Turn the Memory to Stone

— Рюга? — это был голос Ягами, профессионально обеспокоенного, несмотря на разногласия с Эл в отношении расследования. Краем глаза Эл мог видеть, как Ягами перевёл взгляд от него к примерному расположению Рэм. Учитывая, что Эл пристально смотрел в одну и ту же точку, не в силах оторвать взгляд от шинигами, это было легко сделать; эта мысль тихо промелькнула в глубине его сознания, но большая часть его внимания была поглощена монстром, устремившим на него единственный глаз. — Я… — сказал он, не в силах произнести больше ни слова. Это не помогло. Это не способствовало поддержанию надлежащего отношения к нему оперативной группы. Рэм наклонилась к нему ближе, и Эл непроизвольно отпрянул. Одно дело — видеть её молчаливой, стоящей в стороне и отказывающейся отвечать на вопросы. Совсем другое — получить её абсолютное внимание, исполненное гнева. Эл был полностью уверен, что она в ярости. Чего он не знал — так это причины. — Эл Лоулайт, — повторила она. — Перестаньте произносить моё имя, — отрезал он, внезапно обретя голос. Вариации на тему «Бог смерти здесь?» эхом разнеслись по комнате. Рэм беззвучно рассмеялась. — Планируешь ли ты стать владельцем тетради? — спросила она. — Ты не будешь чувствовать себя хорошо, если сделаешь это. Некоторые мыслительные процессы, происходящие параллельно с основными рассуждениями, переместились на первый план, и Эл понял, что Рэм действовала почти как человек. У неё была мотивация, существовало что-то конкретное, чего она хотела, и она пыталась запугать его, заставив действовать таким образом, чтобы она это получила. Он понятия не имел, что это могло быть, но знал, как вести переговоры, и знал, как не позволить подозреваемому взять верх. Даже если этот конкретный подозреваемый технически не был подозреваемым — он был шинигами, контролирующим жизнь и смерть, — Эл приступил к разговору с этим преимуществом. — Как я могу это сделать? Должна была существовать причина, по которой она разговаривала с ним; Эл уже знал, что Лайт был владельцем тетради, поскольку отказ от неё стёр его воспоминания, так что единственным человеком, который прикоснулся к ней, оставался он сам. Он был единственным, кто мог видеть шинигами, а затем Ягами спрятал тетрадь, и Рэм не могла просто принять это. Рэм упала, скрестив ноги, на стол прямо перед ним; её нечеловеческая форма заполнила всё поле его видимости. — Это не пойдёт тебе на пользу, — повторила она. — Цена тетради смерти — несчастье. Это было восхитительно. Это подразумевалось самой сутью тетради смерти — как насильственный акт лишения жизни другого человека мог когда-либо привести к радости? — но бог смерти действовал так, как если бы это была настоящая сделка или контракт. Использование тетради смерти в обмен на счастье владельца. — И всё-таки как? — спросил Эл. Он не мог точно сказать, но думал, что Рэм казалась немного разочарованной. Он был уверен, что она выглядела скрытной, особенно когда отказывалась отвечать. — Вы чего-то хотите, — заключил Эл, и единственный глаз Рэм расширился. — Если бы это было не так, вас бы здесь не было, — у него было недостаточно информации о природе шинигами в целом или о Рэм в частности, чтобы понять, чего именно, даже если Эл чувствовал, что она вела себя как человек. — То, что вы хотите, — медленно продолжил он, — имеет какое-то отношение к Лайту-куну. Рэм зашипела на него, и Эл вновь задрожал. Она нырнула сквозь стол, а затем на этаж ниже, и Эл смутно осознал, что его сердце бешено колотилось по рёбрам. — Рюга, — Ягами обратился к нему и в какой-то момент поднялся со стула и присел рядом с Эл. Что-то коснулось его плеча, и Эл обернулся. Ягами крепко удерживал его, чего он не заметил, пока его внимание было сконцентрировано на шинигами. — Я в порядке, — уверил он, но его собственный голос доносился словно сквозь толщу воды. — Пожалуйста, вернитесь на своё место. Ягами оглянулся назад, и Эл пришёл к выводу, что появился Ватари. Должно быть, Ягами получил какое-то положительное подкрепление его просьбы, потому что в последний раз сжал его плечо и последовал указанию. — Всё в порядке, Ватари, — сказал Эл, и оперативная группа коллективно моргнула. — Мы обсуждали ненаписанные правила, — продолжил он. — Чего хотел бог смерти? — спросил Мацуда, как всегда, позволяя своему любопытству возобладать над здравым смыслом. — Мотивация шинигами — это его личное дело, — сказал Эл, что совершенно не было ответом, и он это знал. Он был потрясён появлением Рэм ещё больше, чем хотел это признать, но она исчезла, когда он упомянул Лайта. Это было что-то существенное, он был в этом уверен. — По крайней мере одно из ненаписанных правил касается памяти. — Их больше одного? — проговорил Моги. — Конечно, их больше одного. Эл слегка наклонил голову. — Правила, зафиксированные в тетради, охватывают лишь часть возможных ситуаций, связанных с её использованием. Разумеется, есть дополнительные инструкции, а также тот факт, что шинигами, прикреплённый к тетради, хорошо разбирается в этих инструкциях. — Шинигами ответил? — спросил Ягами, и Эл почти улыбнулся. То, что по крайней мере часть блестящей проницательности Лайта передалась ему от отца, проявлялось время от времени. — Он этого не сделал. — В чём конкретно заключался твой вопрос? — Айдзава скрестил руки на груди, наклонившись вперёд, теперь, когда, очевидно, отвлёкся от копии тетради, безвредно лежащей в центре стола. — Это может быть несущественно, — возразил Эл. Он не совсем понимал, чем хотел поделиться с оперативной группой. — И это не имеет отношения к теме нашего обсуждения, — он хотел прийти к идее владения тетрадью в ​​определённый момент разговора, и Рэм разрушила все его тщательно выстроенные планы. — Мы все должны определить, имеет ли это какое-то отношение к расследованию, — поддержал коллегу Ягами, стараясь сохранять спокойный тон. Эл внутренне признал, что потерял контроль над группой в ту секунду, когда появился бог смерти, но теперь не собирался возвращаться к этому. Он вздохнул. — У него были опасения относительно права владения тетрадью смерти, — сказал он. — На данный момент их нет. Мацуда схватил копию, мигом раскрыл её и просмотрел правила, написанные внутри. — Здесь ничего об этом не говорится, — заметил он. — Ничего, — категорично ответил Эл. — В самом деле, — Мацуда слегка покраснел от подразумеваемого упрёка; напротив, Эл был счастлив, когда тот это понял. — Как я уже говорил, — продолжил Эл, — тетрадь смерти не имеет владельца. — Но Кира является владельцем тетради смерти, — Мацуда был верен своей патологической неспособности держать язык за зубами. — Ты сказал, что Лайт признался, что он был Кирой, — произнёс Моги, и Эл увидел, как понимание нахлынуло на их группу, словно волна. — Подожди-подожди-подожди, — Мацуда взмахнул руками, вцепившись в поддельную копию. Он взглянул на неё, как будто удивившись, что всё ещё держит её в руках, и отложил на стол. — Ты говоришь, что Лайт был владельцем тетради смерти, а теперь не является им, и… Так вот почему он не мог вспомнить тетрадь? Время от времени Мацуда демонстрировал вспышки озарения, которые делали его относительно компетентным в своей работе. Эл позволил себе улыбнуться. — Да, — подтвердил он. — Постой, — заговорил Ягами, который, конечно же, всё ещё утверждал, что Ягами Лайт невиновен. — Что именно ты сделал с моим сыном? — Господин Ягами, — Эл одарил мужчину слегка укоризненным взглядом, изображая оскорблённую невинность. — Как будто я пытаюсь причинить вред. — Не играй со мной в игры, Эл, — отрезал Ягами. — Ты говоришь о моём сыне. Эл подавил вздох. — Ваш сын признался. — Пока камеры были выключены? — Ягами впился в него взглядом. — Это лишь твоё слово против его. — Его точные слова, — процитировал Эл, — были такими: «Я хотел показать тебе мир без страха». Используя тетрадь смерти, он имел в виду убийства преступников с целью воплотить в жизнь своё извращённое чувство справедливости без милосердия и колебаний. — Это не признание, — заключил Ягами, но Эл ощущал, как мысли одна за одной проносились в его голове. Ягами не сомневался, что эти слова были правдой, и это было уже кое-что. — Я попросил его отказаться от владения тетрадью смерти, — продолжил Эл. — Потому что, если бы он не был владельцем, его слова ничего бы не значили, — догадался Моги, и Айдзава вступил в разговор вслед за ним: — Но если бы он был им, то он потерял бы свои воспоминания об этом? Это действительно так? — Теперь я уверен, — сказал Эл утвердительно. — Остальные тоже должны это знать. Вы все были свидетелями допроса. — Но правило тринадцати дней… — возразил Ягами так, словно задыхался. Эл бросил на него взгляд: Ягами побледнел, но глаза его были ясны. — Да. Я признаю, что это довольно затруднительное положение, — он постучал пальцем по столешнице. — Я считаю, — осторожно предположил он, — что это правило неверно. — Ты не можешь просто решить так без каких-либо оснований! — Ягами взревел, наконец проиграв битву с собственным самообладанием. — Я не могу утверждать с точностью. Я объяснил действия, которые совершил Лайт-кун. Вы все видели результаты допроса. Если вы помните, Аманэ Миса претерпела похожую трансформацию. Последствия очевидны. — Последствия. Но не факты. То, что Ягами был бы его самым верным союзником, если бы подозреваемый не являлся его собственным сыном, было совершенно очевидно для Эл. — У меня нет желания наказывать вашего сына, — мягко проговорил он. — Я считаю, что сначала он действовал по незнанию, а затем из отчаяния. Я считаю, что он начал с искреннего желания сделать мир лучше. — Ты обвиняешь моего сына в массовых убийствах, — прошептал Ягами. — Моего сына. — Цена тетради смерти — несчастье, — сказал Эл. — Что? — Ягами поднял глаза, и выражение замешательства на кратчайшее мгновение подчеркнуло его сходство с Лайтом. — Шинигами сказал это мне, — Эл сложил руки, едва соединив кончики пальцев. — Когда я спросил его, как стать владельцем тетради смерти. Я не хочу этого для вашего сына, Ягами-сан. — Я… — теперь Эл совершенно не мог прочитать выражение его лица. Ему это не понравилось. — У нас есть две отдельные проблемы, — провозгласил он, отодвинув стул и принявшись шагать вдоль комнаты. — Во-первых, как вы все знаете, это отозванное сейчас право Лайта-куна владения тетрадью смерти и правило тринадцати дней. Был также второстепенный вопрос: ни один из фактов, собранных Эл, не был достаточно убедительным, чтобы выступить с ним в суде; у него была сеть наблюдений и косвенных улик, но в самой тетради не было доказательств её способности убивать. У Эл определённо не было доказательств её способности изменять память; даже если информации, которой он располагал, было достаточно, чтобы убедить Ягами в своей правоте, это не сработает для присяжных. Эл чувствовал, что, к счастью, отсутствие убедительных доказательств не пришло в голову оперативной группе, но в какой-то момент это нужно будет решить. — Во-вторых, — продолжил он, — это вторая тетрадь смерти. — Второй Кира, — добавил Айдзава. — Четвёртый, — поправил его Эл. — Хигути был Третьим. Первым был Лайт-кун, а Вторым — Аманэ Миса. Тетради передавались от человека к человеку, но никогда не было зафиксировано одновременно более двух экземпляров. — Думаешь, у кого-то есть ещё одна тетрадь? — Айдзава потянулся за копией, отдёрнув руку в последнюю секунду. — Конечно, — кивнул Эл. — Несмотря на то, что тетрадь находится у нас, убийства не прекратились, — он чувствовал, что это должно было быть довольно очевидным, но, видимо, группа расследования решила усомниться в том, что тетрадь в действительности являлась такой, какой она была представлена им. — К чему ты об этом говоришь? — спросил Ягами. Он обрёл контроль над своим голосом и лицом, к облегчению Эл. — Прежде всего, — Эл заложил руки за спину, — я считаю, что мы должны проверить правило тринадцати дней. Как он и предвидел, поднялся шум протеста. Эл ждал, пока он утихнет, что заняло больше времени, чем он предполагал, но он оставался просто образцом выдержки. Он только стоял, не двигаясь, пока вновь не образовалась тишина. — Вы все закончили спорить? Я не вижу другого способа определить, ложно ли это правило. Шинигами не будет отвечать на вопросы, и, даже если он ответит, то я единственный, кто слышит его речь. — Что, если мы все коснёмся тетради? — нерешительно предложил Айдзава. — Это было бы неразумно, — Эл не хотел обсуждать потенциально разрушающее влияние тетради. Ему не нравилась мысль о том, что она вторглась в его разум, изменила его мысли, ослабила его принципы. Больше никого не нужно было подвергать её искушениям. Какое бы выражение лица у него ни было, это оказало на следственную группу своего рода подавляющий эффект; они все смотрели на него с разной степенью сожаления, покорности и печали. Эл попытался вернуть себе нейтральное выражение. — Как я уже говорил, — продолжил он, — я считаю, что правило следует проверить. То, что тетрадь является эффективным оружием, тоже должно быть задокументировано, — он пошёл на риск, указав, насколько мало пригодных для использования юридических доказательств собрала оперативная группа, но оно того стоило, если они согласились. — Как? — спросил Ягами. — Ты предлагаешь одному из нас стать убийцей. Не было сомнений в том, что если кто-то из членов их группы и проверит тетрадь, то это будет сам Эл, и Ягами знал это; Эл мог видеть в его словах попытку эмоционального манипулирования остальной частью следственной группы так ясно, как если бы Ягами кричал об этом с крыши. — Ни одному из вас, — опроверг он. — Я не буду просить никого из вас проверить тетрадь смерти. — От этого не станет лучше, — тихо сказал Мацуда. — Другой вариант — выбрать заключённого, уже приговорённого к смертной казни. — С этической точки зрения… — начал Ягами, и дискуссия продолжилась.