When St. Peter loses cool and bars the gates When Atlas acts a man and makes his arms shake When the birds are heard again and their singing And once atrocity is hoarse from voice and shame
— Знаете ли вы, почему в ту злополучную ночь Пожиратели выбрали именно ваши дома для атаки? Они осторожно переглянулись. Действительно ли за этим стояла причина? Шла война. Люди должны были умирать. Сирот осталось много — Слизерин не был исключением. Гарри всегда считал, что его родители были одной из многих жертв в затянувшейся войне. Неужели он ошибался? — Они воевали против него, верно? — спросил он больше у себя, чем у кого-то еще. — Они были врагами. Вот почему Волдеморт убил их. Имя холодно и чужеродно упало в теплый воздух кабинета, оставив в его рту странное послевкусие силы. Невилл вздрогнул. Дамблдор печально кивнул. — И да и нет, Гарри, и да и нет. — Он сделал небольшую паузу, будто собираясь с силами. — Ваши родители действительно бросали ему вызов. И не один, а целых три раза. И выжили, что самое необычное. Лицо старика наполнилось нежной ностальгией. — Они были воинами, мои дорогие. И они бились, не жалея себя, без страха и сожалений. — Он задумчиво обернул пальцы вокруг все еще горячей чашки чая. — Они были врагами. И Волдеморт уважал это, хотя и ни за что бы и не признал. — Но ведь… — Невилл подал голос. Он звучал так тихо, почти испуганно, особенно в сравнении с громким голосом Гарри и мощным, привычным к монологам голосом директора. — Но ведь у Сами-Знаете-Кого было много врагов? У него должно было быть, разве нет? — В этом и заключается главный вопрос, мой дорогой, — одобрительно кивнул ему Дамблдор, и Невилл расцвел, смущенно порозовев. — У него было множество врагов. Так почему же он уделял такое внимание именно вашим родителям? Волдеморт редко убивал своими руками и предпочитал брать чистокровных волшебников в заложники. Что могло заставить его не только попытаться уничтожить две древние чистокровные фамилии, но и явиться к одной из них самостоятельно, направив к другой своих самых доверенных людей? «Своих самых доверенных людей?» — растерянно повторил про себя Гарри и с любопытством покосился на Невилла. Должно быть, директор говорил именно о его родителях. Лицо мальчика было бледным как снег, плотно сжатые губы потеряли цвет; казалось, он действительно напряженно думал над вопросом. Сердце Гарри сделало странную болезненную штучку; в животе одновременно разлились желания сбежать из кабинета и утешить друга. Гарри поморщился. Должно быть, это и называли беспокойством. Оно ему совсем не нравилось. Должно быть, Невилл, выросший в родном доме, окруженный людьми, знавшими его родителей и готовыми о них говорить, переживал их потерю в разы сильнее, чем это делал Гарри. Гарри родителей не терял — он их нашел-то всего пару месяцев назад, впервые узнав о том, что они не были алкоголиками, только и мечтавшими от него избавиться. Конечно, он любил их. Но он не скучал. Он все еще иногда просыпался в слезах, с головой полной несуществующих воспоминаний, но он никогда действительно не оплакивал потерю своей семьи: ему хватало одной только мысли о том, что она у него была, для того чтобы стать чуточку счастливее. Он не знал этих людей. Он хотел их узнать — он хотел узнать их до слез, до беззвучных истерик в чулане под лестницей, до безумных мечт о том, как они возвращаются, счастливые, влюбленные и любящие, и забирают его из дома, в котором он не был нужен, забирают подальше от пустых дней, наполненных одиночеством, и очень-очень грустных ночей, наполненных неловкими псевдовоспоминаниями, подсмотренными у кого-то другого. Но он, все-таки, не знал их. Для Невилла, должно быть, все было совсем иначе. Он сидел, напряженный, напуганный и очень печальный. Очень злой. — Ему что-то нужно было от них? Что-то, что он не мог получить ни от кого другого. Дамблдор молча кивнул. Гарри заметил в его глазах непрошенные слезы и быстро отвернулся, испуганно сглатывая. Невилл подался вперед, жадно вглядываясь в профессора, будто надеясь найти в нем ответы на все вопросы. Гарри с каждой секундой становилось все более и более некомфортно. Ощущение чего-то плохого, приближающегося к нему, не покидало. — Но что такого могло ему понадобиться? Бабушка рассказывала мне: у него было все. Чистокровные семейства, готовые исполнить любую его прихоть, Министерство, подчиненное его воле, запуганные люди. Все! Что могло ему понадобиться от мамы и папы? — В голосе Невилла звучало страшное отчаяние — подгнившая рана на детском теле. Он спрашивал — с надеждой и гневом, требуя ответа, и Дамблдор послушался: — Вы. Ему нужны были вы. — Сожаление заставляло его голос звучать пусто и гулко. Оно подломило в Невилле ту уверенность, что пришла к нему из гнева и грусти. Его тихое, непонимающее и растерянное «что?» упало в тишину кабинета звонко и болезненно. Гарри замер, пытаясь понять. — Мне жаль. — Одинокая слеза скатилась по морщинистой щеке, и Дамблдор быстро смахнул ее, снова смыкая дрожащие пальцы на чашке. — Мне безумно жаль, что вы узнаете об этом вот так. Но я не могу тянуть дольше: чем быстрее вы все поймете, тем безопасней вам будет. Видите ли, — продолжил он, — в ту ночь у Волдеморта и его людей была четкая цель. Было произнесено пророчество, предсказывающее рождение ребенка, способного бросить ему вызов. Он бросил все силы на поиск дитя, подходящего произнесенным условием, и нашел не одного, но двоих. Он нашел вас, мои дорогие. Вместо того, чтобы избрать одного, он решил обхитрить судьбу. Волдеморт отправил Пожирателей к дому Лонгботтомов, а сам направился к дому Поттеров, намереваясь убить вас обоих. — Директор сокрушенно покачал головой. — К счастью, его ужасный план не удался. Фрэнк и Алиса храбро сражались с Пожирателями и смогли отвлечь их внимание от ребенка до самого прибытия авроров, в то время как Лили и Джеймс пожертвовали своими жизнями ради создания защиты, не только способной противодействовать Убивающему заклятию, но и обратить его. Стоило Дамблдору произнести последнее слово, в ушах у Гарри зазвенело. Так вот что произошло в ту ночь? Волдеморт пришел за ним — пришел и по пути оборвал жизни его родителей. Ногти впились в ладони, оставляя глубокие следы. Он был всему виной. Его родители мертвы — и Гарри причина этому. Он попытался открыть рот, попытался сделать вдох, но легкие сжались, отказываясь работать; в глазах стало темно. Будто из-под толщи воды он услышал голос Невилла и усилием воли вынырнул на поверхность. — В-вы, — мальчик заикнулся, и Гарри, пытаясь отвлечься от темных пятен, заполнивших его сознание, сосредоточился на слезах, слышимых в его голосе, — вы сказали, что не можете больше скрывать это от нас. Почему? — Невилл вздернул голову, упирая в директора обвиняющий взгляд мокрых глазах: — Что такого произошло? Почему вы решили рассказать об этом сейчас? Старик повесил голову, демонстрируя поражение. — Ты умен, мальчик мой. Это сослужит тебе хорошую службу, я уверен. Гарри услышал свой голос раньше, чем понял, что говорит: — Просто скажите нам. Нет нужды ходить вокруг. — Голос звучал твердо и жестко — так, как сам Гарри себя совсем не ощущал. Но это помогло: Дамблдор одарил его внимательным взглядом и позволил себе отставить эмоции в сторону. Сочувствие не делало лучше; если кто-нибудь его сейчас обнимет, Гарри точно разревется. — Долгое время я надеялся, что пророчество уже исполнилось. Что Избранное дитя положило конец войне. Но, боюсь, я ошибался. Волдеморт жив — теперь я в этом уверен. — Невилл рядом с ним казался напряженной струной. — Он жив. И он вернется. Гарри вздрогнул. Впервые за весь вечер он начал понимать. И почувствовал, как к сердцу подбирается ледяной оглушающий ужас.***
Они сидели на больших холодных ступенях. Лестница вилась вверх, портреты молчали. Невилл тихо всхлипывал, вытирая нос рукавом мантии. На замок опустилась ночь, но Филч не спешил сгонять их; должно быть, Дамблдор дал им передышку, позволив обсудить все произошедшее в темноте пустых коридоров. Невилл шмыгнул в последний раз и вытер нос с чувством какой-то завершенности. Даже готовности действовать. Гарри даже немного позавидовал. Он лично ни к чему готов не был и собирался провести ближайшие часы (дни, месяцы, подчеркнуть нужное) в глубокомысленном и пустоголовом рассматривании стен. Что делать с проблемами, он не представлял. Он примерно представлял, как помочь человеку в беде, но что делать, если в беде ты сам? Такому в школе не учили. Для Гарри это была совершенно неизведанная территория. Невилл тем временем сел прямее и повернулся к нему, полный готовности. Готовности к чему, не ответил бы, наверно, и он сам. Он спросил: — Что ты будешь делать? — и Гарри с трудом удержал язвительный ответ. Что делать, он не представлял. Дамблдор в скорости закончил их разговор, ответив на еще пару вопросов и посоветовав быть как можно осторожнее. Смотреть в оба, сообщать ему обо всем странном и подозрительном, что они заметят вокруг себя. То есть, по сути, заниматься тем же самым, чем они с Роном занимались до этого. Гарри тяжело вздохнул и пожал плечами. Было ли хоть что-нибудь, что он мог сделать в такой ситуации? Разве что только разбираться с проблемами по мере их поступления. Мысль звучала здраво, так что ее он и озвучил. Ответа получше у него не было. Невилла это не обрадовало. Мальчик недовольно поджал губы и хлопнул себя по коленям неподходяще-старческим движением, должно быть, подсмотренным у мадам Лонгботтом. — Ты что, не понимаешь? — воскликнул он. — Ты в опасности, Гарри! Что, если Сам-Знаешь-Кто действительно вернется? Он придет за тобой, Гарри, и захочет отомстить. Гарри на это только удивленно моргнул. — Но ведь ты в точно такой же ситуации, нет? — Логики он не понимал. — Он может прийти и за тобой. Почему ты не боишься за себя? Мальчик небрежно дернул головой, будто отгоняя от себя глупые вопросы. — Ну конечно он пойдет за тобой. Ты Мальчик-Который-Выжил. Только логично, что он выберет тебя. — К тому же... — Невилл осекся, смущаясь и прикусывая губу, но секундой позже, бросив на него виноватый взгляд, продолжил: — К тому же Дамблдор ведь сказал, да? С самого начала Сам-Знаешь-Кто направился к тебе. Вы похожи — а теперь ты на Слизерине… Он позволил мысли медленно оборваться и повиснуть в воздухе неоконченным предложением. Гарри замер, пытаясь осознать, правильно ли он понял его слова. А потом вспылил. — Похожи?! — разъяренно зашипел он, вставая. — Не все слизеринцы одинаковые, вообще-то. Не сравнивай меня с убийцей моих родителей! Слезы, которые копились в нем с самого начала вечера, нашли выход в злости. Он тяжело дышал, возвышаясь над смущенно сжавшимся Невиллом, пытаясь успокоиться. Получалось из рук вон плохо. Будто ему было мало непонятных намеков Дамблдоров — теперь он должен выслушивать это и от своего друга?! Резко стало обидно. Гарри, вообще-то, думал, что Невилл его знает достаточно хорошо для того, чтобы не судить о нем по факультету. Да, слизеринцы по большей части не были с ним милы, но Гарри все это время винил в этом не затихшие еще остатки войны, а не сам факультет. Слизерин не значил злодея — Гарри был этому живым доказательством. Мысль о том, что даже его друг думает, будто Гарри в любой момент может кинуться в безумное нападение на магглов и начать распевать речевки в поддержку Темного Лорда, болезненно била в уязвимое после сегодняшних новостей сердце. Только потому, что какой-то маньяк решил, что они похожи, не значит, что Гарри — плохой человек. И из-за чего решил — из-за полукровности! Стоило ожидать от повернутого на чистоте крови психопата. И, оказывается, стоило ожидать и от всех остальных тоже. Гарри фыркнул, садясь на место и обиженно скрещивая руки на груди. Невилл неловко заерзал. — Прости, — он звучал еще более смущенно, чем обычно, и, кажется, искренне раскаивался, — это не то, что я хотел сказать. Просто… теперь у Него еще больше причин так думать, разве нет? Только логично, что он опять попытается убить тебя, оставив меня до лучшего момента. Гарри надулся сильнее. Логику он видел, но лучше ему от этого не становилось. Все плохие эмоции, копившиеся в нем в течении вечера, теперь выбрали своей жертвой Невилла. Тот тяжело вздохнул, явно раскаиваясь, и Гарри решил взять себя в руки и прекратить быть ребенком. Он повернулся обратно к нему, расплел руки и примиряюще улыбнулся краем рта. Невилл взбодрился. И улыбнулся тоже. Они посидели так еще немного, пока Гарри, окончательно смущенный неожиданным проявлением чувств, не поднялся на ноги снова. Протянул мальчику руку в небрежном жесте, ставящем точку в их размолвке. Невилл ее с благодарностью принял, и Гарри легко вздернул его вверх. — Прости, — извинился Невилл еще раз. — Я правда не хотел, чтобы оно так прозвучало. Гарри пожал плечами: — Ты тоже извини. Не хотел так на тебя срываться. Честно говоря, он все еще немного злился, но решил, что следует злиться на саму ситуацию, а не на беднягу пуффа. Они встали рядом и сделали первый медленный шаг к подземельям. Возвращаться не хотелось. Они прошли так пару коридоров, в полном молчании, пока Гарри не вспомнил вопрос, который мучил его уже некоторое время. — Послушай, Невилл, — начал он осторожно, пытаясь оставить ему место сбежать от ответа, если вопрос будет для него слишком сложным, — Дамблдор сказал, что твои родители тоже погибли из-за Волдеморта. Что случилось? Невилл сбился с шага. Сделал еще пару и остановился окончательно. Побледнел и медленно повернулся к Гарри лицом. Сглотнул. — Они не погибли. — Мальчик говорил медленно, пытаясь спрятать свой явный дискомфорт, пока Гарри сожалел о том, что вообще раскрыл рот. — Наш дом нашли Пожиратели. Невилл замолчал. — Они ведь прятались из-за меня, да? Они тоже знали о пророчестве. — Он говорил утвердительно, но Гарри все равно кивнул, соглашаясь. — Прятались, чтобы меня не нашли. Но они все равно нашли. Он вздохнул. Гарри обратился в слух. — Пожиратели пытали их. Они пытали их так долго, что авроры успели появиться и остановить их, а мои родители — потерять разум. На этом Невилл замолчал. Он говорил так спокойно и привычно, со старым сожалением, что Гарри мгновенно понял, что это не первый раз, когда он рассказывает эту историю. Внезапно в его привычной рутине что-то изменилось. Голос сломался. — Мне всегда было так жаль, — сказал он. — Я всегда спрашивал: почему они не сбежали? Теперь знаю. Из-за меня. Знали, что Пожиратели сразу возьмутся за меня, поэтому и не сбежали. Из-за меня они прятались, и из-за меня их в итоге нашли. Бабушка постоянно говорит, что я должен быть благодарен за их жертву, но иногда я думаю: был ли в ней смысл? Сердце Гарри сжалось. Невилл говорил о своих родителях с такой любовью и грустью. — Они были отличными. Храбрыми, умными. Правда ли стоило жертвовать ими ради меня? Он замолчал. Гарри закусил губу, не произнося ни слова. Ответа он не знал. Он был рад жить — он более чем не хотел умирать. Но одна только мысль о том, что без него его родители все еще были бы живы, были бы счастливы, причиняла боль. Вместо ответа он встал ближе к Невиллу, толкая его плечом, и аккуратно взял его за руку. Поддерживать словами он не умел — Дурсли не учили его чему-то подобному, — поэтому он делал то, что шло к нему само, поддерживая друга так, как его поддержал бы маленький ребенок: просто находясь рядом. Невилл сжал его ладонь в ответ и быстро вытер мокрые щеки. На секунду его лицо осветила маленькая благодарная улыбка, и Гарри почувствовал прилив облегчения. Он не знал, как утешить, не мог опровергнуть его страхи, втайне с ними соглашаясь, и потому был рад, что то немногое, что он мог предложить, приносило пользу. Они дошли до подземелий в молчании, не размыкая рук.When I have no kind words left, love, for you