Пока младший жевал, они подошли к ним и Бенедетто несколькими пальцами показал Францу на свой живот. Тот напрягся и, пару раз кивнув, пошел с ним в свою каморку, не обращая внимания на недовольных старших. Быстро защелкнув дверь, он зажег свечку и шагнул к своим вещам.       — Тянет, сильно, — отчеканил Бенедетто, пока он надевал перчатки.       Быстро стянув верх, Лилиз просто стал наблюдать за Францем, который спокойно просвечивал ему нужную зону. Он напряженно сводил брови, стараясь найти причину, и бурчал что-то свое. В один момент он выпрямился, перестав делать хоть что-то и стал молча смотреть на него.       — Что ел? Не было чего-то, что могло повредить?       — Яблоко… Еще упал в канал и немного наглотался воды.       — Это либо отравление от воды — там много что плавает — либо обычный голод, — Франц встал у препаратов, начав смешивать некоторые. — Лучше устранить первую версию на зачатках. Если она не верна, то ничего с тобй не приключится.       Под мирный стук, Бенедетто немного прикрыл глаза и стал мять в руках мокрую одежду. Так было спокойнее ждать. И ему придется ее стирать. Ну замечательно! Франц в это время зажег спиртовку, начав прогревать на ней что-то. Это немного напрягало, но от лишенго света даже стало спокойней. Пока грелось то, что грелось, младший перемешивал два препарата в маленьком бутыльке резкими движениями руки. Он будто вбивал что-то в другого демона, а не делал свою работу. Наконец он смешал их и горячее вещество, пару раз взболтал, теперь уже быстро и немного проворачивая руку, и протянул бутылек Лилизу.       — Осторожно, оно горячее, — Франц молча пронаблюдал за тем, чтобы он выпил все до последнего. — Вот так, хорошо. Не ешь около получаса, лучше час. Пить тоже лучше не надо, но если будет просто невозможно терпеть, позволь себе несколько глотков. А потом, если не пройдет, поешь. Это только я могу не питаться неделями.       — Кстати, как давно ты ел?       — Да иди ты!       Франц открыл дверь и ушел назад на улицу. Бенедетто же посидел на месте около пяти секунд, задул его свечку и, оставив дверь немного приоткрытой, чтобы хоть капля свежего воздуха попала в комнату, и подошел к своей кровати. Бросив мокрый комплект на пол, он достал из ящика свою домашнюю одежду и быстро натянул на себя. От ощущения свободы и сухости стало даже приятно, учитывая, что именно эта одежда в его гардеробе была не из такой же грубой ткани, как остальные два образа. Даже чувство уюта появилось, как не странно.       Меркуцио вдруг оказался рядом и, грусно выдохнув, обнял его за плечи. Бенедетто немного откинулся назад и немного вбок и они с тихим вскриком упали на кровать. Страший фыркнул ему в лицо, устраиваясь на подушке поудобней и притягивая его к себе за талию. Он медленно поглаживал его бок большим пальцем и смущенно отвел взгляд к ногам.       — Бен, я… Я хотел поговорить с тобой, о… Нас, — Меркуцио смотрел на него испуганно, совсем как котенок на нового хозяина.       — Да? — он почувствовал, как на нос спала весьма большая прядка, но сейчас ему было все равно на это.       — Кто мы теперь? Вернее, кем ты меня считаешь?       — Послушай, я…       — Мне это важно.       — Я не знаю, — Бенедетто виновато отвел взгляд, но быстро вернул его на лицо друга. — У меня в голове не укладывается, что я добился кого-то, как ты. Можно сказать, я даже боюсь думать о том, что мы на самом деле…       — Вот дурак, — Меркуцио засмеялся. — Мне, что, вообще все за тебя решать?       — М, было бы неплохо, — Бенедетто широко улыбнулся, прижимаясь ближе к почти-не-другу.       — Тогда я, властью данной мне, объявляю тебя своим парнем. И раз уж я за тебя решаю вообще все, то ты, в некотором роде, теперь домохозяйка. Купить тебе платьев, жена моя?       — Эй, я тут саркастичный, не ты! И… И вообще, иди ты со своим домохозяйством!       Бенедетто возмущенно отвернулся от него, даже немного подскочив на кровати. Меркуцио тихо смеялся, а потом, выдохнув и слегка промычав, обнял парня за талию и прикоснулся губами к его шее совсем рядом с позвоночником, считай и не целуя толком.       На столе тихо зашебуршала опилками шишина, сонно дергая носиком и усиками, и медленно проковыляв к своей мисочке. Заметив хозяина, она сразу же ожила и громко запищала, цепляясь темными лапками за прутья клетки. Она была рада возвращению хозяина и не могла дождаться того момента, когда он возьмет ее на руки, так что бегала вокруг стенки, громко перебирая лапками и наполнитель, либо залезая на низенький потолок, чтобы ее заметили.       — Ну эй, Шиши, — тихо промычал Бенедетто, освобождаясь от чужих рук. — Я тоже по тебе скучал.       Он вытащил ее из клетки, убрав с ее пушистой шерстки опилки, и позволил ей бегать по нему всему. Она радостно ползала по его руке и плечу, обнюхивая и немного кусая, тем самым метя свою территорию. Она у него была жутчайшей собственицей и когда они один раз принесли еще одного шишиненка, то просто не дала ему жить. В один момент он куда-то делся и они предпочли думать, что он пролез через прутья и сбежал. Он был маленьким и юрким, так что этот вариант был наиболее вероятен — эти зверьки не едят своих. Она сбежала с руки ему на ладонь и мило устроилась там пушистым помпончиком, пряча свою мордочку в его пальцы и все еще дергая своим носиком, настолько соскучилась по родному запаху.       Меркуцио сел на кровати, мило улыбаясь. Его растрепанные после подушки волосы добавляли этой картине уюта и чувства безопасности, так что Лилиз вернулся к нему и сел рядом, позволяя обнять за плечо. Он положил голову на плечо друга, а он потянулся за книгой, судя по виду взятой из библиотеки. Бенедетто прикрыл глаза, смотря за тем, как он листает тонкие, пожелтевшие от времени страницы. Знаков он почти не различал, хоть свечу и подвинули к самому краю стола.       — Тебе почитать вслух? Ты любил это в детстве.       — Я любил твое чтение вслух потому что не умел читать нормально.       — Да уж, вспоминаю это, — Меркуцио коротко рассмеялся, кладя книгу на колени. — «Ко-ле-со с-о-сто-ит из…       — Прекрати, это ужастно!       — А я такое каждый твой урок чтения слушал, — Меркуцио выдохнул в его волосы. — Каждый день по часу. Хотя письмо выучил даже быстрее меня!       — Ты у нас был демоном счета, — Бенедетто зевнул. — Кто знает, может это у тебя наследственное?       — Ну, мы-то точно это не узнаем, — он перевернул страницу и заинтересованная шишина подбежала к книге, начав ее нюхать. — Чтобы это понять, надо моих родителей найти, а это невозможно. — Кто знает, кто знает…       Меркуцио стал читать свою книгу, все же тихо проговаривая слова, а шишина бегала по их ногам, пища что-то на своем шишином языке и радуясь хозяину. Она немного впивалась в него коготками, ругая за долгое отсутсвие, а Бенедетто лишь усмехался, следя за темным комочком взглядом. Он хотел, чтобы в его жизни было побольше таких ситуаций, спокойных, тихих, в которых ты можешь отдохнуть от вечной беготни и нервотрепки по поводу того, заметил ли очередной простофиля то, что ты вытянул у него кошель. И думая о своем желании, он так же жалел о том, что не понял этого раньше.       В животе неприятно потянуло, а часы пробили. Решив подождать еще немного, Бенедетто встал, чтобы отдать Меркуцио кошель.       — Мер, я… — он прокашлялся, собираясь с силами и доставая его из ящика. — Пока меня не было, я работал и откладывал. В общем, вот.       Меркуцио удивленно посмотрел на него, а потом на его руки. После он взял кошель к себе и, открыв, пересчитал монеты внутри и проверяя, не шутка ли это. После его брови буквально взлетели вверх, настолько он был удивлен общей суммой.       — Ты, что, ограбил кого-то из высших?! Или казну? — воскликнул он отбрасывая его на кровать и строго смотря на Бенедетто. — По другому заработать столько за два месяца просто невозможно! Не дайте Боги, ты влез в монетный двор, я…       — Я работал на высшую. Наемником, почти как Тибальт. Все было честно, не беспокойся за меня.       — Ну уж нет, я буду. Боги…       Он прокрутил между пальцев один золотой, все смотря на него и проверяя на фальшивость. Вот только он не гнулся, резьба на нем была, да и был он из золота, а не перекрашееной меди — Бенедетто сам проверял каждый из них по получению. Выдохнув, он собрал рассыпавшиеся монеты назад в кошель и положил его в ящик, шепча себе под нос о том, что нужно отдать их на проверку Бенволио. Он пару раз работал с фальшивомонетчиками и один раз чуть на сел за это, так что отличать настоящие монеты от поддельных умел лучше остальных в гильдии.       Бенедетто положил руку на его плечо, собираясь успокоить, но он сделал резкое движение, заставляя убрать его. Но даже так он никуда не ушел, а просто сидел рядом, пока Меркуцио, закрыв лицо ладонями, молча старался справится со своими переживаниями и страхами за друга.       — Я просто боюсь, что это может иметь последствия для тебя, понимаешь, — хриплым голосом сказал он минут через десять, когда ураган гнева в груди подуспокоился. — Если они захотят, то смогут достать на тебя улики и посадить, а учитывая, что они высшие…       — Меркуцио, — Бенедетто взял его лицо в свои руки и с теплотой посмотрео в горящие беспокойством синие глаза, — со мной все будет нормально. Меня не поймают. Тем более в наше время найти конкретного демона не так то просто, учитывая, что они не видели мое лицо.       — Думаю… Думаю ты прав, а я просто превращаю муху в медведя…       Бенедетто коротко рассмеялся и обнял его за шею. Меркуцио расслабленно выдохнул в его плечо и, немного подождав, тоже обнял его. Так бы и длилось это обятье, если бы не шишина, которая громко запищала, просясь назад в клетку, к своему колесу. Лилиз улыбнулся ей и вренул в ее домик и она сразу же начала бегать, гремя на всю комнату своей беговой дорожкой из дерева. Он почувствовал, как живот тихо бурчит, все же напоминая, что он тоже существует.       — Там Ромео принес фазана, Джиро говорил, что скоро будет готов, — словно прочитав его мысли, проиянул Меркуцио и повел младшего на кухню.