The boy

Гермиона икнула. Это было бы даже комично — если бы не давящая тишина мертвой поляны, отягощенная трупом замолкнувшей мелодии. На секунду — даже меньше, наверно, — они замерли, все трое. Гермиона, до белых костяшек вцепившаяся в лямку своего рюкзака, Гарри, до синяков вцепившийся в Гермиону, и мужчина, чья широкая, восторженная улыбка смотрелась ужасно, неправильно-пугающе не к месту. Затем время пошло снова. Гарри дернул Гермиону на себя — они повалились, будто костяшки домино, придавленные сверху тяжестью сумки. Заскреблись, пытаясь распутаться и подняться, глубже увязая в переплетении угловатых рук и ног. Треснула ветка. Гарри втянул воздух, отчаянно пытаясь вытащить из-под себя хотя бы руку с палочкой, чувствуя, как испуганно сжимается желудок. Раздался гром. Не там, наверху, где все еще летала небесная змея, а прямо за его спиной. И перед ним. И сбоку, и с другого боку, и где-то за палатками, пряча за собой звук медленно подбирающихся шагов. Воздух вспыхнул ярким светом и рассыпался на мелкие красные искры. Тишина, еще недавно укутывающая собой поле, будто тяжелое пуховое одеяло, разорвалась криками. — На ноги! — Брось палочку! — Проверьте за палатками! Десятки мужчин и женщин — все разной степени непрезентабельности — с заполошным видом метались по полю, заглядывая под палатки, бросая отслеживающие заклинания и громко перекрикиваясь между собой. Несколько из них — Гарри не мог разглядеть их лица, ослепленный резким светом заклинаний и потерянный в водовороте событий, — направляли палочки и на них. — На ноги! Палочку на землю! Голос, строгий и твердый, звучал смутно знакомо. А еще очень-очень недружелюбно. Они поторопились встать, и Гермиона судорожно прижала к груди сумку. Им не нужно было официальное представление, чтобы понять, что люди перед ними были министерцами. На концах некоторых палочек забрезжало что-то красное. Ступефай. Они схватились за руки, готовые бросаться вниз, в сторону — куда угодно, чтобы не попасть под действие Оглушающего, — когда прозвучал новый голос. Громкий — даже громче, чем все остальные, едва сдерживающие панику, — гулкий, напоминающий рев машины и очень-очень хорошо знакомый. — Стойте! — Он шел откуда-то сзади, из-за спины людей, чьи лица были скрыты нестерпимо ярким Люмосом. — Прекратите! Голос приближался, сопровождаемый ойками и вскриками, будто его обладатель расталкивал людей вокруг локтями. — Это мои дети! Это был мистер Уизли — запыхавшийся и встрепанный, похожий на прежнего, вечно растерянного себя, но с твердым, даже злым взглядом. — Вы что тут все, совсем ополоумели? Не видите, что это дети? Палочки, будто смущенные его выговором, начали опускаться, открывая спрятанных за ними людей. Мистер Уизли, игнорируя тех из них, что все еще смотрели ему в спину, подбежал к детям. Быстро и как-то даже профессионально схватился сначала за Гермиону, вертя ее кругом и проверяя на наличие повреждений, а потом перешел к Гарри, заполошно ощупывая его сверху донизу. Только потом, убедившись, что они оба в порядке, выдохнул и будто сдулся, становясь намного больше похожим на прежнего себя. — Мерлин, ну и напугали вы нас всех. Что вы тут делаете? — Не дав им и секунды на ответ, затараторил снова: — Остальные там, на краю леса. Сможете дойти сами? Вас проводить? Не потеряетесь опять? Он открыл рот, готовясь озвучить что-то еще, но был прерван тем же голосом, что отдавал приказы ранее. — Не так быстро, Артур. Теперь Гарри мог его видеть. Это был старый, очень высокий и тощий мужчина, одетый в министерский серый костюм, ненормально аккуратный в окружающем хаосе. Его длинное, сухое лицо и поджатые губы будто говорили — так просто вы не сбежите. Это лицо тоже было Гарри смутно знакомо. И хотя он никак не мог понять, где он мог его видеть, голос Гарри узнал стопроцентно — это был один из ответственных за проведение Чемпионата, Барти Крауч, представленный в самом начале матча и сказавший пару обязательных незаинтересованных слов в поддержку участников. Его холодный, колючий взгляд уперся в Гарри. — Кто? Не отрывая этого взгляда, уже заранее убежденный в виновности, одним коротким точным движением он указал на гаррину палочку, лежавшую в траве у его ног. — Кто из вас наколдовал Темную Метку? Гарри задохнулся. Да ладно. Он открыл рот, готовясь продемонстрировать все оскорбления, что он выучил от тети Вальбурги за лето. Должно быть, что-то такое, злобно-раздраженное, отразилось на его лице, потому что под ребра ему тут же прилетел локоть Гермионы. Гарри подавился неначатой речью. Эстафету, к его удивлению, подхватил мистер Уизли. В разы более уважительной манере, чем Гарри сам бы это сделал, но весьма удовлетворительно. — Серьезно? Барти, это дети. Четвертый курс, какая Метка? Ледяные глаза Крауча сузились до маленьких, гневных щелочек. — Для многих семей, — его взгляд подчеркнуто оставался на Гарри, — это самое время для обучения своих… наследников. Последнее слово вышло из него с таким нажимом и презрением, что с успехом могло быть заменено плевком в лицо. Гарри сжал зубы. Мистер Уизли, к счастью, его примеру не последовал. — На что ты намекаешь? — Вот теперь из неверящего он превратился в полноценно разозленного. — Это мои дети. Он подобрался, будто готовый броситься в драку, отстаивая доброе имя Гарри. Это было удивительно приятно. Крауч, будто тоже заметив изменение в мистере Уизли, сделал шаг назад — маленький, едва заметный, но сказавший Гарри все, что ему требовалось знать. На его сухом лице заходили желваки. — Если мистер Поттер не виновен, то он, конечно же, не будет возражать от проверки? Дети переглянулись. На лице Крауча проступило ликование. Резко вспомнилась незаконная книга, продолжавшая валяться в сумке, которую Гермиона продолжала судорожно прижимать к груди. Мистер Уизли повернулся назад к ним, с вопросом на лице. Отказ вариантом в такой ситуации не был. Гарри коротко кивнул. Гермиона промолчала, не сводя осторожного взгляда с людей вокруг. Крауч вытянул руку. Гарри остался на месте. Мужчина фыркнул и в пару быстрых шагов подбежал к палочке, хватая ее с мокрой травы самостоятельно, склоняясь к земле под гарриным победным взглядом. Злить министерца — явно, причем, важного — в такой ситуации было неразумно, но дико приятно. Проверка оказалась быстрой. Пара неразборчивых слов, и перед любопытными взглядами присутствующих возникло цветное облако, как поврежденная кинопленка показывающие обрывчатые воспоминания волшебной палочки. Темной Метки среди них не оказалось. Гарри это уже знал, но все равно выдохнул. Мало ли. Следующей была Гермиона. В ее палочке тоже не было ничего незаконного — Гарри, однако, боялся совсем не за палочку. Воспоминания закончились. Облако разлетелось по ветру, открывая взбешенное лицо Крауча. Какое-то время он просто стоял, играя желваками. Затем его взгляд уперся в рюкзак. Длинный тонкий палец вытянулся вперед, будто странное голодное насекомое: — Показывай. Гермиона вздрогнула. Бросила затравленный взгляд на Гарри. Взрослые, столпившиеся вокруг них, смотрели отчужденно, безразлично-ожидающие. Выбора не было. Медленно, будто на плаху, она пошла вперед, высвобождая рукав свитера из гарриной крепкой хватки. Что делать дальше, она не знала. Пара шагов, которые ей требовались для того, чтобы достичь центра человеческого круга, в котором закопался Барти Крауч, растянулись на долгие часы, из которых каждый следующий давался ей тяжелее предыдущего. Она пыталась дышать ровно, сохраняя ясность мысли, но, если судить по усилившемуся головокружению, это было безуспешно. В смазанной, уже предрассветной реальности, расцвеченной так и не растаявшей Меткой и яркими пятнами перед ее глазами, Крауч напоминал богомола. Гермиона не боялась насекомых, но его высокая, ненормально тощая и какая-то изломанная форма, увенчанная широко посаженными злобными глазами, внушала ей не меньший страх, чем неуместно-широкая улыбка всего десятью минутами ранее. Что-то в этой мысли показалось ей странным. Она сосредоточилась на этой странности, как никогда нуждаясь в отвлечении от нервов, перелопачивая свои ощущения в поисках хвоста ускользающей мысли. Вместо хвоста она наткнулась на богомола. Короткая дорожка на эшафот закончилась, не успев полноценно начаться. Тощая рука выдернула рюкзак из судорожного объятия, которым Гермиона прижимала ее к себе все это время. Страх прошел по позвоночнику и тяжело осел в опустевших ладонях. Она надеялась, что он не отражался на ее лице. Будто ищейка, Крауч зарылся носом в ее сумку. Прошуршали пакетики недоеденных чипсов. Из рюкзака, будто странный осьминог, высунулись рукава кофт. Крауч достал и повертел в руках баночку с кремом. Гермиона, поджавшись, ждала неумолимо приближающийся фиолетовый свитер — тот самый, в который она завернула книгу. Хотелось плакать. Из рюкзака высунулась сумка поменьше. Крауч поднял бровь: — Что это? — Г-гигиенические принадлежности. — Голос, дрожащий и хриплый, на ее был не похож. Наверно, ее страх — или, может, подступающие к глазам слезы — все-таки показался на лице, потому что толпа, собравшаяся вокруг них, начала перешептываться. Наконец, кто-то из них потерял терпение: — Ну хватит уже, Барти! Не видишь, ты ее пугаешь? Дураку ясно, что дети тут ни при чем. Незримый голос поддержало несколько других. Мистер Уизли сделал шаг к ним, явно исчерпавший запас подчинения и теперь, поддержанный другими министерцами, готовый вмешаться в ситуацию напрямую. Крауч выпрямился, опуская рюкзак. Гермиона проводила его голодным взглядом. — Мы должны исключить любую возможность- — Мы тратим время! Пока мы тут разбираемся с несовершеннолетками, там где-то все еще бродят ответственные за весь этот бедлам люди. Серьезно, Барти, пора здесь заканчивать. Пока на его лице боролось сразу несколько эмоций, Гермиона, потеряв всякое терпение, быстро метнулась вперед и выхватила рюкзак из его рук. Не желая показывать лицо — боясь, что на нем отразится что-нибудь похуже страха, — она резко отвернулась и начала заталкивать вещи назад, искренне надеясь что выглядит при этом как подросток, смущенный вмешательством в его личное пространство, а не преступник, отчаянно пытающийся спрятать доказательства своей вины. С другой стороны ее прикрыл подошедший ближе Гарри. Его рука опустилась ей на плечо в успокаивающем, почти братском движении, но когда она подняла голову и посмотрела в его глаза, то увидела тот же самый виновато-паникующий взгляд, выдававший в нем сообщника ее преступлению. Гермиона тяжело сглотнула. Перед Гарри было стыдно. Мало того, что втянула его самого в это, так еще и поставила в опасность его семью. Слезы, все грозившиеся навернуться на глаза, закапали на щеки первыми обжигающими каплями. Она попыталась выдавить извинение, но из горла вырвался только постыдно громкий всхлип. Рядом с ними заохали люди, забывая про разворачивающийся перед ними спор и с наигранным переживанием кудахтая фальшиво-успокаивающие фразы. Хотелось спрятаться. Гарри, будто точно зная, о чем она думает, привлек ее ближе, укрывая со всех сторон руками, пряча от чужих взглядов. Его объятие было мягким, успокаивающим и совсем не обиженным на ее глупость и безрассудство. Отчего-то это заставило ее плакать сильнее.

***

Следующие несколько дней прошли в напряжении. Невилла, конечно, после такого никуда не пустили. Гнездо на площади Гриммо потихоньку теряло свою обжитость, обнажая старые стены с каждым убранным в чемодан кусочком лета. Темная Метка, расцветшая посреди международного соревнования, потрясла всю страну, надолго приглушив оживленные лондонские разговоры. Она, совмещенная с прошлогодним побегом Сириуса, рисовала весьма неприятную картинку. А если вспомнить, что было годом до этого… Гарри сглотнул. На Гриммо эффект всего произошедшего был как-то не так очевиден. Теперь, стоя посреди Кинг-Кросс, он видел последствия своими собственным глазами. Родители, прижимающие к себе детей крепкими испуганными объятьями. Недоверчивые взгляды, стреляющие во все стороны. И что хуже всего- Хуже всего были будто взрывом невидимой бомбы разделенные на группы и рядки маленькие толпы. Не привычная однородно-неоднородная масса необычных людей, громких питомцев и носящихся кругами детей. Нет. Тихие, враждебно-напуганные и бесконечно разделенные фракции. Рон и Гермиона отделились от него почти сразу по прибытии на Кинг-Кросс — после времени, проведенного втроем, им обоим не терпелось пообщаться с другими своими друзьями и встретиться с товарищами по факультету, — оставляя его наедине с Ремусом и десятком нацеленных на них косых взглядов. Гарри уже и забыл, каково это, — в последний раз столь плотная стена недоверия окружала его два года назад, после фиаско с дневником. Сейчас он был старше и толстокожей — пара недружелюбных взглядов его так уже не напугают. Да и помимо этого… На плечо опустилась мягкая рука и крепко сжала. Гарри чуть повернулся и послал Ремусу маленькую благодарную улыбку. Ремус ответил тем же. Да, пожалуй, самое главное отличие было в том, что теперь он был не один. Не только чужая ласковая рука и добрая улыбка, не только ожидающий его следующим летом дом на площади Гриммо, но и что-то в разы большее — его собственная маленькая толпа. Слизеринцы — по понятным причинам — стояли особняком. Цветов факультета они не носили, но легко узнавались в толпе по высокомерно вздернутым подбородкам и тихо паникующим глазам. Эта маленькая толпа, клубок змей, временно приостановивший борьбу и сплетшийся в один крепкий узел, расшипелась тихими приветствиями, когда Гарри и Ремус подошли ближе. Кивков они не дождались — чином не вышли, — но даже так, это было в разы больше, чем Гарри мог представить себе на первом курсе. Посреди толпы, ненавязчиво дирижируя ее вниманием, стояла Нарцисса Малфой. Гарри не сомневаясь, направился прямо к ней, за руку утягивая за собой смущенного Ремуса. С леди Малфой он после того исторического похода за мороженым так и не виделся. Они продолжали переписываться — она с полной ответственностью подошла к роли члена семьи, не только всеми силами помогая ему узнать больше про Сириуса, но и регулярно сверяясь о его здоровье и посылая симпатичные, вручную подписанные открыточки на каждый более-менее значимый праздник. Гарри знал, что где-то летом, до того, как он сам заявился на площадь Гриммо, она тоже там была. Сириус про это не распространялся — сказал только, что они долго и плодотворно говорили и что теперь Нарцисса будет помогать ему с организацией повторного слушания. Гарри этого было достаточно. Теперь, видя их, она только благостно улыбнулась — как будто бы не было этой страшной трещины между ними и всеми остальными, как будто Ремус не был оборотнем, а Гарри — осиротевшей полукровкой. Подчиняясь изящному взмаху ее рук, толпа разошлась, давая им место в кругу. — Гарри. — Ее голос был столь же обманчиво мягким, как Гарри его помнил. Холодные синие глаза прошлись сначала по нему, а потом, с не меньшей внимательностью, по Ремусу. Дядя за его спиной стушевался еще сильнее, и теперь была очередь Гарри успокаивающе сжимать его ладонь. Жамк вернулся. Ремус встал прямее и тверже. Гарри загордился его способностью восстанавливать самообладание. — Ремус. Ее тон ничего не выдавал — все тот же лениво разговорный, но все присутствующие поняли намек ясно и четко — Ремус Люпин, по крайней мере, в глазах Нарциссы Малфой, был полноправным членом их маленького сборища. Если среди них и был кто-то с этим не согласный, озвучивать эти мысли вслух они явно опасались. Гарри загордился способностью своей семьи решать проблемы цивилизованно. — Рада вас обоих видеть. Приветствие повисло в воздухе — собачий свисток вежливости. — Взаимно. — Голос Ремуса был спокойным и столь же мягким, ни звуком не выдавая того, насколько потной его ладонь была в руке Гарри. Гарри ограничился искренней улыбкой, не утруждая себя чем-то более формальным: про его дурные манеры было известно уже всем и каждому и смысла изображать из себя что-то новое он, честно говоря, не видел. Нарцисса, к счастью, не возражала. Ее вечно-прилипшая полуулыбка дрогнула, на секунду ломая идеальную фарфоровую маску, и стала капельку шире, пуская в холодные глаза искорку жизни. Улыбка Гарри переросла в довольную ухмылку. Может, и из нее еще выйдет приличный человек. Одна кровь все-таки. — Как там Сириус? Драгоценный брат мне совсем не пишет. — Сносно. Много дел — не меньше десятка адвокатов хотят его внимания круглые стуки. — О, я уверена. Удивлена, что только адвокаты. Я полагала, что к этому моменту Пророк и его несносные репортеры возьмут дом штурмом. — Они пытались! Ваши предки, к счастью, озаботились мерами на подобные случаи. Одного даже пришлось увозить с фестралами в Мунго… Гарри со скукой отвлекся от разговора. Ничего интересного (или адресованного ему) тут уже явно не прозвучит. Пробежался глазами по платформе, выискивая развлечение. Напоролся на все это время молчавшего — а оттого очень незаметного — Драко Малфоя, злобно стреляющего глазами из-за спины матери. На лицо против воли выползла улыбка. Ага! — Привет, Драко. — Тон задумывался как милый. Получилось, даже на его собственный вкус, что-то кровожадно-угрожающее. Малфой, к счастью, этого не уловил. Его привычное «Поттер» вышло привычно высокомерно. — Приве-е-ет, — еще слаще. Вот теперь Драко почувствовал неладное. — В чем дело, Поттер? Настолько рад избавиться от своих недодрузей? Он знал, что Гарри, Рон и Гермиона провели лето вместе. Гарри написал ему сам — Ремус его на это уговорил. Что-то про семейные узы. Ладно бы просто письма писать — так он ведь еще и стоял у него за плечом, выявляя и мгновенно стирая все поддевки, которые Гарри пытался вставить в текст. Единственным, что приносило облегчение, был факт того, что Малфой явно застрял в том же самом положении — его письма, выполненные в знакомом сухо-витиеватом стиле, на раз выдавали леди Малфой, контролирующую переписку с другой стороны. — Вовсе нет. Просто рад видеть своего любимого племянника! Малфой застонал. Нарцисса, на секунду отвлекаясь от разговора с Ремусом, из вымученно-вежливого ставшего неожиданного оживленным за последние пару минут, бросила на него строгий взгляд. Гарри, искренне наслаждаясь, продолжил представление. — За исключением Невилла, конечно. Он все еще мой самый любимый племянник — но ты на твердом втором месте! Так держать! Гарри не стал уточнять, что никаких других племянников у него не было. Малфой, кажется, все равно завелся. — Лонгботтом тебе не племянник, — ядовито фыркнул он. — И я тоже, если уж на то пошло, так что хватит задирать нос. — Ауч. — Гарри деланно-обиженно прижал руку к сердцу. — Уже даже за семью не держишь? Он неодобрительно зацокал языком. Малфой покрылся мелкими красными пятнышками — его эквивалент румянца. Открыл рот, готовясь сказать что-то оскорбительное, рискуя заслужить болезненный щипок от Нарциссы, но удачно оказался прерван гудком поезда — начиналась посадка. Взрослые вокруг них взметнулись. — Пора! — Ремус завертелся на месте, проверяя и перепроверяя наличие всех сумок. — Ничего не забыл? Все на месте? — Да-да, все с собой. — Билет? — Есть. — Форма? — На месте? — Готов? — Так точно! Ремус рвано вздохнул, пуская на лицо взволнованную улыбку. — Мерлин, вот уж не думал, что провожать кого-то на поезд так волнительно. В детстве это не было таким уж большим делом. Гарри фыркнул: — Это все еще не большое дело. Ты просто слишком переживаешь. Все нормально будет, окей? Взволнованная улыбка стала шире и нежнее. — Знаю. Ты все-таки три года подряд и без меня отлично справлялся. — Его рука зарылась в волосы Гарри, мягко взъерошивая и заставляя подростка зажмуриться. — Мне просто непривычно. Хочется сделать все идеально. Одна рука поймала другую. Гарри опустил их сжатые ладони и прижал их к своей груди. — Ты и делаешь. — Вышло в разы искренней и уязвимей, чем он рассчитывал. На щеки начал наползать смущенный румянец. Единственное, что спасало, — столь же смущенный Малфой, сжатый в удушающих объятиях Нарциссы всего в паре шагов от них. По крайней мере, не один он тут из себя дурака корчит. Ремуса, кажется, проняло. На дне темно-серых, как волчья шкурка, глаз начали копиться слезы. Гарри запаниковал. Прежде, чем он успел как-то исправить ситуацию, его привлекли в быстрые крепкие объятия. Зарылись носом в волосы, подозрительно шмыгнули. Собрались с силами. Буквально через секунду Ремус отстранился, уже совершенно спокойный, выдавая свои эмоции только чуть дрожащими руками на гарриных плечах. — Хорошо. — Еще один рваный вдох. — Хорошо. — Обязательно пиши, — ему всучили чемодан, — будь внимателен на уроках, — за ним последовала клетка с Буклей, — не влезай в неприятности, — Ремус прервался на секунду, чтобы одарить его многозначительным взглядом, — а если влезешь, то сразу пиши или мне, или Сириусу. Он снова завертелся, теперь разыскивая метлу. Гарри напомнил ему, что не забирал ее из Хогвартса. Ремус покивал и снова пересчитал всех троих — Гарри, чемодан и Буклю, — будто боялся, что за те пару секунд, что он на них не смотрел, они успели куда-нибудь сбежать или чего-нибудь учудить. Убедился, что все в порядке и кивнул сам себе. Раздался второй свисток. Ремус, будто ставя точку, с силой хлопнул его по плечам. Его «я люблю тебя» было твердым и финальным. Гарри вконец стушевался. Смущенно, но честно выдавил: — Я буду скучать. Измученное, вечно взволнованное лицо дяди осветила яркая улыбка. — Беги на поезд, пока не опоздал. Глядя на эту улыбку — напоминающую ему о теплых завтраках в залитой солнцем маленькой кухоньке, — Гарри вдруг с уверенностью решил, что все смущение того стоило. И вообще много чего этой улыбки стоило — если бы он начал перечислять, они бы отсюда до вечера не ушли. Вместо этого он кивнул, бросил Ремусу последнюю улыбку и поторопился к поезду, в который уже загружались последние студенты, тщательно закапывая эту странную уверенность глубоко в сердце — вместе с самыми дорогими своими воспоминаниями. У поезда уже стоял нетерпеливо притоптывающий ногой Малфой, корчивший из себя саму независимую гордость. При виде Гарри, гремящего в его сторону чемоданом, он оживился. — Пошевеливайся, Поттер! Если из-за тебя мы не сможем занять приличные места, будешь мне должен свою тарталетку с вишней. Гарри фыркнул. На зло ему замедлился, давя смех. Малфой возмущенно запнулся. — Две! — Гарри пошел еще медленней. — А! Три! Поттер! Гарри рассмеялся уже в полный голос, заглушенный громким гудком поезда. Малфой взвился, топая ногой и покрываясь хорошо знакомыми красными пятнами: — Да ну шагай же ты, нюхлер тебя дери! Крик, явно рассчитанный на гудок, прозвенел по опустевшей платформе. Гарри выпустил умирающий смех-свист. Малфой покраснел еще сильнее, явно сгорая под взглядами еще не ушедших родителей. Стало еще смешнее. Тем не менее Гарри, отчаянно пытаясь прекратить смеяться и сохранить место для дыхания, наконец перешел на бег. На пути переложил клетку в руку с чемоданом и освободившейся схватил растерявшегося Малфоя за мантию, на скорости втаскивая его в вагон под недовольные сетания уже начавшего закрывать двери проводника. Согнулся у окна, отчаянно пытаясь вдохнуть сквозь уже икающий смех и возмущенные вопли Малфоя. Поезд тронулся. Он быстро развернулся — как раз вовремя для того, чтобы увидеть смеющегося Ремуса и недовольную, но явно повеселенную Нарциссу. Их лица отдалились и совсем скоро потонули в клубах пара. Гарри все равно помахал им, даже зная, что они не видят. Рядом с ним, как-то неожиданно затихший, также бессмысленно помахал пару Драко. Мысль о том, что теперь его неприятную рожу придется терпеть до самого Хогвартса, отчего-то не показалась Гарри такой уж ужасной.