The boy

Совсем скоро нашелся Джастин Финч-Флетчли. Он не был ни другом для Невилла, ни даже просто приятным человеком, но знать, что тот, с кем ты говорил не далее как вчера, сейчас лежит в Больничном крыле, не способный ни говорить, ни шевелиться, было на редкость неприятно. Гриффиндор бурно сожалел по поводу утраты своего факультетского призрака, но это трогало Невилла как-то меньше. С Ником все будет в порядке — умереть второй раз не может никто, так что за него он особо не волновался. А вот Джастин и Колин Криви заставляли сердце неприятно сжиматься. Невилл знал, что профессора уже работают над зельем, которое поможет всем жертвам окаменения, но даже эта мысль не особенно ему помогала. Как много людей еще пострадает? Как много времени пройдет перед тем, как кому-нибудь не повезет и они встретят судьбу куда хуже, чем просто побыть статуей на больничной койке? Эти мысли не давали ему покоя, крутясь в голове и медленно просачиваясь куда-то к области сердца. Будто этого было мало, беспокойство за Гарри (и, откровенно говоря, его дневник) тоже отказывалось его отпускать. Гарри не вел дневников. И Гарри не стал бы подписывать свои вещи чужими именами — у него в принципе было не так уж много личных вещей, а все те, что были, подвергались пересчету и еженедельной инвентаризации. Он просто не мог потерять такую важную вещь, как личный дневник, и уж точно не стал бы подписывать его каким-то чужим именем. Гермиона теперь все дни проводила в библиотеке. Рон не смог вытащить ее даже на квиддичный матч, оставив среди книг с громкими ругательствами и запасом печенек. Невилл подложил к этой горке пару яблок — он знал, что родители Гермионы были стоматологами, и хотя не совсем понимал, что это такое, уже запомнил, что они очень волновались за здоровье ее зубов. В принципе, конечно, никакой особой потери в том, что она не пошла на матч, не было. Играл Пуффендуй со Слизерином, однако за свою команду Нев не болел, а со стороны Слизерина знал только Гарри. Его, кстати, хоть и приняли в команду, на поле пока не выпускали. Насколько Невиллу стало понятно с объяснений Рона — ждали пока подрастет и оправится от своей загадочной болезни. В следующем году, по заверениям друга, Гарри точно станет главным слизеринским ловцом и, выражаясь по-уизлевски, «даст им всем просраться». «Это, между прочим, Гарри нам тоже не рассказал», — Невилл подумал с обидой. Злиться на него было неприятно и стыдно — Гарри болеет, ему явно намного хуже, чем им всем, — но ничего поделать с собой он не мог. Если бы только он хоть раз им что-нибудь сказал! О том, что происходит, почему он боится и что за Мордред с этим дневником. Или, если уж на то пошло, сказал бы хоть что-нибудь. Честно, на этой стадии Невилл и простому «привет» будет рад. Из мыслей его выдернул болезненный тычок под ребра. — Гляди, Нев! Что это там? — Рон вытянул вперед тощий палец с погрызенным ногтем. Невилл глянул на это дело чуть осуждающе, оставляя в голове заметку поговорить с ним об этом чуть позже. Аккуратные ногти — первый признак джентльмена, бабушка всегда говорила.  Гриффиндорец неторопливо потряс пальцем, и Невилл послушно посмотрел вниз, туда, где толпа учеников забиралась на трибуны. Странности бросились ему в глаза сразу — никто никуда не забирался. До матча оставалось от силы десять минут, но люди внизу, кажется, никуда не торопились. Они стояли, поделившись пополам, будто разделенные каким-то мощным заклятием, и не делали ни единой попытки уйти, внимательно кого-то слушая. Невилл пригляделся. Посреди толпы, бурно жестикулируя, стояла профессор Макгонагалл. Ее темно-фиолетовая бархатная мантия с силой билась на ветру, придавая профессору сходство с какой-то загадочной птицей. — Случилось что ли чего? — обеспокоенно пробормотал Рон.  В эту же секунду, стоило ему договорить, профессор с жуткой точностью подняла голову прямо на них. Мальчики поджались, позволяя своим древним инстинктам, свойственным всем двенадцатилеткам, взять контроль и попытаться спрятать их от внимательного взгляда учителя. К их ужасу, это не помогло. Макгонагалл сделала жест рукой, подзывая их.  Они переглянулись. Спускаться не хотелось. Профессор поманила их еще раз, настойчивее, и они, тяжело вздохнув, приняли свою судьбу.  Быстрые ноги Рона выбили задорную дробь на деревянных досках трибуны, Невилл последовал прямо за ним, стараясь не отставать, но упорно проваливаясь.  — …Но, профессор! — Чистый голос Оливера Вуда, капитана гриффиндорской сборной, разносился по полю не хуже объявлений, которые иногда делал Дамблдор. — Вы не можете отменить квиддич!  — Я не только могу, мистер Вуд, но и делаю это прямо сейчас, — отозвалась профессор Макгонагалл, уже явно начинающая раздражаться на, судя по всему, длительный спор.  — Но как же… Квиддич! Кубок, профессор, что нам делать с куб- Флинт прервал его на полуслове, мощно зарядив в бок кулаком.  — Да ты расслабься, шибанутый. Не ты ж играешь. Это, кажется, возмутило его еще сильнее.  — А кто будет смотреть?! Кто будет записывать тактики?!  — Шпионить за противниками, — один из близнецов, правый, подхватил.  Левый продолжил: — Подмечать слабости- Они уже открыли рты для того, чтобы закончить вдвоем, но оказались перебиты Седриком: — Да никто, похоже, уже и не будет. — Парень почесал затылок и рассеянно шмыгнул носом. — Да и играть, вообще-то, тоже никто не будет. Невилл мысленно согласился. Действительно, играть сегодня уже не будут, если он понял все происходящее верно. Пуффендуйский голос разума проигнорировали. Флинт взревел: — Что это вы там записывать собрались, хмыри? Совсем одракклели что ли?!  — Это же ради тактики! Марк, ты что, правда запретишь нам делать наброски? — В тоне Вуда проскочило отчаяние. Близнецы, показавшиеся из-за его спины одним жутким синхронным движением, задрыгали бровями.  — Да-а, Марки-марк, ты ведь не запретишь нам, правда? — Фред (Невилл был на 50% уверен, что это Фред) вытянул губы и начал издавать самые мерзкие звуки поцелуйчиков, которые Невилл только слышал. Не прошло и пары секунд, как Джордж (Невилл был на 50% уверен, что это Джордж) присоединился с еще более мерзкими звуками.  Вау. Чудеса. Маркус Флинт чутка порозовел. Тут же, пытаясь это скрыть, вдарил. Почему-то Седрику.  Пуффендуец охнул, сгибаясь пополам, Флинт довольно ухмыльнулся, восстановив репутацию, Невилл сочувственно зажмурился. Бедный. — Прекратить балаган! — Макгонагалл положила происходящему конец одним грозным взглядом. — Уизли, Лонгботтом, за мной.  Вот теперь зажмурился Рон.  — Ой-ей… Что мы в этот-то раз натворили? — И кто-нибудь, — профессор, уже успевшая убежать довольно далеко, резко развернулась, — Мерлина ради, найдите мне Поттера!  *** Веселье сегодняшнего утра испарилось, оставив после себя только тяжелые камни. Найти Джастина было плохо. Вот он сидит рядом с ним, возбужденно пересказывая Меган сюжет приключенческой книги, которую нашел недавно в библиотеке. Вот он готовится ко сну, шутливо переругиваясь о чем-то с Захарией. Вот он уходит с завтрака, зажав в зубах тост и набивая карманы фруктами. Вот он лежит, абсолютно недвижимый, абсолютно каменный, укрытый только лишь невесомым присутствием Безголового Ника. Привидение, и без того любимое Гриффиндором, в одно мгновение стало героем, выскочив вперед неизвестной опасности, собственным не-телом прикрывая неизвестного ему ученика.  Гермиону, к сожалению, никто не закрыл. Их было двое — Гермиона и Пенелопа Кристалл, обе с Когтеврана. Теперь, отдаленно подумал Невилл, жертвы были со всех факультетов, не считая Слизерин.  На тумбочке рядом с кроватью стояла тарелка, полная недоеденного печенья; с краю лежало надкусанное яблоко.  Вот она сидит, по самый кончик носа зарытая в пыльные книги, мягко укутанная ярким солнцем. Вот она раздраженно их прогоняет, заявляя, что им вовсе не обязательно ее ждать, и вообще, ей намного интереснее в библиотеке, чем на квиддичном поле. Вот она лежит, абсолютно недвижимая, абсолютно каменная, все так же освещенная ярким полуденным солнцем. Дверь за их спинами скрипнула. Гарри вошел очень осторожно, будто напуганный кролик, заранее знающий, что запрыгивает в ловушку. Невилл сглотнул густую теплую слюну, неприятно скатившуюся вниз по горлу. Гарри был тихий.  — Уже сказали, что произошло?  На его осунувшемся лице застыли странные эмоции, почти полностью перекрывающиеся сожалением. Мальчик опустил руки на крепко сжатый кулак Гермионы, отвлеченно-нежными движениями растирая его, будто надеясь согреть.  — Их нашли у входа в библиотеку. — Невилл указал пальцем на зеркальце, поблескивающее в другой ее руке. — Профессор Флитвик сказал, что все будет хорошо. Заклятие не упало на них напрямую.  Гарри задумчиво хмыкнул. Тихо, будто для самого себя пробормотал: — Еще никого напрямую…  Эта мысль, кажется, его немного взбодрила.  Дверь за их спинами хлопнула, впуская Рона, все еще потирающего покрасневшие глаза. Он смотрел под ноги, не решаясь поднять взгляд и снова увидеть окаменевшее тело подруги. Это было слишком.  — Рон?.. — знакомый голос, сейчас звучащий до странности неуверенно, выдернул его из пропасти грусти.  — Гарри! — Он улыбнулся, шмыгая носом, и с радостью отметил столь же яркую улыбку друга. — Ты здесь.  — Ага. — Мальчик твердо кивнул. — Не мог же я вас бросить одних. «Бросить одних» отдалось в нем неприятным отзвуком. А ведь это они бросили Гермиону. Оставили ее в библиотеке, а сами помчались смотреть квиддич. Ну и друзья, нечего сказать.  Рон тяжело вздохнул. — Это наша вина. — Гарри дернулся, будто ударенный. Улыбка слетела с него будто по щелчку пальцев. — Не надо было оставлять ее. Вытащили бы на матч, и ничего этого не было бы. Или сами бы остались. Все равно ты не играешь сегодня. Могли вообще не ходить.  Слизеринец весь как-то сжался, утыкаясь взглядом в пол. Неужели он так переживал из-за того, что его вообще не было рядом? Так это он зря. Невилл тут же поспешил озвучить эту мысль: — И вовсе не наша. Не она, так кто-нибудь еще пострадал бы. Наследник — вот кто виноват. Теперь дискомфорт на лице Гарри был почти болезненным. — Ну да, — неуверенно протянул Рон, — и все-таки…  — И никаких все-таки. Будем винить себя — ничего не добьемся. Ты, что ли, ее обездвижить хотел?  Рон мотнул головой.  — Или ты хотел поохотиться на магглорожденных?  Он мотнул головой еще раз, злее.  — Открыл Тайную комнату?  Рон мотнул голо- — Хватит! — Гарри тяжело дышал, плотно обхватив себя поперек туловища, будто боялся рассыпаться на мелкие кусочки.  Он выпрямился, чередуя глубокие вдохи и выдохи, пытаясь успокоиться.  — Никто не виноват кроме того, кто открыл Тайную комнату. Именно поэтому, — он обвел их странным, паникующе-одержимым взглядом, — мы должны его остановить. Только так можно все закончить.  Невилл растерянно нахмурился: — Остановить? Но как? Вместо ответа Гарри просто указал пальцем на сжатый кулак Гермионы.  — Смотри. У нее в руке бумажка. Уверен, она нашла что-то в библиотеке. Вот и сорвалась, хотя и было триста раз сказано не ходить по замку в одиночку.  — Поэтому и зеркало с собой несла, — Рон прошептал это почти благоговейно, осторожно опуская кончики пальцев на ее окаменевшую руку.  Невилл шокировано приоткрыл рот.  — Поэтому и Пенелопу позвала. Боялась идти одна!  — Знала, — поправил его Гарри, — что это опасно. Что бы ни завелось у нас в замке, оно появляется только перед теми, кто идет один. Уверен, Гермиона это поняла. Ну точно. И как Невилл сам до этого не додумался? Все ведь лежало на поверхности. Неудивительно, что Гарри и Гермиона сразу поняли. Хотя, конечно, любопытно. Гермиона нашла всю эту информацию в библиотеке. Так как же тогда Гарри сразу разобрался сам по себе? Неужели на Слизерине что-то такое говорили?  Рон задумчиво хмыкнул.  — Ну и что стоим? Давайте достанем бумажку.  Прежде чем Невилл успел согласиться, Гарри сделал шаг назад.  — Вообще-то!.. Ам, вообще-то, мне надо бежать. Боюсь, доставать придется без меня.  Он бросил еще один взгляд на Гермиону. Его лицо скривилось в какой-то странной гримасе. Не знай Невилл лучше, решил бы, что в виноватой.  — А как же бумажка? Тебе что, не хочется узнать, что же Герми там нашла?  — Очень хочется. — Тон его был мрачным. — Но не могу. Я загляну позже, хорошо? Тогда и расскажете, что там было. Опротестовать это Рон не успел. Гарри сделал один большой шаг назад, второй и, резко развернувшись, бросился прочь.  Невилл моргнул. Дверь с грохотом захлопнулась. Рон сказал: — Ух ты.  На счет Гарри Поттера упал еще один подозрительно-странный побег. Действительно, ух ты.  *** Он был в странном месте. Пора было, наверно, прекратить этому удивляться, но все-таки он ничего не смог поделать с уколом удивления, отдаленно раздавшемся в его затуманенном сознании. Он что, уснул? Том опять куда-то его затащил?  Гарри раздраженно вздохнул. Постоянная борьба за собственное тело начинала его злить.  Место вокруг было странное. Большое и холодное, при этом маленькое и будто бы… заполненное? Подобрать к нему подходящие слова было тяжело. Все пространство, хотя и было совершенно пустым, неприятно давило на него со всех сторон, вынуждая к чему-то.  Гарри нервно помялся на месте. Кажется, он знал, что странное место от него хотело.  Он пошел вперед — шаги громко раздавались в пустоте того, что когда-то было библиотекой, теперь больше напоминающей сердце — живое и бьющееся. Во все стороны, будто из центра паутины, от сердца отходили тонкие нити-дорожки, перекрещивающиеся под невозможными углами и выводящие на несуществующие этажи Хогвартса. Гарри не стал долго думать над выбором. Если он все понял правильно, они в любом случае выведут его туда, куда нужно Тому.  Мягкая волна одобрения окутала его со всех сторон, поощряя покладистость. Мальчик раздраженно отмахнулся. Не то чтобы ему так уж хотелось подчиняться. А принимать похвалу за свою слабость он точно не будет.  Дорожка бежала впереди него, со всех сторон теряясь в непрозрачном белом тумане. Теперь, когда Том прекратил наполнять свою маленькую воображаемую вселенную людьми и локациями, замок производил откровенно жуткое впечатление. И как Гарри раньше этого не замечал? Все, начиная от пустых коридоров с высокими потолками, исчезающими в том самом тумане, сейчас покрывающем абсолютно все вокруг, и заканчивая безлицыми людьми, расхаживающими в разные стороны в имитации жизни, кричало о неправильности этого места.  Мальчик вздохнул, следующий свой шаг делая с чуть большей силой, неспособный сдержать досаду. Мало ему было одного раза. Не-е-ет, давай на те же грабли. Молодцом, Поттер. Оттого, что метафорические грабли действительно были те же самые, почему-то становилось еще горше.  Будто в ответ на его мысли туман развеялся, открывая почти болезненно четкую картинку, странно смотревшуюся на фоне белой пелены, все еще собирающейся в уголках. Знакомый коридор — один из многих переходов, соединяющих многочисленные хогвартские башни, — яркий солнечный свет и большие окна, открывающие превосходный вид на восточную часть призамковой территории. На секунду Гарри даже поверил, что случайно вышел из сна в реальность, но темный лес, жутко контрастирующий с солнечным днем, быстро вернул его в чувство. Лес подобрался настолько близко, что Гарри отлично мог рассмотреть верхушки елей, тянущиеся к окнам. Самого Леса он не сильно боялся — того, который остался в реальности, в который Хагрид ходил за дровами и в котором кентавры по звездам рассчитывали его смерть. Он был опасный и страшный, но при этом хорошо знакомый и горячо любимый. Тот Лес был неотделим от Хогвартса, плотно привязан к его магии, смертельный, но родной. Этот лес таким не был.  Это все еще был Лес — с большой буквы, — но совершенно не в том смысле, в котором Лесом называли тот, что был в настоящем Хогвартсе. Он все еще был родным — но не в том смысле, в котором родным ему был настоящий. Гарри рвано вздохнул, ускоряясь и почти бегом покидая солнечную иллюзию.  Он хорошо знал это ощущение. Старый хогвартский лес, видевший еще Основателей, был пропитан магией — древней и опасной, но родственной той, что спала в каждом ученике волшебной школы. Бояться его было как бояться самого себя — возможно, но весьма непродуктивно.  Этот лес был другим. Он не был древним — как и все тут, он был всего лишь продолжением разума Тома, — но при этом был пропитан таким количеством могущественной, подавляющей магии, что становилось страшно. Неправильной магии, запретной не столько из желания Министерства, сколько из простой человеческой разумности. С чем бы Том ни игрался и какими бы силами ни обладал, Гарри уже отсюда мог почувствовать их неестественность.  Она проявлялась во всем — в слишком высоких деревьях, подошедших слишком близко к стенам замка, в отсутствии тропинок и в абсолютной тишине, стоящей вокруг. В Лесу не было птиц, не было зверей и не было жизни — только магия, сворачивающаяся в его глубинах в плотные кольца. Чем ближе к нему Гарри подходил, один за другим проскакивая полуреальные коридоры, тем сильнее она становилась, оживая, принимая хорошо знакомую форму. Длинные белые пальцы, странно выгнутые руки, когти и огромная пасть, полная острых клыков. Чудовище, оживающее в глубине, просыпалось, двигаясь к кромке леса. Эта магия тоже была ему родной. Она не пела в венах, собираясь вокруг, как это делала магия Хогвартса, она сидела глубоко внутри, спрятанная даже от него, вплетенная в само его существование, плотно охватывающая все его жизненные органы. Забери ее — и Гарри развалится, останется без корней, без последней, уродливой и неестественно перекрученной, но все-таки семьи. Бояться леса, созданного этой магией, было все равно что бояться собственного отражения, странно улыбающегося в темноте. Он был человеком со слишком большим количеством зубов, мертвым оленем с нетронутой шкурой, заполненной личинками и кусками гнилого мяса, безвредной иллюзией, прячущей монстра.  Лестница за лестницей оставались за его спиной. Знакомые коридоры извивались, уходя не туда, куда должны, а этажи исчезали, перенося его с места на место по желанию Тома. Выход из замка появился из ниоткуда, собравшись из неясных туманных фигур и обрывков воспоминаний. Крупные, аккуратно сложенные камни, широко распахнутые двери и маленькая полянка — жалкий обкусок переднего двора, со всех сторон окруженный высокими деревьями.  Гарри замер как вкопанный. Тут не было солнца, не было травы и не было неба — только имитирующий его туман высоко-высоко над его головой и непроходящее чувство опасности.  Он знал, как все закончить. Два шага вперед, когтистые объятья и разъедающее внутренности чужое самодовольство. Он знал. Все вокруг подталкивало его на это. Даже что-то внутри него самого толкало вперед.  Гарри зло фыркнул. Ну уж нет. Если Том, нет, если Волдеморт, нет, если Том думает, что он так просто сдастся… Его ждет большой сюрприз.  Внезапная злость придала ему сил, ужасное чудовище, выползающее из леса, придало ему ускорения. Он бросился назад, под хлипкую защиту воображаемых стен. Чудовище бросилось за ним.  Коридоры путались теперь еще сильнее, чем раньше, твердо намеренные не выпускать его, стены вырастали прямо перед его носом, а Чудовище подбиралось все ближе. Даже запыхаясь, Гарри нашел время на еще один фырк. Чудовище, чтоб его. Том Реддл — чертов говнюк, невыносимый засранец и высокомерный сноб, вот кем он был. И никакое количество титулов и жутких слухов этого не изменят.  Том хотел, чтобы его боялись. Том хотел, чтобы его превозносили, приравнивая к божеству, в ужасе от одного только имени. Гарри не даст ему такого удовольствия.  Это правда, что Волдеморт знатно напугал его на первом курсе, но ведь он тогда был совсем малыш! Всего одиннадцать. Теперь Гарри двенадцать, он уже почти взрослый, и он видел человека за Лордом. Он видел, как Том утыкается в книги, сгорбившись и забывая о времени, как шутит, язвительно охаживая случайных прохожих, и как морщится, когда на обед подают вареный сельдерей. Ни Том Реддл, ни мужчина, полгода притворяющийся профессором Квирреллом, его не пугали. Ну, только если совсем немножко.  Окей, хорошо, он наврал! Гарри закашлялся, больше не способный дышать нормально, едва ли не парализованный ужасом. И Том, и тот человек, и это хреново чудовище пугали его до усрачки.  Коридор сделал резкий поворот. Гарри чуть не свалился в голодную белую пустоту, пытаясь вывернуть, длинные когти просвистели прямо над его ухом. Ему пришлось приложить все силы, что остались в его маленьком теле, для того, чтобы сдержать вой ужаса, грозивший вырваться из его груди. У него нет времени на эмоции. Он должен убраться как можно дальше. Он должен… он должен проснуться!  Еще одна стена выросла перед ним, но в этот раз Гарри не смог увернуться, влетая прямо в нее. Он упал. Стена, сделав свое дело, исчезла, оставляя его посреди небольшой круглой комнаты. Чудовище, с каждым шагом приобретающее все больше и больше человеческих черт, все больше и больше знакомых черт, лениво развело плечи, вставая в полный рост. Теперь оно напоминало человека даже капельку больше, чем Лорд, которого Гарри видел на первом курсе.  Оно улыбнулось. Гарри пополз назад, отчаянно пытаясь увеличить дистанцию между ними, с неожиданной четкостью осознавая, как ужасно неправ он был. Оно не становилось человечнее, оно просто меняло свою оболочку, не избавляясь ни от животного голода в глазах, ни от мелких деталей, выдающих его с головой.  Том подошел ближе, присаживаясь перед ним на корточки, когда Гарри наконец ударил спиной стену. Улыбнулся шире, будто пытаясь сказать «все хорошо, ты в порядке, не надо бояться», но безбожно проваливаясь, проигрывая своему голоду, расстягивающему улыбку в оскале.  Гарри зашипел, на голых инстинктах пытаясь защититься так, как это сделал бы беспомощный ужик. Том рассмеялся, протягивая к нему руку и укладывая ее на щеку, не позволяя даже дернуться в сторону.  Гарри всхлипнул. Чудовище раскрыло пасть, слишком большую для такого изящного тела, слишком страшную для такого красивого лица. Пасть разъехалась, полностью скрывая человека за ней, демонстрируя несколько рядов по-акульи острых зубов. В считанные секунды она закрыла собой весь его мир, и прежде, чем Гарри успел хоть что-нибудь понять, его съели.  *** Том вздохнул, борясь с по-детски идиотским желанием свернуться клубочком. Что-то происходило. Что-то происходило, он чувствовал это в самых своих костях.  Глубоко внутри него, и далеко от него, и совсем не у него — что-то происходило. Крестражи? На смерть это мало походило — Том знал, каково это. Значит крестражи в порядке. Это радует. Он лениво повертел в руках кольцо. Все-таки хорошо, что он его забрал. Быть может, в тайнике ему и было безопасней, но иметь его при себе было намного приятней. Знание того, что его душа здесь, в его руках, вдали от любой возможной опасности, имело потрясающий успокоительный эффект, а теплое родственное чувство, дарившее ему удивительное ощущение принадлежности, поднимало настроение как ничто другое.  Да, все крестражи в порядке, это точно. Быть может, один из них проснулся? Но кто?  Чаша? Он не знал, что Беллатриса сделала с ней после его смерти. Уж точно не медальон. Он запечатал его лично, одним из последних. Даже самому великому магу придется потрудиться, доставая его. Быть может, диадема? Она осталась в Хогвартсе. Выручай-комната была надежным местом, но не недостижимым. Как он может быть, уверен, что за прошедшие годы никто так и не нашел вход? Или, может быть, дневник? Помнится, он специально проектировал его так, чтобы обеспечить душе наибольшую мобильность, вздумай ей проснуться. Да, это вполне мог быть дневник. Самый старый из его крестражей. Самый сильный. Ему вполне было по силам вызвать такой резонанс. Лорд довольно хмыкнул. Родовое кольцо легко наделось на палец, слишком большое и массивное, но все еще ужасно симпатичное на положенном ему месте. Оно было ему не по размеру — еще одно доказательство того, что семья не хотела видеть его в своих рядах. Он улыбнулся. Его глотка, давно деформированная от столь долгого контакта с темной магией, издала странный звук, больше всего напоминающий мурлыканье большой кошки. Какая разница, чего хотела его так называемая семья? Мраксы жили как свиньи и умерли не лучше. Морфин сгнил в Азкабане, все остальные могли только мечтать о том, чтобы закончить свои дни там, где их хотя бы кормят. Реддлы жили как короли, и он лично рассек их пуповины, связывающие бесполезные поколения с когда-то давно накопленным богатством. Теперь он — безродная полукровка, ведьмино отродье — сидел на их старом, полуразваленном троне.  Старое, все еще удивительно мягкое кресло протестующе скрипнуло, когда он поднялся.  Он не стал утруждать себя уборкой. Сохранность родового поместья не могла волновать его: грязь вокруг в его нынешнем полумертвом теле была наименьшей из его забот, а внезапное преображение давно заброшенного особняка могло привлечь нежелательное внимание магглов, все еще живущих у подножия холма. Внимание могло стать для него смертельным. Ну, не смертельным. Еще пять крестражей валялись не просто так. Неприятным. Это было более подходящим словом. В некоторых местах пол обвалился, оставив только подгнившие деревянные балки, стены пестрели дырами, а двери, когда-то гордо отделявшие одну комнату от другой, теперь висели, из последних сил цепляясь за ржавые петли. Огромный, по-настоящему огромный котел с кипящим в нем зельем странно смотрелся посреди насквозь маггловской кухни. Иногда мелькающие в нем части тела совсем не помогали ситуации.  Да, внезапное чудесное восстановление особняка Реддлов действительно привлекло бы к нему ненужное внимание. Особенно в сочетании с тем фактом, что деревня уже стояла на ушах, напуганная исчезновением нескольких молодых людей и раскопанными могилами.  Ничего, впрочем, не поделаешь. Тому нужно мясо на голема, и Тому нужна магия, которая имеет свойство копиться на старых захоронениях. То, что помимо предметов, эту самую магию в себе и накопивших, он кинул в котел еще и найденные в могилах останки, это его личное дело. Мясо, в конце концов, на дороге не валяется. Ну, кроме тех случаев, когда оно лежит, уже заранее вусмерть пьяное, но такое Том старался не поднимать. Ему, в конце концов, в этом теле потом еще ходить. Такой голем, конечно, был временной мерой, но Том все равно старался держать планку. Он, может быть, отчаялся, но не настолько.  Тем более чем лучше ингредиенты, тем дольше тело потом прослужит. Обычный срок службы мясного голема — от полугода до года, но Том был талантливым волшебником и не без основания рассчитывал, что сможет увеличить этот срок и до двух лет, сумей он достать качественные составляющие. В ответ на его мысли золотое ожерелье, свисавшее со спинки подгнившего стула, зазвенело.  «Не беспокойся, — осторожно, будто обращаясь с ядовитой змеей, Том подхватил его, — ты пойдешь на пользу». Ожерелье дернулось, явно отказываясь променивать накопленную тяжелым столетним трудом магию на абстрактную пользу, но Лорд, не тратя ни единой лишней секунды на бессмысленные препирательства, метко бросил его в котел.  Зелье булькнуло. Котел заскрипел, подпрыгнул на месте, с громким грохотом приземлился и успокоился, начиная переваривать новое подношение. С его дна поднялся глаз, поднялся палец и поднялась не до конца растворенная серьга, все — будущие части его временного вместилища.  Отточенным движением Том подхватил валявшуюся в углу палку, когда-то бывшую обеденным столом из красного дуба, и затолкал всех побегушек назад. Зелье зашипело, палка сократилась почти вдвое, и он с ворчанием откинул ее назад в положенный угол.  Что бы люди там ни говорили, а возвращение Темных Лордов было зрелищем не из симпатичных.