Не Пойман - Не Вор

      У Меркуцио момент пробуждения всегда немного странный. Он просто не чувствует ту грань и осознает себя уже сидящим на постели и затягивающим шнуры на воротнике нижней рубашки. После он зевает, с горем пополам достает из вороха на конце кровати свои штаны. Сегодня нужно было посчитать бюджет на этот месяц. Сейчас это было намного легче сделать, учитывая, сколько денег недавно принес Бенедетто. Чуть меньше половины пойдет на раздачу долгов, но даже так у них оставалась просто неведомая сумма. Этого хватит на несколько месяцев спокойной жизни, если не будет форс-мажоров и их не тратить бездумно.       По этой причине он как обычно сел за стол, взял новый расчетный лист и тот, что он заполнял в прошлом месяце. Франц за спиной немного побурчал об иммунитете и здоровье, но, как и всегда не трогал. Они оба понимали, что так нужно делать. Пока он не хотел завтракать, так что был готов начать, а потом прерваться на еду. Но перед этим он призвал карту, посмотрел на точку в том же месте. Видимо, Бенедетто решил задержаться в трактире одной из деревень, ведь если бы его задержали, канвой уже вел бы его в город. Это, конечно, давало чувство спокойствия за него, но не настолько, чтобы подавить желание проверять карту каждую секунду или вообще сорваться туда.       Через время Джиро буквально потащил его на кухню, ругая за то, что он не пошел есть и так просто мог и вовсе пропустить завтрак, хотя организм только-только начал отходить от болезни. И Франц подключился, наконец найдя момент, во время которого его точно услышат. Меркуцио же улыбнулся их заботе и все же сел за стол, позволяя всучить себе тарелку с овсянкой и ягодами. Она была на воде и без сахара, так что их было очень много, чтобы можно было хоть как-то съесть ее.       Он сидел, задумчиво жуя и смотря на один из ящиков. Он отмер только когда услышал возмущенный голос Аледа и крик Уина о том, что ему надо пройти. Он уже думал встать и пойти разбираться, но младший уже появился на кухне, тяжело дыша. Меркуцио окинул Цизрона взглядом, думая о том, что же такого случилось, раз он прибежал в часы работы почты. Было видно, что он с нее буквально выбежал — служебная одежда была немного выбита из аккуратного образа бегом, а в серых волосах торчали перья и пух.       — Хей, — Меркуцио встал, двумя пальцами достал серое голубиное перо из его волос. — Выпей воды, успокойся и скажи, что случилось?       — Там с Бенедетто… Вот, — Уин протянул ему небольшую полосочку бумаги.       Пока он все-таки принял стакан воды, Меркуцио удивленно окинул бумагу взглядом, а потом все же прочитал. Сильное желание матернуться залило сердце и он сел на стул. Обдумывая, что им делать, он поводил ложкой в тарелке, зачерпнул немного каши. Поесть ему действительно надо.       — Доносим к сведению, что Бенендетто Лилиз ранен, — сказал он, проглотив. — Просто, блять, прекрасно!       Уин удивленно посмотрел на него. Для всех слышать мат из его уст было из ряда вон выходящей вещью, что уж говорить, для самого Меркуцио это было странно. Но сейчас он был настолько зол и испуган одновременно, что он просто не мог держать эмоции в себе. Он покачал головой, посмотрел в темное пространство за окном и тихо попросил Уина уйти назад на работу. Ему надо было подумать, а для этого ему не нужно было чувствовать на себе чужой взгляд.       Теперь еда не шла, да и время будто остановилось. Проблема была в том, что у него была работа, но и оставить Бенедетто он не мог. Он как маленький ребенок! Да что уж тут, с ребенком полегче будет, даже с пятью будет легче, чем с ним. Меркуцио помассировал виски, немного мыча.       — Нужна помощь? — Тибальт оказался на стуле рядом неожиданно. Он как ни в чем небывало крутил в руках свою ложку и смотрел на младшего своим усталым после сна взглядом. — Выглядишь неважно.       — Бен опять влезает в проблемы.       — А что ты ожидал, когда отпускал его вчера?       — Что он вернется на своих двоих, а не то, что нам придется возвращать его самим, — Меркуцио выудил из серой массы чернику и запустил ложку с ней в рот.       — Я тоже думал об этом. Ладно, Время терпит, поешь спокойно.       И Меркуцио рад бы, но мысли все возвращались к тому, что у Бенедетто рана. Какая, насколько сильная и где — это его интересовало настолько, что он даже вкуса еды не чувствовал. И то, в каком состоянии сейчас Лилиз было для него невероятно важной вещью… А казалось, что все только начало налаживаться.       Настроение идти куда-то, а тем-более выходить на улицу у него не было еще по пробуждению, но даже при этом факте он менял ее так быстро, как не меняли стражники перед построением. Пока Тибальт одевался, он уже успел убрать заполненные с вечера бумаги в ящик и дать Адаму целый список поручений, которые нужно было выполнить за день. Из дома они буквально выбежали, направляясь в сторону конюшни на окраине. Путь был довольно долгим, учитывая, что они много срезали и шли самым коротким из возможных путей. Это малость удручало, но и сил занимало немало, благо Меркуцио это особо не замечал за своим беспокойством. Казалось, что сами Боги смеются над ними и растягивают путь еще сильнее, подобно глине.       Конюшню он чуть не пробежал, не заметив нужный поворот, благо Тибальт голову, в отличие от него, не терял и дернул его за рукав, разворачивая в нужную сторону. Характерно резкая для этого места вонь слегка отрезвила и он все же сделал пару глубоких вдохов для успокоения. Если бы Лилиз был бы в тяжелом состоянии, его не просили б забрать, по крайней мере, он на это надеялся. Тем более не может же он быть настолько неосторожным… Или может?       — Мне страшно, — Меркуцио почувствовал, что от этого признания становится легче.       В темных глазах Тибальта он видит понимание, видит, что его поддержат. Он всегда был готов поддерживать его, драться за него, но при этом оставался оплотом спокойствия и даже некого безразличия. Это было даже мило, если знать его достаточно близко.       Коней их выдавать не хотели. Работник делал это чисто на зло — он не очень любил Таррета — но как только на него надавили обращением к хозяину, то сразу же заткнулся и позволил забрать себе животных. Бумажную и денежную работу Тибальт взял на себя, в то время как Меркуцио смотрел в светлые глаза «своей» лошади и пытался понять, что надо делать. На лошадях он никогда не ездил, так что был малость напуган предстоящему пути.       Через некоторое время он кое-как запрыгнул на седло, сначала посмотрев, как это делал старший, а потом слушая от него инструкции. Он помог выехать ему с территории конюшни, а потом отправил в самостоятельный ход. Впрочем, Меркуцио уже начал более-менее разбираться в системе.       — Стражники стали выпускать, представляешь? — Тибальт посмотрел в сторону ворот. — Как губернатор сбежал не пойми куда, так начали пропускать, пока старшие не видят. Если что, просто пустим лошадей в галоп.       — Ты так уверен, что он сбежал? — Меркуцио хотел повернуться к нему, но почувствовал, что падает, и вернулся в прежнее положение, сохраняя тем самым равновесие.       — Ага. К нему должна была проверка приехать, а у него тут кромешное чистилище, вот и уехал. Есть условность: если губернатор не в городе, проверка не приезжает, а если и приезжает, то предъявить ему с претензией не может.       — Довольно нелогично…       — Пошло от того губернатора, что был в девятьсот восьмидесятом. При всем моем уважению к Торф, его предшественница была лучше. Женщины всегда на этом месте лучше…       — Выявил закономерность? — Меркуцио удивленно вздернул бровью. — И причем тут девятьсот восьмидесятый? Он был мужчиной.       — И надеюсь подтвердить. Пока идет успешно, — второй вопрос Тибальт успешно проигнорировал.       Меркуцио весело фыркнул той невозмутимости, с которым друг говорил эти слова. Он историю их правителей не очень любил проходить — больше нравилась история жития Богов, она же мифология — так что с мнением Тибальта не мог согласиться. Как и не согласиться, в общем то, так что он ничего не ответил, соблюдая нейтралитет.       Через ворота их и правда провели. Охранники при этом воровато осматривались так, будто действительно пропускали контрабанду. Было даже забавно за этим наблюдать. Воров они точно пропускали, но не контрабанду.       Во время пути он все время смотрел на карту, сверяясь с направлением и, все прикусывая губу, смотрел на то, не гаснет ли точка. Ему было неспокойно, так что это помогало хоть как-то держать себя в руках. Он отвлекался на управление лошадью, но часто бросал на нее взгляды.       Через несколько часов они все же прибыли на место со стороны полей. Меркуцио вытягивал голову, в попытках понять какой дом на горизонте нужен им. Тибальт же холодно отдергивал его, переходя с рыси на шаг. Он немного прошел так, а потом спрыгнул с лошади и сказал ему сделать так же. Если честно, Марсэтт уже давно желал спуститься на землю.       Пройдя вдоль полей, Тибальт обратился к одной крестьянке, собирающей урожай. Ему нужно было понять, что точно произошло.       — Прошу прощения, — он ненадолго прервался, удерживая желающую идти лошадь.       — Просите сколько хотите, — женщина поднялась, беря корзину с морковью, — мне работать… Святый Время…       — С вами все хорошо? — Меркуцио подошел ближе к ним, останавливаясь за спиной Тибальта.       — Да, все хорошо, — черт отвела глаза, поправляя морковью ботву. — Просто показалось, что увидела давно почившего управителя. Наверное, еще до вашего рождения погиб… Глаза похожи. Так что вы хотели?       — Этой ночью сюда прибыл раненый, ничего об этом не знаете?       — Слышала что-то… Об этом не говорят особо, сын мой тоже молчит, а он у хозяйки служит. Вы к ее поместью сходите, может ответят чего. Ее нет сейчас, но главный слуга ее авось расскажет…       Тибальт вздохнул и направился дальше. Они шли в условной тишине, прерываемой лишь звуками рабочих. Они явно тут были лишними, но и поля не бесконечными. Через время они прошли условную границу между полем и деревней. Меркуцио немного волновался, так что перебирал в руках уздечку лошади, осматриваясь вокруг. Он все старался понять, есть ли в этом всем подвох. Но теперь он свою метку буквально чувствовал, так что Бенедетто точно здесь.       Ему тут было неспокойно, хоть для этого и были все условия. Тут было слишком тихо, слишком уединенно, да и не доверял он новым территориям. Тибальт тоже все время осматривался, держа вторую руку у футляра Лезвия. Он так называл свой стилет и, хотя всегда носил его с собой, он практически его не использовал.       — Хочешь пожаловаться на Бена, пока мы идем к нему? Знаешь же, где он, — Таррэт взмахнул рукой, мол, «веди».       — Хм… — Меркуцио повернулся в нужную сторону, но пока не решался пойти дальше. — Я пока не знаю, что такого меня в нем прям бесит, хотя… Знаешь его привычку строить из себя сурового взрослого, хотя сам он ведет себя как ребенок?       — Некоторые вещи не меняются… У него же это когда началось, в тринадцать?       Меркуцио тихо засмеялся, вспоминая прошлое. Он и правда вспомнил пару историй из детства, от которых на душе стало теплее. Он помнил все, каждое слово и действие, просто обязан был помнить. Порой было больно вспоминать, но он и забывать это не хотел. Это было довольно важно для него, хоть и похоже было на засорение мозга всяким мусором.       Порой Бенедетто был немного садистом, порой жутким и неуправимым, и часто глупым, но от этого он не становился менее любимым. Меркуцио знал, что он может быть нежным, может любить и быть рядом, трогать нежно-нежно и успокаивать одним лишь нахождением рядом. Часто это проявлялась в мелких вещах, в больших и долгих — невероятно редко, но при этом все эти моменты были для него невероятно дорогими.       Он не думал, что когда-нибудь сможет забыть о нем хоть что-то. Он знал, что он любил ягоды мойши и малину, знал, что порой задерживался у большого дерева на площади просто потому что любил его запах, особенно весной, и знал, что ему нравились васильки… Это было лишь каплей из целого океана, но эти факты он особо любил и хранил в особом отсеке мыслей.       — У тебя есть мечта по его поводу? — вопрос от Тибальта был неожиданным, но как нельзя кстати.       — Мечты?       — Я все мечтал сводить Баженну на причал в порт, — его взгляд стал теплее и уголки его губ немного поднялись. — Она любила реки и у нас прогулки не считались прогулкой, если они были не у канала. У нее так глаза горели счастьем при виде волн, кувшинок и речных лилий… А я все трепетал при ее виде, так тепло было, что я на все был готов сделать, чтобы и не у воды она была счастливой. А моя нимфа все смеялась на эти попытки, я же обещал, что свожу ее туда. Не успел, правда…       Тибальт отвернулся, пряча лицо в лошадиной шее. Меркуцио улыбнулся, вздыхая. Такие откровения были вещью редкой, для избранных. Он только раз на его памяти говорил кому-то про свое прошлое не с сарказмом.       — А я хочу увидеть его в венке из васильков, — Меркуцио посмотрел перед собой, чувствуя, как загораются щеки. Он этого и не стыдился, в общем-то. — На свадьбе вообще будет идеально…       — Представляешь его в свадебном платье?       — Ага, — он сглотнул слюну, образовавшуюся от одного лишь представленного образа.       Тибальт устало вздохнул и засмеялся в губы. Он кинул на младшего ехиндный взгляд, усмехаясь, и направился дальше, стуча каблуками о брусчатку. Меркуцио же немного постоял, чувствуя движение маны в ладонях. Лошадь фыркнула у плеча и он все же пошел следом, аккуратно поглаживая ее по морде. Он ее немного боялся… ***       Бенедетто не нравилось чувствовать боль, когда он этого не хотел. Потянуть самого себя за волосы, ущипнуть за руку — это ладно, но когда ты просыпаешься от того, что бедро пульсирует и чуть ли не горит, ты готов весь мир обматерить за то, что ты в принципе можешь эту самую боль чувствовать. Ему это не нравилось: накатила тошнота, сильная боль и ломка во всем теле с усталостью под ручку, а он еще и глаз не успел продрать. Стон с губ сам срывается, а перед глазами плыло. Запах, кстати, тоже был чужим — значит он и не дома, и не у Маридон. Он немного напрягся, но решил пока не предпринимать рискованных действий. Это было бы так глупо…       Уставившись на то, что должно быть потолком, он все моргал, стараясь сфокусироваться. Это было странно, очень странно, но он упрямо моргал, разглядывая начавший проглядываться узор дерева. Он повертел головой, которая была немного тяжелой, и все же заметил у кровати спящего на стуле Мишеля. У него были небольшие круги под глазами, а волосы растрепаны. Его даже не хотелось будить, но это произошло само собой — он, видимо заметив движение, проснулся сам, открыв глаза.       — Ох, доброе утро. Ты как?       Не успел Бенедетто и рта открыть, как почувствовал в горле диких размеров комок. Дальше все было довольно просто: нагнутся к полу и этот комок выпустить. Благо, там уже стояло ведро для этого. Мишель вздохнул, протягивая ему стакан с водой и носком сапога убирая это под кровать.       Неприятный вкус горчил на губах и от него хотелось скрутиться еще раз. Он упрямо старался убрать это водой, но и она не помогала, будто специально не даваясь жидкости. Ужасное чувство. Мишель же виновато улыбался, все поглядывая на зашторенное окно.       — Да, врач у нас тот еще… Представляешь, все хотел влить в тебя ртуть, мол «у мальчишки мало крови, а значит и металла внутри мало». И какую шарлатанскую школу он закончил…       — И вы не ищете себе другого?       — Никто не хочет, — Мишель пожал плечами, виновато улыбаясь. — Никто из старых из города и носа высовывать не хочет, а молодняк весь тоже либо к стремится в Главный уехать, либо нас считает недостойными их внимания, либо еще хуже нашего… Но он хорошо зашивает, сам только глянь.       Бенедетто пару раз моргнул, думая о том, что черт вообще говорит, а потом он отмер и убрал с ног одеяло. На бедре аккуратной полосой шел шов на его ране от дерева. Видимо, она была действительно глубокой… Это даже удивления не вызывало — он мог из любой страшной передряги выйти целым и невредимым, но самые страшные раны, в итоге напоминающие о себе шрамами, он получал совершенно по глупым, случайным причинам. Он так шрам у ребер получил, споткнувшись и при падении задев пилу. Хорошо, что тупая была.       Он встряхнул головой, чувствуя, как кончики волос лезут в нос, и посмотрел на Мишеля. Он был довольно напряженным и то ли хотел сказать что-то, то ли ждал кого, то ли это все сразу. Это напрягало и он все хотел узнать, что случилось. Он беспокоился о том, не случилось ли что, пока он был в отключке.       — Все хорошо? Ты напряжен, как девка перед первой ночью.       — Ну, было бы странно, не будь я напряжен. Ты все наше поместье на ноги поднял! Приехал ни с того, ни с сего раненый и на меня грохнулся! Мудень.       — Прости, я не понимал…       — Заткнись, а. Дай мне на тебя покричать, я злой.       — Хорошо, кричи… — Бенедетто склонил голову вбок, вспоминая, какой у чертов ужас с выражением эмоций. Особенно у слуг — им это просто нельзя делать.       — Падаешь на меня, и я даже не знаю, что делать! Я сначала подумал, что ты сдох! А потом и хозяйка испугалась, увидев кровь, потом врач, все эти споры с ним и наблюдение за тем, дышишь ли ты вообще, я… Как с тобой справляются вообще?       Бенедетто вздохнул, пожимая плечами. Он и сам не знал, как его терпят и еще не выперли из дома. Хотя теперь дом больше походил на собрание чужих друг другу демонов, которые либо собрались в маленькие группки, либо стали одиночками. Благо их маленькие правила и законы еще соблюдались…       Он откинулся назад на подушки, начав смотреть на танцующий лепесток огня свечи на тумбе. Мишель сел рядом с ним на кровать, закрывая лицо ладонями и выдыхая в них. Могло даже показаться, что в его волосах появилась небольшая проседь, но от движения ветра свет немного дрогнул и это доказало, что ему лишь показалось. Хотя черт действительно уже устал сильнее, чем старики. В его глазах этой усталости был целый океан.       — Госпожа твои вещи не решилась проверять… Мы тебя подлечили и отправили сообщение твоим друзьям. Оставаться здесь, пока госпожи нет — себе дороже.       — Вы сказали им?! Да он же от волнения умрет…       — Уехала в посольство, дело не терпело отлагательств, — Мишель попытался отвлечь его внимание. — Ей нужно было донести свои решения до агентов Комитета Двенадцати, пока они еще тут…       — Тут Двенадцать? — Бенедетто был очень удивлен этой информации, он даже забыл, что не стоит сжимать руки на ногах.       — Слышал, что Врач Главы и Торговый Маяк точно тут… Про остальных не знаю, не слышал, а если и слышал, то в этих титулах не разбираюсь. Я только от госпожи узнал, что Торговый Маяк — это представитель торговцев там, а не статуя, как я считал. Или, ну, какая-то компания…       — Я знаю только восемь из них, не стыдись этого. У них и правда можно мозг сломать, пока разбираешься.       Они замолчали, смотря друг на друга. В глазах Мишеля все еще горела злость, смешанная с осуждением, а Бенедетто все думал о том, как же сильно за него будет волноваться Меркуцио. Хотя, ему могут и не сказать об этом, если письмо придет до его пробуждения. Если его отправили Уину — а они точно запомнили, на какую голубятню он все отправлял — то он точно побежит к ним, прочтя отправителя и не заметив адрес.       Он сильно беспокоился на этот счет, так что услышав ругань снаружи, сразу обратил на дверь все свое внимание. Мишель же покрыл себя заклинанием невидимости и отошел к двери, готовясь к чему-то. Потом громкий хлопок и Бенедетто сжимают в объятьях, пока черт выпрыгивает в коридор. У шеи тараторят что-то непонятное, а Лилиз просто трясется от родного запаха и крепкого тела рядом. Он, все еще трясясь от накативший эмоций, обнимает Меркуцио дрожащими руками.       — Ты такой… Сильная рана? — Меркуцио нежно посмотрел на него, при этом общаясь с ним как с ребенком.       — Да не думаю… Я пока не успел встать и поверить, но мне сказали, что все хорошо…        — Отлично! Тогда он едет на твоей лошади, а ты со мной.       — Тибальт! — Меркуцио отстранился, грозно прикрикивая на зашедшего, и тепло будто растворилось. Бенедетто же хотел вернуть его назад. — Прости, но видимо придется сделать так, как он сказал — не умею я ездить, сам понимаю, что поездка до тебя была для него хуже посещения чистилища.       Лилиз улыбнулся, провел ладонями по ногам и все же попытался встать. Ногу свело болью, но не настолько, чтобы он не смог доехать до дома. Меркуцио же отразившуюся боль на его лице заметил и зло нахмурил брови, видимо задумавшись над тем, как довезти его с меньшей болью и так, чтобы рана вдруг не открылась. Он вздохнул, сказал Тибальту побыть с ним и ушел за врачом. У Бенедетто же живот от страха свело — вдруг он узнает о том, как он прибыл сюда? Ему нужно было узнать от него все произошедшее, а не от чужого демона.       Он сделал несколько пробных шагов, проверяя, может ли он вообще ходить, а потом в комнату зашел врач уже преклонных лет и с силой усадил его назад на кровать. Он провел рукой в перчатке у его раны, где кожа была обычного цвета, а не красноватой от ранения, и тем самым проверял что-то свое.       — Забинтуем и до города доедет, — прохрипел он, беря из ящика рядом стоящей тумбы нужные ему бинты. — Лошадь быстро не гоните и идите аккуратно… В доме снимете и пускай несколько дней ходит настолько мало, насколько это возможно. Это если у него Время терпит.       — Запомнил, Бен? — Меркуцио фыркнул, глупо улыбаясь. — Все, окружу тебя заботой и никуда ты от этого не денешься.       — О нет, что же мне с этим делать… Я же так задохнусь от любви. Давай сейчас начнем.       — Фу, — Тибальт момент откровенно испортил.       — Да, согласен. Ладно, мне там принесли крестьянина с косой в ноге, вы уж не сердчайте, — врач прохрипел, вставая, и скрылся за дверью, тяжело вздыхая о чем-то своем.       — Он пошутил, — Меркуцио улыбнулся, потрепав Лилиза по волосам. — Ладно, давай собираться. Население тут такое странное…       Бенедетто провел ладонью по бинтам на ноге, будто так надеясь проверить качество их креплений, и принял у него свои штаны. Надеть их было проблематично, но он смог с этим справится и теперь с ужасом думал о том, как же он доберется до дома. Ему больше нравилось, когда за ним бежали собаки и он этой боли не чувствовал из-за страха. Тибальт, заметив, как он задумался, вздохнул и сообщил им, что подгонит лошадей как можно ближе ко входу в дом. Видимо, они оставили их на небольшом расстоянии.       Пока повисла тишина, Меркуцио сел рядом с ним и аккуратно сжал его ладонь в своей. Лилиз вздрогнул, как от ожога, и посмотрел в его усталые глаза. Он вяло улыбнулся на эту странную реакцию и наклонился в его сторону, одной рукой обнимая за шею. Бенедетто же не знал, что делать, так что просто прикрыл глаза, чувствуя слабое дыхание на голой коже шеи, и кое-как приобнял парня, стараясь не испугать своими действиями. Хотя, как он мог испугать того, для кого он вовсе не грозный, а наоборот — милый, беспомощный котенок с еще закрытыми глазками?       Через время простучали у окна копыта лошадей. Меркуцио тихо вздохнул, отстраняясь, и напоследок положил ладонь на его щеку, смотря при этом как мать на ребенка, который зря думал, что провинился. Такое нежное «вот идиот». От этого даже как-то смешно становится. Бенедетто позволяет закинуть свою руку на плечи, надеясь, что его попытку хоть как-то потрогать ключицы и грудь старшего не заметят. Будет неловко, если это произойдет…       Идя, Меркуцио что-то тихо говорит, считай мурчит, а Лилиз лишь удивлялся тому, насколько тут короткий коридор и старался удержать лезящий из себя комок. Было чувство, что он вот-вот поднимется с желудка наверх. Свежий воздух был как нельзя кстати, все же в доме воздух был весьма спертым даже для него. А еще вонял чем-то странным, не таким, как у Франца. На лошадь он залез кое-как, чуть не грохнувшись, но сумев таки закрепится в седле. Он хмурился от боли, но при этом чуть ли не заскулить был готов, чтобы это прекратить. Жаль, что обезболивающего ему не дали… И Элли уехала, так что к ней он ехал считай зря.       Вдруг он заметил шебуршание в своей сумке и, вздрогнув, посмотрел в ее сторону. Оказалось, что это просто Мишель, все еще покрытый невидимой пленкой, положил небольшой лист, согнутый в несколько раз, между карманом и закрывной частью с ремнем. Бенедетто быстро засунул его получше, чтобы он не выпал на ходу, и с некоторым смущением посмотрел на то, как черт усмехается и быстро подмигивает ему, прося молчать об этом инциденте. И он и так молчал бы.       Стоило Тибальту сказать, что пора, как он тронулся с места, оставив путь на лошадь. Он смотрел на Меркуцио, который прижался к спине старшего и, прикрыв глаза, грустно смотрел на землю. Он был и немного вялым и Бенедетто испугался того, не заболеет ли он вновь, учитывая, что организм еще слаб. А он уже не сможет заботиться…       — Итак… — вдруг протянул Тибальт, загадочно улыбаясь. — Ехать нам более трех часов, может даже пять, так что почему бы нам не посплетничать о ваших отношениях?       — Чего?! — воскликнули оба, заметно оживившись.       — Вам это нужно, — он гордо задрал голову, строя из себя эксперта в отношениях. — Вы, может, и повзрослели телом, но ваша любовь все еще такая детская, как у шестнадцатилетних. И я не про все отношения: ни с женщинами, ни с парнями, на вас похожих, просто ваши отношения.       — Нормально все у нас, — Бенедетто гордо отвернулся, пряча болящее от долгого ношения маски лицо. Он как раз потянулся, чтобы снять ее.       — Сказал тот, кто сбежал на два месяца из-за простого поцелуйчика.       Бенедетто почувствовал, как краска заливает лицо. Он этого вспоминать не хотел, а тут Тибальт решил задвигать свои речи о хороших, гармоничных отношениях. Вот только Меркуцио, похоже, заинтересовался и сбежать от неприятного разговора была невозможно. Он, немного поворотив нос, все же повернулся к ним и кивнул. Марсэтт широко улыбнулся, показывая зубы.       — Ну и что ты предлагаешь? Приковаться друг к другу и земле?       — Если бежишь еще раз, то я точно сломаю тебе лицо и примотаю к его ноге. Итак….       Слушая монотонную речь Тибальта, он смотрел на серьезного Меркуцио, который порой мило хмурил брови. Порой он даже не слышал, что говорилось. И ему было стыдно, когда у него что-то спрашивали, а он даже не знал, что ответить. Он виновато улыбнулся и таял еще сильнее, когда ему мило улыбались под недовольное бурчание Тарэтта. Думая об этом, он все старался вслушиваться, но постоянно отвлекался на рыжие волосы. Какой же он дурак!       За такими неловкими переговорами они провели весь путь и он не заметил, как они добрались до города. И пришлось уже отвлечься от Меркуцио и взять в свои руки управление. Стражники на воротах уже сменились и грозно ходили вокруг, пока старшие по званию играли в карты у небольшого выступа, у которого поставили стулья. Трое напряглись и, бросив друг на друга серьезные взгляды, направили лошадей к ним. Это были самые близкие к гильдии ворота, не хотелось объезжать и тратить на путь еще больше времени. Стражники немного напряглись по их прибытию и несколько еще зеленых парнишек загородили собой путь, не боясь того, что их просто собьют лошадьми. Тибальт грозно посмотрел на самого старшего из них, прося пропустить, но тот лишь засмеялся, и встал со своего места и с гордым видом пошел между ними. Казалось, что он чувствовал себя королем мира, самым важным из всех демонов.       — Пропускай, мужик.       — Увы, не могу. У нас в городе сложная проверка, мы не можем пускать без документов, — от наигранно виноватого тона голоса у Бенедетто даже заболела голова. — Вдруг вы угроза?       — Есть у меня документы, — Тибальт рыкнул, готовясь в любой момент слезть с лошади. — При Торфе сделаны, или тебя только Пристовские теперь устраивают? И пропускать будете только младенцев новорожденных теперь.       Несколько мужчин засмеялось, но проглотили смешки от одного только взгляда старшего. Тот поскрипел зубами, прошел еще немного, и глянул на Бенедетто, который успел надеть тканевую маску до того, как его могли рассмотреть. Вот только верхняя часть все еще была открыта и даже так он сумел заметить его плохое состояние.       — Аль заразу какую в город тащите? Нам эпидемий не надо.       — Кровотечение, — голос у Меркуцио вдруг стал довольно жутким. — Если мы не успеем оказать помощь, то его смерть будет на вашей совести.       — Моя жена кровью каждый месяц течет и ничего, не мертва еще. Потерпит ваш малек, не загнется.       У Лилиза в глазах от боли померкло. Он даже не понял, что произошло, благо он чисто механически схватился за лошадь, чтобы не упасть на землю. Не видя ничего, он все же слышал, как вскрикнул Меркуцио, а Тибальт спрыгнул на землю. Его ударили по ноге, судя по усилившийся в ней боли. Даже живот свело. Проморгавшись, он сразу же посмотрел на старшего, который от страха даже побледнел и прекратил дышать. Бенедетто не решался смотреть назад, где громко угрожали жизни.       Внезапно его лошадь дернули в сторону города, когда под глазами снова поплыло. Он откровенно не понимал, что происходит, но их все же пропустили и это плюс. Меркуцио вдруг оказался рядом, шепча что-то успокаивающее. Вот только он так и не смог скрыть испуганную дрожь в голосе. Это даже не удивляло и Бенедетто вяло усмехнулся, осознавая иронию — он за эту неделю получил ран больше, чем за всю прошлую жизнь. Это было как-то странно и страшно одновременно…       Он ненавидел чувствовать себя слабым и уязвимым, ровно как и быть тем, кто в случае чего поведет всех за собой и на кого начнут смотреть в случае проблем. И если с первым все было хорошо — на него не взвалят ответственность даже если мир будет гореть синем пламенем и старшие исчезнут — а вот с уязвимостью все было в разы хуже… Уже который раз его к Францу чуть ли не на руках тащат. Он знал, что именно это сейчас и происходит — родной запах гильдии он и в вечном сне почувствует.       — Вы куда его… — голос Франца сильно дрожал, а он наконец смог отойти от странного наваждения и наконец начал нормально двигаться. — Я лечу внутренние кровотечения, а не… Это! У меня даже нитей нет!       Меркуцио держал Бенедетто на своих руках, тихонько поглаживая большим пальцем по его груди. Это успокаивало, он понимал, что со швом что-то не так. В висках стучало сердце и дыхание усилилось, наводя панику. И он действительно настолько боялся, что вцепился в руку старшего, сжимая так, что в любой момент был готов услышать хруст кости. Через время он начал сильно дрожать, чувствуя холод. Внезапно ногу опять обожгло болью, будто ему выдирают крупицы плоти самыми маленькими щипцами. Медленно-медленно, специально растягивая момент для большей боли.       Хэльвар тоже оказался рядом, закрывая ему лицо руками и нашептывая что-то. Его магия пробиралась по сосудам, захватывая все тело и не давая ему двигаться. Это доверия не давало, но он все же пытался не вызвать движения своей и тем самым хоть как-то побороться. Ему бы не позволили контролировать его тело без необходимости, не Меркуцио со своей правильностью и повышенным чувством справедливости и не Тибальт со своей ненавистью к подобного рода заклинаниям. Его в сон клонило.       Через секунду он уже очнулся в хорошем состоянии и сел, подтянув ноги за собой и старался ими не двигать. Меркуцио был рядом, но спал, прижимаясь к стене. Видимо, он просто лежал рядом с ним, стараясь не тревожить, но и сам заснул от усталости и переживаний. Бенедетто потрепал его по волосам, широко улыбаясь. Повертев головой по сторонам, он заметил свою сумку и полез в нее, ища сверток письма. Развернув, он пробежался по аккуратному подчерку Элли глазами, получая от этого эстетическое удовольствие, а потом все же начал читать, при этом поглядывая на Марсэтта, подчерк которого был намного, намного лучше.       «Прошу прощения за мой внезапный уезд, но это правда очень важно! Я одна из немногих, кто знает, как провести членов Комитета в город инкогнито, а так же мне просто нужно зарекомендовать себя перед ними. Именно они решают, кто станет новым губернатором и будет лучше, если я покажу себя с хорошей стороны. Лучше подстраховаться. На счет документов все просто: мне сказали, что твоя рана заживет через несколько недель, но к месту нашей встречи ты уже сможешь ходить, хоть и с небольшой болью. Прости, что заставляю идти тебя на такие зверства, но Время терпит! Если я не предоставлю доказательства о его семье, то Кристиана не спустят с должности губернатора, а это значит, что ты дольше будешь в опасности, как и твои друзья, если их с тобой заметят. А подавать все мои доказательства в разные даты я не хочу. Знаешь, есть какой-то девичий страх того, что это посчитают подделкой. У меня такое было с моим учителем по истории когда… Впрочем, не важно. Я так сильно отвлекаюсь сейчас, хочу всю свою биографию написать. Мне от этого так неловко. Так же я прошу придти в одиночку или, если будет совсем никак, то ходя бы без моего сына. Это… Не то время, чтобы знакомится. Мне больно это писать, но надеюсь, ты поймешь. Я, пожалуй, закончу свою речь, пока в конец не потеряла свои ограничения. Мне немного плохо. Надеюсь, Мишель найдет в себе силы преодолеть свою агрессию и ответить на твои вопросы. Удачи.»       Бенедетто вздохнул и, убрав письмо в свой ящик, достал записную книжку и провел ладонью по щеке Меркуцио. Тот немного поморщился, промычал, и все же приоткрыл синие глаза. Он провел ладонью по лицу, будто стараясь снять маску сна, и посмотрел на него, вяло улыбаясь.       — Ты как, милый? — Меркуцио привстал на локтях, стараясь взбодрится, но лишь упал ему на грудь, после сна не сумев удержаться на дрожащих руках.       — Я хорошо, — Лилиз засмеялся и потрепал его по растрепанным волосам. — Ты как? Тебе, наверное, было еще страшнее, чем мне.       — Он тебе вколол что-то. Мы это поняли только когда ты не очухался после удара… Я тогда… — он сглотнул, сдерживая слезы. — Я сам чуть в обморок не упал, пока Франц вскрывал шов, а Хэльвар… Тебя трясти начало, хорошо, что яд вывести успели.       — Эй, — Бенедетто нервно хихикнул, беря лицо старшего в свои руки, — я жив, все хорошо. Может, принял за заразного, или преступника какого…       — Прекрати, мне плохо от обсуждения этой ситуации. Забыть хочу об этом и не вспоминать.       Бенедетто чмокнул его в лоб и протянул ему записную книжку. У Меркуцио глаза при виде нового полигона для записей буквально загорелись счастьем. Было видно, что он отвлекся и повеселел — любил он эти книжки и блокнотики до безумия, записывал в них информацию с особым трепетом и аккуратностью. И это были не обычные записи, а личные, сокровенные, так что никто из них в них не заглядывал, в то время как в расчетные листы мог заглянуть каждый, когда и сколько угодно. Он провел по темным страницам пальцами, от вожделения даже забыв про то, что нужно дышать, и вдруг обнял Лилиза за шею, чуть ли не душа. Он шептал ему благодарности, поглаживая вдоль позвоночника, а младший буквально растаять был готов от этого тепла и запаха чернил. Он и растаял — расслабился очень сильно, став практически безвольной куклой в чужих руках.       — Я правда очень рад твоему подарку, — Меркуцио, широко улыбаясь, отстранился от него и с огромной радостью в глазах посмотрел на него. И он так глупо щурился… — Хах, у тебя лицо как у ретривера.       — У кого? — Бенедетто собрал себя в руки, прекратив млеть под своей маленькой рыжей звездой.       — Ретривера, собака такая. Помнишь, ты еще говорил, что они глупо улыбаются во всю морду?       — Ой, не сравнивай! — Лилиз задрал нос, кое-как сдерживая улыбку.       — Да, ты глупее, — Тибальт опять забрал себе момент, зайдя в комнату, читая при этом книгу. — Намного.       — Но красивый, — Адам забежал следом, посмеиваясь. Явно шутил.       Бенедетто фыркнул и встал с места, не обращая внимания на разочарованный вздох со стороны возлюбленного. Тот явно не хотел прекращать объятья, но и ему пришлось не возмущаться из-за появившейся у них публики.       Меркуцио прошептал что-то себе под нос и направился за свой стол, на котором лежал еще не начатый лист. От его вида у него даже кошки на душе заскребли — считай, целый день прошел, а он ничего полезного не сделал. Старик его такому не учил… Провести день не работая, значит провести его в пустую. Так он, конечно, не говорил, но где-то между словами он слышал это, знал, что это и имеют ввиду, хоть и не произносили этого даже в завуалированном плане. Он вздохнул, поправляя перо, лежаще рядом, и сел на стул, готовясь сделать хоть что-то. Внезапно его плечи накрыли руками, а в нос ударил запах дорожной пыли. Лилиз немного потерся щекой о чужую одежду, и погладил большими пальцами грудь старшего.       — В этом нет ничего страшного… — шепча, он прислонился ближе. — Не поработал и ладно. Не съедим же мы тебя, если ты возьмешь выходной. Давай просто пойдем, полежим с тобой на крыше…       Бенедетто выжидающе посмотрел на него, немного тяня в сторону выхода. Меркуцио немного покусал губы, а потом с силой ударил листком о стопку таких же чистых листов и, повернувшись в сторону счастливой мордашки, и кивнул. Он быстро выбрался из кольца рук и, подхватив с кровати покрывало, побежал на крышу вперед его. Может, и правда… Лишний выходной не повредит.