If you can cry real tears then You're gonna cry them all for me
Рон резко замер, прислушиваясь. Невилл удивленно моргнул, тоже останавливаясь и нервозно оглядываясь. Филч только-только ушел, оставив свое место с громкими злыми воплями, и мальчик все еще боялся, что жуткий сторож может вернуться. — Слышишь? Невилл прислушался. От каменных стен отражался шум воды и чьи-то приглушенные рыдания. — Миртл что ли ревет? — Рон произнес это как-то рассеянно-любопытно, как иногда задавал вопросы на Истории магии. Невилл только передернул плечами. — Ревет и ревет. — Он потянул друга дальше по коридору. — Подумаешь. Это место, честно говоря, наводило на него ужас даже столько времени спустя после инцидента с кровавой надписью, и задерживаться Невилл тут не собирался. Да и не то чтобы ему было дело до слез Плаксы Миртл. Она всегда ревет — это, вроде как, вся ее фишка. Рон послушался, но далеко пройти они все равно не смогли. За углом начинался настоящий потоп. Резко стала понятна причина злости Филча. Такому сюрпризу, наверно, вообще никто бы не обрадовался. Хотя Рон, вон, расстроенным не казался, даже наоборот — все его лицо как-то радостно-предвкушающе осветилось. Невиллу тут же стало ясно: гриффиндорец нашел себе очередное приключение. Приподняв полы мантии, он едва ли не бегом кинулся к двери туалета, из-под которой и текла вся вода. Невилл вздохнул. Драккл. И почему они не могут просто держаться подальше от проблем? Чуть-чуть постоял, раздумывая, не бросить ли друга одного на растерзание этому самому приключению, но быстро отмел эту мысль. Драккл. И почему он никогда не может убедить Рона хоть в чем-нибудь? Он прошлепал вперед, не торопясь, пытаясь хоть как-то оттянуть момент встречи с неприятным привидением. На тяжелой резной двери туалета висела железная табличка «Туалет не работает», но ее отчего-то никто никогда не слушал. Невилл тоскливо проводил ее взглядом, входя внутрь и чувствуя с ней загадочную общность. Драккл. Тут воды было даже больше, чем в коридоре: ее толстый слой, смыв свечи, полностью прикрывал мраморный пол; единственным источником света было красивое закрытое грязным витражом окно — из-за этого весь туалет был как будто утоплен в сине-зеленом мрачном свете, отражающемся от грязной воды и оставляющем на стенах странные лучики. Мальчик нахмурился, пытаясь вспомнить, как бабушка их называла. Рон тем временем начал болтать с Миртл, повисшей под потолком. Если он надеялся, что это ее успокоит, то явно ошибся. Вредина заголосила еще громче, прежде чем разразиться новой чередой громких рыданий. Невилл фыркнул, решая игнорировать ее целиком и полностью. Миртл ему не нравилась, ее туалет нравился ему еще меньше, и он вообще не понимал, что они тут забыли. Он погреб дальше, представляя себя одним из огромных маггловских кораблей, разрезающих лед на самом краю мира, и сосредотачиваясь вместо разговора на красивых бликах света. Такие иногда шли от старого фонтана в их саду. Бабушка их точно как-то называла, Невилл был уверен. — А кто все-таки в тебя швырялся? — на фоне, приглушенное размышлениями Невилла, прозвучал ронов очередной любопытный вопрос. Миртл громко всхлипнула. Этот всхлип был такой громкий, что его не смогли заглушить даже интенсивные мыслительные процессы. — А я-то откуда знаю?! Сидела себе тихонько, никого не трогала, и тут… — она снова расплакалась. Невилл радостно просиял, вспомнив. Каустика! Бабушка называла это каустика. Тут же, будто отчитывая за отсутствие сочувствия к мертвячке, судьба подсунула ему под ноги какую-то штуку. Невилл поскользнулся, едва не свалившись в грязную воду, и кое-как успел ухватиться за край потрескавшейся каменной раковины. — Вот она! — заголосила Миртл. — Вот она! В меня ею кидали! Сволочи! — Призрак взвыл, взлетая еще выше, и с громкими рыданиями нырнул прямо в бочок унитаза, исчезая. Рон быстро подбежал ближе, разбрызгивая воду во все стороны, и они оба склонились над странным предметом. Книга. Даже, наверно, дневник. Тонкие дешевые листы бумаги, размокшие от воды, темная кожа, очень стремящаяся походить на коровью, но явно подделанная, и имя, не очень ровно выгравированное на корешке. Он не имел ничего общего ни с единым дневником, виденным Невиллом до этого: ни приятной на ощупь кожи, ни дорогой бумаги, маркированной гербом рода, ни даже золотого тиснения — но все-таки, без сомнения, это был чей-то дневник. Мальчики с подозрением на него уставились. Брать в руки никто не торопился. Простые книжки никто вот так не выкидывает, а с непростыми Невилл дела иметь отказывался. В голове резко всплыла одна из сотни предупреждающих историй, которые бабушка рассказывала ему на ночь. Конкретно та была про дневник, хозяин которого настолько сильно хотел сохранить свои секреты, что зачаровал мерзкую штуку выжигать глаза любому, кто попытается открыть ее без особого на то разрешения. Все шло неплохо до тех пор, пока хозяин не скончался, забирая с собой любую возможность узнать секреты дневника. Бабушка сказала, что в итоге Министерству даже пришлось его конфисковать, забирая у целой деревни слепых, не в меру любопытных волшебников. История эта была не из приятных, и Невилла еще неделю мучили кошмары, но чужие книги он с тех пор не трогал, так что урок окончился успехом. Кажется, Рону тоже рассказывали что-то подобное, потому что он проверять любые возможные наложенные проклятия на себе отказывался. Они постояли так еще немного, не решаясь притронуться к странной книжке, прежде чем неловко переглянуться. — Может, через мантию? — неуверенно предложил Рон. Невилл с энтузиазмом закивал. Да, мантия намного лучше, чем голые руки. Тонкая шерсть быстро намокла, становясь тяжелее, еще сильнее усложняя задачу. Наконец Невилл сумел поддеть дневник, и совсем скоро они сидели на краю мраморных раковин, с любопытством рассматривая странную вещицу. Дневник не был волшебным. Или, по крайней мере, не был сделан волшебником. Был ли он зачарован, никто из мальчиков сказать не мог — такое даже не все взрослые умеют. Что еще более странно — дневник был совершенно пустой: ни глупых записок, ни напоминаний, ни конспектов лекций. Они уже было решили, что дневник совсем новый, когда Рон тихо воскликнул: — Том Реддл! Ну точно. Так и знал, что откуда-то мне это имя знакомо. — Он самодовольно улыбнулся, видя недоуменное выражение Невилла. — Помнишь, когда я хотел проклясть Малфоя, за то, что он назвал Герми г... — он запнулся, неловко отводя взгляд, и последнее слово сказал почти шепотом, — грязнокровкой? Из меня тогда еще слизни полезли? Так вот, после этого Филч заставил меня драить медали в Зале трофеев. Там-то я его и видел. Пуффендуец наклонил голову к плечу. — Ну и с какого он факультета? Может, мы можем вернуть ему дневник? Рон только фыркнул. — Да нет же, дурила. Не он-он там был, а он-табличка там был. В смысле, ему дали памятную табличку лет пятьдесят назад. За особые заслуги перед школой. Стало еще непонятнее. — Табличку? За что? — Чтоб я знал. Там детали не уточнялись. Они снова посмотрели на странную книгу. Зачем кому-то бросать в привидение дневник пятидесятилетней давности было совершенно не ясно. Как он вообще очутился в Хогвартсе? К тому же что-то в этой дате напрягало Невилла. Как будто… как будто он что-то упускал. — Пятьдесят лет назад… Постой-ка, — медленно сказал он, — разве пятьдесят лет назад не была открыта Тайная комната? В тот, первый раз? Глаза Рона комично расширились. Его голос, ставший восторженным шепотом, возбужденно звенел. — Ну точно! Думаешь, это как-то связано? Может, это Наследник пытался избавиться от него, чтобы не узнали из дневника чего-нибудь важного? Невилл расстроенно скуксился. — Может. Но он ведь пустой! Наверно, Наследник решил стереть все записи. Рон с силой стукнул его по спине, будто пытаясь выбить все упадническое настроение. — Не важно! Заберем с собой, а потом покажем Гермионе. Наверняка она что-нибудь придумает. Осторожно, чтобы не повредить размокшие и разбухшие от воды страницы, они завернули дневник в мантию, все еще опасаясь трогать его голыми руками. К счастью, наверно. Для Гарри близкое с ним знакомство хорошо не кончилось. Он, все еще тяжело дышащий от бега, сидел в своей комнате, судорожно оглядываясь, с ужасом ожидая момента, когда проклятая книга снова появится. Она не терялась, не рвалась и не горела. Гарри даже не надеялся, что утопление сможет ее остановить. Она всегда возвращалась к нему, и вместе с ней возвращался и ядовито-ласковый голос Тома, полный невысказанных издевок. Он сжался, подбирая под себя ноги, не беспокоясь о том, что запачкает кровать, попеременно бросая взволнованные взгляды во все углы пустующей сейчас комнаты. Однако дневник не появлялся. Прошла минута, две, еще полчаса, и Гарри наконец позволил себе немного расслабиться. Неужели… неужели вода сработала? Быть того не может. Все еще настороже, мальчик высунулся из-под полога, быстро осматриваясь. Дневника не было. Вместе с ним потихоньку отступал и густой туман, окутывавший разум Гарри последние полгода. Икнув, он скинул с себя грязные кеды, забираясь на кровать полностью, забиваясь в самый дальний угол. Быть не может, что чертова штука наконец оставила его в покое. Обняв колени и уткнувшись в них лицом, он позволил себе всхлипнуть, ловя первые моменты одиночества. Гарри впервые с того момента, как нашел дневник, чувствовал себя испуганным. И впервые за, наверно, всю свою жизнь, он был за это благодарен. *** — И вы вот так вот просто подобрали неизвестную и, скорее всего, чужую книгу? — тон Гермионы прямо-таки сочился осуждением. Рон попытался пробормотать в их защиту что-то о том, что доставали они дневник мантией, а не руками, но затих, наткнувшись на ее недовольный взгляд. — Больше так не делайте. Особенно ты, Невилл. Я думала, история с зеркалом Еиналеж тебя хоть чему-то научила. Мальчик густо покраснел, опуская глаза в пол. Хотелось сказать, что ему вообще эта идея с самого начала не пришлась по душе, но это значило бросать друга на милость разгневанной ведьмы, и Невилл пока не был к этому готов. К счастью, Рон заговорил, спасая ситуацию: — Конечно не будем, Гермиона. — В его тоне появилась успокаивающая сладость, которой он явно научился за годы жизни с миссис Уизли. — Но в этом дневнике, я точно тебе говорю, в этом дневнике что-то спрятано. Что-то связанное с Тайной комнатой. Это, кажется, помогло разрушить ее стену недовольства. Невилл догадывался, что большую роль в этом сыграло ее собственное любопытство, чем убеждения Рона, но он был готов взять что дают. Какая разница, верно? С легким сожалением пуффендуец подумал о том, что, будь здесь Гарри, он без труда убедил бы девочку во всем, что ему только надо. Гарри всегда мог убедить кого угодно и в чем угодно. Это была еще одна из бесконечного списка черт, которыми Невилл восхищался в своем друге. Честно говоря, он немного по нему скучал. Они не стали даже пытаться позвать его на это маленькое собрание, отлично зная, что он сейчас, как и все месяца до этого, скорее всего, уже крепко спит в своей спальне. По секрету троица надеялась, что после Больничного крыла ему станет хоть немного лучше, но случилось ровно наоборот. Теперь они его вообще почти не видели, как если бы Гарри специально их избегал, а когда им все-таки удавалось поймать его в коридорах, мальчик был таким нервным, что нормального разговора не получалось. Если раньше он просто был наполовину отсутствующий, погруженный в собственные мысли, полуспящий, то теперь он казался скорее испуганным, постоянно вздрагивающим и оглядывающимся. Могло ли быть такое, что это проклятие Колина Криви так на него повлияло? Невилл нахмурился. Поэтому он и был-то так решительно настроен разгадать загадку Тайной комнаты. Из-за этого жуткого чувства, что она как-то связана с плохим состоянием друга. Мог ли Наследник ему угрожать? В конце концов, Гарри был полукровным. — Если что-то и спрятано, — тем временем Гермиона закончила свой осмотр и уже начала рассказывать результаты, — то очень крепко. Даже не знаю, смогу ли расколдовать. — Ну, а ты попробуй, — подбадривающе сказал Рон. Невилл с энтузиазмом закивал. Девочка, сдаваясь под их напором, со вздохом достала свою палочку. Самым ее кончиком она вывела пару миниатюрных знаков над высохшей и теперь покрытой волнами и пятнами чего-то непонятного бумагой. Невилл узнал руну Кано, приближающую успех и дарящую ясность, но остальные знаки были ему непонятны. Ничего не произошло. Гермиона недовольно буркнула и снова вывела какие-то знаки, в этот раз закончив комбинацию тройным постукиванием по бумаге и твердым «Апарекиум!». Снова ничего. Теперь Гермиона, кажется, была настроена серьезно. Она попробовала еще несколько заклинаний, потом попыталась снять чары с дневника вручную, бормоча всякие отменяющие чары, потом достала большой красный ластик с эмблемой Зонко и даже попыталась подержать бумагу над камином, аргументируя это какими-то маггловскими чернилами. Безрезультатно. Наконец, обескураженная, она с раздраженным «пуф» откинулась на спинку стула. Ничего не выходило. Какое-то время девочка побурила упрямый дневник взглядом. Это тоже не дало особого эффекта. Со вздохом она уложила голову на свою огромную копну кудряшек, будто на подушку, и прикрыла глаза. — Завтра попробуем показать его Гарри, — Гермиона зевнула, утомленная, — он знает много необычных заклинаний. Может, у него получится лучше. С легким разочарованием мальчики согласились. Хорошо. Завтра так завтра. Завтра они его поймают, зажмут где-нибудь в уголке и вынудят поговорить. Да. В конце концов, не мог же он избегать их вечность, верно? *** Иногда Невилл думал над тем, что у Гарри Поттера, его лучшего друга, человека, на которого Невилл равнялся и которым искренне восхищался, есть какие-то нездоровые пристрастия. В частности, Гарри Поттер был буквально одержим необходимостью доказывать всем вокруг, что они неправы. Стоило хоть кому-нибудь в радиусе 10 километров сказать «невозможно», «невыполнимо» или, Мерлин упаси, «не может», Гарри тут же, не тратя ни секунды, приступал к выполнению невыполнимого и выможению невозможного. Наверно, говорил себе в такие моменты Невилл, для него это уже хобби. Или даже постоянная работа. Что-то, чему он предан на все 100%, это точно. В общем, на следующий день у них ничего не получилось. И на день после следующего тоже. И еще неделю спустя. К тому моменту, как они наконец смогли поймать слизеринца, уже наступил март и толстый слой снега, укрывший Хогвартс несколькими месяцами ранее, окончательно растаял, оставив после себя кучи грязи и размокшие тропинки. Все это время Гарри почти не появлялся в Большом зале и совсем не задерживался после занятий, предпочитая проводить все свое время в безопасности своей комнаты, явно намеренный доказать миру, что может избегать всю вечность кого захочет и как захочет. Так что, когда Невилл совершенно случайно заметил его выходящим из одного из сотни подземельных коридоров, он без колебаний схватил мальчика за руку и отконвоировал к заброшенному классу, который четверка выбрала своим местом для собраний. Теперь Гарри сидел на стуле со сломанной спинкой, явно чувствуя себя некомфортно под обвиняющим взглядом сразу трех своих друзей. Невилл попытался ему посочувствовать, но все еще был слишком зол за последние недели кошек-мышек, и все сочувствие вышло из него раздраженным хмыком. Он чуточку сморщился — настолько этот хмык вышел похож на бабушкин. Гарри он, кажется, тоже не понравился, и мальчик сжался на своем месте, становясь еще меньше. Вот это немного растопило лед его злости. Гарри и так-то был очень маленький и тощий, а теперь, похудевший от непонятной болезни, постоянно уставший и какой-то даже хрупкий, он производил совершенно гнетущее впечатление. Глубокие, почти черные круги под глазами делу не помогали. — Гарри, — обеспокоенный голос Гермионы каким-то чудесным образом включал в себя все их переживания, тугими спиралями завившиеся в недовольство, — что происходит? Мальчик пожал плечами, не поднимая взгляд от пола. — Ничего. Все в порядке, Герм, честно. — Мы ведь видим, что нет! Невилл кивнул. Рон поддержал ее согласным «ага!». Гарри, помимо маленького и испуганного, теперь был еще и раздраженным. Как ужик, на территорию которого случайно наступили. — Все правда в порядке. Просто… это год был какой-то совсем сумасшедший, да? — Последнюю часть он сказал с какой-то непонятной надеждой, будто ожидая подтверждения. Невилл снова кивнул. — Это из-за Наследника, да? — спросил он серьезно. — Ты боишься, что он может тебе навредить? Гарри странно вздрогнул, передернув плечами. — Ну типа. Отлично, со вздохом заметил Невилл, теперь в его голосе еще и злость вперемешку с обидой, густо замешанная на сарказме. Что он в этот-то раз не так сказал? Впрочем, Рон и Гермиона то ли этого не заметили, то ли просто решили игнорировать. Переглянувшись, они достали из сумки дневник, осторожно протягивая его слизеринцу. Убедившись за прошедшие недели в том, что дневник безопасен, они больше не боялись брать его в руки, но все еще держали аккуратно. Просто на всякий случай. — Мы нашли его в туалете Плаксы Миртл. Думаем, он может как-то быть связан с Наследником. Вот только, — Рон пролистал страницы, демонстрируя пустоту, — все что там было, спрятано каким-то заклинанием. Глаза Гарри, обычно миндалевидные, были идеально круглыми от шока и расширились еще больше, стоило Рону произнести последние слова. — Это… — голос выходил из него как сжатый воздух — будто ему было больно даже просто выдирать из себя слова, — это Т-тома Реддла? — Он звучал очень-очень слабо и даже заикнулся — Гарри Поттер никогда не заикался. Внутри Невилла все перевернула волна беспокойства. — Ты его знаешь? Знаешь что это? — Нет! — Гарри быстро замотал головой. — Нет, я не знаю, я- Он оборвал себя, с ужасом уставившись на дневник. Моргнул, будто собираясь с мыслями. С громким злым стоном уронил голову в руки, с силой давя на глаза, едва не сбив очки на пол. — Черт, — теперь, в жутком контрасте к тому, как он звучал раньше, его голос был совершенно спокоен, — вы все не так поняли. Гарри поднял голову, одновременно с этим растягивая рот в широкой, чуть дрожащей в уголках улыбке. — Это мое. — Одним быстрым движением он выдрал тетрадь из рук Рона, крепко прижимая ее к груди. — Чт- Твое? Что ты имеешь в виду, твое? — То и имею. Это мой дневник. На Слизерине играют в такую игру. Ну, или что-то вроде. Мы не подписываем свои личные вещи. — Гарри пожал плечами так, будто это была самая естественная вещь на земле. — Мы просто берем имя случайного выпускника Слизерина из Зала трофеев. На случай, если кто-то захочет прочитать что там написано. Так он ни за что не угадает, кто на самом деле хозяин дневника. Странно, конечно, но работает же? — Он снова улыбнулся — в этот раз успокаивающе. — Но ведь… — Гермиона явно была обескуражена. — Но он ведь зачарован! — Зачарован? — Гарри недоуменно вскинул бровь. Чуть подумал и весело рассмеялся, будто услышав хорошую шутку. — О Мерлин, нет, Гермиона! Он не зачарован. Я просто так ничего в нем и не написал. Он поднялся, все еще немного посмеиваясь, и направился к выходу. — Простите за это, ребят. Думаю, теперь мне лучше отнести его назад, пока еще кто-нибудь не обманулся. — Он снова рассмеялся, звуча почти даже как-то истерично, и, прежде чем они успели хотя бы попытаться его остановить, выскочил за дверь, захлопнув ее за собой с громким бухом, оставляя после себя только облако медленно опускающейся пыли. Невилл стоял, замерев в шоке. Он чувствовал себя так, будто наглотался сока мандрагоры и не мог найти путь в хорошо известных тропинках его старого, заросшего сада. Или как древний путешественник, запутанный лешим в родном лесу и неспособный найти дорогу домой. Рон, заглянув в самые глубины его сердца, выразил все спутанные эмоции, которые одолевали Невилла, твердым и емким: — Какого драккла? Гермиона, успевшая немного оправиться от удивления, задумчиво смотрела на закрытую дверь, через которую только что сбежал их друг. — Вот что странно… Гарри ведь сказал, что ничего там не писал, да? — Она перевела нечитаемый взгляд обратно на них. — Вот только там было кое-что написано. Даты. От руки. И вовсе не почерком Гарри. — Зачем кому-то записывать даты в чужом дневнике? — Невилл наклонил голову к плечу, пытаясь хоть как-то угнаться за ходом мысли своей подруги. Он ожидал, что сейчас Гермиона объяснит все детальнее и поможет разобраться в странной ситуации, но девочка только повторила его движение, позволив своим мелким жестким кудряшкам упасть на плечо и согнуться, как очень странным пружинкам. — И правда. Зачем? Спустя секунду она и вовсе вылетела в коридор, возбужденно хлопнув за собой дверью, оставляя мальчишек в одиночестве. Рон вздохнул, набирая в легкие побольше воздуха. — Окей. Какого хрена это было? Невиллу, обычно не поощряющему использование ругательных слов, оставалось только согласно кивнуть. Это, пожалуй, была действительно какого-хрена-ситуация. *** Шаг. Еще шаг. Согнуть ногу, поднять ногу, поставить ногу, разогнуть ногу. Согнуть ногу, поднять ногу, поставить ногу, разогнуть ногу. Гарри сделал вдох. Воздуха ему не хватало с самого начала разговора, а уж после того, как ребята достали дневник и подавно. Легкие сжались, отказываясь пропускать кислород, ноги, ослабшие в коленях, забыли, как ходить, а голова, хотя и умудрилась с некоторым успехом разыграть представление, достаточное для того чтобы сбежать, теперь отказывалась не только думать, но и в принципе воспроизводить хоть какие-то процессы. Дыхание давалось ему нелегко. Лестница, лестница, холл, маленький срез за большой вазой. Гарри часто-часто заморгал, до белых костяшек впиваясь в кожаную обложку дневника. Он, будто (точно) живой, откликнулся на это потоком тепла, и мальчику пришлось приложить все силы для того, чтобы не всхлипнуть. Он так старался — он правда так старался — прийти в себя, собрать мысли и понять, что происходит, после всех этих выпавших из его жизни месяцев — и теперь снова погружался в этот липкий туман бессознательности, с отчаянием хватаясь за последние островки разума. Он не был уверен, что Том сделает с ним теперь, вернувшись, но оставить его у ни о чем не подозревающих друзей не мог ни в коем случае. Это только вопрос времени, когда он попытался бы использовать их в своих планах. Гарри не мог подставить их под удар. За его спиной остался вход, и гостиная, и несколько торопящихся ребят, и аккуратно застеленные кровати его соседей. — Ну что ты, Гарри. Мне даже обидно. Правда думаешь, что я бы обидел твоих друзей?Every time we touch your hands are colder, colder There's no beating coming from your wooden chest
Том стоял, едва заметный посреди пустой комнаты, собираясь из лучиков затянутого тучами солнца и иллюзий больного разума. Гарри промолчал, с отвращением отбрасывая дневник настолько далеко от себя, насколько возможно. Старший возмущенно хмыкнул. — А ведь мне было так одиноко. — За доли секунды его голос вернул свою густо-сладкую ласку. — Ты бросил меня одного, хотя прекрасно знаешь, что у меня нет совсем никого, кроме тебя. На мгновение ему стало чуточку стыдно, но тут же, отказываясь снова ему верить, Гарри с силой затряс головой, пытаясь скинуть с себя странный морок. Тома, кажется, такая реакция расстроила еще сильнее. — Они спрашивали. Они просили поговорить со мной. Но я ничего им не показал. Я знал, что ты вернешься за мной, Гарри. Ты меня любишь. — На последней фразе в его тоне промелькнули привычные смешливо-насмешливые интонации. Маска слетела всего на секунду, но Гарри этого хватило. — Хватит! Ты обманул меня, — «обманул» отдалось в нем ядовитыми клыками в кончике хвоста и мышкой, стащенной из чужого гнезда, — обманул весь замок и собирался поступить точно так же с ними! Обжигающе горячая злость, смешанная с обидой, текла по его венам, не имея ни капли общего с холодной расчетливой яростью, которую когда-то показал ему Том. Он не сразу понял, что жжение в уголках его глаз — грозящие выступить слезы. Мальчик согнулся пополам, пытаясь то ли подавить крик, то ли спрятать влажные дорожки на щеках. Том подался вперед, с восторгом пробуя новые эмоции на вкус. Паника и отчаяние мешались с всепоглощающей злостью, вырываясь наружу странными даже для парселтанга звуками. Он никогда не встречал других змееустов и плохо представлял, как он должен звучать из уст человека, но догадывался, что так кричать на языке, состоящем исключительно из тихих шипящих звуков, должно быть чисто физически затруднительно. Просто потрясающе. Том прищурился, запоминая удивительные детали. — Ну же, ребенок, хватит. — Он улыбнулся, больше не пытаясь натягивать на свое неприятно красивое лицо искусственные эмоции. — Мы были созданы друг для друга, понимаешь? — Он подошел ближе, мягко укладывая ладони на чужие щеки и поднимая его голову, заставляя посмотреть себе в глаза. — Даже этот глупый шрам и дурацкая история с пророчеством. Все предопределено.Frozen grin, a mannequin When I get closer I can see the strings there underneath your vest
Гарри дернулся, пытаясь выбраться. Том сжал руки крепче, ногтями впиваясь в мягкие щечки, и мальчик затих. Его взгляд был не лучше, чем у затравленной крысы, но Том, откровенно говоря, считал, что ему так даже лучше. В ребенке было слишком много самоуверенности. Слишком много жизни. Удивительное дело, с таким-то семейством, но это ничего. Том знает, как с такими работать. Том знает, как подкармливать таких, награждая ласковыми поглаживаниями по милой мордочке, а потом ломать им позвонки, один за другим, до тех пор, пока задние лапки не прекратят дергаться, а дикое, полное гнева животное не начнет смотреть с покорным смирением, ловя каждое его движение, искренне ожидая, что вот оно-то точно будет последним. Он притянул его ближе, копаясь в мешанине сломанных костей и разбитых мечтаний, готовясь хрустнуть последней тоненькой опорой. — Нам суждено было встретиться, так или иначе. Одиннадцать лет назад, год назад, полгода назад — нас тянет друг к другу, Гарри, нравится тебе это или нет. Но скоро все закончится, я обещаю. Больше не будет боли, хорошо? Тихий, мирный, холодный камень, стремительно леденеющая под пальцами кожа и стекленеющие ядовито-зеленые глаза, которые бы абсолютно точно преследовали Тома в кошмарах, умей он видеть сны. Да. Скоро все закончится. Он лично положит конец этому бредовому противостоянию. — Это пророчество, vipere, из-за него все проблемы, — ворковал Том, уводя сознание ребенка куда-то далеко-далеко. — Из-за людей, которые ждут от тебя его выполнения, и из-за людей, которые достаточно глупы для того, чтобы верить, что ты сможешь его выполнить. Он внимательно осмотрел опустевшие глаза и весело проследил за хвостом бешено бьющегося сознания, пытающегося освободиться от его морока. — Скажи, Гарри Поттер, ты помнишь, что тогда случилось? Ты знаешь? Почему Лорд Волдеморт, величайший темный волшебник, едва не погиб, пытаясь от тебя избавиться? Совсем каплю он ослабил контроль, давая ребенку шанс ответить. Ведь какое веселье в том, чтобы играть с обездвиженной жертвой, верно? Гарри, как всегда верный своему принципу портить чужие планы, выплюнул только: — Тебе-то какое дело? Думаешь, назвался Наследником Слизерина, и тебе все можно? Думаешь, ты теперь тоже Лорд? — Его яркие глаза вспыхнули искренней ненавистью, удивительной для настолько миниатюрного создания. — Пошел ты, Том. Парень зашипел. Гарри успел разобрать только пару злых ругательств, прежде чем решил прекратить тратить время на разбор чужого непритязательного словарного запаса и дернуться из цепких рук. Далеко убежать не получилось — Том, явно выведенный из себя, поймал его в считанные секунды, больно хватая за волосы и резко разворачивая, вбивая лицом в каменную стену. Гарри подавился болезненным стоном. — Идиот! Все еще ничего не понял? — Том замер, будто собираясь сказать что-то еще, но обрывая себя на полуслове. Медленно, даже как-то рассеянно отпустил его голову. — Бедный Гарри Поттер все еще ничего не понимает? Скажи, — Гарри осторожно развернулся, пытаясь понять что происходит, но наткнулся только на испытующий взгляд Тома, — кто я, по-твоему, такой? И, окей, он знал, что на этот вопрос было множество куда более правильных ответов, начиная с Тома Реддла и заканчивая неживой сущностью, одержимой идеей уничтожения нечистокровных волшебников, но нихрена он не собирался давать придурку удовольствия это все услышать. Так что вместо этого он сказал: — Говнюк, — и напрягся, ожидая очередной вспышки ярости. К его удивлению, Том не разозлился. Парень встал прямее и шагнул назад, отпуская его и позволяя развернуться полностью. Какую-то секунду на его лице боролись сразу несколько эмоций, а потом- Глаза Гарри комично расширились. Том Реддл смеялся — громко, искренне, откинув голову назад и смахивая выступившие слезы. — О боже, — привычное маггловское выражение странно звучало из уст волшебника, — ты такой дурак временами, Гарри Поттер. В голосе Тома звучало что-то, почти даже похожее на нежность, и от этого Гарри стало еще более тошно. Теперь, когда первое удивление прошло, ему было даже обидно. То есть он тут придумывает ему обзывалки, а Том смеется? — А ведь я могу сделать все, что захочу. Никто из твоих маленьких бесполезных друзей даже не догадается ни что произошло, ни кто это сделал. Совсем не боишься? Гарри сильнее насупился. Конечно же он боялся — колени все еще дрожали, заставляя опираться на стену чуть сильнее, чем Гарри бы того хотелось, — но, опять-таки, нихрена он не собирался давать придурку такого удовольствия. Впрочем, Том, кажется, и так все видел. — Боиш-шься. — Его голос, тихий и звучащий неприятно близко в медленно опускающихся сумерках, был таким странным, что Гарри не мог даже понять, говорил он нормально или по-змеиному. — Боишься и все равно лезешь. Ну же, Гарри, — его руки, снова подбирающиеся к нему, легли на плечи, силой останавливая от попытки сбежать, — хватит ругаться. Давай спокойно все обсудим, ребенок. Одним сильным движением Том рванул его на себя, заключая в плотную клетку из ласковых объятий. Гарри дернулся, упираясь руками ему в грудь, но силы, кое-как восстановившиеся за последний месяц, вновь стремительно утекали, оставляя его бесполезно хлопать плавниками, будто рыбу на суше. — Я ничего, — пропыхтел он, пытаясь еще раз, — не хочу с тобой обсуждать!.. — О, я уверен, что хочешь. Ты знаешь, кто я, Гарри Поттер? — повторил он еще раз, с каким-то странным нажимом, будто искренне рассчитывая на какой-то другой ответ. Гарри подумал над тем, чтобы послать его еще раз. Или обозвать. Руки сжались сильнее, холодные пальцы пробежались жутко близко к шее, и он сдался. — Наследник Слизерина. — Титул вышел из него с неохотой. Признавать, что он больше полугода считал своим ближайшим другом того самого человека, который сейчас был ответственен за все неприятности в школе, бывшей для него домом, было неприятно. — И все? Гарри недоуменно моргнул. А надо было что-то еще? Руки перебрались ему в волосы, зарываясь пальцами. Какое-то время просто мягко массировали, будто Том задумался о чем-то, а затем больно оттянули, заставив Гарри с тихим шипением взглянуть вверх. — Смотри внимательно, ребенок. Меня зовут Том Марволо Реддл. За его спиной, повинуясь голосу, расцветала яркая красная надпись, выполненная знакомым каллиграфическим почерком. «Том Марволо Реддл», будто скопированное с первой страницы дневника, смотрелось в пустоте общей комнаты странно и чужеродно. Внезапно буквы сдвинулись. — И я не думаю, что я «тоже Лорд». Я не просто «Наследник». Я — нечто большее, нечто настолько великое, что никто, ни один из вас, не способен этого даже понять. Т сменилась на Л. А стала В. «Том Марволо Реддл» медленно пересобиралась, будто ребенок игрался с паззлами и решил полностью изменить картинку. Гарри остро, болезненно вдохнул. — Так скажи мне, Гарри, чем такое жалкое создание, как ты, маленький, бесполезный ребенок, мог заинтересовать меня? Вот теперь Том и правда звучал плохо. Не так плохо, как звучал обычно, а совсем плохо-плохо. Так, как звучала Змея. Так, как звучало чудовище посреди разрушенной комнаты. Низко и ужасно опасно. — Как такой, как ты, мог не просто убить меня, но и пережить еще одну нашу встречу? Надпись за его спиной в последний раз ярко вспыхнула, замирая, оставляя буквы на новом месте. Гарри замер, отчаянно пытаясь осознать происходящее, когда руки Тома снова вернулись на щеки, повелительно опуская его голову, заставляя посмотреть в чужие глубокие глаза. — Объясни мне, Гарри Поттер, что в тебе такого особенного?If you can feel real fears then I'm gonna leave you shivering