***
Они провели так неделю, сплетничая и шушукаясь по углам. Рассказали Гермионе и Невиллу, как непосредственным участникам Случая с Псом, но сохранили свои новые знания от всех остальных. Они уже поняли: кто бы не пытался украсть штуку, он абсолютно точно попробует это повторить. И очевидно, что никто в этой школе и палец о палец не ударит ради ее безопасности. Так что очевидно, что озаботиться этим придется им. Очевидно. Они с Роном начали разрабатывать план — под великое осуждение Гермионы и молчаливое неодобрение Невилла. Основные моменты уже были решены: они будут следить, они будут внимать и, рано или поздно, они поймают преступника. Гарри тоскливо вздохнул и засунул в рот новый кусок мяса. Ужин был в самом разгаре, а Гарри Поттер был в самом разгаре неприятного осознания: их замечательному плану, возможно, требовалось капельку больше деталей. Потому что серьезно, они уже неделю во все глаза следят за всеми обитателями Хогвартса, но пока что не узнали ничего интереснее того, что Макгонагалл гоняет школьных белок между лекциями. Такое открытие о всегда строгой и собранной преподавательнице немного приподняло им настроение, но надолго этого не хватило. Гарри вздохнул еще раз, громче и тяжелее, чем в прошлый, и заслужил пару неодобрительных взглядов от сидящих рядом слизеринцев. Они ничего не понимали — Гарри, вообще-то, и ради них тоже старался. Он уже почти видел, как спасает от лап злодея неведомую, но очень ценную штуку и становится героем школы, показывая всем предвзятым умникам, что Слизерин тоже чего-то стоит. Видеть, как ученики других факультетов шепчутся за их спинами, начинало раздражать все больше и больше, и Гарри был бы рад быть тем, кто положит конец всей этой жуткой негласной сепарации. В этот раз он вздохнул мечтательно, но это не помешало кому-то особо нервному громко треснуть вилкой по тарелке в раздражении. Гарри, впрочем, не обратил на это никакого внимания. Фантазии о том, как все будут рады спасению загадочной вещицы, и как слизеринцы с его помощью избавятся от давнего клейма темных волшебников, и как они, может быть, даже будут настолько благодарны, что смирятся с неудачным распределением одного Гарри Поттера, так его взбодрили, что он с новыми силами принялся за составление плана. И либо мечтания действительно помогли, либо же это была заслуга этой ужасно вкусной котлетки, но первый шаг их нового плана появился в его голове практически мгновенно. Гарри даже немного захотелось драматично побиться головой об стол — так, как это делали персонажи в детских книжках, — настолько этот шаг был очевидным. Им с Роном надо вернуться на третий этаж. Обследовать комнату с псом, не привлекая его внимания, казалось сложной и опасной затеей, но определенно стоящей того. Потом… Потом они осторожно расспросят об этой комнате и ее жутком охраннике. Собака была огромная — огромная и трехголовая, — быть не может, что никто ее не видел. Кто-то, в конце концов, должен был ее кормить. (На этом моменте Гарри очень сильно постарался не думать о том, что пес с успехом мог бы питаться всякими излишне любопытными учениками.) К тому же Гарри хорошо это знал еще со времен тети Мардж: собакам нельзя просто кидать корм и оставлять их в маленьких комнатах. Кто-то должен за ней ухаживать, выгуливать и играть с ней. Это точно. Вот только кто, черт возьми, согласится возиться с огромным зубастым чудовищем? В этот раз ему физически пришлось удерживать себя от очередного вздоха — в этот раз шокировано-радостного. Он не постеснялся до боли прикусить губу, отказываясь выдавать свои эмоции. Вздыхать в четвертый раз было бы попросту глупо. Еще глупее было сразу не подумать о нем. О Хагриде. Буквально лесничем Хогвартса, имеющем доступ ко всем его помещениям, чья работа и хобби — следить за чудовищами на его территории, и, на секундочку, помимо всего этого — самом первом друге Гарри Поттера. Он мог понять, почему никто не предложил обратиться с этим вопросом к нему — никто не знал Хагрида так, как он, — но совершенно не понимал, почему сам не догадался до этого раньше. Гарри раздраженно побарабанил пальцами, отодвигая успевшую опустеть тарелку. План был ясен: сегодня вечером он снова выберется из спальни и навестит пса, завтра наведается к Хагриду, а после этого- Тут, будто почувствовав его намерение уходить, с потолка слетела огромная темно-серая сова, грузно приземляясь прямо перед ним, сбивая и переворчивая пару ближайших тарелок. Гарри удивленно моргнул. Почту получали утром, а сам Гарри так и вовсе ее не получал: кто бы стал писать сироте? Но у совы определенно было послание. И, если судить по ее настойчивости, послание лично для него. Она нетерпеливо потрясла лапкой с привязанной к ней запиской, и Гарри поторопился отвязать ее. Он раскрутил узкую полоску пергамента трясущимися руками. Что-то говорило ему: такие перемены в привычном порядке вещей не к добру. Секунда, и его худшие подозрения подтвердились. Знакомые ярко-зеленые чернила и знакомый витиеватый почерк сообщали:Уважаемый мистер Поттер, Приглашаю Вас составить мне компанию за чашечкой чая. Сегодня, сразу после ужина. Не забудьте: лимонный щербет
Как только Гарри дочитал до последней строчки, послание вспыхнуло и осыпалось на обеденный стол пеплом. Его сердце рухнуло. Дружелюбный тон записки его не обманывал: ни один директор не станет приглашать ученика только лишь ради чаепития. А вот ради строгого выговора или, может, даже наказания, вполне мог. Быть может, сейчас он зайдет туда и сразу в руки получит документы о своем отчислении, с пожеланием никогда не возвращаться.Уважаемый мистер Поттер, скажет ему Дамблдор прямо с порога, спасибо за компанию, спасибо за щербет, держите это и проваливайте — видеть Вас больше не желаем.
Картинка нарисовалась такая живая, что Гарри окончательно запаниковал, все больше и больше убеждаясь в правдивости своих подозрений. Но за что? Неужели за бесконечные Тролли по Зельеварению? Неужели они наконец поняли, что сделали ошибку и что никакой он на самом деле не волшебник? Или… Могли ли учителя узнать об их вылазке? Конечно, прошла уже неделя, но все-таки… Гарри вздернул голову вверх, отрываясь от печальной кучки пепла, проверяя свою догадку. Если он прав, то такие же сообщения получили и все остальные. Первая на глаза попалась ярко-рыжая макушка Рона. Мальчик низко склонился над столом, что-то убедительно доказывая незнакомой Гарри темнокожей девочке. Никаких записок. Сердце, только-только начавшее биться в нормальном темпе, пропустило удар. Начиная паниковать сильнее, он перевел взгляд на Гермиону Грейнджер. Огромная копна мелких шоколадных кудрей и куча разложенных книг. Никаких записок. Теперь уже по-настоящему паникующий, Гарри начал бессистемно вертеть головой, пытаясь увидеть записки хоть у кого-нибудь другого. И тут он наткнулся на Невилла. Бледного, дрожащего Невилла, испуганно оглядывающего Большой зал. И аккуратную кучку пепла прямо перед ним. Его огромные бледно-голубые глаза нашли глаза Гарри. Внезапно Гарри успокоился. Буквально в одну секунду ушел парализующий страх. Он больше не один — и, что важнее, он не может позволить себе бояться. Только не сейчас, когда Невилл смотрит на него с такой надеждой. Гарри твердо сжал кулаки и кивнул ему, наполняя взгляд уверенностью, которой не испытывал. Он убедит директора назначить им более мягкое наказание — не ради себя, а ради друга. В конце концов, виновный во всей этой ситуации был только один — Гарри Поттер. И он собирался это исправить.***
Они встретились спустя пять минут, покинув Большой зал настолько быстро, насколько это возможно. Немного запыхавшись, замерли перед огромной устрашающей горгульей и обменялись взглядами. Невилл нервно сглотнул. — Так… — протянул он, — что мы делаем? Гарри просто пожал плечами и кривовато улыбнулся, пытаясь скрыть собственный страх перед загадочным директором и ожидающим их наказанием. — Скажем ему, что нам очень жаль? Лицо Невилла побледнело, и ему тут же стало стыдно за свою дурацкую шутку. — Не волнуйся, — это Гарри сказал уже намного серьезнее, пытаясь его успокоить, — я объясню профессору Дамблдору, что вы попали на Запретный этаж из-за меня. Он точно не станет наказывать тебя так же сильно, как и меня. Невилла это как будто напугало еще сильнее. — Ты правда думаешь, что все из-за этого? — Он нервно помялся на месте. — Но почему тогда он вызвал только нас? Разве Рон и Гермиона не должны тоже быть здесь? Гарри снова пожал плечами. На этот вопрос ответа не было. Никакой другой причины вызывать их тоже не имелось: в отличие от Гарри, в магии чистокровного Невилла, не получавшего Выше Ожидаемого только на Зельях, сомнений не имелось. Назвать его бесталанным мог только полный дурак. Гарри всегда предпочитал уважать людей по умолчанию, до тех пока они не дадут ему повода сделать обратное, и полным дураком называть директора не торопился. Он развернулся к горгулье лицом. Сделал глубокий вдох и спросил: — Ты готов? Вместо ответа Невилл сжал мокрые ладони в кулаки и храбро крикнул: — Лимонный щербет! — Секунда, и он первым вошел в открывшийся проход, то ли желая доказать что-то миру, то ли просто боясь передумать.***
Кабинет директора встретил их хрустом и позвякиванием огромного количества серебряных приборов самого разного размера и формы и абсолютно неясного предназначения. Они занимали собой все доступные поверхности, поднимаясь ввысь огромными стеллажами и распространяясь в бок узкими каменными проходами в стенах, прикрытыми яркими шелковыми занавесками. Приборов было так много и они издавали так много различных звуков, что мальчики на минуту растерялись, совершенно забыв об изначальной цели своего визита, вместо этого начав с удивлением вертеть головой, осматриваясь. Пока Невилл считал артефакты, пытаясь найти уже знакомые ему и определить назначение незнакомых, внимание Гарри приковал к себе огромный жарко натопленный камин, огонь в котором полыхал настолько ярко, что всерьез заставлял его беспокоиться о пожарной безопасности. Языки пламени вырывались из портала камина, облизывая белоснежный мрамор и едва не задевая птицу, сидящую рядом на жердочке. Птица сливалась с камином, оставаясь незаметной на фоне остальных чудес кабинета, но, стоило Гарри ее заметить, взгляд отвести он уже не смог. Ее перья были настолько яркие, желто-красные, что казалось, будто она горит; небольшой хохолок на ее голове оканчивался желтыми бусинами, а на кончике крыльев росла пара синих перьев, увеличивавших их сходство с огнем. Будто поняв, что за ней наблюдают, птица пошевелилась, распрямила голову и крылья, демонстрируя свой неожиданно большой рост, и запела. Звук был странный: что-то среднее между пением петуха и криком какаду. Походило на заевшую пластинку. Внезапно за ними раздался тихий смешок: — Я прошу прощения, Фоукс давненько не пел. Немного закостенел он, похоже. Гарри вздрогнул, резко поворачиваясь. Прямо перед ним стоял самый чудной человек, которого он когда-либо видел. Человек был старый и очень костлявый, с длинной белоснежной бородой, спускавшейся до самого пояса. Он вплетал в свою и без того примечательную бороду серебряные колокольчики и носил разноцветную мантию с вышитыми на ней глупо выглядящими лягушками, остроносые тапки и сочетавшийся со всем этим колпак. Стоило Гарри посмотреть на него, он понял: вот он, Альбус Дамблдор. Конечно, он уже видел директора на церемонии распределения, и на каждом приеме пищи, и на несчетных карточках от шоколадных лягушек, и иногда — даже на страницах Ежедневного Пророка. Но видеть его вот так, на расстоянии вытянутой руки, было совершенно новым опытом. Очень-очень сюрреалистичным опытом. — Впрочем, — продолжил свою мысль старый волшебник, — говорят, пение фениксов приносит удачу. Уверен, небольшая неопытность нашего друга Фоукса на это не повлияет. — Это феникс? Настоящий? — взволнованно спросил Невилл и, когда директор кивнул, слегка посмеиваясь и позвякивая колокольчиками, уважительно посмотрел сначала на птицу, а потом на самого Дамблдора. Гарри не знал, что такое феникс, но тоже преисполнился уважения. Птица была красивая. Если она умела приносить удачу, то Гарри она точно нравится. Немного удачи ему не помешает. Пока он рассматривал Фоукса, директор переместился к небольшому заваленному бумагой столу и бросил небрежный приглашающий жест на стоящие неподалеку мягкие кресла. Мальчики переглянулись. Профессор не выглядел как кто-то, готовый объявить об их исключении, и они рискнули принять приглашение. Гарри осторожно сел и мгновенно провалился куда-то вниз, в глубины мягкости и комфорта. Оставаться настороже внезапно стало очень трудно. Директор, мерными движениями палочки заставляющий ложечки мешать сахар в трех чашках дымящегося и вкусно пахнущего чая, тоже не помогал ситуации. Невольно Гарри почувствовал, как расслабляется в животе тугой узел, бывший там с самого ужина. Он поторопился разбить волшебство до того, как окончательно потеряет силы бояться: — Зачем вы нас позвали? Мы ведь здесь не только ради чая. — Получилось грубее, чем ему хотелось, и Гарри смущенно прикусил губу. Невилл поторопился исправить ситуацию: — Конечно же, у вас есть намного более важные дела, чем устраивать чаепития с первокурсниками. Дамблдор только тонко улыбнулся, откладывая ложки в сторону и отправляя поднос с чашками лететь на стол. — Откровенно говоря, я считаю, что все мы должны время от времени устраивать чаепития. Это успокаивает и объединяет, — спокойно заметил он. — Пусть даже и с первокурсниками. Дети порой, мои дорогие, могут сделать настолько больше, чем умудренные опытом взрослые. Он ненадолго задумался и громко отхлебнул из своей чашки, подавая им пример. — Да, настолько больше. Должно быть, все дело в опыте и есть, — отвлеченно продолжал директор, будто забыв о том, зачем они собрались изначально. — Он ослепляет, вы не находите? Мешает увидеть новые, еще неизведанные пути. — Вы за этим нас позвали? — вмешался Гарри. — Вы хотели нам что-то сказать, профессор? — О да, — встрепенулся тот, звякнув колокольцами и возвращая на лицо живое и даже капельку шкодливое выражение. — Действительно, мне нужно многое вам сказать, мои дорогие. Гарри подобрался, Невилл сухо сглотнул. Вот он, тот самый момент, когда директор объявит об их преступлениях во всеуслышание. — Для начала, — Дамблдор, неосведомленный о том, в каком состоянии сейчас находятся его ученики, продолжал говорить ужасно спокойно и безмятежно, — я должен передать вам просьбу нашего многоуважаемого завхоза, мистера Филча, не покидать по ночам свои комнаты. И его же напоминание о недоступности Запретного этажа для посещений. На этом моменте он снова прервался для того, чтобы сделать глоток. Мальчики недоуменно переглянулись. И что, и все? Никаких исключений? Дамблдор взмахнул рукой, и на столе появились маленькие чашечки с конфетами и зефиром. — Прошу, угощайтесь. Было бы жаль давать пропадать такому чудному чаю. Единственное, что еще позволяло Гарри держаться и не сдать оборону окончательно, — его незаинтересованность в сладком. Дурсли конфет ему не покупали, так что и привычки к ним у него не было. В отличие от Невилла, с готовностью потянувшего руку к ближайшему блюдцу. Гарри, заметивший его предательство еще на подходе, с силой пнул Лонгботтома под столом. Он ойкнул, Гарри состроил ему страшные глаза. Директор, явно заметивший их пантомиму, закашлялся, маскируя смех. Невилл ответил ему обиженным взглядом, но руку от сладостей убрал, вместо этого поинтересовавшись: — Вы это нам сказать хотели? Про Филча? — И поторопился добавить: — Нам очень жаль! Мы не собирались заходить в тот коридор, честно! Гарри с готовностью закивал. — Это все моя вина, директор. — Он собирался объяснить ему все в деталях, но оказался прерван повелительным движением чужой руки. — Это похвально, что ты защищаешь своих друзей, мальчик мой, очень похвально. — Дамблдор улыбнулся ему. — Но в этом совершенно нет необходимости. Как я уже сказал, я хотел поговорить с вами двумя, а не наказывать. Невилл непонимающе нахмурился. Неужели их правда не накажут? Но зачем тогда было вызвать к директору? Тем временем профессор продолжил: — Конечно, мне хотелось бы устраивать чаепития с моими учениками почаще, но, как это ни прискорбно, мне почти никогда не предоставляется возможности. Однако в вашем случае, боюсь, я не могу тянуть дольше. Он замолчал на секунду, собираясь с мыслями. Дернул бороду, заставив колокольчики звенеть, и стал похож на усталого старика больше, чем когда-либо до этого. — Знаете ли вы, мои дорогие, что между вами общего? С него слетела вся прошлая беззаботность и игривость, оставив только грустную печаль в ярко-голубых искрящихся глазах. Гарри недоуменно пожал плечами. Что могло быть общего между простым сиротой и наследником древнего чистокровного рода? Абсолютно ничего. Но Невилл, кажется, так не думал. Он задумался серьезно, нахмурив брови и внимательно вперившись в стол, будто надеясь увидеть ответ на его истертом дереве. Наконец он осторожно, будто до последнего сомневаясь, открыл рот: — Наши родители? — осторожно, полувопросительно и очень неуверенно. — У нас обоих родители пострадали в прошлой войне, верно? Гарри удивленно моргнул. У Невилла тоже? Но он ничего не говорил об этом. Конечно, Гарри знал, что его воспитывает бабушка, но никогда не интересовался, почему так произошло. Неужели его родители тоже погибли в борьбе с Волдемортом? Дамблдор одобрительно кивнул: — Верно. — Но почему именно мы? — Невилл наполнился уверенностью, а его голос нетерпеливостью. — Уверен, в школе множество других сирот. — Все верно, мальчик мой, — согласно кивнул головой директор. — Однако есть причина, по которой я хочу поговорить именно с вами двумя. Он сделал паузу. Гарри обратился в слух и заметил, как рядом с ним напрягся Невилл. Чай остался остывать на столе, забытый всеми участниками разговора. Наконец директор очень осторожно спросил: — Знаете ли вы, почему в ту злополучную ночь Пожиратели выбрали именно ваши дома для атаки?