Чернее черного

Сколько раз Итачи терял сознание, сколько кричал, он уже и сам не понимал. Вести подсчеты сейчас было не самой подходящей идеей. Он едва соображал, чувствовал только, что на внутренней стороне локтя – катетер, на левом глазу тугая повязка, а во рту привкус какого-то физраствора и чего-то соленого. Глотку саднило и жгло. Ему даже вспомнить трудно, сколько он здесь, когда все началось, что с ним делали, но одно ясно точно – вещества, которые ему вводили прямо в вену, здорово отшибали память. Снова открыв глаза, он впервые заметил, что видит только один глаз. Это можно объяснить повязкой на другом глазу, но яркую, ядовитую боль объяснять было нечем. У Итачи был только один вариант, и он ему совсем не нравился. - Рано проснулся, - слышится из колонок голос, - От еще одной дозы он отъехать может, так что неси в камеру, как есть. Руки освобождают от ремней, и сейчас даже если бы Итачи хотел что-то сделать, вряд ли сделал бы – сил даже на шаг нет. Его просто несут на руках, Учиха пялится в одну точку – рваное колено на собственных джинсах. Запах – одеколон, что ли – кажется ему знакомым, человек, который его несет, надежно скрыл лицо под черной балаклавой. Знакомый аромат запускает какие-то процессы в мозгу, организм начинает просыпаться, механизм сдвинулся с мертвой точки – Итачи протягивает вверх руку настолько быстро, насколько способен и тянет черную маску с чужой головы на себя. Первое, что он видит – ворох каштановых волос, рассыпавшихся и наэлектризовавшихся, тонкие брови, миндалевидные глаза… Конечно, он его знает. Еще бы он не узнал их проектного оператора. На удивление сил у него уже не находится, он расслабляет руку, роняя черную балаклаву на пол. Смотрит на замершего Шикамару так осуждающе и уныло, что повеситься в пору. Им обоим. - И давно ты так развлекаешься? – Итачи давит из себя снисходительную улыбку, опуская взгляд. - Я не могу сказать, я объясню. Потом. Я здесь тоже… - А тот фильм, на фестивале? Тоже твоих рук дело? Снято было очень красиво, - голос Итачи искренен, он не врет и не сарказмирует, просто констатирует факты, - Я тогда еще подумал, что только Нара мог бы снять, как кому-то отрезают голову, так эстетично. Это шутка, конечно, тогда была. Получается, не смешная… - Итачи-сан, я что-нибудь придумаю, - Шикамару донес Итачи до двери камеры, но справиться с замком, держа того на руках, у него, конечно, не получилось бы, - Постойте немного, я дверь открою. - Ты такой придурок, Шикамару, - на ногах Итачи устоять не может, сползает по стене. Рука натыкается на трубу, идущую вдоль стены наверх, и он хватается за нее. Он в комнату не собирается возвращаться, и пусть ему отрывают руки, но с места он не сойдет. - Послушайте, просто все немного… Не туда зашло, хех, я даже не знаю, - Нара ковыряется с замком, нервничает, руки не слушаются. Спокойствие Итачи всегда выводило его, выбивало из колеи, как когда все носятся с горящими жопами, он сидит, будто в нирване, лениво водя глазами. Это ведь ненормально, быть таким спокойным? Конечно, ненормально. Это Итачи ненормальный, да. А с Шикамару все в порядке. - Ты больной, - давит Итачи, будто вкручивает Наре в голову шурупы, - Хотя казался мне нормальным. Это так интересно, тебе не кажется? Сидя на полу, вцепившись в трубу руками, Итачи не понимает, что несет. Возможно то, что вкололи ему, влияет на настроение, на мозг, да черт его знает – он чувствует себя таким всесильным, и обессиленным в то же время. Он не найдет сил бежать, но способен задавить морально кого угодно, чем и решает воспользоваться. Почему-то даже не боится последствий, от маньяков ведь стоит ждать самого худшего. Но он, кажется, начинает понимать, на что это все похоже. И «актеров» здесь не собираются пускать в расход слишком быстро. - Ты талантлив, - мягко замечает Итачи, и наблюдает за лицом Шикамару, - Почему ты здесь? Тебе мало кино? Или тебе всегда хотелось чего-то такого… ненормального? - Помолчите, пожалуйста, - Нара дергает замок двери в сторону, но он не поддается. - Ты же не зря считаешься одним из лучших. Не зря ведь тебя взял к себе Кисаме. Нара бьет кулаком в дверь, отбивает костяшки пальцев. Злится, сам не понимая на что, на чужие слова, или на замок, или его снова бесит даже упоминание Кисаме. С этим дубоголовым режиссером всегда было тяжело работать, слишком упрям, несерьезен. Инфантильный идиот. - Заткнись, - цедит он сквозь зубы, Итачи замолкает, понимая, что край слишком близко. Чертов ржавый замок будто того и ждал, он наконец поддается, тяжелая щеколда съезжает в сторону. Шикамару осторожно и тихо открывает дверь, по его расчетам Хошигаки еще в отключке. В комнате непроглядная темень разрезается пополам узкой полосой света из двери. Тихо, ни звука. Он наклоняется к Итачи, намереваясь помочь ему подняться и закинуть, наконец, в камеру. Не слушать его осуждение. Не слушать блядскую правду. Он только дотрагивается до чужого плеча, как Итачи хватает его за ворот футболки и орёт, что есть сил, зовет Кисаме, бьет по трубе рукой. Расчеты в этот раз подвели. Они оба пришли в себя раньше, чем нужно. Неверно рассчитанная дозировка – Шикамару округляет глаза, когда чувствует на своем затылке руку, пальцы, стягивающие его волосы в кулак. Одним резким движением его отбрасывают назад, он натыкается спиной на край какого-то полуразвалившегося стола, падают пустые картонные коробки. Кисаме, пошатываясь, подходит к нему, одной рукой загребая на его груди футболку, другой – опираясь на стену. - Как выйти отсюда? Где мы? – басит Хошигаки, болезненно щурясь. Остаточный эффект снотворных, или чем там их пичкали. В голове туман, но мозг реагирует на необходимость спасаться остро – рефлексы обостряются, тело действует на автомате. Он очнулся в камере один, но сразу услышал странные звуки за одной из стен. Все двери так вмурованы в стену, что не знай, где они, даже не нащупаешь. Но по звуку ориентироваться гораздо проще, тем более, когда просидел столько времени в темноте. Кисаме ждал, когда дверь откроется. И не ошибся. - За чертой города, это бункер, - выпаливает Шикамару, трясясь всем телом, - Только не убивайте меня. Я просто… Я… Хех… Нара икает и начинает заходиться тихим смехом. Кисаме брезгливо роняет его на пол, отряхивая руку. Безумный, поехавший идиот, надо же, как здорово он маскировался. Сколько они работали вместе, Кисаме даже предположить не мог чего-то подобного. Подумаешь, неразговорчивый чувак, сторонящийся общества. Никогда не ходил на вечеринки по завершению проектов. Корпоративы. Ну мало ли. Бывает. - Итачи, - Хошигаки опускается на колено, помогает Учихе встать с пола, поддерживает под руку. Только теперь, когда Итачи вышел на свет, Кисаме смог увидеть его лицо. Увидеть, и замолчать, скривившись от жалости. - Что? – Итачи замечает реакцию Кисаме, понимает, что это из-за повязки на глазу. Спрашивает, хотя знает ответ. Не очень-то хочется услышать это вслух, но это неизбежно. - Кто это сделал? Кисаме идет, не разбираясь, куда. Коридор длинный, со множеством дверей, кто знает, какая из них приведет к выходу. Но стоять на месте глупо в любом случае. Они идут медленно, Итачи не совсем пришел в себя. - Я не знаю. Не помню. - Какой-то пиздец, - бубнит Кисаме, поддерживая Итачи рукой, и тащит его вперед. Справа от них за двойными дверями горит яркий свет. Через окна в дверях Кисаме видит «студию» - кинокамеру, кресло с ремнями, прожектор. Хирургический столик на колесиках завален каким-то хламом, инструментами, повсюду капли крови, окровавленные бинты. Он уже собирается идти дальше, но замечает краем глаза стол, на котором в коробке свалены вещи. Телефоны, сигареты, кошельки… Их вещи, наверняка. - Подождешь здесь? Я заберу, там вещи наши, - Кисаме помогает Итачи встать у стены и толкает двери в комнату. Здесь совсем тихо, никого нет. В углу мигает огонек камеры наблюдения, камера с тихим жужжанием следит за зашедшим в комнату человеком. Хошигаки придвигает коробку к себе, достает телефоны, свой и Итачи. Кошелек. Видит еще два телефона, пачку сигарет, полицейское удостоверение… пистолет? Может ли быть здесь кто-то еще, кроме них двоих? Судя по вещам… На дне коробки Кисаме видит карточку – пропуск в офисное здание, где Кисаме обычно устраивает конференции. На фотографии – Хидан, недовольный и насупившийся, его заставили фотографироваться на эту карточку так неожиданно, едва он успел прийти. Кисаме втягивает носом воздух, хмурится. Забирает все вещи, распихивая по карманам, пистолет прячет во внутренний карман куртки. Он надеется, что эта штука ему не понадобится, но нужно же ее вернуть хозяину. - Здесь Хидан, - обращается к Итачи Кисаме, выйдя из комнаты. - Что?! Надо найти его, - твердо отвечает Учиха, Кисаме кивает в ответ. Но передвигаясь так медленно, какие у них шансы найти кого-то еще, пока не объявится какая-нибудь охрана, или что здесь есть. Никто ведь не даст им так просто шариться по бункеру. Кисаме раздумывает, покусывая губу, и все же решается. Он отдает пистолет Итачи в руки – оружие нелепо крупное для тонких изящных пальцев. - Я поищу. Открою двери. А ты жди здесь. Если что – стреляй. - Киса, я не… - Итачи чувствует, что его мутит, земля уходит из-под ног, но он остается стоять, упирается в стену спиной. - Сможешь. В одном слове столько уверенности, что Итачи решает – Кисаме прав. Сможет, конечно. Не подведет Кисаме, ни за что. Учиха озирается по сторонам, осматривая все одним оставшимся глазом, но вокруг ни души. Где-то в конце коридора Кисаме бросил Шикамару, но не похоже, чтобы он шел за ними. У Кисаме в голове одни проклятья. Он открывает дверь за дверью, но ни черта не видит в темных камерах. На середине коридора он натыкается на выключатель. Дергает рубильник, в длинном коридоре загораются лампы, через одну разбитые и мигающие, но всяко лучше, чем ничего. Он коротко окликает Итачи, оповещая, что это он включил свет. И идет дальше. Дверь за дверью, камеры пусты. Где-то на полу следы крови, где-то валяются какие-то тряпки. Открыв очередную дверь нараспашку, он бегло оглядывает камеру и сперва ничто не цепляет его взгляд. Но вдруг он замечает белое пятно в углу. Слишком белое, чистое для этого места. Кисаме делает шаг в комнату, осторожно держась за стену. - Хидан? Сначала он ничего не слышит. Уже подумав, что ошибся, собирается уходить, но из другого угла доносится шорох. Перед ним появляется Хидан – видок у него тот еще. Кисаме даже не успевает придумать, что сказать или сделать, только удивляется. Пятится, делает назад несколько шагов, выходя из комнаты. Хидан идет вперед, ступая по грязному полу босыми ногами. Он тоже молчит, только щурится от яркого света, закрывает глаза руками, они начинают безбожно слезиться. Следом за ним из камеры выходит еще один человек, тоже прикрывает глаза рукой, но не полностью – Кисаме видит, что он наблюдает, цепким взглядом оглядывается по сторонам. Куртка форменная, военная выправка… точно, наверно это полицейский. Хошигаки нелепо дергается, вспоминая, что надо бы вернуть ему пистолет. - Ты как? – только и спрашивает Кисаме, не придумав ничего получше, - Там Итачи ждет за углом, я должен вернуться к нему. - Видел кого-нибудь? – спрашивает полицейский, справившись с непривычным ярким светом. Глаза у него все равно покраснели, слезились, но он часто моргал, не теряя концентрации. - Одного. Он наш знакомый, коллега… Психопат... В конце коридора остался, не знаю, где он теперь. - Зря не взяли его с собой, - категорично отвечает полицейский, - Кто знает, что он может сделать. Как минимум, предупредить кого-то еще. Кисаме опускает взгляд на пол. Будто он сам об этом не думал! Но что уже говорить, что сделано, то сделано. - Это Какузу, - подает голос Хидан, растирая слезы по щекам. Он выглядит серьезным и очень злым, а уж слезящиеся глаза ему точно не добавляют приятных ощущений, - Он из Интерпола. Много интересного рассказал. Хидан произносит это как-то многозначительно, едко и язвительно, бросает на Какузу какой-то осуждающий взгляд и уходит в направлении, указанном Кисаме. Хошигаки недоумевает – Хидан выглядит слишком спокойным. Даже каким-то… сосредоточенным. Пожав плечами, перекинувшись с Какузу взглядами, он идет следом. Размышляет, может ли здесь быть кто-то еще. Честно говоря, он не уверен, что готов потратить их драгоценное время на поиски. Вещей ведь больше не было? Значит, никого здесь нет. Эта мысль его успокаивала. Громкий выстрел, раздавшийся из-за угла, казалось, отдался взрывом прямо в голове. Кисаме сорвался с места моментально, сдвинув с пути Хидана. Какузу досадливо цокнул языком, он знал, что там всего-то три патрона, и, если этот был потрачен впустую, будет весьма неприятно. Хидан обернулся на него и злобно сдвинул брови, снова осуждая. - Ну что? – нервно спросил Какузу, но не услышал ответа. Хидан отвернулся, продолжая идти к нужному коридору. Итачи сидел на полу у стены, крепко сжимая пистолет обеими руками. Он смотрел вперед, не сводя взгляда с кровавого пятна на стене. Такого яркого, контрастного – как пятно Роршаха, казалось, оно растеклось симметрично. Так бывает в кино – красиво лопаются колбы с искусственной кровью, на светлой стене остается пятно, монтажеры делают цвет эффектнее. Итачи моргал, понимая, что это не кино. - Какого черта, - Кисаме подбежал к Итачи и рухнул с ним рядом на пол, выхватывая пистолет из рук, - Что случилось? - Он… Он просто меня разозлил, - Итачи поворачивается к Хошигаки, улыбается, будто просто отвесил кому-то оплеуху, а не прострелил башку, - Он психопат. Он вырезал мне глаз, Киса. Блядь, а с одним глазом оказалось целиться гораздо проще… Учиха глупо посмеивается, Кисаме думает, что ему не помешает помощь психолога. Всем им, возможно. Хошигаки оборачивается, у противоположной стены в неряшливой позе замер Шикамару. Надо же, какая точность, стоит отдать Итачи должное, четко в лоб попал. Если бы спросили мнение Кисаме, то он бы не убивал его. Парень явно нездоров, да и столько всего натворил. Но ведь по закону его бы наверняка признали вменяемым, а там – электрический стул. Уж лучше так, наверно. Гуманнее, что ли. Кисаме зажмурился от своих мыслей, какого черта это лезет ему в голову сейчас? Подумает об этом позже, сидя в баре со стаканом бурбона. - Вставай, надо уходить отсюда. А это твое, - Кисаме протягивает пистолет Какузу, достает из кармана удостоверение, отдает его тоже. Какузу благодарно кивает, перезаряжает оружие, проверяет патроны. Все верно, осталось всего два. - Твою мать, Итачи… - Хидан прижимает руку ко лбу, заметив повязку у Учихи на глазу. - Ничего. Тебе тоже… досталось, да? Хидан опускает голову. Бинт на ноге уже совсем грязный и пропитанный кровью, рана болит до сих пор, но теперь, видя, что сделали с Итачи, он понимает, что легко отделался. - Шикамару приходил через дверь в студии. Там за прожектором дверь, - уточняет Хидан, - Думаю, там должен быть и выход где-то. - Значит, пойдем туда, - кивает Кисаме, помогая Итачи идти. Теперь, когда они идут все вместе, становится не так страшно. Комната с инструментами и креслом не наводит ужас, хотя Хидан все равно нервно вздрагивает. Хочется спалить это место ко всем чертям, но Какузу бы такой подход точно не одобрил. За дверью из студии оказывается большая комната, целый зал. С огромным экраном и диваном. На столе валяются какие-то вещи, журналы, выключенный ноутбук. Какузу замечает в углу красный огонек камеры и сжимает рукоять пистолета в руке. - Куда-то собрались? – динамики просыпаются все разом, во всех помещениях, оглушая помехами и скрипучим голосом. Хидан оборачивается резко, ища Какузу глазами, смотрит на него, будто ожидая реакции. Никто не отвечает, все молчат, продолжая идти. Перед ними дверь из зала, кто знает, куда она ведет, но все же вероятность того, что выход все ближе, повышается. За дверью – коридор, довольно короткий, похожий на парадную в подъезде. Из него ведет пара дверей, и одна – впереди. Массивная железная дверь с кодовым замком – очевидно именно то, что они ищут. - Идите, - командует Какузу, - Уходите отсюда. Может, на улице найдется транспорт. Вызывайте копов. - А ты? – Хидан застывает, хмурится. Итачи и Кисаме зависают на секунду, но все же медленно уходят к двери. Хошигаки проверяет телефоны – сигнала нет. Но это пока, выбравшись на улицу, они смогут вызвать помощь. - А мне надо найти этого урода, в конце концов, я здесь за этим. - Мудак ты, - выплевывает Хидан, делая шаг к Какузу, - Ну и иди. Хоть к дьяволу в преисподнюю! Какузу покачивает головой, смотря себе под ноги. Он еще не совсем понял, что это все такое. Как к этому относиться. Только совершенно очевидно, что произошедшее оставит глубокий отпечаток и на нем, и на Хидане. И то, что они оказались в камере вдвоем, тоже бесследно не забудется. По крайней мере, Какузу точно не забудет. -- Какузу чувствует, что Хидана трясет. Наверно, из-за раны, или из-за каких-то препаратов, которыми его наверняка накачали. Печально осознавать, что ничем не можешь помочь. Единственное, что он может – держать Хидана за руки, согреть, сказать что-нибудь. Чтобы тому не казалось, что он остался один. Они уже долго так сидят – тесно прижавшись друг к другу, опираясь на стену. Здесь в целом нечего делать, кроме как спать, говорить и трястись от страха. Последнее Какузу не грозило, его нервы видали ситуации и пострашнее, но определенная нервозность его все же одолевала. Он монотонно водил пальцем Хидану по голому плечу, вырисовывая круги. Его это успокаивало, похоже, Хидана тоже. - Слушай, сколько тебе лет? – спрашивает Хидан после долгого молчания. Думал о чем-то, наверно. Он много думал последнее время. О своей твари ворчащей думал, которая молчит уже так долго. Может, вовсе ушла? - Какая тебе разница, - мягко отвечает Какузу, - Много. - Просто интересно. Что самое жуткое, что ты видел на работе? - Хмм… - Какузу задумывается. Да вся его работа – одна сплошная жуть. Нет бы наркотой заниматься, или угонами… А тут сплошные убийства, маньяки, заказняки, киллеры. Самая чернь. Еще и международная. - Однажды на вокзал Виктория, это в Англии, пришел поезд. Все вагоны были пустыми, кроме одного – там все сидения были заняты трупами. Кто задушен, кого зарезали. И дети там… собака даже была одна. - Пиздец, - Хидан ежится, ему жутко, но сейчас это воспринимается как история-страшилка у костра. Он слегка улыбается, вдыхая носом запах шерстяного свитера. - Это да. Полгода искали ублюдка, успели вовремя, он хотел провернуть что-то подобное с самолетом. - Но ведь ему бы тогда пришлось быть на этом самолете? Или… - Или. Умный был тип. Хитрый, расчетливый. Хидан закрывает глаза. После таких коротких разговоров ему становится легче. И нога не так болит, и мысли о твари не донимают. Ему вообще в принципе становится неплохо. Удобно даже. Уютно как-то. Какузу мерно дышит, обнимает одной рукой. Хидан думает, что это просто неизбежно, по отдельности они ведь не справятся. И наверно Какузу просто исполняет свой долг, оберегает и помогает. Что будет, когда они выберутся отсюда? Смогут ли они остаться вместе? Улыбка сползает с лица, Хидан приоткрывает глаза, хотя разницы не замечает, все та же тьма вокруг. Если они выберутся. Если выберутся, он, возможно, не отказался бы. Трудно будет отказаться от человека, рядом с которым чувствуешь себя в безопасности. Даже в такой ситуации. -- - За что мне это все, - тихо произносит Хидан, просыпаясь. Прижимает к груди ноги. Рана на бедре снова начала нещадно ныть и тянуть, мышцы ведь тоже задеты. Обработка раны вызывает у Какузу сомнения, уж не началось бы заражение. - Просто так получилось, - отвечает Какузу, не вкладывая в свои слова никакого смысла. Ему больше нечего сказать, ведь правда, что тут скажешь? Никто не заслуживает участи, которой удостоились они, но все же… никто не застрахован. - Что значит «получилось»? – спрашивает Хидан, поднимая с чужой груди голову, - Так звучит, будто ты знал, что этим кончится. - Не то, чтобы знал, я… - Какузу осекается, понимая, что слишком расслабился. Ляпнул лишнего, черт возьми. Все можно списать на усталость, стресс, отвертеться, но… Ему не хочется врать. Почему-то хочется Хидану выложить все, как есть. Он чувствует на себе взгляд, хоть и не видит его. Знает, что взгляд полон недоумения. Порой тяжело выдержать чей-то подобный взгляд, и, казалось бы, в этой темноте не должно быть так. Но даже не видя глаз, Какузу все чувствует. И от этого нихрена не легче. - Полиция была в курсе. Показа, шоу этого, даже в курсе примерных планов маньяка. Но у нас никаких доказательств, таких, чтобы вот прям неопровержимых. Было решено брать, так сказать, на живца. Он должен был тебя поймать. А я должен был отследить, куда тебя увезут, по трекеру в телефоне. Я прицепил тебе маячок на плащ. Хидан молчит. Лучше бы уж сказал что-нибудь, думает Какузу. Хоть что-то, ругаться бы начал. А нет, молчит. - Но вот так получилось, что и я оказался здесь. И отслеживать, вроде как, некому. - То есть, я приманка, что ли? – наконец подает голос Хидан, очень скупой на эмоции голос. Ощущения ему непонятны. Можно сказать, он разочарован. И огорчен, пожалуй. И определенно очень, очень злится. - Слушай, все должно было пройти идеально. Вас бы выследили сразу же, с тобой бы даже сделать ничего не успели. - А ты, получается, проебался? - Получается так. Какузу морщит нос, трет глаза руками. Такое удивительное, необычное чувство – ему стыдно. Вообще-то, не за что стыдиться, это его работа, и на такой работе что угодно может пойти не так. В конце концов, его коллеги гибли при исполнении, напарывались на мины, получали пулю промеж глаз. Он просто попал под горячую руку. И почему? Операция распланирована заранее, все четко и по секундам. Конечно, они не могли ставить в известность человека, назначенного приманкой. И вообще мало кто был посвящен в детали. Ничего сложного, можно даже сказать, элементарная операция, с который справилось бы и городское отделение полиции. Что могло пойти не так? В тот краткий миг, когда все случилось, когда туман затянул обзор, густой, как вата, забивался в ноздри, Какузу внимательно смотрел по сторонам. Ему, в принципе, даже не за чем было это делать. Просто дождаться нужного момента. А он увидел на сцене этого несчастного, с таким ужасом смотрящего куда-то вперед, бормочущего что-то. Зачем он к нему пошел? Спасать приманку от маньяка? Что за идиотский порыв, боже. Вот за это ему должно быть стыдно, а не за свою работу. Это все логично. Но не работало. Стыдно было сейчас, Какузу чувствовал себя виноватым, а Хидан продолжал молчать. - Я зачем-то пошел тебя спасать. И попался маньяку под руку. Да, черт возьми, я проебался! - Какузу взмахнул руками от досады. Пальцами скользнул Хидану по плечу и сложил руки на груди. Судя по шороху и шуршанию, Хидан отполз куда-то в другой конец комнаты. Сел в угол и дулся, обиженный на весь мир. Конечно, ему было обидно. И несправедливо – полиция не имеет права так использовать мирных граждан! Но, естественно, он не в силах это изменить, таковы порядки. И он прекрасно понимал, что у Какузу есть инструкции, есть обязанности, а все равно обидно. Никто из них не решался что-то сказать первым. Хидан затаил обиду, Какузу не желал признавать себя виноватым вслух. Оба грызли себя, переваривая мысленные диалоги. В тишину ворвался резкий звук, скрипнула защелка двери, Хидан едва успел забиться в другой угол, чтобы свет из коридора на него не попал. Он начал молиться всем богам, каких знал, чтобы этот блядский маньяк вдруг не решил их тут прирезать. Тварь в груди жалостливо заскулила, подкидывая мысль, что может в свой последний миг было бы здорово держать Какузу за руку. Хотя бы. Шаги, тишина. И от сердца вдруг отлегло, словно с Хидана сняли тяжелые кандалы, потому что голос, который он услышал, он знал. И сейчас его обладатель показался ему лучшим человеком на свете. - Хидан?