Сорви мои маски

Тобирама никогда не имел ничего против праздников, особенно если не нужно было видеться с многочисленной родней при этом: посиделки в тихом кругу его вполне устраивали. Также он всегда был готов помочь брату с упаковкой подарков, которые тот с особой радостью всем покупал. Но сегодня, во-первых, его опять рано разбудили, а во-вторых, Хаширама носился ураганом по всей квартире, хватаясь за всё подряд и говоря какие-то нечленораздельные фразы. Тора устало посмотрел, как Хаши пролетел мимо него с ленточками в руках и скотчем в волосах. Они запаковывали всего лишь третью коробку из шести, а шёл уже третий час. Сенджу-старший прибежал обратно с непонятно откуда взятой веревочкой джутовой наружности и торжественно показал её брату. Тобирама лишь устало кивнул. Спорить с Хаширамой в принципе сложно: он либо напролом отстаивал свои аргументы, либо сразу тушевался под чужим напором. Каких-то длительных и при том конструктивных дискуссий с ним вести просто никому не доводилось, в том числе и младшему брату. Зная эту истину, Тобирама соглашался почти со всем, что предлагал ему нии-сан. Упаковка подарков никогда не была каким-то занятием муторным или унылым: обычно весь эфир занимала болтовня Хаширамы по поводу и без. Но в этот раз он неловко молчал и постоянно опускал глаза, стараясь не пересекаться с Тобирамой. В конце концов, это надоело альбиносу, который только-только помахал ручкой остаткам сна. — Хаширама, что не так? — напрямую спросил Тора, утянув ножницы прямо из-под руки брата. — Разве что-то не так? — рассеяно ответил Хаширама и попытался отобрать инструмент. — В комнате даже воздух тяжелый, а ты ещё сомневаешься? — Нет, — Хаши шумно выдохнул и откинулся назад. Упаковка подарков традиционно проходила на полу в гостиной рядом с журнальным столиком. То есть традиционно это были попытки не запачкать светлый ковер, что лежал в этой области комнаты. Хаши зачесал волосы назад и ещё раз тяжело вздохнул. Сколько бы он не болтал в обычное время — говорить на серьезные темы с родным человеком было для него очевидно сложно. — Я всё равно переживаю по поводу того, как ты относишься к моим… отношениям, — неуверенно сказал он, сверля коробку взглядом. — Но мы же уже всё обсудили, — спокойно отозвался Тобирама. — Ты уверен, что всё нормально? — Хаширама явно для успокоения нервов пытался развязать узел на веревочке. — Разве я сделал что-то, что могло говорить об обратном? — Тора пытался поймать взгляд старшего, но тот упорно глазел на несчастный кусок джута в своих руках. — Нет, но… — шатен оставил в покое узел и бросил веревку на пол, — я никогда не понимал, что творится у тебя внутри. И даже при том, что я тебя знаю всю твою жизнь, редко когда мне удается предугадать твою реакцию. Потому что она всегда очень сдержана и… только по твоим глазам можно понять, доволен ты или нет, — он ухмыльнулся. — Ну, конечно, если ты совсем недоволен, то обязательно это показываешь, но тоже в своей спокойной манере. В связи вот со всем этим, — Хаширама развел руками, будто собирая все те вещи, о которых только что говорил, — я постоянно боюсь накосячить. Я не хочу тебя расстроить и обидеть, хоть именно этим в обычное время и занимаюсь. Нет, — он замахал руками, увидев, что Тобирама раскрыл рот, чтобы что-то сказать, — я знаю, что так и есть, не пытайся переубедить. Тобирама облокотился о стоящий позади диван, понимая, что брат продолжит говорить дальше. Это было правильным, как казалось самому парню, ведь Хаширама не привык всё держать в себе — он старался поделиться своим мнением и мыслями, чтобы, возможно, услышать какой-то совет или короткое «ты прав». Однако сейчас все его слова будто имели какую-то острую сторону, которой можно порезаться, если неправильно повернуть. Слышать их с одной стороны хотелось, чтобы понимать человека, но с другой — было крайне некомфортно. В отличие от своего нии-сана, Тобирама держал всё в себе до последнего, редко поддаваясь осознанию, что от отравы внутри надо избавляться, а не ждать, пока её что-то чудесным образом нейтрализует. И слушать подобные откровения было слишком неловко, хотя альбинос понимал, что это очень важно для подержания нормальных связей с человеком. — Я часто делаю что-то, что доставляет тебе лишнюю работу или просто дискомфорт — шумный, да, — продолжил старший из братьев, подняв печальные глаза на своего отото. — Уверен, что делал не только это, но и до сих пор этого не понимаю, так что прости меня за это… Я не хочу тебя расстраивать или напрягать, просто я… И мои отношения с Мадарой — это явно доставляет тебе дискомфорт, я бы этого не хотел, не хотел, чтобы… — Хаширама, хватит, — мягко позвал Тора и поднял руки, привлекая внимание шатена и призывая того остановиться. — Я понимаю, что ты переживаешь, но не нужно себя накручивать лишний раз. Я совершенно нормально отношусь к тому, что ты с Мадарой. Да, я довольно грубо всё сформулировал, — он вздохнул и покачал головой, — но это было на эмоциях. Сейчас я вполне осознанно готов повторить всё, что сказал, — он заглянул брату в глаза. — Мне важно, чтобы ты был счастлив, болтал всякий бред и улыбался. И никто не в праве диктовать тебе, как-где-и-с-кем жить… И перестань так на меня смотреть… Хаширама резко рванулся вперед и крепко обнял Тобираму: ввиду переполнявших его эмоций и на всякий случай — чтобы брат не сбежал. — Только не говори мне, что ты там плачешь, — сопротивляться было бесполезно, потому Тора просто обнял брата в ответ. Альбинос не был большим фанатом тактильного проявления чувств, но порой от Хаширамы просто не отделаешься. Да и сам Тобирама понимал, что ему тоже иногда нужны те эмоции, которые дарят искренние объятия: чувство нужности и защищенности. Но это было крайне редко, обычно границы своего личного пространства он рьяно оберегал. — Ещё пока нет, но от осознания, что у меня такой чудесный брат, можно и поплакать, — с явным облегчением отозвался Хаширама. — Вот и что с тобой делать…

***

Мадара широко зевнул и улегся щекой на столешницу. Ему неимоверно хотелось спать, но было только семь вечера, а перед ним мельтешил Хаширама, усиленно пытающийся выучить речь. Учиха не понимал, зачем тот ее заучивал, ведь у его друга всегда лучше выходили спонтанные монологи. — Блин, ты слишком сложно написал, я не могу это запомнить! — сокрушался Сенджу, в третий раз зачитывая один и тот же кусок. — Я надеялся, что ты как всегда перефразируешь, а не станешь слово в слово учить, — сонно отозвался Мадара и зевнул ещё раз. Количество работы явно превышало допустимый максимум, и пора было нормально так отдохнуть. — А это идея! — радостно заявил шатен и плюхнулся на кровать, вслух зачитывая написанную для него речь по двадцать какому-то кругу. Теперь Учиха ждал и надеялся на приход брата, который по четвергам как раз приползал часам к восьми домой. Он хотя бы начнет перекидываться шутками с Хаширамой или рассказывать что интересное, а то для его сонной головы активного Сенджу было слишком много. — Кстати, Мадара, — вдруг серьезно позвал его собеседник, — давно хотел спросить. Брюнет встрепенулся и даже немного проснулся от резко изменившегося настроя Хаширамы. Он редко обсуждал серьезные темы у него дома, так как тут хватало лишних ушей, пусть они и не лезут в личную жизнь хозяев. Но от неловкости не избавляло. Потому все серьезные вопросы они решали где-то в кафе или на прогулке в парке. — А Изуна в курсе?.. Ну, про… — Нет, — тут же поняв вопрос, отозвался Дара. Конечно, если про Тобираму вопрос уже поднимался несколько раз, то про младшего Учиху ещё ничего не было сказано. — Хотя мне иногда кажется, что он догадался, — Мадара подпер голову рукой и задумчиво уставился на Хашираму. — То есть ты с ним по этому поводу не разговаривал? — Напомню, что и ты с братом, по сути, не разговаривал. Это была вынужденная беседа. — Да помню я! Но он же нормально всё воспринял! Может Изу тоже всё поймет? — Может быть, поймет, — Учиха устало потёр глаза. — Если честно, я без малейшего понятия, как он отреагирует. Он очень понимающий, но я без идей, какого он мнения о подобного рода отношениях. А ещё… — он сложил тетради стопкой, — он очень хороший актёр. Хороший актёр, который не любит меня расстраивать и может в лёгкую соврать, лишь бы я не переживал. — Потому ты опасаешься ему что-либо говорить, — подытожил Хаширама. — Он такой же, как я: за одним образом держит кучу всякого дерьма, которое ежедневно копится в душе. Очень надеюсь, что его увлечения помогают избавляться от всего этого мусора, но уверен, что проблем гораздо больше. В нашей семье не положено делиться тем, что убивает изнутри, а Изуна у нас тут главный мастер по лжи. Переплюнул даже отца. Наверное, всё дело в этой дружелюбной игривой манере. Хаширама, как ты вечно вытягиваешь меня на такие разговоры? — Мадара попытался недовольно взглянуть на сидящего напротив Хаши, но тот лишь улыбнулся. — Наверное, дело в том, что тебе не хватает таких разговоров? — шатен склонил голову на бок, лукаво прищурившись. — Наверное, — вздохнул Учиха. — Так вот, о чём я там… Изуна заботливый и искренний в своих действиях, но едва ли покажет всю боль, что внутри. Я пытался у него выведать как-то, что с ним или как он, но получал один ответ… — «Со мной всё хорошо, нии-сан», — перебил его Хаширама и покачал головой. — Да, именно этот, — согласно кивнул Мадара. — Это стандартная отмазка у младших братьев или что? — Если бы я знал. Из Тобирамы тоже слова не вытащишь, если говорить не хочет. Будет только недовольно закатывать глаза, — и, вторя сказанному, Сенджу закатил глаза. — Ему было у кого учиться, — хохотнул брюнет. — Мне просто казалось, что вы с Изуной довольно близки и ты доверяешь ему… определенные вещи. — Я, конечно, доверяю ему определенные вещи, но не такие. Хотя уверен, что и тут он слова никому не скажет. Просто я действительно беспокоюсь о том, что лично он подумает. На других-то мне плевать. — Думаю, он и правда всё поймет, — Хаширама подошёл и приобнял его за плечи.

***

— Мы ведь скоро все умрем, да? — трагично поинтересовался Изуна, пытаясь заглянуть в глаза идущему рядом Тобираме. Учиха узнал новость о том, что Сенджу согласился участвовать в фотосъемках, непосредственно от Окуро-сана, который звонил ему насчет изменения графика и между делом сообщил эту «чудесную» весть. В тот момент Изуна почувствовал себя крайне неловко и вообще на пару секунд выпал из реальности: это Тобирама-то и согласился на такое? Последующую пару он пребывал в крайне странном состоянии, которое можно охарактеризовать как «придумай ещё одну тонну подколок для Сенджу». Несмотря на то, что сам Изуна был моделью, это никак не помешает ему прикалываться над одной светлой макушкой. — Что он тебе пообещал, что ты так быстро согласился, а? — не унимался Учиха, пытаясь превратить дорогу до станции в особый вид допроса. Учиха улыбался только шире, видя, что Тора начинает раздражаться всем его вопросам и действиям. Ещё немного и начнет бросать испепеляющие взгляды: по скромному мнению Изуны у Сенджу-младшего этого всегда получалось по-особенному из-за цвета глаз. — Ответь мне, Тобирама-ку-у-у-ун. — Вот скажи, — альбинос резко остановился, — тебе есть какая-то принципиальная разница, почему я согласился? — Конечно, — радостно заверил его Учиха. — Какая же? — Если я узнаю, с чем связано твое согласие, то, возможно, смогу придумать, как тебя ещё можно бесить. — Как будто я мог рассчитывать на другой ответ, — скорее для себя произнес Тобирама и попытался продолжить идти вперед, но ему под ноги, как кот, кинулся Изуна. — Конечно мог, дорогой, но это за отдельную плату, — брюнет ехидно улыбнулся. Учиха с радостью бы ещё и руки уложил парню на плечи, но они были на улице, а это значит, что производить нужный эффект было не на кого: студенты, равномерно охреневающие от поступков Изуны, отсутствовали. А этот белобрысый на такое только фыркнет и закатит глаза. Сенджу недовольно цыкнул и обошел Учиху сбоку, продолжив свой путь. Брюнет с радостью отметил, что Тобирама сегодня крайне чем-то недовольный и выходит из состояния равновесия довольно быстро. — И когда планируешь обучаться искусству «быть моделью»? — Учиха поравнялся со своим теперь уже почти коллегой. — В процессе, — коротко отозвался Сенджу и недовольно вздохнул, останавливаясь на пешеходном переходе. — Неплохо, — хмыкнул Изу, — но хорошо бы ознакомиться и с теорией для начала, — он улыбался и мило хлопал ресницами, накручивая прядку из хвоста на палец. — Может мне помочь тебе с этим? — Можешь просто отвалить. — Да ладно, Сенджу, у меня же опыта побольше твоего будет. — Куда ни глянь, у тебя везде опыта больше, — прищурившись, выдал Тобирама. — О да, я очень разносторонняя личность, — подмигнул ему Учиха, будто не заметив издевки. — Почему бы тебе просто не отвалить от меня? — сквозь зубы поинтересовался Тобирама. Изуна лишь развел руками, продолжая улыбаться. Для Учихи донимать этого Сенджу было каким-то особым ритуалом, без которого день можно было считать прожитым зря. К тому же, с ним легко можно было откалывать редкостные номера, ведь он всегда оставался невозмутим на людях. И только знающие его не первый год люди, то есть Изуна, например, могли видеть дикое раздражение и желание убить в малиновых глазах. — Я обязательно посмотрю твои первые снимки и проведу тщательный анализ и разбор, — радостно сообщил Изуна. — Своё мнение можешь оставить при себе, Учиха. — У, какие мы ворчливые. Типичный Сенджу.