***
Гема опять начинает кашлять. Противокашлевые микстуры и сиропы облегчают лишь на время. Она их принимает днём, когда надо работать. А ночью заходится в кашле и задыхается от удушья. Хорошо, что муж и дети этажом выше, не слышат. Если это возобновился туберкулёзный процесс, то ей надо изолироваться, да поскорее, а то «Розали» закроют на карантин, муж потерпит убытки, и все сотрудники потеряют в деньгах. Куда изолироваться? Обратно в туберкулёзную клинику в Давосе? Да нет, есть место получше… И Гема вспоминает предсказания цыганки — белый рыцарь в белом плаще и на белом коне… Заберёт её… Убережёт от чёрных туч… Так это и есть Нодар — с небес подал ей знак через цыганку… А на небесах всё белое… За детей можно не волноваться — у них такой отец, что мать не нужна. И их отцу она не нужна. Она и была-то для него лишь «удобством» и «хвостиком». И как массовик-затейник она уже закончилась — с радостью передаст дела баянисту, благо тот изрядно поднаторел на этом поприще. А искренне поплачет по ней лишь мама Люда…***
Январский советский гость интересуется у Гемы: а как здесь будут праздновать День Красной армии? Двадцать третьего февраля? Ого! Уже и на февраль замахиваются, да ещё с празднованием! Гема не уверена, что гости из СССР продолжат свои наезды. Вряд ли. Однако выдавливает из себя улыбку и обещает занимательное празднование. Что ж — если двадцать третьего февраля всё-таки будут советские постояльцы, то «Розали» непременно отпразднует День Красной армии. Только уже без неё. Баянист проведёт. На парней-рабочих пусть нацепит будёновки, а на девушек-горничных — красные косынки, в швейной мастерской всё изготовят. Посудомойка, настойчиво предлагающая своё участие в советских праздниках, понесёт красное знамя. А на улице табун папы Андро изобразит Красную конницу. Комедианты! А для Гемы — финита ля комедия…***
Опять душит кашель. И нестерпимо хочется кофе. А на завтрак ещё не приглашали. Попрошу у раздатчицы, она не скупится на внеурочный кофе. Гема заходит в ресторанный зал. Собравшиеся в кучку шушукающие официантки, завидев хозяйку, врассыпную разбегаются к своим столикам. На раздаточном прилавке стоит противень с золотистым омлетом. — Омлетику хочешь, Гемочка? — вопрошает краснощёкая круглобокая раздатчица, бывшая великокняжеская кухарка. — Нет, спасибо, мне только кофе, — натянуто улыбается Гема. — Гемочка, нельзя питаться одним кофеем, ты же совсем ничего не кушаешь! Гема слабо улыбается и, чтобы не смущать официанток, идёт с кружкой кофе к себе в библиотеку.***
В библиотеку заглядывает экономка: — Гемина Андреевна! Вас вызывает Сергей Владимирович! Пожалуйте к нему в кабинет! Директор вызывает подчинённую. Супружество полностью заменилось сотрудничеством. Верно отметила Зоя: муж тебя в упор не видит. Зайдя в мужчин кабинет, Гема добавляет: и даже не смотрит. Сидит, уткнувшись в бумаги. Не глядя на Гему, просит, вернее, приказывает: — Хвостик, сегодня вечером надо что-то спеть для гостей из СССР. — Непременно спою! Отлично пойдёт под баян вот это! — И Гема нарочито противно писклявит: Весело с тобой живём — Не поврозь и не вдвоем. Не прикажешь ведь сердцам Делить счастье пополам! — Не надо веселушек под баян, а то они в пляс пустятся. Лучше печальный романс под гитару, чтобы сидели смирно, — ответствует муж-директор, не поднимая головы от бумаг.***
Вечером Гема облачается в свой любимый сценический костюм: красное платье и павловопосадская шаль. Выпивает до дна микстуру от кашля. Всё, пузырёк пустой, завтра заливать кашель уже нечем. А будет ли оно — завтра? Актовый зал уже полон гостей. Номера объявляет баянист — Гема боится раскашляться. Лучезарно улыбнувшись всем и советским в особенности, Гема выводит: Погиб мой милый в чужой стороне… До гроба буду скорбеть… Как больно, как тяжко, как холодно мне — Про это в песне не спеть… Скоро, мой славный, я буду с тобой — Недолго осталось ждать, Когда, наконец, обрету покой. Не жаль мне мир покидать…