Пять мертвецов

      Он медленно выплывал из сна. Снилось что-то неправильное, да и вокруг было что-то неправильное. Какой-то звук, высокий и навязчивый, какой-то запах, знакомый и неуместный, какое-то странное ощущение пространства, тоже, вроде знакомого, но… Не открывая глаз, он попытался повернуться на бок. Руки были странно тяжёлые и негнущиеся, он страшно замёрз. Было жёстко. На бок повернуться не получилось. На руках перчатки.       Глаза сами собой распахнулись, но это ничего не изменило, было темно. Он попытался сесть, но что-то его держало. С обеих сторон. Он был не в своей постели, он вообще не понимал, где он. В то же время это место, этот запах, эта гулкая тишина были ему отлично знакомы. Он покрутил головой. Справа что-то светилось. И оттуда же доносился звук. Он снова попробовал сесть — опять не получилось. Хотя бы снять перчатки — он не мог поднять рук. Тогда он подвигал руками вправо-влево — это получилось, но с обеих сторон руки во что-то упирались. Это уже было что-то. Он согнул ногу в колене — она была страшно тяжёлая, но всё-таки сгибалась. Такое ощущение, что он связан, нет, что-то к нему привязано. Видимо, так и есть. Хоть бы содрать ненавистные перчатки и пощупать!       Он закрыл глаза, чтобы подумать. Какое огромное пространство! Спортзал? Нет, с куполом спортзалов не бывает. А, церковь! Я в церкви? Лежу?! Это где это я лежу посреди церкви? Не в гробу ли?       В животе похолодело.       Ладно, могло быть и хуже. Церковь ― не холодильник в морге и не закопанная могила, да. И не камера в крематории. Будем потихоньку выбираться. В крайнем случае, кто-нибудь придёт и спасёт, если только…       Да, если с подачи этого гада, то выбираться надо побыстрее, а то не посмотрят, что живой — закопают и живого, ещё и отпоют предварительно.       Надо посмотреть, какой гроб ― если какой-нибудь шикарный, то трындец. А если дешёвенький, ситчиком обитый, то это мать, и худшее, что грозит — стать посмешищем. Ничего, и не такое переживали. Не открывая глаз, он попробовал приподнять голову ― ощущение, что волосы пришиты к этому жёсткому под головой. Он скосил глаза вправо — что за! Справа кто-то лежал, просто в сумраке церкви (а он был уверен на сто процентов, что это церковь, причём центр храма) было очень плохо видно. А слева… да! Слева тоже кто-то лежит. Очень интересно. Видимо, не гроб ― но почему в церкви? Попробуем выбраться. Интересно, а как я сюда попал? И давай-ка пнём этих, которые с боков. Тут в животе снова похолодело — а вдруг это мертвецы? Он рванулся вверх и упал обратно. Тут справа раздался хриплый женский голос:        — Серёга, какого хрена? Дай попить, плиз, башка раскалывается…        — Я не Серёга, я Андрей, — машинально ответил он.        — А где Серёга? Ой, блин! Я что, так вчера наквасилась, что с тобой домой поехала? Серёга меня убьёт! И что ты меня держишь? Пусти, мне в туалет надо!        — Я тебя не держу! Разуй глаза — мы в церкви! И скреплены чем-то!        — Ни хрена себе глюк! Ладно, я тогда досыпать буду. Пока, Андрей!       Он разозлился и пихнул её локтем так сильно, как смог:        — Это не глюк! Это самая реальная реальность, ты! Давай выбираться отсюда, чем быстрей, тем лучше! А то скоро поздно будет!        — Отвали, глюк! У меня глаза не открываются, я пошевелиться не могу, а ты втираешь мне что-то! И ваще, дай попить, а?       Он молча попробовал вынуть руку из рукава. Её рука сгибалась вместе с его.        — Ты, как там тебя, держи правую руку прямо, попробую выпутаться. Как тебя зовут, кстати?        — Мика. Ты чего такой злой? И где мы, кстати?       Он, кряхтя, выпутывался из рукава — хорошо, хоть рубашку к пиджаку не пришили. А вот перчатку пришили к… Кстати:        — Эй, Мика. А что на тебе надето — перчатки и ботинки есть?        — Есть.        — Мы с тобой, похоже, сшиты. И перчатками тоже. Я сейчас выпутаю руку и посмотрю.       Рукав затрещал, но Андрей вынул руку из него и натянул на груди ткань пиджака — пуговицы были пришиты прочно, хорошо, не молния. Потом вывернул руку и расстегнул верхнюю пуговицу, а остальные не доставили особых проблем. Наконец, он мог сесть… мог бы! Если бы волосы не были каким-то образом прикреплены к подушке, или на чём он там лежал головой. Он полез в карман за телефоном и тут его бесцеремонно дёрнули за руку:        — А меня ты будешь выпутывать?        — Сейчас. Дай оглядеться, а перед этим выпутать волосы.       Телефона не было, карман был пуст, и вообще, это не мой карман, с ужасом понял Андрей. Извиваясь, он вытащил левую руку и потрогал затылок — точно, пришит волосами к подушке, а подушка приклеена. Вот ведь кто-то заморочился.        — Хотя бы расстегни мне молнию, — капризно протянула Мика.       — Да подожди ты, меня ограбили!       Он сунул руку в другой карман, там тоже было пусто. До карманов на штанах он не добрался, но похоже было, что они тоже пустые. Он протянул руку в её сторону, провел по её груди вверх и отдёрнул, когда она лязгнула зубами.       — Ты чего?       — Не лапай!       — Сама попросила тебя расстегнуть!       На ней была толстовка в обтяжку, с капюшоном, капюшон затянут так, что оттуда торчит только нос, и завязан намертво, а молния застёгнута до самого верха. Попробовал развязать узел ― не вышло. Молния расстегнулась, под ней была футболка       — Хотя бы телефон достань, меня, небось, потеряли все.       — Где твой телефон?       — В правом кармане толстовки.        Ни в каком кармане телефона ожидаемо не оказалось. Она начала вопить, что Серый ее убьёт, ведь только две недели как… Ему это было совершенно неинтересно, и он вернулся к своим волосам — к счастью, они были пришиты небрежно и непрочно, потому что, хоть и отросли, всё равно короткие, и он начал их выпутывать.       Тут зашевелились слева — низкий мужской голос протяжно застонал, зевнул, потом рука дёрнулась — и Андрей получил сильнейший удар в бок, хорошо, не в глаз.       ― Тихо ты! Не дерись.       ― Какого хрена? Ты, козёл, ты чо, блин, делаешь в моей постели!!! Вали отсюда! Я ща полицию вызову! И отпусти меня, придурок.       И всё это время мужик пинался неистово.       ― Разуй глаза, кретин! Ты спишь в церкви обычно, да?! И прекрати драться, задолбал!!!       Мужик озадаченно замолчал и замер. Повертелся и спросил:       ― Эй, а ты кто? Я что, умер?       ― Не знаю. Я Андрей.       ― А ты умер?       Андрей глубоко вздохнул и сказал:       ― Нет. Я дышу. И голова болит. И телефон спёрли. Думаю, ты тоже без телефона. Как тебя зовут хоть?       ― Сергей. Я вроде тоже дышу. А что вы тут делаете?       Тут вступила Мика:       ― Я тоже дышу, всё прояснили, а теперь помогите даме. И дайте мне попить, наконец!       ― Откуда здесь баба? ― спросил Сергей.       Андрей не ответил, он сосредоточенно отпутывал волосы от изголовья. Да это и не требовалось, его со… ― кто, кстати? Не собутыльники, не соратники, не спутники… Согробники, решил Андрей. Так вот, его согробники отлично справились без него.       ― Я не баба, я женщина! ― верещала Мика.       ― А женщина что, не баба?       И так далее, по нарастающей.       Андрей в этот момент обнаружил, что рубашка всё-таки пришита к пиджаку. Спиной. К спине пиджака и к лежбищу. Он протянул руку, пощупал и обнаружил, что штаны тоже пришиты к рубашке и к лежбищу верхней частью. И, видимо, трусы.       ― Твою ж дивизию!       Андрей развязал галстук — хорошо, хоть его ни к чему не пришили! — расстегнул рубашку и рывком сел.       Орущие со… гробники заткнулись и хором сказали:       ― А теперь меня развяжи!       Андрей огляделся и понял, что таки да, это действительно гроб. Только огромный, почти квадратный. В темноте не было видно, какого он цвета и обит ли он ситчиком. Он сказал:        — Развяжу, если заткнётесь.       Они моментально заткнулись.       Он сказал:        — Сейчас я потрогаю вас, чтобы понять, вы к гробу пришиты или нет.       Они оказались пришиты спинами к днищу и соответственными рукавами к обивке с боков. Мика оказалась пришита ещё капюшоном толстовки. И на ней под толстовкой оказалась майка с длинным рукавом — тадамм! — пришитая тоже. Ещё на ней были узенькие джинсики, тоже намертво пришпиленные к обивке. На Сергее был плотный свитер и рабочий комбинезон, всё это было крепко сшито между собой. И, естественно, их одежда была пришита к одежде Андрея.       Андрей понял, что вылезти из этого гроба он может только голый, а выпутать своих согробников без подручных средств не сможет. Они молча смотрели на него блестящими глазами.        — Я сейчас вылезу и пойду поищу нож или ножницы, чтобы отпороть вас и свою одежду.       Он развязал ботинки (они были пришиты к носкам) и, извиваясь, стал вылезать из штанов и носков одновременно. К счастью, трусы были пришиты небрежно и только в одном месте, он оборвал нитку, вылезая. Потом осторожно вылез из гроба и по холодному полу зашлёпал… куда-то. Где-то капала вода, и он пошёл на звук. Оставшиеся в гробу снова увлечённо ругались, одновременно пытаясь выяснить, как и куда они попали.       Андрей прошлёпал, как он думал, к выходу. Выход был закрыт. Около выхода стояла большая круглая чаша, в неё откуда-то сверху капала вода. Он смутно помнил, что выходов в церкви бывает много, и пошёл к другому. В гроб возвращаться не хотелось, там продолжали переругиваться со… товарищи по несчастью. Между тем зубы стучали всё ощутимее — не май месяц. Апрель, ага. Было холодно, а Андрей был голый. И босой. И из носа текло. И кстати!       Андрей решительно прошлёпал к гробу. Он вспомнил, что в кармане штанов у него должна быть пачка носовых платков. А в другом кармане — та-дамм! — мультитул с ножом. Маленький, правда, но на то, чтобы отпороть…       Тут он подошёл к гробу и Мика с Сергеем заткнулись на полуслове, будто их выключил кто. В процессе перебранки они успели выяснить, что Сергей вовсе не тот Серый, которого звала Мика, и что это хорошо, потому что тот Серый первым делом ей вломил бы, а потом стал бы разбираться, что случилось и кто виноват, и что Мику вообще-то зовут Лена, просто ей это имя не нравится. Ещё Мика пыталась развязать капюшон своей толстовки, но в перчатке и одной левой получалось не очень. А Сергей расстегнул застёжки комбинезона и выяснил, что толку от этого нет, потому что комбинезон пришит к свитеру и спереди, и сзади.       Андрей влез в гроб (он стоял на нескольких сдвинутых скамейках) и полез в карман штанов. Штаны были всё же его, но карман был пуст. Другие карманы штанов были пусты тоже. Тогда он спросил:       — У вас есть что-нибудь в карманах?       — У меня и карманов-то нет, кроме толстовки, там был телефон, но сейчас нету, — сказала Мика. — Меня Серый убьёт, он мне недавно совсем его подарил.       — А у меня карман с дыркой и ножик провалился за подкладку, — сказал Сергей. — И я его чувствую правой ногой. Видимо, его не заметили. В другом кармане был кошелёк, но сейчас… — он смешно поёрзал, — нету… — закончил он упавшим голосом. — И телефона тоже нет. И сигарет… Сколько времени и какое сегодня число? Я в отпуске до понедельника, а заснул в четверг… Кажется… Я был на свадьбе, мы два дня гудели не просыхая. Или три?       Андрей полез ему под правую ногу и действительно нащупал что-то твёрдое в штанине. Перебирая пальцами, потащил это вверх по ноге, дотащил до кармана и обнаружил, что карманы аккуратно зашиты. Суровой ниткой через край.       — Дырка. На колене. Дай-ка я сам.       Сергей, немыслимо изогнувшись, вытащил руку из рукава и перчатки и изнутри штанов довёл нож до колена, а из дырки его выковыривал уже Андрей. К счастью, их рукава и перчатки всего-навсего сшили друг с другом, а не пришили ко дну гроба. Открыв нож, Андрей первым делом отрезал пиджак и рубашку, пусть с изрядным куском простынки и матрасика, потом максимально аккуратно отпорол их от штанов и чужой одежды, но надев их, сразу почувствовал себя лучше. Верхние детали от одежды со… товарищей и своих штанов он отпарывал гораздо аккуратнее, дырок, по крайней мере, не осталось. Потом так же аккуратно отпорол свои штаны от гроба и штанов товарищей — ботинки с носками не стал, но они были пришиты только к штанам, и он так и влез в штаны и ботинки, возблагодарив небо за то, что шнурки ни к чему не пришиты.       После этого стало возможно отпороть сперва Мику, потом в четыре руки Сергея, потом Сергей и Мика по очереди отпороли свои штаны от верхних деталей, а верхние детали от перчаток, и, наконец, все отправились искать выход.       Все выходы были заперты. И окна тоже, по крайней мере, те, до которых они достали. Впрочем, даже если бы они открыли или разбили окно, все окна были за решётками. И сторожа не было — а Андрей крепко надеялся его найти и выяснить, где они и зачем, и почему в таком странном составе. И ещё ему было дико интересно, почему гроб и зачем кто-то так заморочился и пришил всё ко всему. И страшно хотелось курить, но сигареты пропали с остальным содержимым карманов. Совместными усилиями они выяснили, что уснули в четверг в трёх разных населенных пунктах, причём ни один из них не уснул у себя дома, потому что все трое пили в гостях.       Зато они нашли лестницу, ведущую на колокольню, на втором этаже была дверь в коридор. Все двери были закрыты, кроме дверей в туалет и небольшую кухню. В кухне обнаружился электрочайник странной формы, а из крана текла вода. И даже было электричество.       Выпив чаю и съев хлеба и печенья из пачки, все немедленно захотели спать, но спать было страшно — мало ли где проснёшься, заснув в таком месте. Решили спать по очереди. Первым вызвался сторожить Сергей. Андрей и Мика легли на полу, на полу было холодно и жёстко, поэтому они спустились вниз, в храм, унесли гроб на кухню и улеглись в него, там хотя бы мягко. Мика уснула моментально, а Андрей довольно долго крутился, но потом уснул и он. Вслед за ними, присев на стул, заснул Сергей.