***
Издательство «Барон и баронесса Коринг» процветает. Выпускает печатную продукцию на разных языках. Молодец племянник! И невестка молодчина! И Горбунья! И ещё у них трудится бывшая купчихина компаньонка Галина, сбежавшая из разрушенной России. Она занимается книгами на русском, их печатают в небольшом количестве и уже в новой орфографии. Галина — словесница, преподавала русский язык — и по-старому, в дореволюционной гимназии, и по-новому, в советской школе. А вот Любаша покинула книжный мир и целиком ушла в бабушачество, отпустив дочку обратно в науку. Растит нового Малышка-Звонушка, запечатлевая каждую метаморфозу малышки в своих рисунках. Горбунья показывает Лизе сестрины рисунки и вздыхает: хороша Любаша, да не наша… И порицает племянницу, пренебрегшую радостями материнства и избравшую научное плаванье. Зато хвалит Галину, поднаторевшую в книгопечатном деле и в общении с русскоязычными авторами.***
В Цюрихе — опять конфуз. Когда Лиза, радушно принятая Вильчеком, его женой и её родителями, выходит прогуляться, то видит привидение — мальчика Вильчека из 1881 года, которого они с первым мужем-графом взяли в свадебное путешествие. Видение… Сейчас уйдёт… Но мальчик не уходит, а стоит и смотрит на Лизу. Галлюцинация… И Лиза падает в обморок. «Лиза, очнись!» и похлопывание по щекам — это реальный Вильчек приводит её в чувство. А рядом — мальчик-видение. И Лиза соображает, что это не Вильчек из прошлого, а его сын Казимеж из настоящего.***
Жена Вильчека уже профессор и, помимо медицинской практики, преподаёт психиатрию в Цюрихском университете. Честно признаётся Лизе, что с диссертацией ей здорово помог супруг — систематизировать собранные материалы, правильно расположить и изложить. Вильчек просит не умалять вклада в психиатрические научные достижения тестя и тёщи, ведущих их домашнее хозяйство. Язвит: мы же без дедушки с бабушкой завшивеем и отощаем. Однако Вильчек не только не отощал, но и раздобрел. А вот его жена так и осталась «тонкой, звонкой и прозрачной». Не в коня корм. Зато выглядит молодо. Вильчек острит: удачно законсервировалась.***
В Сьонском предместье Лиза внимательно изучает две многообещающие здравницы — подростковый лагерь «Князь Кашидзе» и оздоровительный центр «Розали». Хорошо употребили канадские денежки! И перефразирует изречение варшавского ростовщика, взятого на вооружение его потомками Вильчеком и Ниночкой, — не «деньги должны делать деньги», а деньги должны делать здоровье. Однако со вторым наследным изречением Лиза согласна — «деньги должны работать» — на благо человека.***
Лиза с Людой решают торжественно отметить восьмидесятилетие генерала князя Джаваха. В июле 1847 года он родился. На празднество приезжает Вильчек с женой и сыном — Казимеж запросился в лагерь «Князь Кашидзе». Любаша не едет, хотя была очень привязана к Георгию Михайловичу и часто его вспоминает. Боится оставить внучку на деда: тот её балует, как когда-то дочку, сплошная вседозволенность и никакого воспитания. Жаль — все так хотели видеть Любашу. Хороша Любаша, да не наша… Этот птенец Джаваха влетел в бабушачество и парит в педагогических сферах. Праздновать собираются в «Розали». Доуров гордится своим детищем, но Люда лишь снисходительно цедит: недурственно. Тёща по-прежнему недолюбливает зятя. Зато тесть Андро готов к сотрудничеству — в арсенал оздоровительных приёмов можно внести и конно-полевые выезды. Люда как тёща огорчает Лизу, зато радует своим внешним видом. Сейчас она выглядит значительно моложе и гораздо симпатичнее, нежели девятнадцать лет назад, когда приезжала в Варшаву с рукописью книги «Вторая Нина». А главное — увереннее и жизнерадостнее — ведь сегодня она живёт своей жизнью.***
За юбилейный стол садятся три счастливые супружеские пары и Лиза — половинка четвёртой, тоже счастливой. Супружеские полёты собравшихся птенцов Джаваха проходят на высоте — во всех смыслах. Лиза тревожно вздыхает: а как сложится семейная жизнь у её сыновей? По каким траекториям пойдут их семейные полёты? Они ведь только на взлёте. Детям накрывают отдельно маленький столик. Богдан присматривает за близнецами Володей и Олей. Все трое не понимают, какой сегодня праздник, но приходят в восторг от ассортимента вкусностей. А Казимеж отпросился на коллективную конную прогулку в лагере. Неинтересны ему юбилейные сборища, да и русский у него не в числе любимых языков, хотя дома говорят исключительно на нём. А к вкусной еде он присоединится позже.***
Собравшиеся радуются добрым вестям из Грузии. Только они поступают не через Нину Бек-Израил, а через престарелую Анну Борисовну. Нина боится переписываться с заграницей — это небезопасно, а на ней детдом. А вот Анна Борисовна не боится ничего. Раньше не боялась горных разбойников, терроризировавших побережье Терека, а нынче не боится советской диктатуры. Посему подробно пишет про все события. Музей Джаваха теперь именуется Музеем Грузии и пользуется популярностью — вереницы автобусов с экскурсантами. Экскурсии проводят компетентные сотрудницы — бывшие воспитанницы детдома имени генерала Джаваха. Книгу «История рода Джаваха» переименовали в «Историю выдающихся грузин» и переиздали в Тифлисе. И порядочно отредактировали. Анна Борисовна расстроилась, но виду не подала и даже представляла книгу в центральном книжном магазине, куда её подчёркнуто вежливо и уважительно пригласили. В новом издании «Истории» не она хозяйка. Кто платит, тот и хозяин. И победителей не судят. Затем отредактированный вариант перевели на грузинский. Анна Борисовна сама вычитывала грузинский перевод и осталась им довольна. Мемуары Анны Борисовны, предусмотрительно завершённые 1913-м годом, издали отдельной книгой, но тоже «подработали». Сейчас переводят на грузинский, и Анна Борисовна надеется, что не затянут с переводом, — ей хочется самой его вычитать, а зрение начало ухудшаться. Анна Борисовна не сидит в своём замке безвылазно — она выезжает на исторические и литературные собрания и даже выступала в Тифлисском университете. За ней присылают автомобиль и принимают с почестями. Товарищ Анна Борисовна Джаваха — желанный гость. И значительный кусок истории Грузии… Графиня-психиатриня не ошиблась в своём прогнозе, предсказав Анне Борисовне долгожительство и здравие.***
В Гори всё хорошо. Да и не может быть плохо на родине нынешнего советского вождя Сталина, урождённого Иосифа Джугашвили. Детдом, который возглавляет товарищ Нина Арсеньевна Бек-Израил, поочерёдно посетили и похвалили советские педагоги Крупская и Макаренко. Педагогические разногласия несколько омрачили картину, но единого взгляда на воспитание детей нет и быть не может, потому что все дети — разные. Сергей Доуров и Андро Кашидзе вспоминают свое участие в жизни «Джаваховского Гнезда», пожимают друг другу руки и бурно радуются, что Нина между ними теперь не стоит. Но тут вмешивается профессор психиатрии и открывает тайну: — Нина Бек-Израил никогда не стояла между вами. И она не могла стать ничьей женой. Нина асексуальна. Я поняла это, когда мы с мужем проводили в Грузии медовый месяц. Нине не нужен мужчина. Мужчины могут быть только её друзьями, коллегами, но не мужьями. Асексуальные женщины — это, как правило, сильные личности, часто одарённые, обладающие различными талантами, они становятся хорошими специалистами, успешно продвигаются по службе, делают карьеру, но они не годятся для супружеских отношений. Нина — замечательный человек. Потрясающий! Я восхищаюсь ею. Вы, Андро и Сергей, много лет добивались руки и сердца Нины — но то была погоня за призраком. Люда и Гема облегчённо выдыхают. Повода для ревности больше нет. И призрака больше нет. Зато есть замечательный добрый человек, блестящий педагог и организатор, умница, сумевшая перейти на новые государственные рельсы и спасшая многих людей. Выше всех воспаривший птенец Джаваха — Нина Бек-Израил, Вторая Нина. А Лиза так и не увидела Вторую Нину. И уже не увидит…***
За юбилейным столом сначала пьют за здоровье Анны Борисовны Джаваха — у неё в этом году тоже юбилей, девяносто пять лет. Пока жива Анна Борисовна, все они, птенцы Джаваха, ещё молодые и им лететь и лететь. А вот когда Анна Борисовна сложит крылья, они станут следующими в очереди на завершение полёта. Далее тост за покойного Георгия Михайловича, поспешившего сложить крылья. Но кто знает — может, сложившего вовремя. Вряд ли в лихие года Гражданской войны он, преданный царю и отечеству — тому отечеству, — встал бы на сторону красных. Сейчас он в Грузии национальный герой, а мог бы стать «врагом народа»: так нынче в Советской России именуют всех неугодных. Льются тёплые воспоминания — что значил Георгий Михайлович для каждого… Люда просит слова: — Я знаю про Георгия Михайловича ещё кое-что. Как он любил! Страстно и нежно. Всем сердцем и всей душой. И не афишировал, не пел об этой всепоглощающей любви на каждом шагу, всем и вся. Лиза напрягается. Люда продолжает: — Как он любил свою Родину — Грузию! Вот мы с вами отлично прижились в других странах и не ностальгируем, а Георгию Михайловичу даже в Питере было плохо, несмотря на прекрасную жену, уютный дом и замечательных сыновей. — Ностальгия по Родине — искусственное, придуманное, вымученное чувство, — высказывает своё мнение Лиза. — А вот ностальгия по былому — по хорошему былому — это взаправду и всерьёз. Затем — тосты за жён, мужей, детей, внуков. Юбилейный обед подходит к концу. Семейные пары уходят и уводят детей. Лиза остаётся, садится к окну и наблюдает, как две русские официантки «из бывших» убирают со стола. Споро работают дворянки, ничего не скажешь. Но если бы она, Лиза, лишилась материального благополучия и вынужденно отправилась бы в изгнание, то тоже работала бы в любом качестве и старательно. И другой был бы у неё полёт… Когда официантки заканчивают, Лиза даёт им щедрые чаевые. А завтра Доуров ещё добавит. В своём номере, отходя ко сну, Лиза прочитывает короткую благодарственную молитву — так её приучили шестьдесят лет назад — и просит Бога, чтобы он верно направлял полёт птенцов Джаваха.