Turn the Memory to Stone

На следующее утро Эл рано очнулся от сна, которого он активно старался избегать, вместо этого прилагая постоянные усилия, чтобы каждая часть следственной группы не вмешивалась в работу другой. В течение нескольких секунд он не был уверен, где он находится и почему слышит позади себя тихие звуки, а потом вспомнил, как залез в кровать, расположившись рядом с Лайтом. Он намеревался остаться всего на несколько мгновений, потому что Лайт выглядел очень одиноким, даже если пытался скрыть это, и следующее, что он помнил, — это то, как теперь смотрел в потолок. — Лайт? — позвал он, пытаясь оттолкнуть мягкий вес, который вызывал скорее стеснение, чем комфорт. Одеяло наконец упало, и Эл обернулся, увидев Лайта, свернувшегося клубком: его плечи дрожали. Он протянул руку, осторожно коснувшись спины Лайта, а затем надавил с большей силой. — Лайт, ты проснулся? Это был нелепый вопрос, но он вызвал ответную реакцию. Лайт задохнулся, а затем замер, перевернулся, чтобы моргнуть, глядя на Эл глазами, ещё погружёнными в сон. — Рюга? — на его щеках были следы слёз, но он, казалось, не замечал их. Эл протянул руку и смахнул их. — Лайт может использовать моё имя, — сказал он, зная, что разговор от третьего лица раздражает собеседника, но не в силах остановиться. Он не мог не попытаться дистанцироваться от просьбы с эмоциональным подтекстом — независимо от того, насколько тяжело он с самого начала пытался смириться с чувствами к Лайту. Лайт какое-то время просто смотрел на него, размышляя, а затем наконец смог отвлечься от образов, видимых им во сне. — Кажется странным использовать твой псевдоним, как это делают все остальные, — возразил он, и Эл вспомнил, что Лайт не знал, что его имя и псевдоним, известный всему миру, совпадают. Когда он впервые выбрал его, это показалось ему забавным, но теперь просто расстраивало. — А Хидеки просто… я знаю, что это не твоё имя. — Меня зовут… — начал Эл, и слова застряли у него в горле. Он не мог заставить себя сказать Лайту своё настоящее имя, даже если бы снова и снова повторял себе, что доверяет ему. — Я не знаю, какое имя выбрали мои биологические родители, — закончил он, и лицо Лайта смягчилось от сочувствия. — Значит, Хидеки, — подытожил он, и это не входило в намерения Эл. Он оставил это. — Сегодня ты отслеживаешь передвижения твоего отца, — Эл знал, что похороны шефа Ягами должны были состояться сегодня днём, и точно так же осознавал, что Лайт спорил из-за этого со своей сестрой — единственным оставшимся в живых членом семьи кроме него самого. — Да, — кивнул Лайт спустя мгновение, и его лицо стало совершенно бесстрастным. — Да, — повторил он и выскользнул из кровати. Эл последовал за ним, обняв его сзади, опустив подбородок ему на плечо. Лайт сжал предплечья Эл, ощутившего тепло его ладоней даже сквозь рубашку, и отстранился. Эл отпустил его, наблюдая, как Лайт наугад вытаскивает одежду из своего гардероба и исчезает в маленькой ванной, а затем посмотрел на собственную. «Неприемлемо», — подумал он и направился приводить себя в надлежащий вид. Оперативная группа прибывала медленно; технически никто не опаздывал. Лайт сидел за своим привычным рабочим местом, беспорядочно щёлкая пальцами по клавиатуре, и, похоже, не обращал внимания ни на кого вокруг. Эл растянулся в кресле во главе стола в центре комнаты, ожидая, пока группа расследования поймёт намёк, и они собрались вдоль всего стола так же неохотно, как и прибыли. — Господа, — обратился Эл, продолжая удерживать их внимание. — Дамы, — Химура одарила его невозмутимым взглядом достаточно тонко, чтобы Эл удостоверился, что остальная часть оперативной группы этого не заметит. Он улыбнулся ей в знак признательности. — Сегодня днём состоится панихида по шефу Ягами, — он видел, как плечи Лайта напряглись; Лайт был единственным человеком, который не присоединился к ним, и его расположение за рабочим местом означало, что его лицо было скрыто от глаз. — Вы, конечно, можете присутствовать на ней, — продолжил Эл. — За исключением Мацуды, который будет сопровождать Лайта-куна. Мацуда сильно дёрнулся, и Эл был почти уверен, что Айдзава либо наступил ему на ногу, либо ударил его ногой по голени; всем, что Мацуда сказал в ответ, было: — Я понимаю. — Я ожидаю, что члены следственной группы продолжат так же усердно работать над делом Киры. Тех из вас, кто решит посетить поминальную службу, я снова увижу завтра утром, — он закончил объявление, встав, и подошёл к выбранному им рабочему месту, предоставив членам оперативной группы возможность принять решение; несмотря на все свои слова, он не ожидал, что они будут особенно эффективными сегодня. — Увидимся, когда вернусь, — тихо произнёс Лайт, полуобернувшись к Эл. — Иди и благополучно возвращайся, — сказал ему Эл. Лайт выглядел так, словно хотел добавить что-то ещё, но вместо этого просто кивнул и направился к двери. Мацуда с трудом догнал его; ему помог Айдзава, поймавший Лайта за локоть и завязавший с ним что-то вроде срочного разговора. Его голос был слишком тихим, чтобы Эл мог разобрать какое-либо из слов, но Лайт снова покачал головой, и Эл услышал, как он поблагодарил Айдзаву, прежде чем вышел за дверь, увлекая Мацуду за собой. — Химура-сан, — позвал Эл, и она быстро подошла к нему. — Посмотрите, не появлялся ли кто-нибудь из наших четырёх подозреваемых рядом с местонахождением Аманэ Мисы. Хотя инструкции Эл потенциально могли принести ему ценную информацию, их основная цель заключалась в том, чтобы держать Химуру подальше от Лайта, и она знала это. Она знала Эл лучше, чем большинство людей, за исключением тех, кто был связан с организацией Ватари, и ей не нравилось, что её держали в стороне от того, что Эл считал главной целью расследования. Эл знал, что она разделяет мнение Ниа касательно действий Лайта в качестве Киры и приговора, который должен быть вынесен, и её раздражало, что её отстранили от этого. Тем не менее она кивнула, придерживаясь строго формального тона. — Должна быть получена вся информация, — проговорил Эл, повторяя фразу, которая вбивалась в его сознание снова и снова во время его обучения, фразу, которую он пытался донести до каждой команды, с которой когда-либо работал. Химура резко кивнула, развернулась на каблуках и ушла. Эл вздохнул. В какой-то момент ему придётся устранить разрыв с Ниа; они не могли работать вместе, не имея совместимых целей, а Химура, очевидно, тоже присоединилась к Ниа, что только усложняло дело. Отложив опасения по поводу Ниа на задний план — в любой конкретный момент Эл мог совершать только определённое количество действий, и все его дела должны были быть классифицированы в соответствии с приоритетом, — Эл провёл утро, пытаясь связать концы с концами в этом расследовании. Ежедневное напоминание о том, что заключённый, которого он использовал для проверки тетради, всё ещё жив и здоров, поразило его, когда он снова увидел его: он почти забыл, что проводил это испытание. Доказательства того, что Лайт был Первым Кирой, было достаточно, чтобы продемонстрировать, что правило тринадцати дней было ложным, но без самой проверки доказательства вины Лайта были полностью косвенными. Эл смотрел на сообщение и считал дни; осталось только два до того времени, когда ему придётся принять к сведению информацию о том, что проверка успешно показала ложность правила, и обосновать дальнейшее условно-досрочное освобождение Лайта. Двое оставшихся членов оперативной группы ушли вместе, отказавшись хотя бы создать видимость работы — раньше, чем Эл надеялся, но позже, чем он ожидал, — и в комнате воцарилась тишина. Ватари нигде не было видно, и это было именно тем, чего хотел Эл. Он впился взглядом в экран, прокручивая все детали в голове и пытаясь учесть расхождения. У него была зацепка относительно того, кто именно из четырёх оставшихся подозреваемых хранил тетради, но не было доказательств, и методы, которые он использовал, чтобы поймать Лайта с поличным, не могли подействовать на прокурора; наблюдение за домом Лайта сошло Эл с рук только потому, что у него было разрешение шефа Ягами. Эл постучал ручкой по столу в отрывистом ритме, глядя на лицо человека, который, скорее всего, пытался убить его по указанию Лайта и потерпел неудачу только потому, что Лайт саботировал собственный план. Эл всё ещё не был уверен, что именно мотивировало Лайта сделать это; раньше он думал, что в глубине души Лайт хотел, чтобы его остановили. Лайт не хотел быть Кирой, но тетрадь исказила его убеждения, когда он прикоснулся к ней, и он не смог избавиться от её влияния. Одно действие привело к другому. Однако Эл был уверен, что желание раскаяния было в лучшем случае подсознательным: Лайт был не из тех людей, которые могли признать — хотя бы самому себе, — что они сделали что-то не так, после того как сознательно решили сделать это. Он был слишком уверен в собственном интеллекте, в своём личном моральном компасе вплоть до тех пор, пока Эл не продемонстрировал, что его моральный компас позволил ему сбиться с пути. Для Лайта не было характерным активно противодействовать своему же плану, если только не существовало более глубокой игры, и Эл не мог полностью её вычислить. — К чему ты стремишься? — прошептал он. Возможно, допустил Эл, он предоставлял Лайту именно то, чего тот хотел: свободу работать на глобальном уровне вместе, осуществляя те изменения, которые, как он утверждал, были возможны благодаря тетради, но только без ужаса, недопустимости с точки зрения морали, геноцида и использования страха как инструмента. Однако этот вариант казался маловероятным просто потому, что Лайту потребовалось бы сознательно принять — с сохранением своих воспоминаний, — что использование тетради было неправильным, а Лайт не сделал бы этого ни на одной из ступеней своего пути. Нет, Эл был уверен, что суть заключалась в чём-то более сложном. — Слишком много переменных, — ручка сломалась у него в руке, чернила пролились на манжеты рубашки и на стол. Он едва избежал того, чтобы испортить штаны, оттолкнувшись от стола в последнюю секунду. Он положил ручку и протянул руку в сторону, где медленное падение тёмно-красной жидкости вниз больше не пачкало его одежду. Она резко проступила на его коже, и он задрожал. Мотивы Лайта были вторичными по сравнению с завершением дела и уничтожением тетрадей; крайне маловероятно, что у Лайта был доступ к другому, если можно сказать, более безобидному оружию массового уничтожения, а любую конечную игру, не связанную с массовыми убийствами, можно было остановить позже. Красная субстанция, расползаясь по его рукаву, словно бы говорила Эл об обратном, и он снял рубашку, не дожидаясь, пока Ватари принесёт новую, и бросил её на ещё растекавшуюся лужу чернил на столе. Он сразу же пожалел об этом: рубашка приобрела ярко-алый цвет прямо над тем местом, где находилось бы сердце Эл, если бы он всё ещё её носил; совпадение, сказал он себе, но неприятное. — Ты продолжаешь проявлять упорство, — мягко проговорил Ватари позади него, протягивая мокрую ткань. Эл стёр чернила со своей кожи столь тщательно, как только мог, но так и не сумел полностью избавиться от них. Ватари забрал ткань, прежде чем кожа Эл стала больше чем просто покрасневшей, и протянул ему рубашку с особенно отсутствующим выражением лица. Это означало, что он чувствовал, что Эл ведёт себя глупо. Эл выхватил рубашку из его рук, ощущая, как она прижимается к его запястью и руке, и мрачно застегнул её. Он был не в настроении анализировать молчаливое неодобрение Ватари или какие-то уроки, которые Ватари пытался ему преподать. Когда он закончил, испорченная рубашка исчезла: Ватари поднял её, куда-то убрав, и теперь стоял уже около чистого стола. — Миками Тэру, — сказал он безэмоционально. — Он кажется наиболее вероятным, — подтвердил Эл. — Он был главой группы, которая прибыла сюда, чтобы забрать вещественные доказательства по делу, — это был ещё один аспект расследования, которым Эл должен был заниматься, хотя смерть шефа Ягами приостановила переговоры между оперативной группой Эл и японской полицией. — Это не единственная причина подозревать его, — Ватари всё ещё сохранял совершенно нейтральные интонации, которые могли дать только серьёзное обучение и практика. — Сейчас не время для тренировок, — резко проговорил Эл. Он не терял своего превосходства, даже если Ватари теперь был на стороне Ниа в своём мнении насчёт решения Эл. — Конечно, — Ватари склонил голову. — Пожалуйста, прости меня, — он исчез так же мгновенно, как и появился, оставив Эл разочарованным. Попытка убедить Ватари в своей компетентности только уменьшила бы её в глазах его бывшего учителя; лучший способ продемонстрировать своей команде, что он знает, что делает, — это действовать. Эл не позволил себе выразить своё разочарование хоть сколько-нибудь; ему давно не приходилось доказывать своё мастерство на этом уровне, и он забыл, каково это — постоянно подвергаться оцениванию и проверкам. Несмотря на слова, адресованные Ватари, Эл снова просмотрел файл Миками: в этом человеке было что-то, чего он не мог понять. Что-то, что он не мог выразить словами. Он просматривал кадры, демонстрирующие, как команда Миками входит в штаб оперативной группы и как все они наблюдают за Эл и Лайтом на экране, который включил Ватари. Никто не мог предвидеть, что у кого-то из людей прокурора будут глаза шинигами, и выбор, который сделал Ватари, был понятен задним числом. Даже тогда в глазах Миками был виден какой-то голод, который выходил за рамки выполнения его обязанностей перед законом. Это можно было назвать призванием, если Миками считал себя защитником жертв или угнетённых, и, конечно, его прежние достижения подтвердили бы это. Но Эл видел тот же голод в глазах Лайта, когда он говорил о создании мира без страха, даже когда он на словах осуждал действия Киры, и эта параллель заставила его взглянуть на Миками более пристально, чем на остальных подозреваемых. Угол камеры видеонаблюдения в штабе расследования не улавливал лица Миками, когда тот смотрел трансляцию, которая едва не стоила Эл жизни, но Эл мог читать язык его тела. Миками, как и вся его команда, был сосредоточен на трансляции, но Эл хотел интерпретировать его движения по-другому. Миками казался хищником, и Эл не мог сказать, правильно ли он его читает или только проецирует то, что видит, на собственные догадки. «Может быть, Ниа и Ватари правы», — подумал он, и это не тревожило. Единственная капля красных чернил, оставшаяся на полу, привлекла его внимание, ещё достаточно влажная, чтобы отражать свет, падающий сверху, и Эл отошёл от своего рабочего места. По крайней мере, он знал, что не ошибался насчёт Лайта. В искренности Лайта невозможно было ошибиться: Эл изучал его с самого начала дела, и его предчувствия ни разу не подвели его. Он знал, как выглядел Лайт, когда играл, и раскаяние Лайта, когда тот узнал, что был Кирой, было настоящим. «Я должен работать», — Эл не смог бы довести это дело до успешного завершения, если бы признал неуверенность в себе. Однако он не смог заставить себя использовать стол, ранее испачканный чернилами, и вместо этого встал перед одним из других. Солнце медленно спускалось к горизонту, едва видимое изнутри комнаты, и Эл почти не продвигался вперёд. Никаких сообщений ни от Химуры, ни от Лайта не поступало, и Эл снова разозлился на себя, когда определил источник своего беспокойства как отсутствие связи с Лайтом. «Ты волнуешься или просто видишь опасность в том, что не слышишь человека, в которого влюблён», — подумал он, и его выбор слов, даже если он был только наедине с собой, заставил застыть на месте. Эмоции являли собой физическое влечение в сочетании с очень объективной оценкой многих положительных характеристик Лайта, что, безусловно, было понятно, но любовь не могла быть подходящим словом, которым когда-либо следовало описать то, что чувствовал Эл. «И вот как теперь ты видишь это», — уголок его разума насмехался над ним. Эл закрыл глаза, пытаясь обрести спокойствие, но чувствовал себя пойманным в ловушку между тревогой и восторгом. Он достиг того отсутствия контроля над собственными мыслями, которое наконец позволило ему снизить частоту сердечных сокращений, оттолкнуть свои чувства прочь, пока он не смог бы изучить их должным образом. Внезапная вибрация телефона сильно напугала его; трепет надежды чувствовался где-то в его животе. Но сообщение пришло не от Лайта — оно было от Мацуды, и прямо поверх него отобразилось уведомление от Ниа. Эл нахмурился и сначала коснулся послания Ниа. Он открыл видеочат: лицо Ниа аккуратно выровнялось по центру экрана. — Возникла некоторая ситуация, — известил Ниа. — Объясни, — коротко сказал Эл. Ситуация означала, что это как-то связано с делом Киры, иначе Ниа не нужно было бы ему ничего сообщать; он проводил и другие расследования, чтобы компенсировать причастность Эл к делу Киры и ничему больше. — Я не могу, — проговорил Ниа со странной смесью нерешительности и уверенности. — Но я считаю, что всё под контролем, и у меня будет готов отчёт, когда я разрешу ситуацию. — Ниа, — Эл произнёс это с явным предупреждением. Если бы ему пришлось вслух напомнить Ниа о его роли в расследовании, он потерял бы контроль ещё сильнее, чем он думал. — Пожалуйста, поверь мне, — по спине Эл пробежали мурашки. Он открыл рот, чтобы настоять на том, чтобы Ниа объяснился — будь проклята потеря контроля над своим преемником, — и его телефон снова зажужжал с очередным уведомлением. Мацуда послал ему второе сообщение сразу после первого. — Прости, — Эл отключил соединение с Ниа. Мацуда отправлял сообщения одно за другим, после того как попытался позвонить и обнаружил, что связь заблокирована вызовом Ниа. «L, Лайт исчез! Его забрали!» Каждое последующее сообщение несло в себе информацию в том же духе, пока Эл онемевшими пальцами не отправил в ответ подтверждение получения.