***
К тёще у Доурова много претензий. Она могла бы хоть немного подготовить Гему к первой брачной ночи. А то Гема совсем не знала, где как и что куда. Как-то Андро, выпив, поведал, что Люда очччень хороша в постели, хотя взял её непорочной. Доуров хмыкнул: надо же, перезрелая девица всё так здорово освоила. Так рассказала бы своей приёмной дочери, что делают супруги. Первые несколько дней супружества Гема покорно следовала указаниям мужа, а потом проявила инициативу — купила в Сьоне дрянную книжонку с инструкциями, как женщине вести себя с мужчиной в постели, и попыталась применить описанные приёмы. Вышло нескладно. В результате разнервничалась, расстроилась, расплакалась и безропотно отдала книжонку мужу, пообещав больше не экспериментировать. Доуров просмотрел книжонку — ну и дрянь! Писала какая-то нимфоманка без царя в голове и с шилом в одном месте. Доуров преподнёс книжонку Адели, приставучей постоялице «Розали», догоняющей давно убежавшую молодость. Та прочитала от корки до корки, похвалила и предложила обсудить в её номере. К Адели Доуров не пошёл, а вместо этого предложил ей написать продолжение. Адель радостно согласилась и пообещала подарить Доурову своё будущее творение.***
С беременностью Гемы вышло нелепо и потешно. Доктор Витторио сказал Доурову, что Гема не родит детей, подразумевая, что ей нельзя их иметь, а Доуров так понял, что она не может их иметь, и никак не предохранялся. Гема же, страстно желая подарить мужу наследника, умолчала о медицинском запрете. А тёща не сочла нужным известить зятя. Гема забеременела сразу же, в самом начале супружества. Однако, не будучи уверенной, что доносит, утаила от мужа факт беременности. Маме Люде поведала, и та тут же свозила её в Сьон и поставила под наблюдение врача-гинеколога. А зятю — ни слова. Доурову всё открылось лишь на пятом месяце, так как Гема оставалась тоненькой, животик был незаметным. Доуров до сих пор со смехом вспоминает анекдотичный диалог с женой. Заметив, что у той не бывает месячных кровотечений, спросил: — Нет месячных кровотечений — это результат лечения лёгочной болезни? Я знаю, что тебя три года пичкали лекарствами. Наверное, нарушили весь женский порядок. Отсутствие месячных — это врачи виноваты? — Нет, Серёжа, это ты виноват. — А я-то чего сделал? — Не чего, а кого… Доуров не столько обрадовался, сколько перепугался. Чем эта запрещённая беременность закончится? И обозлился на тёщу. Могла бы предупредить, что Геме нельзя иметь детей, — он был бы осторожен. И могла бы сообщить о наступившей беременности — он бы поумерил свой мужской пыл, ведь подобная неумеренность часто приводит к выкидышу. Слава Богу, беременность протекла нормально.***
А что устроила тёща, когда Гема рожала! Начала хорошо — самолично привезла Доурова в сьонскую клинику и отвела в родильный блок, где пять лет назад произвела на свет Богдана. К их приезду Гема уже разродилась двойней, им показали через стеклянную стенку новорожденных мальчика и девочку. Но Доуров хотел бы взглянуть на Гему. Его не пустили — сказали, что Гема спит. Маме Люде ничего не стоило попросить, чтобы пустили хоть на минутку, её же тут знают, но она упёрлась: не надо беспокоить Гемочку, пусть поспит. Доуров сорвался и накричал: я законный муж, имею право! Кончилось тем, что их с мамой Людой выставили за дверь и велели прийти завтра за документами. По пути домой Доуров, поостыв, извинился, да ещё попросил прощения за давнее прошлое: когда-то давным-давно он сильно поругался с Людмилой Александровной из-за Нины Бек-Израил (ситуация примерно та же: не пускала к ней, мотивируя тем, что Нине надо готовиться к поступлению в Павловский институт) и наговорил ей много нехорошего и обидного. Посулил, что она прокиснет в девках, не изведав семейного счастья, а Нина Бек-Израил станет Ниной Доуровой и будет счастлива с ним. Людмила Александровна молча выслушала извинения, не отрывая глаз от дороги, она же за рулём была. Доуров добавил: так мой прогноз в отношении вас ведь не сбылся — вы замужем и счастливы. Тут Людмила Александровна, по-прежнему глядя на дорогу, язвительно молвила: так ваш прогноз в отношении вас самого и Нины тоже не сбылся… Вот змея! В больную точку ужалила! Нина Бек-Израил!***
На следующий день Доуров поехал в клинику один. К Геме опять не пустили. Тогда он забрал детские выписки и зарегистрировал детей в мэрии как Владимира Доурова и Ольгу Доурову — в честь своих покойных родителей. Показал документы тёще — она как раз готовила детскую с двумя кроватками. Та сухо поинтересовалась: а с Гемочкой вы согласовали имена? Доуров удивился: а надо было? Я же отец! И в мэрии хватило одного моего паспорта. Тёща посмотрела на него как на деревенского дурачка и вздохнула.***
А теперь-то что он делает не так? Ладно, вечером зайдёт в спальню жены и спросит. Но Доуров заматывается и совершенно забывает о своём намерении. Когда попадает домой, то сразу поднимается к себе. И, едва добравшись до койки, тут же засыпает. А на следующий день смена постояльцев, встречи-проводы, совещание с экономкой и бухгалтером, потом с обоими администраторами, потом они с Витторио и Паоло собирают физкультурных инструкторов. Не до выяснения отношений с женой. Да ей самой некогда — утром экскурсия по окрестностям, после обеда дамские посиделки в библиотеке, вечером показ фильма и танцы под патефон — а то постояльцы, не поплясав, не уснут. А далее суббота — дети приезжают из пансиона. А потом как-то стирается намерение поговорить — и времени нет, и Гема ни на что не жалуется. Вроде бы всё нормально.***
А вот в «Розали» ненормально. Так как нынче это модный курорт, то стали приезжать искатели богатых невест и искательницы богатых женихов. Причём сами корчат из себя богатеньких. Въезжают на шикарных машинах с личными шофёрами. А Доуров знает все эти машины и всех этих шофёров в лицо — они тем и подрабатывают, что предлагают свои услуги по шику на вокзалах и автобусных станциях. Охотники за богатыми распускают павлиньи хвосты, громоздя одно враньё на другом — тут и папеньки-миллионеры, и дедушкины наследства, и бабушкины бриллианты, и семейные доходные предприятия, и прочие развесистые небылицы. Особенно забавно, когда соискатель-голодранец, с трудом накопивший денег на неделю проживания в «Розали», обхаживает такую же малоимущую соискательницу, а когда открывается правда, оба начинают хаять «Розали» — с досады, что не оправдались их надежды. Но эти-то ладно, они хороводятся друг с дружкой. А тут одна немецкая спортсменка-пловчиха могучего телосложения — с места в карьер, безо всяких предварительных заигрываний! — предложила Доурову развестись с его мелкой и хрупкой женой и жениться на ней, крупной и крепкой, после чего продать «Розали» и построить морской спортивный комплекс в Германии, на Северном море или на Балтийском. В Германии сегодня спортивное плаванье в почёте, сам Адольф Гитлер одобряет. Доуров поблагодарил пловчиху за заманчивое предложение и соврал, что готов принять его, да вот только продать «Розали» не получится — оно принадлежит его жене Гемине, а сам он всего лишь директор. Пловчиха тут же забрала своё предложение назад и упрекнула Доурова, что тот вводит в заблуждение честных девушек. Другая немка, златокудрая Лорелея (осветлённая перекисью и завивающаяся на папильотки, о чём злорадно сообщила экономка), без объявления войны напала на Витторио, решив, что он совладелец «Розали». Боевой захват провела умело, но когда Витторио признался, что он всего лишь врач на жаловании, тут же отступила, да ещё выговорила ему: работает в спортивном центре, а сам рыхлый и неспортивный. Слава Богу, регулярно приезжающие постояльцы-советяне не рыщут в поисках богатых и ни к кому не пристают. И Доуров ловит себя на том, что уже испытывает симпатию к своим бывшим соотечественникам.***
Однако и с советскими гостями возникают проблемы. В июне прибывают две неказистые тётки. Та, что помоложе, похожа на капустную кочерыжку — что цветом, что формой. А та, что постарше, напоминает свёклу — лицо с фиолетовыми прожилками, а когда напрягается, то багровеет, и фигура «свекольная» — узкие плечи и широкий таз, талия отсутствует. После медицинского осмотра кочерыжки и свёклы доктор Паоло с ужасом сообщает Доурову, что обе синьоры очень-очень больны — у младшей порок сердца, а у старшей аневризма аорты. В чём обе сознались. Доуров возмущается: какой идиот отправил их в спортивный центр! Их в кардиологический санаторий надо! Паоло восклицает: так это и есть выход из положения! Обеспечим синьорам санаторный режим с соответствующей диетой и щадящей физической нагрузкой. К выполнению задуманного привлекают Гему. Она ежедневно выгуливает кочерыжку со свёклой по лесным тропочкам без подъёма, питается с ними за одним столиком и ест ту же прописанную им доктором Паоло еду. И, уже по собственной инициативе, вовлекает их в самодеятельность — у советянок неплохие голоса, и они поют дуэтом под Гемин аккомпанемент. К концу своего 28-дневного срока гостьи чувствуют себя гораздо бодрее, хвастаются приливом сил, да и выглядят лучше — у кочерыжки появился румянец, а свёкла перестала багроветь.***
В июле — новая проблема с советскими гостями. Приедут мужчина и женщина — не муж с женой и не родственники. Как размещать? Старший администратор предлагает поселить их в двух крайних номерах на четвёртом этаже, они сейчас свободны, потому что в самом конце коридора и неудобные: маленькие, тёмные — окна наполовину закрыты разросшимся деревом, надо будет весной спилить лишние ветки. И высоковато, а лифта в «Розали» нет. Доуров смотрит в письмо со сведениями о гостях: девятисотого года рождения, ровесники Гемы. А Гема по этим лестницам скачет как горная козочка. И эти члены ВКП(б) одолеют.***
Прибывают грузин Нодар и молдаванка Зоя — молодые, здоровые, общительные. И книг (дарить советские книги библиотеке «Розали» стало традицией) привозят не стопку, а коробку. Доуров после первого же «гамарджоба, генацвале» расспрашивает Нодара про Грузию и про Нину Бек-Израил. Но Нодар последние десять лет живёт в Москве, до этого жил в Телави, в Гори не бывал, с Ниной лично не знаком, но знает, что она директор детдома имени генерала Джаваха, выдающийся педагог, член ВКП(б). Всё это Доурову уже известно из писем Анны Борисовны, и он теряет к Нодару всякий интерес. Анна Борисовна поминала и про Нинино членство в ВКП(б), и про то, что она придерживается коммунистической морали в воспитании детей-сирот в детдоме имени генерала Джаваха. А между строк читалось: не волнуйся, ротмистр Доуров, прижилась твоя Нина в Красной Грузии, а детей она просто любит всем сердцем, растит по-христиански и отдаёт им всю себя. А вот Андро есть о чём поговорить с Нодаром. Оказывается, отец Нодара служил под началом казачьего есаула князя Андро Кашидзе — давно, задолго до Великой революции.***
Гема тянется к Зое. И с восторгом рассказывает мужу, какая Зоя умная, начитанная и успешная — работает в Кремле, и Нодар там же, но между ними ничего такого, у обоих семьи. А Зоя буквально прилипает к Геме. Доуров рад, что девочки подружились, но уж слишком рьяно. Каждую свободную минуту стараются быть вместе. Гема даже в ресторанном зале пересела за столик к Зое и Нодару, оставив Паоло в одиночестве. Но наблюдательный доктор одобрил сию перестановку — у Гемы появился аппетит, а то едва притрагивалась к еде, клевала как птичка. Зоя и Нодар постоянно торчат у Гемы в библиотеке и присутствуют на всех репетициях самодеятельности, хотя сами никакими артистическими талантами не обладают.***
В этом треугольнике Нодар явно лишний. Но этот третий лишний обязан контролировать Зою. Бедный соглядатай! Скучно ему с девчонками. Заметно погрустнел, даже залихватские усы обвисли. Чтобы сгладить неловкость, Гема приносит Нодару из дома единственную книгу на грузинском — сборник сказок — привезла её с собой в Швейцарию в четырнадцатом году. Нодар оживляется, тут же открывает и впивается глазами в текст. И обещает прислать из Москвы современные грузинские книги, закажет их в Тбилиси. Экономка доносит Доурову, что Гема часто бывает в номере Зои, а Нодара не пускают. Он, бывало, поскребётся к ним в дверь, а те молчок. Бедный грузин постоит-постоит и удаляется в свой номер. На что намекает старая доносчица? На лесбийские отношения? Зря старается — Геме уже не нужны половые отношения. Доуров с женой уж год, как не предаются любовным утехам. Доуров заходил к ней несколько раз и каждый раз заставал спящей. Устаёт на работе, бедняжка, да и здоровьем не крепка. Да и ему самому уже не особо хочется. Стареет… Доуров усмехается, вспомнив разговор с психиатриней о Нининой асексуальности. Так он сам близок к этому. Вот и жили бы они с Ниной без постельных отношений, но в любви и понимании…***
Вот уж не думал Доуров, что Гема может так резко отреагировать на невинное суждение! Дело в том, что у вполне симпатичной Зои волосатые руки и ноги и заметные усики под слишком большим носом. И Доуров предлагает Геме: — Поделись секретом со своей носатой-волосатой подружкой, как удалять ненужные волоски. У тебя самой ведь тело гладкое. И пусть хотя бы припудривает свой носище. — И хихикает: — У выдающейся коммунистки выдающийся нос! — Ты тоже носатый-волосатый! — вспыхивает Гема и, гневно сверкнув очами, убегает. Однако, как вспылила жёнушка! А когда-то обожала мужнину носатость и волосатость — большой нос нежно щекотала ресничками и хвалила за «нижнее использование», а волосатую грудь беспрестанно целовала.***
У Зои с Нодаром заканчиваются их 28 дней. На церемонии прощания Гема предстаёт в шали с розами, подаренной Зоей. Зоя шутит: эти розы должны жить в «Розали». Гема предвосхищает: эта шаль изумительно подойдёт к моему красному концертному платью. Нодар выжимает из себя скудный комплимент: роза в розах… Ошивающаяся рядом экономка сладко вещает: а ведь Гемина Андреевна действительно расцвела как роза! Доуров и сам отмечает, как похорошела его жена. И выглядит ослепительно юной. Экономка объясняет Доурову секрет Геминой молодости — маленькая собачка до старости щенок. Да, Гема щенок, а он сам старый потрёпанный пёс…***
Гема с Зоей затевают переписку. До этого Гема никогда ни с кем не переписывалась. И гордо показывает мужу Зоино письмо. Письмо обыденное. Зоя пишет, что в Москве дождливо и холодно, что её дочка-комсомолка сделала потрясающий доклад на школьной конференции, что Нодар передаёт привет и вспоминает их поход втроём в дальнее ущелье.***
А через месяц приходит письмо от самой дочки-комсомолки. Пишет, что мама внезапно скончалась от сердечной недостаточности — в поезде, когда ехала к бабушке в Кишинёв. И обнаружилось это только на кишинёвском вокзале. Оказывается, у неё было больное сердце. Предлагали захоронение в кремлёвской стене, но бабушка не захотела везти покойницу в Москву и настояла на кишинёвском кладбище, где лежат предки. Маму хоронили со всеми почестями: траурный митинг, духовой оркестр, оружейные залпы. В газетах — некрологи. Доуров просматривает приложенные газетные вырезки. Высокопарные восхваления: верная дочь своего народа, истинная коммунистка, активная деятельница, гордость СССР. Рыдающую Гему Доуров не успокаивает — пусть выплачется.***
Следующие советяне привозят обещанные Нодаром книги на грузинском. Гема жадно их прочитывает и передаёт маме Люде и папе Андро. Мама Люда наслаждается. А ведь она не грузинка, а украинка из Полтавы, но, попав в Гори в семнадцатилетнем возрасте, выучила грузинский язык. Папа Андро тоже почитывает, но без особого энтузиазма. А Богдан уже не владеет грузинским. Доуров тоже намерен почитать и спрашивает жену: — Что нам в дар прислал Нодар, этот красный комиссар? — Неуместная рифмовка! — роняет Гема, однако выдаёт книжку — самую жиденькую, в бумажной обложке. Читать Доурову некогда. На работе сплошные авралы, а когда доползает до дома, уже глаза слипаются.***
Рождественский бал открывают две пары брат–сестра — Володя с Олей и Богдан с Гемой. Как вымахал Богдан! Ростом скоро догонит отца. А на новогодие они вчетвером задорно распевают дурацкую песенку: Добрый Дедушка Мороз, Ты ответь на наш вопрос: Вот какие Новый год Нам сюрпризы принесёт?