Сорви мои маски

— Тобирама! Тобирама-а-а! — Нет меня. Я умер. — Тобирама-чан, ну не будь букой. Пойдем по магазинам. Альбинос вздохнул, но дверь, стоически разделявшую его и гиперактивного брата, открыл. Хаширама сиял своей фирменной улыбкой, едва ли не освещая коридор. — Может быть, всё-таки сам? Я ещё не обещал, что не буду критиковать каждый твой выбор, — Тора сделал слабую и заведомо проигрышную попытку откосить от совместного досуга. — Это как раз то, что мне и нужно! — радостно оповестил его нии-сан. Младший Сенджу лишь устало закатил глаза. По скромному мнению Тобирамы даже поход за обычными продуктами с братом мог стоить целой группы специально обученных нервных клеток. Чего уж говорить о выборе одежды. Хаширама по натуре своей был человеком ярким, активным и позитивным, потому стремился сочетать все эти черты и в одежде. Благо, как шут он не выглядел: впрочем, всё это лишь благодаря младшему брату, который иногда подрабатывал личными тормозами во всех аспектах жизни. Для Тобирамы же столь долгое — а самое страшное, что часто безрезультатное! — пребывание в торговом центре было возмутительной и бесполезной потерей времени. Хорошо ещё, если сразу было понятно, что Хаши нужно купить, потому что если нет, то начинался цирк… — И куда ты в этом пойдешь? — на третьем магазине Торе хотелось, как минимум, провалиться на три пролета вниз, а как максимум — утащить брата домой. — Гулять! — горячо заверил Хаширама, прикидывая на себя оранжевые джинсы и изумрудную водолазку. — Только в другом районе. А лучше городе. И сделай вид, что мы не знакомы. — Не будь занудой, Тора-чан. Естественно, что я так не выйду, — Хаши повесил джинсы на место и, заметив скептичный взгляд брата, добавил: — Теперь так не выйду, угу. Сенджу-младший в очередной раз глянул на часы: прошло два с половиной часа, а они зашли только в четвёртый магазин. С Хаширамой так было почти всегда, оттого Тобираме иногда казалось, что у него не брат, а сестра. Вытолкав нерадивого родственника в другой магазин, так как в предыдущем ничего, как посчитал Тобирама, не приглянулось, Сенджу единогласно решили, что следующая их остановка — кафе. А пока Тора наблюдал, как дражайший братец обсуждает с самим собой плюсы и минусы трех почти одинаковых рубашек. В такие моменты альбинос не понимал, зачем его брали вообще (исключая, конечно, вариант «Вытащить в люди, а то пылью покрываешься»). — Тобирама! — откуда-то сбоку послышался радостный вопль. Младший Сенджу, сидящий на лавке, поставленной, видимо, для обреченных бесконечно ожидать, отчего-то не вдохновился излишним энтузиазмом своего старшего брата. И не зря. — Смотри, кого я нашёл! — после этого Хаширама буквально выволок в проход двух Учих. Судя по их недовольному виду, в большом восторге от такого «приёма» они тоже не были. — Замечательно, — холодно отозвался Тора, махнув Учихам в знак приветствия, и уткнулся обратно в телефон. Но взглянуть он смог лишь на Мадару, совершенно проигнорировав присутствие ещё одного человека. — А вы тут какими судьбами? — Хаширама, какими судьбами можно оказаться в магазине одежды? — голос Мадары звучал несколько снисходительно. Таким тоном обычно разговаривали с маленькими детьми, делая скидку на их возраст и незнание многих вещей. Впрочем, сейчас Хаши не сильно и отличался от малого дитя. — А, логично, — Сенджу-старший согласно покивал. — Вы давно тут? — Нет. И мы уже закончили, — Мадара кивнул на пакеты. — О, а ты занят? — Нет. — Не походишь со мной? А то Тора-чан от меня за три часа устал. А я ещё ничего не выбрал! Тяжёлый вздох Учихи был отчетливо слышен в минутной тишине. — Хорошо, согласен. — Отлично! Я тебя обожаю! — Хаши широко улыбнулся. — Отото, слышал? Я тебя отпускаю! Можешь идти. Или, может быть, составишь Изуне-куну компанию… — Нет, я уже домой собрался, — Учиха-младший мило улыбнулся, глядя на Хашираму. — Хорошо вам время провести, — и, не дожидаясь, пока Сенджу скажет что-то ещё, удалился. — Удачи, — Тора тоже поднялся, намереваясь покинуть душное во всех смыслах помещение. Проходя мимо Мадары, он добавил: — И терпения. До Тобирамы тут же донеслось недовольное бурчание. Его нии-сан ворчал по большей части для вида, однако делал это регулярно и даже тогда, когда ситуация не располагала. Ребячества в поступках Хаширамы всегда было с избытком, но лишь недавно альбинос начал понимать, что порой без такого поведения далёко не уедешь. Мир вокруг слишком серьёзен и жесток. Если не вносить какую-то позитивную нотку в череду чёрно-белых событий, то всё вокруг окончательно посереет. А разрядить тяжёлую атмосферу и вызвать улыбки у людей пусть глупой, но такой необходимой шуткой, было не так и сложно. Зато важно. Возле выхода из магазина обнаружился Изуна. — Нам бы поговорить, — смотря в противоположную стену, начал Учиха. — А ты придумал, что говорить? — Честно говорят, нет, — Изуна старался говорить беззаботно, но сам он весь был напряжен, и заметить это было легко. — И я нет. Поэтому давай поговорим позже, — Тобирама тут же ушёл, не став дожидаться ответа. Настроение у парня стало резко паршивым. И захотелось просто сбежать.

***

Проект сам себя не сделает, потому собираться вместе Изуне и Тобираме пришлось, хотя не очень то хотелось. Разговор на протяжении нескольких часов хоть и был исключительно по делу, но тяготил с каждой минутой всё больше и больше. Где-то за стенкой хлопнула дверь: Хаширама как раз собирался то ли в магазин, то ли в бар с друзьями, то ли всё вместе (и хорошо, если в указанном порядке). В квартире стало до осточертения тихо. Призрачная увлечённость работой исчезла окончательно: воздух будто стал осязаем и тяжёлым грузом опускался на плечи, мешая делать каждый новый вздох. — Какие мысли и идеи? — тихо спросил Тобирама, подразумевая не законченную презентацию, открытую на компьютере, а нечто иное. — Каких только нет, — на выдохе произнес Учиха и резко развернулся лицом к собеседнику. — Как ты видишь наше текущее общение? Если не брать в счёт последние события. Сенджу несколько опешил от настолько прямого вопроса. Парень понимал, что разговор должен быть максимально честным, чтобы восстановить хоть какое-то былое равновесие и избежать неловкости в дальнейшем общении. Если оно конечно будет. Но одно дело понимать, а отвечать здесь и сейчас — абсолютно другое. — Сдержанным и деловым, — поднимать глаза на собеседника Сенджу пока не хотел. Он в принципе предпочел бы сейчас не обсуждать это всё. Но когда-то же надо. Бесконечные размышления и навязчивые мысли за последние дни выбили много сил из альбиноса. И с момента, когда Учиха переступил порог квартиры, Тора убеждал себя в том, что если высказать всё, что долго и методично прожигало дыру в его сердце и успешно продолжало гореть, то станет гораздо легче. Увы, но на периферии сознания было также знание того, что всё может стать только хуже. Страх бродил рядом, словно туман просачиваясь в расщелины сомнений. Изуна согласно кивнул и замолчал на какое-то время. Создавалось впечатление, что каждый пытался просчитать самый выгодный ход, чтобы последующая реплика звучала уверенно и честно. Но отчего-то они оба терпели неудачу. Тобирама никогда не видел брюнета таким: растерянным, неуверенным и… потерянным. Вернее сказать, увидел таким впервые, когда нашёл его под дождем в парке. Это радовало и пугало одновременно. Может быть, следовало разговаривать с ним так, будто никогда его и не знал? Спрашивать так, будто хотелось понять? Слушать так, чтобы была видна искренняя заинтересованность? — А каким ты хочешь видеть наше общение? — уверенно спросил Тора, заглядывая собеседнику в глаза. Сенджу вдруг посетила одна логичная мысль, к которой он в обычное время быстро бы пришёл: если не хочешь отвечать на какие-то вопросы — задавай их сам. И надейся, что тебе не зададут их же в ответ. А ещё альбинос вдруг осознал, что если бы не вся ситуация, то в него бы через секунду полетели колючие шуточки. Хотя шанс на это присутствовал и сейчас: всё зависело от того, насколько происходящее было важным для Изуны. То есть если ему было наплевать, то он не будет особо запариваться и просто посмеётся. Но при всех своих возможных талантах, Учиха явно не скрывал свои эмоции и не разыгрывал их. Он был вовлечён в происходящее. А значит, получить какие-никакие честные слова всё же удастся. — Не уверен, что мои ответы тебя вдохновят или порадуют, — Изуна серьезно посмотрел на собеседника напротив. — Ты не настолько хорошо меня знаешь. — Тут уж не поспоришь, — брюнет прищурился. — Полагаю, если задам аналогичный вопрос, то ты заговоришь только после меня? «Кто первый встал, того и тапки», — невесело подумал Тобирама, начиная напрягаться от серьезного вида Учихи. Тора согласно кивнул. — Хорошо, Сенджу… — Изуна глубоко вздохнул и резко выдохнул. — Хочешь правды — получай. Я и раньше, год или два назад, был бы рад, если бы мы с тобой начали общаться как друзья. Или, хотя бы, как хорошие приятели. Мы с тобой очень похожи в некоторой плоскости. Ну, думаю, ты и сам заметил, — Тобирама на такое заявление лишь хмыкнул. — Но как бороться с твоей нелюдимостью я не знал, — Изу многозначительно возвел руки к потолку. — Да, знаю, что для начала надо было поговорить, однако… тогда я сам всё прекрасно за других додумывал. Отчего и страдал. В этих словах была простая, но с таким трудом осознаваемая истина, что бросало в дрожь. Сенджу-младший и сам не так давно понял, что чужая душа — потёмки, и считать, будто можешь её полностью прочесть — глупо. Мысли, желания и помыслы другого человека оставались и будут оставаться неизвестными для всех остальных. — И знаешь, — продолжил Изуна, — когда ты мистическим образом всё же оказался в студии, а потом из неё не пропал, я осознал, что ошибся. И ты мне гораздо ближе. А уж после твоей… твоего… ох, — он прикрыл глаза рукой, — короче после моей истерики, до меня дошло, что рядом со мной столько времени был такой хороший человек, а я просто продолжал жить тем, что решил всё за тебя. Я хотел предложить это. Дружбу, в смысле, но… факты о тебе так здорово врываются в мою жизнь, что реагировать я не успеваю. До сих пор в шоке. Сенджу старался не двигаться и, казалось, почти не дышал, боясь нарушить поток слов Учихи. И в его словах он находил себя: те же мысли, те же страхи, те же потерянные возможности. Тобираме было и легко, и сложно слушать речь человека напротив. С одной стороны, от недосказанной правды становилось спокойнее, и прояснялись многие вещи, но с другой… его настигала острая тревога о грядущем будущем. — И да, — разительно тише продолжил Учиха, — я до сих пор хочу общаться с тобой как… как с другом. Изуна тряхнул головой и перевел полный ожидания взгляд на Тобираму. Сенджу не менее пристально смотрел на Учиху, не торопясь с ответом. — И у меня, и у тебя куча вопросов, которые мы не можем задать сразу, — Тора очень надеялся, что голос не дрожал. — И мы либо будем узнавать всё по мере возможности, либо забудем обо всём навсегда. Последняя часть фразы заставила Изуну нахмуриться. Ему явно было не понятно, к чему такая категоричность. Для себя Тобирама давным-давно решил важные вещи, всё принял, но обернул эту правду в несбыточную сказку, а потому не думал, что ей место в реальности. Да вот только эта сказка сейчас казалась так близко, что достаточно было протянуть руку и взять. И это пугало. Каждый раз, когда Сенджу писал фанфики, он старался сделать работы как можно более реалистичными. Но всегда оставалось место для абсурда, иначе работы теряли особый шарм и читателей. К огромному удивлению альбиноса абсурда хватало и в жизни, причем в избытке. И он успел испытать его на себе. — Когда у меня появился читатель, который мыслями был так похож на меня, я очень обрадовался. И знаешь, могу сказать, что ещё больше я рад его личности, — Тора взъерошил и без того растрепанные волосы. — Потому что мне хотелось верить, что ты именно такой. Изуна вопросительно выгнул бровь, продолжая хмуриться. — Хочу согласиться с твоими словами, ведь думаю также. Однако есть «но», — Тора замолчал на какое-то время, смотря Изуне прямо в глаза и пытаясь найти силы говорить дальше. — Сначала мне нужен ответ на один вопрос. Поможешь с этим? Учиха выглядел сбитым с толку: он походил на дворовую кошку, которую пытаются поймать, а та сомневается в каждом шаге человека напротив себя, готовая дать деру при первой же возможности. Тем не менее, он медленно кивнул, выражая своё согласие на очевидно сомнительную авантюру. Сам же Сенджу всеми остатками воли душил звенящую тревогу. Страшно было как никогда. Ему всегда казалось, что прыгнуть с парашютом страшно. Ан нет, эта информация весьма не точная. Оказалось, что вытаскивать истину о своих чувствах наружу до боли страшно. — Стоит ли умалчивать истину, убеждая себя в том, что она есть лишь собственные заблуждения? А она, истина, острая и тяжелая, способная разрушить все существующие хрупкие связи. Эту фразу Тобирама сочинял добрых несколько часов, ежедневно пытаясь что-то в ней поменять. Когда пишешь тот же фанфик, особо не задумываешься о том, насколько пафосно будет звучать речь персонажа — читатели могут перечитать, если им не ясно. А в реальном разговоре это могло прозвучать как набор бессвязных слов. Этот вопрос был абстрактен и точен настолько, насколько смог его создать Сенджу. Но Изуна должен был его понять. А он молчал. Минуту. Две. Буравил взглядом стену за Тобирамой, словно видел сквозь неё, словно среди обоев и штукатурки была какая-то подсказка. — Если от этой правды буквально не зависит чья-то жизнь, то зачем её скрывать? — Учиха заглянул Сенджу в глаза. — Врать человеку — это ладно, ведь ты можешь просто недоговаривать. Но что хуже… ты врешь себе. Паршивое это дело, а я в таких очень даже разбираюсь, — Изуна криво улыбнулся и продолжил: — Хотя если хочешь в край расшатать психику и подкатить к депрессии, то милости прошу. Тобирама и сам знал, что это такое, когда врёшь себе и недостаточно профессионально душишь чувства, лишенные логики. Знал, к чему всё ведёт. Но страхи от этого знания отнюдь не исчезали, а наоборот — преумножались. — Теперь ответишь? — тихо уточнил Изуна. — Тебе мой ответ не понравится гораздо больше. — Но ты же меня пока никуда не послал. «Послать? Да, пошло оно всё к чёрту», — подытожил Тобирама, будто подписывая себе смертный приговор. — Действительно, — Сенджу последний раз подумал о том, насколько сильно он потом пожалеет, но решил не останавливаться. — А я ведь ожидал такой исход тоже. Я же запросто могу тебя действительно бесить. Я рассмотрел много вариантов. Самым чудовищным для Тобирамы открытием стало то, что он оказался в состоянии отойти от трезвой логики, принимая какое-то решение. Ещё недавно он даже не задумался бы о подобных вещах, но тот секрет, что поведал о себе и своём прошлом Изуна, кардинально всё изменил. Теперь Сенджу боялся ранить Учиху. Боялся сделать ему хуже. Особенно теперь. Он ведь только отошел от своей истерики, только стал приходить в норму и отпускать фирменные шутки в университете. А что собирался сделать Тора? Очевидную херню, которая с превеликой вероятностью снова пошатнет психическое состояние брюнета. Но… …чтобы сказать что-то подобное, нужен особый момент… — Я тоже предположил много разных исходов, — кивнул альбинос. …который никогда не наступит. Всегда будет происходить что-то неподходящее. Изуна перестал хмуриться, просто смотря на собеседника и, видимо, ожидая ответ. И Тобирама ответил. — Знаешь, в течение последних нескольких лет я медленно осознавал, что испытываю сильную… симпатию к одному человеку. В какой-то момент это представлялось даже глупой юношеской влюбленностью, которая, к счастью, прошла, превратившись в нечто иное. А вот чем она стала — я определить не могу. Или не хочу. На протяжении всего этого времени я говорил себе, что это неправда, что мои чувства неверны, и потому старался похоронить их как можно глубже как какую-то ошибку. Но в итоге, как мне кажется, умирать начал я сам. Паршивое ощущение, да. Спрятанные глубоко чувства не могли подняться наверх, зато исправно отравляли всё вокруг себя. Тобирама перестал отличать радость от грусти, печаль от воодушевления. Всегда приходилось додумывать свои эмоции. — Признать свои чувства я смог, но смиряться с ними мне не хотелось. Меня ужасно раздражала ситуация, в которой я оказался. И я искал себе занятие, чтобы отвлечься. Чтобы не сходить с ума. Много всего перепробовал… Остановился я на фикрайтерстве. Не жалею. А потом ты со своими фотосетами… Вот тут меня и подкосило. Держаться на расстоянии, ставить видимый или невидимый барьер, не смотреть, не замечать и убеждать-убеждать-убеждать-убеждать себя в том, что ничего не чувствуешь. Слишком противоречиво. Слишком разрывает изнутри. — Тяжело видеть рядом того, от кого пытался так долго избавиться, выбросить из головы и из сердца, — на выдохе произнес Сенджу. — Ещё тяжелее понимать, что слишком бесхребетный кусок дерьма, ведь не смог найти силы подойти и сказать о своих чувствах. И этот человек оказался гораздо ближе, чем моё воображение могло предсказать. Изуна смотрел, не отрывая взгляд, очевидно находя себя в словах говорящего. Но был он весь собран и напряжён. И Тобирама мог поспорить, что тот уже догадался, к чему он клонил. — И этим человеком был и являешься ты.