Не Пойман - Не Вор

      Бенедетто нравилось мясо. Оно было вкусным, оно было питательным и не могло горчить, да и просто ему нравилось, как его готовят. В этом было что-то необычное. Порой он даже задумывался, что эта любовь вызвана дефецитом онного в детстве, но об этом еще долго можно было рассуждать. Он как раз думал об этом, водя ложкой в мутно-красной жиже из овощей и мяса. Хотя, жижей назвать это тоже было трудно — слишком густая. Больше походило на перетертые помидоры.       Меркуцио сидел рядом, нервно стуча пальцем по столу. Он нервничал и это всегда было видно, по крайне мере Бенедетто мог разлечить такие моменты. Сейчас, например, он сутулился и все время кусал нижнюю губу. И как она еще не превратилась в кашу от этого? Они оба молчали, а напряжение можно было зачерпнуть этой самой ложкой. Но вместо этого он собрал в нее разварившуюся морковь с мясом и продолжил жевать еду, а не свой язык.       Вскоре и еда закончилась, так что он поставил тарелку в мойку и подвинул стул ближе к Меркуцио. Мыслями и разумом он точно был не здесь, а тело смотрело в одну точку. Попытавшись вернуть его в реальность, он положил на худое лицо ладонь, но даже так не получил на себя реакцию. Оставалось только счелкнуть по носу. Старший вздрогнул и посмотрел на него, будто не веря, что вообще видит сложившуюся перед глазами ситуацию.       — Я… Мне надо подумать… Ты иди, если тебе надо…       — Не накручивай себя, — Бенедетто положил ладони на его плечи. — Это нормальные деньги, со мной ничего не будет. С нами ничего не будет, опасности нет!       — Иди.       Бенедетто крепко обнял его и все же ушел с кухни. Говорить много… В этих ситуациях это было лишним, да и не слушали тебя. Было немного неприятно, очень неприятно, что он все испортил в самом начале, в такой день, но он уже делал столько, что если Меркуцио бросит его уже через пару минут, то он поймет, почему это произошло. Это не грустно, это нормально и ожидаемо. Как минимум Тибальтом, уж он точно ждет, когда они все-таки поймут, что отношения у них явно не лучшего качества. Реалист, чтоб его…       Франц прошел мимо, хлопнув дверью в основную комнату. Обычно он ее даже не закрывал — она была довольно тяжелой — а тут такое. Значит эмоции. Бенедетто хотел пойти за ним, но он понимал, что сейчас не может дать ему ту заботу и поддержку, которая ему сейчас необходима. В детстве было проще, потом — до ужаса сложно. Эти слезы было не успокоить.       Он вздохнул и зашел в комнату. Хэльвар сидел на своей кровати и резко повернулся, когда дверь открылась. Видимо думал, что Франц вернулся. Ему сказали не идти за ним, иначе он бы уже бежал по ступенькам вниз. Его забота была хорошей вещью, но концентрировалась лишь на сове гильдии и ни на ком еще. Это было даже мило. Сейчас же он явно переживал, его глаза так и сочились грустью и сожалением. Бенедетто тихо выдохнул и сел на стул напротив.       — Эй… Что тут у вас случилось? — он просто не мог позволить, чтобы эти отношения развалились так и не начавшись.       — Я просто сильно надавил на него… Неважно.       — Важно. Для нас мир менялся, для тебя — нет, ты не мог наблюдать за изменениями. И желание узнать нормально.       — Я просто хочу понять почему! — он резко встал с места, подавляя свой гнев. — Все мне твердят, что он нынешний — не моя вина, но к этому привели мои действия, мои слова! И говорят чуть ли не один в один, как какой-то заученный девиз…       И Бенедетто почувствовал, как сомнения атакуют сердце и душу. Он был не против рассказать ему о случившемся, но он боялся, что таким образом он потеряет доверие Франца. А он и правда доверял ему, не будь этого, то он бы не проверял его так тщательно, он знал это. Каверина Франц не любил, так что отправлял к врачам, настолько его лечение было эллитарным… Но в то же время испуганный Хэльвар, который просто пытался понять самого дорогого демона в своей жизни, вызывал сочувствие. И он решил, что будь, что будет, главное, он поможет. А смогут ли с этой информацией поступить верно — не его дело.       — Доля твоей вины и правда очень маленькая, если вообще присутствует. Это случилось где-то через два года, после того, как тебя забрали. Франц вдруг пропал на несколько недель, чуть ли не на месяц, — Бенедетто сглотнул, чувствуя, как горло сжимает от ужаса воспоминаний. — Мы с ребятами весь город оббегали, заглянули в каждый угол и опросили всех его возможных знакомых, но ничего не было известно. А потом Джиро просто кое-как приволок его без сознания… Он худой был, весь в синяках. Когда проснулся, то просто лежал и смотрел в одну точку, мы даже не сразу поняли, что он не спит. Боялся прикосновений, мало ел, шугался резких движений… Это было страшно, ну, понимать, что ты делаешь кому-то плохо просто тем, что вдруг чихнул или поднял руку. И при всем этом он не говорил особо, а про случившееся молчал так, будто это великая тайна мироздания. Я ночью и уснуть не мог, все смотрел, как он дергается, будто пытаясь вырваться. Он еще говорил что-то очень тихо и невнятно, неразборчиво, я и не вспомню сейчас, — Бенедетто прикусил уголок губы, стараясь все же вспомнить хоть что-то из того, что шептал младший. — Правда, не помню, но… Он часто шептал что-то на «Ма», было похоже на имя. Так что ты действительно мало в этом виноват. Мы не смогли помешать, что уж ты мог сделать.       Побледневший и ослабший Хэльвар вдруг упал назад на кровать, чуть не сломав ее. Его руки так и хотели сжаться в кулаки и ударить что-либо. Было понятно — он понял, о чем или о ком тогда шептал Франц. Либо же догадывался и хотел этому ублюдку отомстить. Причину они никогда не называли, так им было проще. И сейчас Бенедетто будто видел себя того времени со стороны. Он тоже был готов убивать и крушить за их сову.       Он резко встал и вышел, хлопнув дверью так, что в ней даже затрещало. Бенедетто чувствовал, как хватку на горле отпускает, но не настолько, чтобы перестать ее чувствовать. Фыркнув от похожести этих двоих, он подошел к клетке, где шишина гонялась за своим миленьким, похожим на маленький приплюснутый пампончик, хвостом. Ей, казалось, было все равно на громкие хлопки дверей и разбирательства. Она просто бегала за хвостиком, крутясь на месте как волчок. Тихо засмеявшись, он проверил, закрыты ли крючки на решетках, и со спокойной душой забрался на свою кровать.       Странно но раньше он особо и не замечал, что она чем то пахнет. Видимо, отвык за то время, пока был в деревне. Она пахла резко, странно и немного неприятно отдавала улицей, но это был настолько привычный запах, что даже был родным и отвращения не вызывал. Коротко промычав, он уткнулся носом в подушку и прикрыл глаза. Он все думал о том, то ли это дело, о котором говорила Элли, стоит ли на него соглашаться и как действовать во время его. Обычно она давала ему все инструкции, а тут просто «Дадут — возьмите и поступайте, как хотите». Это напрягало, сильно напрягало и даже было неприяное чувство, что по спине кто-то ползает, пока он об этом думает. Невероятно жутко… И ему нужно сказать Меркуцио о деле, но теперь он боялся сказать ему об этом. И стоит ли говорить ему о матери?       Пытаясь справиться с мыслями, он резко перевернулся на спину и теперь смотрел в потолок. Рассматривая трещины и узоры-кольца на дереве, он старался отвлечься, перестать мыслить вообще. Так верная мысль сама придет, она должна придти в «тишине» размышлений. Вот только все не получалось и он все думал, думал, думал… И внезапно нужная мысль просто посетила его. Она отделялась от других, была будто бы громче и ярче их всех. От этого даже стало теплее, от осознания, что ты пришел к верному решению и не ошибся. Уверенность в нем так и пылала, он хотел пойти в Вилла-Плаццо прямо сейчас, но уже вечерело, так что делать это было бы глупо. Часы как раз пробили семь раз, будто тоже отговаривая его от этой затеи. Он даже не заметил, когда успел встать на коленях от кипящей внутри энергии.       Когда он лег назад на кровать, в комнату зашли Адам с Эриком, увлеченно обсуждая что-то. По выдернутой из контекста фразе было сложно понять и оставалось лишь догадываться. Они кинули на него хитрый взгляд и ушли на одиночную кровать последнего, которая стояла в другом углу, и уткнулись в большую записную книгу, пряча лица. Она принадлежала Адаму и он часто писал в ней что-то, но никому не показывал их и даже не давал заглянуть. Когда в его руках была она, даже Тибальт не свешивался со своей постели и не смотрел в его пристанище.       — Слышал, что они сегодня делали? — Адам быстро посмотрел на Бенедетто, шепча в листы книги.       — Да твою истерику по их поводу все слышали! Как они не услышали — загадка. Не начни опять.       — Я всего пол часа! И уже час прошел, если они больше ничего не выкинут, то не буду!       Бенедетто решил не думать, о чем они говорят, и отвернулся от них, чуть не уткнувшись носом в стену. Хорошо, что рогом не ударился. Глаза слипались и зевать он начал намного чаще. Действительно, за эти два дня он, считай, и не спал толком.       Пробуждение было неприятным. Он будто старался выплыть из моря растопленного сахара, который иногда делает Джиро, чтобы порадовать остальных или Джинджер. Он мычит, перекатывается на спину и смотрит в потолок. Свеча на их столе не горит, лишь на том конце комнаты танцует яркий лепесток. И он понимает, что просто проснулся слишком рано. Он вновь закрывает глаза, старясь уснуть назад, но того чувства сна уже нет и сделать это он не может. От этого он удрученно вздыхает и приподнимается на локтях, смотря в светлую часть комнаты. Раз уж ему не уснуть, то можно и заняться чем нибудь. Только очень тихо.       Спустившись с кровати, он посмотрел на Меркуцио, который даже во сне хмурился, и пошел ко второму столу. Франц сидел над книгой, сильно согнувшись, и сейчас водил пальцем по изображению сердца.       — Аорта… Левая коронарная… — он глубоко зевнул и продолжил шептать. — Вызвать инфаркт…       — Эй, — Бенедетто нагнулся к нему, закрывая изображение ладонью. — Тебе бы поспать…       — Не могу. Завтра проверка, а я ничего не знаю… Отстань.       — Кто тебе сказал, что ты ничего не знаешь? Да ты лечишь лучше некоторых официальных врачей!       — И при этом я все еще подмастерье. Бенедетто, я лучше тебя знаю, какой уровень моих знаний. Правда, отстань уже.       Старший вздохнул и все же отстал от него. Чтобы не мешать, он ушел на кухню. Зажгя свечу на столе, он стал рыться в ящиках и на полках, ища что-нибудь съестное. Найдя уже подсыхающий хлеб, он набрал себе немного воды и начал свою скромную трапезу. Ему хотелось просто занять рот, а не есть, так что этот хлеб был весьма кстати.       Он сидел у окна, смотря в потемневшее небо. Луна сейчас светила темнее, значит большинство спит. Были демоны, которые наоборот бодорствовали в это время, но таких было намного меньше. И делали они это специально и регулярно, а не как Франц.       Через некоторое время он вышел с кухни и, от скуки, направился в ванную. Там, в небольшом осколке зеркала, забавно отражался огонь свечи, которую он взял с собой. Это ненадолго отвлекло его от реальности и он просто смотрел на это отражение, а потом встряхнул головой и подошел к осколку. Отставив свечку в сторону, он начал рассматривать свое отражение. Шрамы, к которым он уже давно привык и даже гордился ими, сейчас казались ему чем-то неправильным. Женщины его любили, женщины им восхищались и порой боготворили, но они не видели его лица, которое многим казалось ужастным. В голове пронеслись те выкрики, причем так ярко, будто их кричали только что. Он просто не понимал… Почему при всем его ужасе, его любят? Почему его обнимают, почему говорят, что он хороший и почему его ждут… За что ему достались эти блага он тоже не понимал.       Надавив пальцами на шрам переносицы, он вздохнул и подпер ладонью подбородок. Щетина неприятно колола. Стоит побриться, он давно это не делал. Вздохнув, он стал рыться в специальном ящике, надеясь найти там нужные ему вещи. В этом доме вещи находились на своих местах только после уборки. И все же ему удалось найти эту чертову бритву и масло, но уже в тот момент, когда он был готов начать материться вслух.       Он не очень любил носить бороду. Один раз, лет в пятьдесят, попробовал поносить, но сдался где-то через месяц, когда дискомфорт довел его до грани сумасшествия. Ему не нравились эти ощущения чего-то на лице и то, как оно кололось под пальцами. Да, может потерпи он подольше, стало бы лучше, но он и сам-то терпением обделен настолько, что не может ждать дольше одного дня. Условно. Так что навык бритья у него был выработан настолько, что он мог сделать это в полной темноте и без зеркала.       Вытерев лицо немного влажным полотенцем, он посмотрел на себя в зеркале, кивнул своему взлахмоченному отражению, и вышел из комнаты. Задув свечу и вернув ее назад на кухню, он вернулся в комнату. Если он и не уснет, то хотя бы полежит на кровати и отдохнет. Когда он зашел, то сразу же увидел Франца, который уже мирно спал на кровати. Вздохнув и покачав головой, Бенедетто улыбнулся и подошел к нему. Поза, в которой он уснул, была не самой удобной и если так все и оставить, то завтра у него будет болеть шея и, впридачу, плечи, а для него это было нежелательно. Придерживая его под грудью, Лилиз медленно отодвинул стул немного назад, чтобы младшего можно было вытащить — он всегда садился так близко, что столешница чуть ли не давила на него — и аккуратно поднял на руки, стараясь не разбудить. Де Ниран тихо промычал и уткнулся носом в его руку, заставив старшего ненадолго замереть. В его голове буквально за одно мгновение пронеслись все воспоминания из детства, все моменты, проведенные именно с ним! Это было необычно и в груди стало по родному тепло. Вновь широко улыбнувшись, он все же уложил младшего на кровать, поправил спавшую на нос кудрявую прядку и укрыл одеялом так, чтобы ему точно было тепло. Их сова не любила холод, хоть сама и была холодным созданием. Одна из немногих черт забытого Францем ребенка…       Бенедетто немного посидел рядом с ним, а потом подошел к столу, положил специальную нитку-закладку между страницами, которые читал Франц, и закрыл ее. Быстро потушив свечу, он лег назад на свою кровать. Он прикрыл глаза, смотря в тьму потолка, и начал размышлять о чем-то отдаленном, что не касалось даже его самого. ***       Он не помнил, когда уснул, но проснулся он одним из первых. Пустовали кровати Натаниэля и Хэльвара, остальные же еще спали. Только Джиро потягивался сквозь сон — скоро тоже проснется. Бенедетто немного посидел, смотря на свои ноги, а потом спустился вниз. Сменив комплект домашней одежды на выходной, он проверил, все ли взял, и посмотрел на Меркуцио, который спокойно спал, скрутившись и иногда слабо сжимая пальцы. Вздохнув, он сел у его кровати на колени.       — Я скоро вернусь, — он поглаживал его по макушке, шепча и стараясь не разбудить. Просто ему нужно было предупредить, чтобы не мучаться от чувства вины. — Я ненадолго, не беспокойся.       Меркуцио коротко сонно угукнул и, сманув его ладонь с головы, перевернулся на другой бок. Бенедетто же чувствавл дикое чувство страха, стыда и сожаления за то, что он его все-таки разбудил. Неловко улыбнувшись, он направился на крышу, с которой планировал начать свой путь. Нужно было отнести бутоны к Мирисин, но проблема была в том, что ее дом и Вилла-Плаццо находились в совершенно разных сторонах. Хотя, у него еще придостаточно времени, он успеет.       Он шел, порой срываясь на бег, чтобы перепрыгуть на другие крыши. Особой нужды в этом не было — сейчас он шел вдоль и расстояние между домами, если оно было, можно было просто перешагнуть или перепрыгнуть не разбегаясь для этого. В один момент он застыл и посмотрел на небо, стараясь увидеть горящее созвездие, но оно, видимо, сейчас было в другой от него стороне. Ему не хотелось оборачиваться. Так было проще не хотеть послать все в одно место и вернуться к Меркуцио. К его спокойному взгляду и мягким, рыжим волосам… Чувствуя, что только от этих мыслей по телу проходит мандраж, он встряхнул головой и пошел дальше.       Ему нравилось, как черепица цокает под ногами. Для него это был расслабляющий, приятный звук. Он даже ассоциировался у него с безопасностью. Правда, ему самому было непонятно, почему он так думает. Может, потому что во время погони он просто не слышит, как он бежит, лишь собственное сердце, стучащее в висках, а может потому что этот звук тихий и чтобы его вызвать не нужно бежать как угорелый. Обе эти причины были вызваны одним событием, что забавно, как забавно и то, что его уже сотню лет не могут поймать в самых разных, порой даже в тех, которые на первый взгляд казались безвыходными. Вот уж Стража, гордость городов.       Он понял, что что-то не так по закрытому окну. Она должна ждать его, так что было бы логично, будь оно открыто для него. Вот только оно не было и он даже начал немного волноваться. Спрыгнув, он пару раз постучал в дверь, второй рукой сжимая ремень сумки. За дверью раздался возмущенный женский голос, но вскоре слегка усталая Мирисин открыла ее и тирада стала более разборчивой.       — Ох, привет, — подруга вмиг ожила, когда заметила, кто к ней пришел. Кажется, она и думать забыла о том, что сейчас ей еще и капают на мозги. — Ты немного не вовремя… Но я рада, что ты пришел.       — Я принес тебе твои бутоны и… Что это за речи с кухни?       — Матушка приехала и все говорит, что мне надо найти жениха. Она всегда приезжает без предупреждения и я ненавижу себя за то, что ее пускаю, — она самозабвенно провела пальцем по краю мешочка, прижимая его к груди.       — Мне побыть с тобой?       — Ну уж нет! — Мирисин взмахнула руками, хмурясь. — А то начнет меня тебе навязывать, я после этого на тебя и взглянуть не смогу без стыда!       Бенедетто кивнул и прежде, чем старшая Виррет успела выйти в коридор, быстро скрылся в проходящей мимо компании людей. Несколько секунд он все еще слышал этот ужасный голос с его возмущениями, но потом его разум полностью погрузился в людской шум. Крики, щипение с открытых окон кухонь, громкие речи глашатая: все это создавало атмосферу неприятную, ему все время казалось, что вот-вот сзади подойдут и утащат в подворотню или прирежут к херам просто потому, что ты оказался не в том месте и не в то время. Просто кто-то разозлился… У Адама с того дня до сих пор плечо побаливает.       Порой он замечал за собой, что проецирует на себя страхи, которые у него не должны быть. К примеру он в такой ситуации никогда не был и глупо бояться, что он не сможет дать отпор, но вот Адам… Он искренне боялся за младших. Он не знал почему, но сердце сжималось каждый раз, когда у них что-то было не так. Меркуцио, конечно, в этом плане беспокоился еще больше, но и Лилиз не отставал со своими «С тобой точно все в порядке? Ничего не болит?». Правда, это подубавилось, когда все стали более менее взрослыми и он от них отстал, но внутри все еще задавался старыми вопросами и переживал совсем как в детстве. Только теперь он еще и заботится коряво, в то время как раньше он знал, что надо делать. В детстве он был намного лучше, это факт, давно подтвержденный.       Проходя мимо различных лавочек, он краем глаза заметил вдалеке старого друга Ривиса. У него только недавно появились внуки, так что он был одним из немногоих, кто все еще остался от их компании друзей. Решив подойти к нему ненадолго, он стал быстро протискиваться сквозь толпу, в шуме которой потонули двенадцать ударов. Мирале был мастером по дереву и лично изготавливал для них мебель, после чего обучил этому и Митрита. За его обучением было очень мило наблюдать. На одной из полок до сих пор стоит птичка-свисток, которую они делали на первых уроках…       — Здравстуйте, мистер Цизон! — Бенедетто оперся согнутыми руками о стойку небольшого магазинчика.       — Ты все так и не научился называть меня по имени, — старик вздохнул, откладывая в сторону напильник. — Как вы там?       — Я только вчера вернулся после долгого отсутствия и… Я не знаю. Все стали какими-то напряженными, а на Франца странно смотрят и я чувствую, что ему от этого неприятно. И как помочь не знаю…       — После его потери все пошло наперекосяк… — Мирале вздохнул, сжимая в руках резную белочку.       — Так вот, где он, — Бенедетто сглотнул, чувствуя, как слезы сжимают горло, а виски начинают болеть.       — Выпьешь со мной?       — Может, потом… Простите, я просто не могу…       — Каждый справляется с утратой по своему. Если что, я рядом, — старик вымученно улыбнулся, стараясь не вернуться в то ужасное чувство траура. — И Ривис тоже, пусть теперь мы его и не видим. Он вас всех защищает уже оттуда и сейчас, наверное, очень за вас горд. Хотя, к чему тирады… Приходи, когда почувствуешь, что тебе нужна помощь… Я выслушаю.       — Спасибо, Цизрон.       Он догадывался об этом. Но старался не думать. И у него получилось настолько хорошо, что от горькой правды все посторенные за эти годы внутренние баррикады только сейчас покрылись сильными трещинами и были готовы в любой момент сломаться. И он просто шел вперед, стараясь сдержаться и не заплакать в голос посреди улицы. Нельзя…       И за этим он не заметил, когда пришел к Вилла-Плаццо. Смотря на злосчастные витражи, он просто стоял, впервые за все долгое время наконец чувствуя на себе, какого это, действительно ни о чем не думать. Даже не думать о том, что не думаешь. Сглотнув, он почувствовал, как же сильно пересохло горло. В груди вдруг забурлила ненависть, он задышал чаще и все-таки оторвал взгляд от стекол и подошел к черту-охраннику. Тот сначала и бровью не повел, даже не обращал на него внимания, но после небольшой тряски его хлипкой сторожки все же отправил мальчишку за Дироно.       Тот выбежал быстро, сильно волнуясь. Он был напряжен и немного боялся будущего диалога с отцом, но в то же время был счастлив, что нашел способ помочь. Мальчишке было важно чувствовать свою значимость. Подойдя ближе, он изменился в лице. Теперь он волновался за своего гостя.       — С тобой все в порядке? Выглядишь ты как обычно, но я чувствую, что что-то не так…       — Да, все хорошо, — еле выдавил из себя Бенедетто. — Как сам?       — Я не знаю… Тут я уже не чувствую себя счастливым, знаешь? — Дироно повел его в дом, смотря на свои ноги. — Это странно, но раньше я не замечал, насколько все плохо. Я же только из-за тебя и вышел за пределы богатого района. А ты мне будто открыл поток воздуха, свободного от всех обязательств и…       — Я понимаю. Не волнуйся, я придумаю что нибудь. На крайний случай найдем тебе богатую невесту и вы сбежите с ней далеко-далеко.       — В романах обычно сбегают с женихом…       — Ну ты же не я. Или тебе нравятся мужчины?       Дироно тихо мяукнул «нет», краснея. Старший же коротко рассмеялся, все еще чувствуя, как дерет горло. В некотором роде, он его понимал — теперь эти стены тоже на него давили, перекрывая и так маленький ход воздуха в организм. Живи он тут, то уже давно бы сошел с ума, если бы не умер.       Слуги сейчас бегали чаще обычного, они все мелькали перед глазами яркими пятнами их зеленой формы. Один раз Бенедетто даже чуть не столкнулся с одним из них, зазевавшись. Он нес весьма тяжелый сундук, так что тоже не заметил. И этот сундук заставил его задуматься о том, действительно ли это просто отдых в деревне. Больше было похоже на попытку скрыться или сбежать. Недовольство народа действительно очень стремительно достигает пика… Даже было забавно осознавать, что когда-то он уже был губернатором.       Когда они уже подходили к кабинету, были слышны крики супругов. О чем они спорили было непонятно — Миранда визжала хуже поросенка, в то время как по фразам Кристиана было просто невозможно понять смысл. Это были шаблонные фразы нашкодившего ребенка: «это не я», «это все она сделала», «она меня подставила» и так далее. Совсем не мог придумать оправданий.       Дироно прервал их ссору открытием двери и глубоко вдохнул. После он отпустил ручку двери, в которую до этого буквально вцепился, и прошел чуть вперед, давая старшему зайти следом. Кристиан бросил на Бенедетто гордый, злой взгляд и буквально приказал жене выйти из кабинета. Только в более грубой форме. Она фыркнула и ушла, расправив плечи и слегка виляя бедрами, видимо чтобы дать мужу повод ревновать. Что ж, эту попытку она явно провалила.       — Дироно, я просил тебя этого не делать! — начал Кристиан, стоило двери закрыться. — Сколько раз мне еще поворить, что такие взрослые решения не для тебя?! Ты еще мал.       — Райне старше меня на несколько месяцев и уже давным давно ведет семейное дело. Это намного серьезнее всех решений, которые я совершаю. Так почему же его родители, или все тот же ты, не трубят о том, что он слишком мал? Что он не готов к этому просто потому что возраст к этому не позволяет. Он совсем недавно женился.       — А ты рыдал, как дрянная девка, из-за того, что это была твоя избранница. И после такого ты хочешь сказать, что можешь что-то решать?!       — Мистер, прошу прощения, — Бенедетто встрял в разговор, подойдя ближе к отцу. — А вы решаете за него, когда ему, ну, не знаю, сходить в туалет? Что ему носить, что думать и что делать? Нет? Хватит делать такое лицо, вы ведь понимаете, к чему я клоню. Так уж и быть, я объясню, раз вы считаете своего сына идиотом: раз вы не даете принимать ему простые решения, идущие только на пользу вашей семейке, то почему не решаете за него вообще все? Почему не кормите грудью или с ложечки? Вы видете в нем как раз младенца, что не способен не то что принимать решения — ходить не шатаясь. Так что либо вы даете ему право решать и помогать вам, либо все бумажки, что я за это время утащил с вашего стола отправятся… Хм, кто там ваши враги? Марлон или Мариван… Что-то похожее, слышал сплетни, да не запоминаю фамилии, знаете.       Побледневший Кристиан быстро оглядел свой стол и со страхом понял, что нужные ему документы действительно остутствовали. Он еще пару раз оглядел стол, провел по нему руками, проверяя, правда ли это или его просто ввели в заблуждение, и в итоге посмотрел на Бенедетто, который уже улыбался во весь рот и держал в руках свернутые в трубочку бумаги. Он с чувством наслаждения ткнул ей в грудь отца и позволил забрать их обратно. Они, по сути дела, были не очень то и важными, пугал сам факт того, что он украл все буквально из-под носа двух демонов. И он сделает так еще раз, если потребуется.       — Так, вы хотите помочь… — голос Кристиана немного дрожал, а пальцы сжимали бумаги. И это был не страх, это было предвкушение он возможного обладания хорошим работником. — Что ж, хорошо, я позволю вам это сделать. Одно дело, проверка, так сказать. Дальше уже подумаем, все же моя жена стала лезть в мои дела и с ней теперь нужно советоваться, чтобы не было скандала. Представляете, насколько она наглая?       — Отец, прекратите перемывать матушке кости! Если у вас проблемы, говорите о них с ней, а не с незнакомцем! — Дироно вспыхнул и ударил по столу. Он все еще был готов их защищать?       — Вот истерик. Что ж, ладно, — Кристиан вздохнул. — Перейдем к делу. В моем деле мне могут помешать кое-какие документы, если они всплывут. Скажем так, в ней весьма… Важная информация. Мне необходимо, чтобы вы украли их для меня и не задавали вопросов. Я запишу вам адрес. Документы подписаны моей фамилией, найдете.       — Хм, хорошо, — Бенедетто принял небольшой обрывок бумаги, на котором размашистым подчерком было записано расположение необходимого дома. Он быстро пробежался по нему глазами и понял, что совсем не удивлен. — Я сделаю это за неделю.       — Буду ждать вас с ними в деревне Вирн. Мой дом вы легко найдете. Он самый большой.       Бенедетто ухмыльнулся и вышел из кабинета. Дироно направился за ним следом и даже стал извиняться за поведение его родителей, но на это было как-то все равно. Выходя, он заметил, как слуги уже запрягали небольшой экипаж. Скоро уедут. На это он лишь улыбнулся, наблюдая за тем, как непутевые служанки роняют небольшой саквояж. А черт, виновный в этом падении — он толкнул этих бедных девушек — начал кричать на них за то, что они могли испортить столь важную вещь. Младший за этим тоже наблюдал и по своим законам чести не смог остаться в стороне и пошел разбираться в ситуации. А Лилиз спокойно вышел с территории, чувствуя, как плечам становиться легче. И возвращаются мысли об утрате. Так теперь всегда будет?       Часы пробили второй час, когда он вышел из богатого района. Он хотел пойти домой, но потом подумал, что стоит зайти на голубятню и отправить Элли весточку о принятом деле. Может, даже подсобит в его задумке. Она то уж точно сможет. Совсем недалеко была одна из них, но он решил пойти к той, которая находиться подальше, в их районе. Та была ему знакома, да и здешняя почта докладывает все Страже, а Стража — губернатору. Когда ты ведешь образ жизни, идущий наперекор закону, нужо знать такие мелочи. А вот их слала подальше и Стражу, и власть. И даже так все еще гребла деньги лопатой. Им больше доверяли и работала она быстрее.       Открыв немного заедающую дверь, он подошел к парнишке, который там работал. Голуби в небольших клетках мирно урчали что-то на своем языке, а один из них вообще сидел в серых волосах Уина и крутил головой.       — Привет, — Уин отложил в сторону перо, и посмотрел на зашедшего приятеля. — Тебе что-то отправить или ты пришел выпить и поговорить о жизни? У меня еще рабочий день, так что со вторым не помогу.       — Мне небольшую весточку отправить… Деревня Маридон, за пару дней долетит?       — Если тебе нужно за пару дней, то тут лучше доставкой, — Уин покачал головой и голубь перелетел на одну из полок. — Сам знаешь, как они летают.       — И какие есть варианты?       — Ты пиши, вот тебе бумага и перо, а я пока схожу к бабушке. Она умная, скажет, что делать. И она, вроде бы, собиралась в тот район…       Пока Уин находился в другой комнате, Бенедетто писал свое письмо. На небольшом клочке бумаги нужно было описать всю ситуацию и его задумку, так что он сильно мельчил. Вскоре парнишка вернулся, а на его голове уже пристроилась сорока. Наверное, это очень больно, но он не жаловался, казалось, что он даже не замечает птиц на себе. Он широко улыбнулся, показывая зубы, и взял бумажку двумя пальцами.       — Сороки и вороны в этом плане лучше. А это бабушкин перевертышь, она ее слушается бесприкословно, так что долетит максимум за два дня. Может даже раньше!       Пока он подготавливал все к отправке, птица прыгала по стойке, превратившись в скелет и беря то перо, то блестящую крышку чернильницы, то еще что-то интересное и достаточно маленькое, чтобы поместиться в ее крохотную лапку. Когда Уин взял одну из ее лапок, она превратилась назад в обычную сороку и все крутилась, показывая клиенту, какая она красавица с ее длинными перышками.       — Итак, ему в деревню Маридон, — Уин обращался к птице, которая внимательно слушала мальчишку, раскрывая крылья. — Получателя подписал?       — Ты думаешь, что я идиот?       — Есть немного. Ты бы знал, сколько Меркуцио мне вылил…       — Вы теперь лучшие подружки сплетницы.       Уин открыл окно и отпустил птицу. Не прощаясь, они разошлись по своим делам. Отношения у них были странными, но от этого не менее крепкими. Они могли не приветствуясь начать делать что-то, просто случайно встретившись на улице или в одной из лавочек, а могли и делать вид, что не знают друг друга, на протяжении многих недель. И из-за этого они никогда не прощались — знали, что рано или поздно они случайно встретятся вновь и вновь продолжат свою странную дружбу. Настолько странную, что они не вспоминали друг о друге до встречи. И как они все еще дружат — загадка даже для них.       У Лилиза не было желания лезть на крыши. Так было легче идти, но сейчас было лень, очень лень лезть туда. Это казалось непосильной задачей и он все думал, как ему действовать на «миссии», если он не сможет залезть на второй этаж. Горло все еще сжимало…       Он почувствоал, что что-то не так, когда только подходил к подворотне. Появилось странное чувство тревоги, с которым он не мог справиться. Это заставило ускориться и даже перейти на медленный бег. Вскоре он чуть не врезался в Адама, который кричал Меркуцио.       — Что такое?! — Бенедетто вцепился в его воротник, смотря в испуганные глаза.       — Он вдруг выбежал, — Адам сглотнул. — Он просто занимался бумагами, на секунду замер, а потом резко кинул их в сторону и убежал. Мы не знаем, куда. Франц и Хэльвар тоже ищут, Ромео с Бенволио на крышах…       Дальше он уже не слышал. Он бежал, нет, летел по узким проходам, чуть не врезаясь в соседние здания на углах или не падая на мокрую землю. Он догадывался, где он мог быть, но путь туда был уже давно забыт им. Он надеялся лишь на то, что ноги сами его принесут куда нужно. И они принесли, но Меркуцио тут не было. Бенедетто испуганно крутился из стороны в сторону, надеясь, что он всего лишь его не заметил. Пройдя несколько шагов спиной вперед, он заметил подвальное окно, а совсем недалеко был вход в этот подвал. С открытым замком. Открыв скрипучую дверцу, он юркнул внутрь, не боясь, что его кто-то закроет. Это заброшка, за ней не следят. Вернее следил Ривис, а сейчас это право передалось наследнику.       Меркуцио нашелся за старым шкафом в углу. Он сидел, обнимая ноги и пряча лицо в коленях. Лилиз сел рядом и просто обнял его, накрывая плащом. Он ничего не говорил, лишь поглаживал дрожащее от плача плечо. Через некоторое время старший поднял заплаканное лицо, все время вытирая его ладонями, будто стараясь спрятать, но при этом желая не дать понять, что он хочет это сделать. Бенедетто провел согнутыми пальцами по его виску, стараясь не задевать чужой ладони.       — Ты обиделся на то, что я ушел?       — Нет, — Меркуцио глотал слезы и часто дышал. — Я просто… Больше не могу…       — Это нормально…       — Мне нельзя, понимаешь? — старший вытер лицо, но все не смог остановиться плакать. Он и правда слишком долго сдерживался. — Это признак слабости, нельзя…       — Ты серьезно так думаешь? Ты не слабый, не надо так говорить, — Бенедетто пригладил его торчащие волосы, запавляя за рога.       — Когда он ушел, все начало рассыпаться… Я просто не могу справиться, это невозможно. Он мог все, а я… Я, черт возьми, слабый, даже со слезами справиться не могу!       — Неправда…       — Правда… Это правда, Бен, чистая правда… Все детство твердили, что я для этого рожден, что смогу потом повести всех дальше, но я не могу. Не могу сдержать все в целости, все рассыпаеться… — на несколько мгновений он даже перестал дышать.       — Я рядом. Я помогу. Прошу, не надо думать, что ты должен справляться со всем этим в одиночку. Мы поможем… И плакать нормально.       — Мне нельзя даже в физическом плане, — Меркуцио позволил Бенедетто уложить его на колени и поглаживать по волосам. Это успокаивало и даже плачь вместе с истерикой отступили на второй план.       Бенедетто одной рукой стянул с лица маску и широко улыбнулся, показывая, какие же эти слова глупые. Он вздохнул, вытирая чужое лицо, и лишь медленно поглаживал, стараясь успокоить. Ему нравилась эта идиллия, тихая, но спокойная. Да, их мир рушится лишь от одной потери, но сейчас не хотелось думать об этом. Самое важное, что он должен быть рядом с тем, кому он необходим больше всего, и он будет рядом. Было глупо надеяться, что мир устоит. Но они смогут сохранить его часть.       — Эй, Бен… — голос Меркуцио был тихим и очень хриплым. Не таким, как обычно, но от этого менее любимым он не стал.       — Да, что такое?       — Прости, что я так часто плачу… Вчера было и сегодня… — он теребил в руках конец одного из ремней Бенедетто, будто желая раскрыть крепление на груди.       — Ой, да заткнись ты! Мы все плачем и никто из нас еще не стал позором!       — Все равно прости…       — Мне тебя поцелуем заткнуть?! — Лилиз притворно нахмурился, делая вид, что совсем этого не хочет.       — Ммм… — Меркуцио сжал губы, размышляя. — Да, пожалуйста.       Бенедетто устало выдохнул, незаметно для себя улыбаясь. Как же он его любит… Он готов положить весь мир к его ногам, даже такой покоцанный и сломаный, который есть у него. Важен сам факт подношения мира. Остальное неважно. Но сначала поцелуй. Много поцелуев.