--
- Кисаме, а тебе не кажется это все… Как бы сказать. Знакомым? – Итачи говорил тихо, аккуратно, хотя если бы их кто-то подслушивал, все равно бы услышал. - Не знаю. Что ты имеешь в виду? Итачи кусал ноготь на указательном пальце и глупо пялился в пустую черноту, представляя, что видит угол комнаты. Воображение рисовало стены, потолок, пыталось очертить комнату по периметру, но это лишь воображение. В действительности, конечно, Итачи не видел ничего. Остальные чувства обострились, но он все равно не слышал ничего, что помогло бы понять, где они. - Ну, помнишь тот скандал. Хм, когда тот фильм показали на экранах. Я, конечно, не могу точно сказать, но… Разве тот тип, когда мы в диспетчерскую ввалились, не произнес имя «Шин»? - Я тогда был сосредоточен на твоей заднице, я даже чувака того не заметил, это ты такой внимательный у нас, - бурчит Кисаме. Он правда ни черта не помнит, он даже не сможет вспомнить, как комната выглядела, и кто выиграл на кинофестивале в итоге. Учиха вздыхает, но решает посвятить свое время попыткам вспомнить тот день. Припомнить все детали, которые мог упустить. Хотя и вряд ли они помогут ему сейчас. Но все же это нагрузка для мозгов, рассудка, что уже неплохо. Он вдруг вздрагивает – по стене, в которую он уперся ногами, проносится ледяной сквозняк. Всего на миг, будто где-то открылась дверь и впустила поток холодного воздуха. Значит, где-то в этой комнате все же есть вентиляция, или какая-то щель, из которой сквозняк смог пробиться. В их положении это, пожалуй, весьма ценное знание. Итачи хочет озвучить свое открытие, как слышит резкий вскрик где-то снаружи, краткий и оборвавшийся так же резко. Это первый посторонний звук за столь долгое время, Итачи вздрагивает, чувствуя, что и Кисаме от неожиданности дернул рукой. Тишина снова заливается в уши, как густой кисель, и даже с трудом верится, что они что-то слышали. - Ты же слышал? – взволнованно спрашивает Итачи. - Слышал. Даже голос показался знакомым. Снаружи кто-то есть, похоже. Оба замолчали, вслушиваясь, но не услышали больше ни звука. Итачи снова пытался думать о чем-то, размышлять, чтобы не впадать в усталую панику. Только сильнее прижимался к Кисаме, единственному оплоту реальности в этом бездонном океане. Итачи всегда боялся потерять зрение – а ведь мог бы, рано или поздно, учитывая историю болезней его семьи. Что-то генетическое, способное в конце концов отнять у него глаза, могла настигнуть его в любом возрасте. Он ревностно следил за здоровьем глаз, принимал множество лекарств, но сейчас… Он даже не мог понять, начались ли какие-то ухудшения, ведь в этой темноте кажется, будто он уже ослеп. Едва ли эта тьма полезна его больным глазным мышцам, и теперь его пугали последствия. Пожалуй, даже сильнее, чем печальные обстоятельства, в которых он оказался.--
Сквозь веки бьет яркий свет, Хидан чувствует, но боится открывать глаза. Глазам больно даже сейчас, из-за малой части света, они тут же начинают слезиться, смывая темную подводку с нижнего века. Он наклоняет голову ниже, хочет наклониться целиком, но руки, крепко примотанные ремнями к подлокотникам кресла не позволяют. Мозг наконец регистрирует его положение – он, очевидно, привязан к креслу по рукам и ногам, и сдвинуться с места не кажется возможным. Запястья ноют и болят – ремни затянуты слишком сильно. - Проснулся. Иди дай ему воды, - голос доносится из динамиков, слегка искаженный какими-то фильтрами. Он звучит неестественно низко, прерывисто и оставляет после себя шлейф дрожащих помех. Хидан чувствует на затылке чью-то руку, аккуратно поддерживающую ему голову, а губ касается горлышко пластиковой бутылки. Вода холодная, но сейчас она кажется самой вкусной на свете. Крупные капли россыпью стекают по подбородку и шее, хочется верить, что вода смывает краску с кожи. - Хватит, - командует все тот же низкий голос, - Иди к камере. Мотор. Голос отбивается в голове эхом, чужие удаляющиеся шаги бьют по ушам. Хидан все же решается открыть глаза, болезненно щурится, часто моргает. Яркий свет большой лампы светит ему прямо в лицо, мешая разглядеть хоть что-то, что находится за источником освещения. Он может оглядеть себя, чертову краску, которая кое-где облупилась и отпала с кожи – что ж, уже неплохо. Хидан вертит головой по сторонам, слева от него лишь пустая стена с дверью, справа, на расстоянии вытянутой руки – огромное зеркало, у которого стоит небольшой деревянный стол. Поверхность его завалена абсолютно нереальным набором предметов – здесь и ножи, и пилы, какие-то иглы, большой пакет с мукой, веревки, бинты, несколько пачек разных лекарств. На краю стола покоится небольшой ящик, в котором Хидан замечает несколько мобильных телефонов, карточку Какузу, его же пачку сигарет, флакон с каплями для глаз… Капли для глаз? Хидан втягивает носом воздух, лицо искажается гримасой истинной скорби – неужели Итачи тоже здесь? - Какого… что происходит, - спрашивает Хидан, не понимая, к кому обращается. - Что ж. Хидан, я удивлен, что ты меня не узнал. В любой момент я был готов бросить эту затею, стоило лишь тебе вспомнить мой голос, - звук из колонки становится немного тише, помехи пропадают, а голос звучит привычнее, - Но надо же, ты нихрена не помнишь! Бедный мальчишка, кто знал, что тебе выпадет жребий поучаствовать в моем перфомансе еще раз? Скрипучий смех сотрясает воздух, Хидан кривит губы – он помнит, понимает, о чем речь. Но он правда не узнал этот голос. Сейчас он вдруг думает, что забывать – все же так себе затея. Если бы только он понял сразу! Еще там, в машине с Дейдарой, он мог бы… Наверно, он не оказался бы сейчас здесь. И Какузу. И Итачи… Как же он виноват! - В любом случае – ты здесь. Хочешь, расскажу тебе про веру? Похоже, ты ничего не понял в прошлый раз. Не вынес ничего полезного. Как жаль. Но что поделать, ты был ребенком, я понимал, что ничего толкового не получится. Как ты помнишь, я даже не сделал тебе ничего плохого, кроме, может… Ты ведь чувствуешь ее? Пустоту, которая помогает тебе? - Мне никто не помогает! – кричит Хидан в ответ. - Разве? Ты ее ни разу не просил тебе помочь? Хидан трясет головой, пытается собрать мысли в кучу. Думать о рогатой твари сейчас не получается. Как ни странно, та молчит, даже не шевелится, будто ее вовсе нет. Хотя сейчас для нее самое время. Он перестает слушать, о чем вещает голос, тишина в комнате кажется ему теперь куда привлекательнее, хочется вернуться туда, снова вцепиться в Какузу и не отпускать. Он строит в воображении его образ – волосы, собранные в пучок, надпись «Интерпол» на спине черной куртки-бомбера, запах сигарет. Это отвлекает, Хидан жмурится. Рядом слышатся шаги, кто-то подходит к нему и касается бедра. Хидан вздрагивает, поворачивается к человеку, стоящему рядом, но не видит его лица, яркий свет позволяет лишь разглядеть силуэт. Шершавый голос вновь врывается в сознание, Хидан не улавливает сути повествования, все кажется глупым бредом, намеренным свести его с ума окончательно. - … потому что свет – лишь половина бытия. И тьма, и свет всегда были вместе, как ревностные любовники, между ними же всегда шла война. Они друг без друга не существуют, и ты – посмотри на себя, Хидан. Ты тьма, и тьмою был всегда. Знаешь, между светом и тьмой всегда был проводник – река красная, что кровь, и наверняка кровью и являлась. Подарок и благословение в каждом из нас. На горячую кожу опускается что-то холодное – ледяная сталь, Хидан чувствует ее. Острое лезвие режет кожу на бедре, но кажется, будто кто-то просто гладит по ноге рукой, стараясь успокоить. Хидан не хочет смотреть вниз, ощущения говорят больше, чем зрение. Он громко вскрикивает, но ему тут же зажимают рот рукой. Хочется орать, чтобы чертов нож остановился, но получается только жалко выть. Кровь стекает по бедру на кресло, Хидан не понимает, насколько ее много, насколько глубока рана, задета ли бедренная артерия. Ему кажется, что сейчас убивать его не хотят, просто издеваются. - Смотри, чтобы краска в рану не попала, - предупреждает палача голос, и тут же на свежий надрез начинает капать вода, - Знаешь, где артерия? - Но он же умрет, если ее перерезать, зачем… - Я просто спрашиваю, друг мой. Хидан пропускает мимо ушей их странный диалог, он сосредотачивается на голосе человека поблизости. С чертовым маньяком, вещающим из колонок, все понятно, но этот голос… Несомненно. Не может быть. Этот голос Хидан знает хорошо. Руки заматывают Хидану ногу бинтами. Повязка тугая, бедро болит и саднит, но, похоже, кратковременная пытка пока что закончена. Он прослушал, к чему в итоге пришли эти двое в конце своего разговора, но у него нет никакого желания спрашивать их об этом. В голове у него вертится только один вопрос, который поможет ему убедиться наверняка. Он выдыхает, поворачивается к темному силуэту и открывает глаза. - Почему никто не хочет со мной встречаться? Руки на его ноге замирают, пальцы дрожат. Ответа не следует, но Хидан знает. Он чувствует реакцию, чувствует чужую дрожь и понимает, что этот человек напуган. Единственное, что мучает его – почему? Он хотел бы спросить, но вряд ли получит ответ. - Шикамару… - Хидан находит сил, чтобы произнести чужое имя тихо, но так осуждающе, как может. Пристыдить, напугать, обидеть. Хотя хочется на части разорвать. - Молчи, дурак, - шипит Нара, наклоняясь к Хидану ближе, - Я помогу тебе. Хидан замолкает и переваривает полученную информацию. Так уж себе помощь – порезать бедро до самого колена. Он думает лишь о том, что все здесь ебанутые – и Шикамару этот в особенности, даже не хочется принимать его помощь. С чего бы? Он походу рехнулся, к тому же он здесь явно находится не против своей воли. Нога немеет немного, кружится голова. Нара подносит к носу что-то очень дурно пахнущее, Хидану некуда деться – он вдыхает мерзкий запах, морщась от желания блевануть, но чувствует, как туманится разум. Яркий свет перед глазами делится на сектора, мерцает, как калейдоскоп, и кружится. И темнеет, темнеет и пропадает, забирая с собой звуки и чужие голоса. Руки саднят, но ремни ослабевают. Хидан хочет шевельнуться, но не может, тело не слышит, а тварь рогатая все так же молчит. Неужели, испугалась?..--
Дейдара пялится в одну точку уже минут десять. Он затягивается сигаретой и кашляет, каждый раз, с каждой затяжкой ему забивает дымом горло. Но он скурил уже штук пять подряд, хотя, вообще-то, не курил. Никогда в своей жизни. Он проклинал себя, занимался беспощадным самобичеванием – ведь это он виноват. Он провел в полицейском участке уже пол дня. За окном весь день серость, даже не поймешь, что уже закат. Полицейские снуют по отделу туда-сюда, никак не могут разобраться с полномочиями. Представители Интерпола забирают дело себе, они вообще здесь изначально из-за этого, а теперь, когда ситуация обострилась, город хочет бросить на поиски и своих людей. Дейдара трет глаза пальцами, в них попал едкий сигаретный дым. Он рассказал уже все, что знал, по нескольку раз. Сначала обычным копам, потом интерполу, потом какому-то начальнику. Проклинал себя, рассказывая о том, как познакомился с этим типом. Как он выслал приглашения, как просил договориться с Хиданом. Он даже показал Дейдаре свой дом – огромный особняк на краю города. И сейчас полицейские надеялись, что маньяк ошибся и сделал это зря. Конечно, уповать на это не стоило – возможно, это отвлекающий маневр, издевка. Может, у него таких особняков еще много. Может, у него есть неприметный подвал в центре города. Где искать – догадок нет, лишь его дом. И все же – все надеялись, что этот чертов психопат не так умен, как пытается казаться. - Дейдара, - рядом садится девушка из Интерпола, красивая и строгая, - Вы можете идти домой, уже поздно. Она судмедэксперт, и Дейдара надеется, что в конце этой истории для нее не найдется работы.--
Хидан приходит в себя от удара. Он здорово приложился коленями о твердый пол, когда его втолкнули в комнату. Дверь, плавно скользя, закрылась, и комната снова погрузилась во мрак. Сейчас, осознавая, что в этой комнате все же есть дверь, он понимает, как качественно она замаскирована под стены. Чтобы создать иллюзию безвыходного колодца, без окон и дверей. Тогда, в детстве, он так и не узнал, что в комнате есть дверь. Оказавшись в комнате сейчас, лежа на полу, он стонал от бессилия, подвывал, коснулся рукой бинтов на бедре. Тугая повязка слегка пропиталась кровью, а рана все так же нудно болела, распространяя нервное напряжение на все тело. Боль его не пугала, это меньшее из зол. Бессилие – пугало гораздо сильнее. Он чужая игрушка, без права выбора, и это бесило его. Кто смеет распоряжаться чужой свободой? - Хидан? – голос над ним звучит обеспокоенно, раненой ноги касается чужая рука, - Что с тобой делали? Какая-то волна отчаяния забирает с головой, Хидан прижимает руки к лицу и отворачивается, перевернувшись на бок. Он хотел бы разрыдаться в голос, но почему-то не находится даже слез. Глаза до сих пор зудят от яркого света, но темнота теперь бережно обнимает со всех сторон. Его плечи дрожат, он понимает, что плащ куда-то делся. Какузу тянет его наверх, поднимает и тянет к стене. Усаживает рядом, ощупывает рукой замотанное бинтом бедро. В потемках ни черта не понятно, но судя по тому, что бинт слегка влажный вдоль всего бедра, рана длинная. Какузу начинает закипать – не в его это правилах, непривычно, когда ничего не можешь сделать. - Расскажи, что ты видел, Хидан. Любая мелочь может помочь, - Какузу наклоняется к Хидану ближе, проводя руками ему по предплечьям. Кожа холодная, замерз наверно совсем. - Это тот, кого вы искали, - сдавленно отвечает Хидан, решаясь, наконец, вымолвить хоть слово, - И там был… мой друг. Шикамару. Это какое-то издевательство, там яркий свет, я нихрена не видел. - Так и думал. Да, мы не могли найти его пару лет. Я не был уверен, что это он, но чувствовал. Блядь, надо было довериться чутью хоть раз, - Какузу проводит по лицу рукой, сокрушаясь из-за своей ошибки. - Там справа от кресла стол. Я видел там свои вещи, и твои… Ваши. И там… вещи Итачи, он тоже где-то здесь. Не только мы попались, - Хидану перебивает дыхание, кажется, слезы нашлись только сейчас, истеричные и злые, - Какого хуя! Почему в этот раз не я один страдаю! Почему здесь ты! Он вырывается, мог бы – побился бы об стену головой. Но Какузу держит его за плечи, из его рук выбраться не так-то просто, Хидану просто не достает сил. Он кричит, не совсем разбирая, что именно – его понесло, он выпалил все, о чем думал. Все, что с ним было в детстве, все про смоляную рогатую тварь, про то, что ему жаль тех, кто оказался здесь вместе с ним. Успокаиваясь, не находя больше слов, он понимает, как крепко обнимает полицейского, прижимается к его щеке лбом, чувствуя кожей мелкую щетину. Сбивчиво дышит, закрывает глаза. Ему невероятно стыдно, но сказанного не воротишь, да и смысла нет. - Успокойся, ты не виноват, - Какузу пытается выжать из себя все сочувствие, которое еще осталось в окаменевшем сердце. Он довольно-таки скуп на проявления чувств, уж такая работа, но сейчас ему правда искренне жаль этого человека. Может, он хотел бы познакомиться с ним при каких-нибудь других обстоятельствах… - Да какая уже разница. - Может, я смогу что-нибудь придумать. Наверняка в том же ящике мой пистолет. Ты говоришь, в комнате только один человек, как его, Шикамару? - Да. Он оператор. Мы с ним часто работали… Второй непонятно где, он через колонки говорил. Только… - Хидан поднимает голову, пытаясь разглядеть в темноте чужое лицо, но все, конечно, тщетно. Он знает, что Какузу вопросительно на него смотрит, ощущает это, но решает не продолжать фразу. Пока что в его словах не чувствуется уверенности, он и себя-то уверенным не чувствует. Вообще ни в чем. - Постарайся успокоиться. Я… Придумаю что-нибудь. Хидан теряется в ощущениях – слишком всего много сразу. Едва ли он успокоится, даже если сам постарается себе приказать. Нога болит, и запястья ноют, наверняка как них остались ужасные кровавые браслеты. Синяки, переливающиеся всеми оттенками красного и фиолетового. Его одолевает грусть, а мысль о том, что где-то здесь, в этих темных катакомбах, так же прижимаясь к стене сидит Итачи, вгоняет его в полное отчаяние. Хидана жалеют, это очевидно, он здесь главный экспонат, главный герой постановки. А остальные? Массовка, которую не жаль пустить в расход. Кажется, он уснул. Забылся сном от усталости. Надолго ли. Все, что снилось, было похоже на кошмар, тот же кошмар, в котором он и так находился. Подсознание рисовало все самое плохое, что могло случиться, будто ему реальности мало. Из сна его вырывает чей-то крик, такой долгий и громкий, обрывающийся судорожными рыданиями. Он замолкает, раздается грохот и что-то сильно бьется об пол, что-то тяжелое и металлическое, звон прокатывается эхом. Хидан хочет встать и прислониться к стене, услышать еще, но Какузу держит его на месте, не позволяя подняться. Он молчит, молчит и Хидан, пальцами загребая чужой шерстяной свитер.