***
Судя по уровню шума в лекционной аудитории, в универ вернулась главная звезда потока — Учиха Изуна. И да, Тобирама ни разу не ошибся, тут же увидев парня в окружении девушек. Сенджу печально вздохнул и прошёл на свое излюбленное место. Приход Торы тут же был замечен студентками, некоторые из которых продолжали пытаться строить ему глазки и таким образом привлечь внимание. Тобирама по первости эти знаки внимания не замечал, а потом просто продолжил делать вид, что не замечает. На девушек у него не было времени от слова совсем, потому легче было игнорировать, чем тратить время на разговоры. О слухах, которые о нём ходили, он предпочитал ничего не знать, потому что это также лишнее время — кому надо, пусть болтают. Изуна, как и подобает актёру погорелого театра, месяц назад исчез с горизонта внезапно. Но так как преподаватели вопросов не задавали, значит, были в курсе его пропажи. А буквально через день Тобираму об отъезде Изуны известил лично Хаширама, который ещё в коридоре начал орать: «Отото, а ты знаешь, куда отправился Изуна? Ни за что не поверишь!» — Ну давай же, Тобирама-кун, — как только Сенджу разложил вещи, на парту уселся Учиха, — скажи, что скучал по мне, — и обольстительно улыбнулся. — Без тебя было прелестно тихо, — заметил Тора, не поднимая глаз на вынужденного собеседника. — А может печально скучно? — тут же, будто расстроившись, переспросил Изу. Тобирама проигнорировал вопрос. За месяц без этого Учихи он успел забыть, каким тот бывает надоедливым, а ведь и пары минут с его возвращения не прошло. — Хотя скучать тебе было некогда, — загадочно произнес парень, внимательно смотря за реакцией альбиноса. — И некогда будет. Сенджу поднял голову, заглядывая Учихе прямиком в глаза, чтобы прочитать истинный ответ. Изуна довольно хмыкнул, а вот сам Тобирама прищурился, предположив, что Изуна располагает тем, что не должен был видеть до завтрашнего дня в принципе. И это немного злило. — О, Тобирама, — тревожно позвал Изуна и для пущего эффекта наклонился ближе к парню, — знаешь, будет гораздо лучше, если сделать так… Сенджу смотрел на собеседника снизу вверх, оттого не сразу заметил, что шкодливый Учиха влез уж в совсем его личное пространство. Под округлившиеся глаза аудитории, что всегда наблюдала за этими концертами, и негодующие вздохи девушек Изуна ловким движением расстегнул альбиносу две верхних пуговицы на рубашке. Расстегнул, наверное, бы больше, если б Тобирама резко не дернулся назад, ускользая от рук Учихи. — Как ты тормозишь, дорогой Тобирама-кун, — расхохотался брюнет, поправляя чёлку. А потом как можно тише добавил: — А то тебя так когда-нибудь полностью разденут. Тобирама иногда внутри себя офигевал с того, что позволял себе этот идиот. Но также он был частично благодарен ему за то, что совсем уж неуместные шутки он говорил тихо — так, чтобы только Тора и слышал. В противном случае чье-то личико бы уже разукрасили. Послышались глубокие вздохи: явно дамы пытались прийти в себя от увиденного. Тобирама в лице так и не поменялся, но глаза его потемнели. Парень проводил взглядом Учиху, соскользнувшего со стола и как ни в чем не бывало отправившегося на своё место. А после сделал глубокий вдох. За время лекции Сенджу успел успокоиться, избив Изуну в своих мыслях раза три за наглость. С другой стороны, Тора понимал, что сам позволял ему так себя вести, а значит, что во всех этих шоу была и его вина. Когда до конца пары оставалось буквально десять минут, альбинос начал вспоминать расписание группы, в которой учился Учиха. К несчастью, для них учебный день также заканчивался сейчас. — Его Величество Холодность сегодня же не в таком паршивом расположении духа, в каком он бывает обычно, — констатировал Изуна, который до этого минут пять молча шёл за Тобирамой к станции. — Руки поменьше распускай, — недовольно фыркнул Сенджу. — Если бы ты смотрел на лица наших одногруппников, то ворчал бы на меня поменьше, — заверил его Изуна. — А пуговицы ж застегнул обратно, — хихикнул брюнет и тут же стушевался под испепеляющим взглядом собеседника. — Да ладно тебе, просто мне не хватало таких шуток в последнее время. — Какие мы откровенные. — А мы разговорчивые. — Не раздражай. — Но раздражение и бешенство — это не все эмоции, которые тебе доступны, уж я-то знаю, — спокойным голосом произнес Изуна. Тобирама резко остановился и повернулся к Учихе. Тот выглядел крайне довольным и заинтересованным в разговоре. Тора вопросительно поднял бровь, пожелав услышать, что же нарыл этот умник. — Сенджу, меня не было всего лишь месяц, а ты позируешь как профессиональная модель. Признавайся, кому душу продал? — с блеском в глазах и улыбкой на губах вопросил Изуна. Тора опустил взгляд на свою руку, в которую секунду назад вцепился Учиха. Крепко так вцепился. Видно, решил, что без ответов он от него не отвяжется. Тобирама вздохнул и закатил глаза, а затем прикрыл их рукой. — Тобирама, ты язык проглотил? Или ещё что-то? — радостно продолжал Изуна. — Мне кажется, фото ещё не достаточно хороши, — тихо сказал Тобирама и пошел дальше. — Какой ты перфекционист, Тора-чан, — ласково заметил брюнет, не отцепляясь от парня. Тобирама снова остановился и скрипнул зубами. Так его называл только брат. Упасите Ками, чтобы его так Учиха называл. Рвано выдохнув, он решил, что пора включать тактику игнорирования. — Ну не обижайся, — как ребёнок позвал его Изуна. — Мне правда понравились фотографии, — честно он признался. — Я должен этому радоваться или что? — отрешенно уточнил Сенджу. — Пожалуй, нет, — без намёка на иронию ответил Учиха. — Я просто выражаю свое мнение, которое тебе, конечно же, нахер не надо. Но ты действительно фотогеничный, а ещё, видимо, быстро схватываешь, что от тебя хотят. По фотосетам виден прогресс. О, и да, — он хихикнул, — я выяснил, что ты умеешь улыбаться. Тобирама лишь цыкнул и отвернулся. Иногда парень не понимал: неужели у Изуны не было других дел, кроме как таскаться после пар за ним и рассказывать своё мнение о том да о сём? И ведь дела явно ж были, но Учиху это не останавливало. Ведь это далеко не в первый раз. — Погоди, ты тоже идешь в «Затмение»? — Изуна покрутил головой. — Да, и был бы рад, если б тебе было не по пути. — Ха, теперь наши пути в этом сходиться будут часто.***
— О Ками, Земля сегодня остановится, и мы точно умрем. — Если хочешь подохнуть, я организую. Как дошло до того, до чего дошло сегодня, Тора думать не хотел. Хотя нет, именно этим он и занимался последнюю ночь и всё утро. Искать виноватых смысла не было совершенно никакого, потому что единственный, кто ответственен за свои поступки, — сам Тобирама. Именно он вчера согласился на предложение Окуро-сана, которое тот ему сделал как бы между делом. Впрочем, Сенджу всё же не жалел: он выяснил интересные подробности, которые вряд ли бы ещё где-то смог узнать. Например, о том, что у Изуны контракт без ограничений. То есть Учиха конечно может поворчать и отказаться от съемки или деталей в ней, так как на хорошем счету, но если для студии будет критично, то ему придется сниматься. И изначально таковым контракт не был. Пока Изуна не проспорил хозяину «Затмения». — А теперь он отрабатывает, — пожав плечами, невозмутимо сказал Тэхиро, объясняя Тобираме суть их взаимоотношений с Учихой. Тора сидел перед зеркалом, послушно подставляя лицо под кисть визажиста. К нанесению макияжа он до сих пор не привык: слишком непривычны и инородны были эти действия для него, но он смирно выполнял всё, что ему говорили. В любом случае предрассудков у парня не было на этот счет. Если учитывать, что это для съемки — на улицу бы так парень не вышел ни за что. Неподалёку от него на стуле крутился Учиха, которому пытались подобрать серьги. За сегодняшний день Тора выяснил, что у брюнета, во-первых, проколото левое ухо, во-вторых, татуировка на шее, которая постоянно была скрыта хвостом, в-третьих, что Изуна с макияжем и пучком на голове не отличим от девушки. — Тобирама-сан, пожалуйста, постарайтесь не двигаться, — над ним нависла визажист, — и глаза закройте. Девушка принялась аккуратно выводить буквы под его правым глазом. Тобирама был полностью поглощен своими мыслями, позволяя себе слышать лишь мастера, что работала с ним сейчас. На фоне бурчал Учиха и несколько девушек. «Море» Это слово через пару минут будет располагаться на его лице. Коллекция одежды, в честь которой и была сегодня съемка, называлась «Море и закат»*. Светлые одежды с яркими акцентами — в основном красными и оранжевыми — ассоциировались с чем-то возвышенным и непорочным. — Закончила, — осведомили Сенджу. Парень открыл глаза и поблагодарил девушку за работу. Повернув голову, он увидел, как Изуне укладывают волосы. На его лице в отражении зеркала можно было разглядеть слово «Закат». Это была первая для Тобирамы совместная съемка с кем-то. И альбинос был в критическом восторге от того, что она проходит именно с Учихой. Больше ведь не с кем было, да? — Уважаемые Тобирама-сан, Изуна-сан, — Окуро скакал по площадке, проверяя оборудование. — Основную линию, думаю, вы уловили, так что рассчитываю на вас. И, Тобирама-сан, — он заглянул парню в глаза, — помните, о чём мы с вами говорили. Сенджу лишь кивнул и полностью обратил всё внимание на фотографа, который прикидывал оптимальные варианты и позы. — Секретничаете, — Изуна с улыбкой взглянул на своего коллегу и дёрнул плечом, — я ревную. — Не тебе же одному интриги плести. — Нет, а хочешь со мной? Тобирама лишь фыркнул. Фотограф начал объяснять, какое он хочет видеть настроение от своих моделей, а после дал команду начинать. У Сенджу было не так много времени, чтобы подготовиться к сегодняшней съемке, потому как она была внезапной и особенно для него сложной — позировать на камеру одному ещё куда не шло. Хотя и этому он учился пусть не долго, но достаточно упорно. А тут нужно было скоординироваться с другим человеком. Это лишь на первый взгляд казалось, что нет ничего сложного в том, чтобы встать в заученную позу, нацепить нужную эмоцию на лицо и ждать, пока тебя сфотографируют. Нет, всё совсем не так: нужно было понимать, как камера воспримет то или иное положение тела, как упадет свет, как высоко нужно поднять или опустить голову, руку, плечо. На какой уровень нужно опустить глаза, чтобы они смотрели именно туда, куда нужно. Как выглядеть естественно, а не наиграно и фальшиво. Для Тобирамы всё это было сложным в принципе, а тут ещё и с кем-то… Все сложности автоматически умножались на два. А затем ещё раз на два — с Учихой просто не бывает. Но Тора искренне удивился, когда Изуна стал максимально лояльным и мягким, объясняя ему между делом, как лучше встать и наглядно показывая, как делать не стоит. Он снова был таким, как в тот вечер, когда они сидели у них с братом дома, когда у Мадары были проблемы со здоровьем. — Расслабься, я не кусаюсь, — заметил между делом Изуна, поправляя прическу Тобирамы рукой. Сережка в ухе Учихи оказалась гвоздиком с чёрным камнем. Об этом он достоверно узнал, когда крупным планом снимали их лица. Когда их начали снимать по отдельности, шёл уже третий час съемки. В целом, неплохо укладывались, с учётом того, что Тэхиро бегал туда-сюда и постоянно что-то пытался менять и спорил с фотографом. Тобирама привычно услышал тихие шепотки с другого конца площадки, когда вышел сниматься. Местные девушки тоже пытались строить ему глазки, а также периодически говорили… осыпали комплиментами, что делать с которыми Тора не знал. В этот раз кроме уже привычных восхищенных взглядов Сенджу ловил на себе задумчивый и оценивающий взгляд Учихи. И пусть наученный годами Тора выглядел спокойным снаружи, внутри он очень раздражался от подобного внимания. Нельзя было сказать, что Изуна смотрел на него свысока — вовсе нет. Учиха смотрел на него как на равного, старался помочь и поделиться советом. В общем, действовал совершенно не так, как в университете. Как будто это были разные версии одного и того же человека. Тобирама начал путаться в том, какой Изуна настоящий, а оттого злился ещё больше. В последние два года, когда он особенно занялся наблюдением поведения этого недоразумения, он всегда гадал, какой же он человек на самом деле. И чем лучше он его узнавал, тем сложнее было прийти к какому-то выводу. — Хорошая работа, Сенджу, — кивнул Изуна, когда проходил мимо. Красные цветы в его волосах дико контрастировали с чернотой волос, бледностью кожи и белизной рубашки. Тобирама не привык рассматривать парней в упор, но тут особо никто этого не замечает, ведь все работали и занимались тем же самым — разглядывали моделей. От голубого света ламп болели глаза, и Тора поспешил их прикрыть, облокотившись о стенку в коридоре. В студии шумела рабочая группа, а здесь, всего лишь за одним перекрытием было одиноко и глухо. Сенджу устал за эту неделю. И вечер пятницы он мог бы провести дома, описывая последнюю сцену для новой главы. А вместо этого у него съемка с Учихой. Тобирама признавал, что его это увлекло. Ему действительно нравился и процесс, и результат. Слаженность работы, настроение, различные образы — так только его персонажи и могли. А сейчас мог и сам Тора, чему был рад. И для него это было главным. То, что он получал эти эмоции. — Ты тут живой? — из студии вышел Изуна, держа в руках погрызенное яблоко. — К твоему сожалению, — на автомате выдохнул Тора и прикинул, сколько сил понадобится, чтобы добраться до дома не в состоянии зомби. — К моему сожалению, — на вдохе произнес Учих и ушел обратно. Сегодняшний день для Тобирамы был поделен на «до» и «после». «До» съемки. Когда обыденность брала своё и давила серостью будней. Когда Изуна язвил и подъебывал при каждом удобном случае. И «после» съемки. Когда жизнь поменяла тональность, приобрела загадочные образы и полностью перекрасила настроение. Когда Изуна был внимательным и доброжелательным. Обдумывать это сейчас равнялось взрыву мозга, который и так отказывался лишний раз шевелить извилинами, намекая на необходимый и законный сон. — Тобирама-сан, — в коридор вышла девушка, старательно пряча глаза от Сенджу, — последний эпизод снимаем и заканчиваем. — Да, иду, — он направился обратно на площадку. Из всех своих решений за последние полгода самым умным Тобирама считал именно то, что он согласился поучаствовать в этом сомнительном, на первый взгляд, мероприятии. Для него окружающий мир действительно заиграл новыми цветами, пусть и не такими яркими, какими хотелось бы. Не всё сразу, потому Тора считал, что это хорошее начало. Так он не потеряет себя, а наоборот — найдет в себе нечто новое.