11.2. No Such Thing as Getting Out of Hand
11 февраля 2021 г., 00:00
Выживание Ито Минору через тринадцать дней после того, как имя Накамуры Исаму было записано на клочок бумаги, вырванный из тетради Киры, и чуть более чем через тридцать шесть часов после того, как Эл услышал слова, которые он не хотел слышать, было почти очевидным; это был ожидаемый результат, и казнь Ито была перенесена.
— Спасибо, что рассказал мне, — тихо проговорил Эл, не пытаясь обернуться.
Закат был захватывающим, даже если вид на вертолётную площадку был закрыт другими, более высокими зданиями. Городские огни мерцали в сгущающихся сумерках, усеянное звёздами небо пронизывал лёгкий дождь, который не прекращался с тех пор, как был убит главный подозреваемый в деле Четвёртого Киры. Разрыв в облаках пропускал последние лучи солнечного света, освещая падающий дождь.
— Эл, — резко произнёс Ватари, разрушив то немногое, что было у Эл.
Его ноги онемели, а колени болели от того, что так долго были согнуты, но Эл не хотел двигаться. Ноутбук позади него был закрыт, питание — отключено, но, прежде чем отойти к окну, Эл просмотрел серию видеороликов, которые снял перед тем, как отправиться на склад в тот день, в который, по его мнению, всё изменилось.
Если бы Лайт не вручил ему маску, Эл транслировал бы своё лицо в штаб оперативной группы. Миками с его способностью убивать, зная только лицо, не преминул бы совершить это, и Эл обратился бы пеплом и пылью. Он ожидал, что Лайт будет тем, кто убьёт его, надеялся, что сможет его уговорить, и приготовился к наиболее вероятным последствиям после своей потенциальной смерти.
Эл не мог удержаться от записи последнего видео, в котором он извинился за подозрения, что Лайт способен на массовое убийство, и выразил надежду, что Лайт пойдёт по стопам своего отца. Это была пустая надежда и тщетное желание, ничего больше, и он знал это, когда улыбался в камеру и произносил бессмысленные слова, но он отчаянно хотел, чтобы это было правдой. Теперь он знал, что даже тогда у него были чувства к Лайту, хотя ему потребовалось гораздо больше времени, чтобы распознать и принять их такими, какие они есть. Это было последнее видео, которое он посмотрел и пересмотрел, всё ещё желая, чтобы нарисованный им мир стал реальностью.
Привкус соли и меди на языке вырвали Эл из его мыслей, и он убрал большой палец от зубов. Он прикусил его до крови, и теперь она текла достаточно сильно, чтобы капать на его прежде чистые штаны. Красные пятна на белом, словно чернила, которые он пролил несколькими днями ранее.
— Невероятно дерзко, как и всегда, — проговорил Ватари, по необъяснимым причинам достаточно подготовленный к тому, чтобы перевязать рану, нанесённую самим Эл. Эл молча подчинился оказанию помощи; тяжесть в его конечностях просачивалась в горло. — Ниа мог бы воспользоваться твоим руководством при рассмотрении политических аспектов дела, — продолжил Ватари немного громче, чем раньше.
— Ты вполне способен дать ему нужный совет, — ответил Эл. Его голос казался ржавым; он не был уверен, что вообще говорил за последние два дня, и сейчас это потребовало многих усилий. Если бы Эл контактировал с токийской полицией, то Ватари негласно давал бы указания под видом своих наблюдений. Он мог сделать то же самое и для Ниа; это не было поводом для Эл вмешиваться.
Безэмоциональное выражение лица Ватари сказало Эл, что он знал о намеренном неверном истолковании Эл потребностей Ниа. В конце концов, Ватари считал, что сейчас не хватало не Ниа. Не Ниа нужно было подтолкнуть к действию. Эл почувствовал, как в груди начал скапливаться гнев, но он был тусклым и далёким, как и всё остальное, и у него не было энергии, чтобы выдержать его. Гнев исчез, оставив за собой выцветшую серость.
Солнце скрылось за горизонтом, пока Эл не наблюдал за ним, и свет, который Ватари включил, войдя в комнату, отбрасывал отражения на стекле. Эл мог видеть себя: его собственное лицо в тени, размытые очертания, покрытые каплями воды, стекающими вниз в математически вычислимом порядке. Он опустил голову на колени, не желая смотреть на своё отражение.
— Твой рейс вылетает завтра, — оповестил Ватари. Его интонации были другими: голос звучал более плоско, менее резонируя с тишиной вокруг. Он сдерживался, и слова и жесты представляли собой не более чем социальное взаимодействие сотрудника с работодателем. Это должно было быть больно, должно было быть язвительным упрёком и напоминанием о том, что Эл пренебрегает своими обязанностями, но Эл не мог заставить себя беспокоиться об этом.
— Я знаю, — хуже всего было то, что теперь Эл знал, насколько прав был Ниа, насколько его привязанность к Лайту влияла на него, — теперь, когда было слишком поздно что-либо делать с этим. Он даже не мог заставить себя пожалеть об этом. — Я займусь этим, — добавил он, потому что, если Ватари собирался усугубить ситуацию, Эл не собирался пытаться её сгладить.
— Своенравно, — снова пробормотал Ватари так тихо, что Эл решил, что он не должен этого слышать, и удалился.
Свет отдавался в глазах Эл резью, но не стоил усилий, чтобы его выключать. Он прислонился лбом к прохладному стеклу, пытаясь позволить разуму и сердцу достичь состояния спокойствия. Если бы он мог это сделать, то, возможно, он смог бы найти силы, чтобы снова взять на себя свои обязанности, но всё, о чём он мог думать, — это повторяющийся хор единственного «что, если, что, если, что, если». Он получил то, чего хотел: встретил Лайта при других обстоятельствах, спланировал его обучение, надеялся показать Лайту мир таким, каким сам его видел. Он получил перспективу иметь рядом с собой партнёра, любовника, друга — того, в ком он никогда не чувствовал потребности, пока не встретил Лайта.
Эл получил то, что хотел, на короткое время, пока это не было разрушено капризами судьбы.
«Мелодраматично», — сказал его внутренний голос, и Эл велел ему заткнуться. Он потерял единственного друга, которого когда-либо имел; он имел право на небольшую театральность.
— Это чушь, — сказал Мелло позади него, и Эл подумал, что Мелло отвечает на его мысли, вспыхнувшие в сознании полторы секунды назад, прежде чем понял, что тот говорит в более общих выражениях.
— Уходи, Ниа, — бросил он, потому что если что-то и могло разозлить Мелло, то это обращение к нему по имени его доминирующей личности.
— Хорошая попытка. Аманэ Миса освобождена, — добавил он, — поскольку Миками Тэру публично объявили Кирой, — Эл услышал, как он зашагал дальше по комнате, обходя её по кругу. — Прокуратура просто хочет, чтобы дело было завершено и закрыто, а поскольку мы уничтожили оружие, нет причин затягивать его, преследуя Аманэ.
— Она достаточно страдала, — проговорил Эл. Он ощутил внезапный прилив сочувствия к Мисе, даже если она с энтузиазмом взялась за тетрадь: ей пришлось пережить боль отвергнутой вдобавок к боли потери Лайта.
— Верно, — сказал Мелло после долгой паузы, которая дала Эл понять, что он ответил не так, как Мелло того ожидал. Да что знает Мелло, просто подумал Эл. Мелло не заботится о людях, его заботит только победа или поражение. Ниа не лучше.
— Ты что-то хотел? — наконец спросил Эл, в то время как Мелло просто продолжал бродить по комнате. Если бы Мелло просто оставался неподвижен, Эл мог бы игнорировать его. Как бы то ни было, шаги Мелло, то затухая, то возобновляясь с неравными интервалами, продолжали воздействовать на сознание Эл, видимые через стекло. Ухмылка, которую Эл увидел у Мелло в его отражении, сказала ему, что его перехитрили.
— Ты такой дерьмовый соперник, — Мелло высокомерно скрестил руки на груди. Он не был одет в любимый комбинезон Ниа; на нём был какой-то нелепый кожаный костюм. Очевидно, Ниа некоторое время спал, чтобы Мелло мог одеть их обоих.
— И? — Эл повернулся и посмотрел прямо на Мелло.
— И? Что ты имеешь в виду? — Мелло оттащил Эл от окна.
Онемевшие ступни Эл ударились о пол, и он упал на бок, не в силах почувствовать опору или заставить ноги работать должным образом после столь долгого сидения в одном и том же положении. Мелло, застигнутый врасплох, потерял равновесие, когда Эл резко завалился на него, и они оба упали на пол, переплетаясь конечностями. От удара в Эл что-то расшаталось. Влага, скопившаяся в уголках его глаз, пролилась через край, но не остановилась на этом. Негромкие рваные звуки достигли его ушей, и ему потребовалась секунда, чтобы понять, что они исходят от него самого, что он цепляется за жилет Мелло и рыдает, как потерянный ребёнок.
— Эл? — на этот раз это был голос Ниа, а не Мелло, но Эл не мог заставить себя остановиться. — Эл, что мне сделать?
В том, что Ниа требовал, чтобы Эл подсказал ему, как справиться с нестабильным поведением самого себя, была какая-то весёлая ирония, хотя ничто в обучении Ниа не подготовило его к такой ситуации, но Эл был не в состоянии оценить это. Он обнаружил, что его буквальным образом перетащили на одно из низких сидений и опустили на него, прежде чем Ниа ушёл, и Эл свернулся клубочком.
Когда он проснулся, его глаза столкнулись с мягким светом; он всё ещё находился в той же комнате, с тёплым одеялом на плечах. Небо снаружи выглядело тёмно-синим, с низкими бледно-оранжевыми полосами на горизонте, и у Эл возник момент сильной дезориентации из-за солнца, восходящего в неправильном направлении, прежде чем восприятие слилось с реальностью и он распознал сумерки как закат. Он чувствовал себя почти умиротворённым и плотнее набросил одеяло на плечи, когда сел. Что-то грубое оцарапало его колено, и он посмотрел вниз и увидел, что засохшее пятно крови на прокушенном большом пальце всё ещё на месте.
«Что я вообще делаю?»
— Ты проснулся, — голос Химуры послышался из дверного проёма, и на мгновение Эл почувствовал вспышку раздражения от того, что вся его команда, очевидно, собиралась приходить к нему один за другим. Она практически сразу же погасла, но разрушила хрупкое чувство равновесия, которое он почти обрёл.
— Да, — ответил он, потому что Химура, казалось, ждала ответа, а ему нечего было ей сказать.
— Я разговаривала с сестрой Лайта. Она останется с родственниками, пока не закончит школу, — Химура пересекла комнату и опустилась на стул напротив Эл.
— Это хорошо, — Эл не особенно беспокоился о сестре Лайта, хотя она была единственным выжившим членом его семьи. Она потеряла отца и брата почти одновременно, и, если Эл сочувствовал её ситуации, он всё равно не хотел иметь с ней ничего общего.
— Ниа руководил сбором и упаковкой твоего оборудования, — Химура откинулась на спинку стула, изучая его. — Мы уезжаем утром. Большая часть багажа уже отправлена.
— Куда отправлена? — спросил Эл. Он не соглашался браться за другое дело.
— Домой, — Химура одарила его полуулыбкой. — В твой дом. Я вернусь к своей основной работе, пока ты снова не попросишь меня стать консультантом.
— Жизнь продолжается, — сказал Эл с горечью в голосе, которая удивила его. — За исключением тех случаев, когда её невозможно вернуть.
— Это для тебя впервые, не так ли?
Химура понятия не имела, о чём она говорила, решил Эл, но когда он оглянулся на стул, где она сидела, чтобы сказать ей об этом, она ушла. Эл моргнул; он не слышал её шагов. Он оглядел комнату, но её нигде не было.
— Рюга.
Знакомый голос был почти заглушён внезапным притоком крови, и Эл покачнулся; если бы он стоял, он бы упал. Он открыл глаза, которые не помнил, когда закрыл, — и рядом с ним сидел Лайт. Эл попытался ответить, но во рту было сухо, словно от пыли, и он не мог издать ни звука.
— Рюга, — снова проговорил Лайт. Он держался иначе: не так, как в период амнезии, с чем Эл был так знаком, но и не как Кира. — Рюга, ты должен отпустить.
— Отпустить что? — спросил Эл, не желая произносить эти слова. Он знал, что будет дальше.
— Отпусти меня, — Лайт был близко, почти настолько, чтобы можно было дотронуться до него, но всё же ощущалось расстояние между ними.
— Я хотел показать тебе новый мир, — сказал Эл, и это были почти те же слова, которые Лайт когда-то сказал ему.
— Отпусти меня, — повторил Лайт и почти улыбнулся. Он протянул руку, коснувшись щеки Эл кончиками пальцев. — Это гораздо лучше, чем было. Ты по-прежнему здесь.
— Я хотел, чтобы ты был со мной, — Эл попытался задержать прикосновение, но Лайт убрал руку, и Эл понял смысл его слов. — Лучше, чем было? Лучше, чем когда?
— По крайней мере, на этот раз с тобой всё будет в порядке, — сказал ему Лайт, и это был совсем не ответ.
Эл потянулся к нему, но его пальцы сомкнулись в пустом воздухе, и он снова открыл глаза, поднимая взгляд на тёмную комнату. Луна проскальзывала сквозь стекло серебристым светом, холодным и тусклым, но достаточным, чтобы дать ему видеть, что рядом с ним никого не было. Горький холод приближающейся зимы едва ощущался за остатками летней жары, и Эл вздрогнул от ощущения окончательности. Не было пути назад, не было второго шанса, и он руководил успешным закрытием самого громкого дела в своей карьере и одновременно потерял единственного человека из всех, которого мог считать своим другом.
Эл свернулся в клубок, наблюдая, как луна медленно поднимается, ускользая от зарева ложного рассвета на горизонте, и попытался убедить себя, что оно того стоило.