3. Страсть
4 декабря 2020 г. в 14:00
Как он может так спокойно о таком спрашивать? Даже бровью не ведет, будто каждый день о подобном интересуется. Гермиона в таком шоке, что вместо нормального ответа что-то бормочет себе под нос, трясёт головой, смотрит на Гарри, а после снова отводит взгляд и издаёт нечленораздельные звуки.
Что она может ему ответить, если целовалась только с Роном? Она даже не уверена, что умеет нормально это делать. И как она вообще может думать о таком? Гарри же её друг!
— Мне… Это, ну, э-м-м… Пошли выпьем.
— Тебе хватит, — чуть улыбается Гарри, понимая, что и ему тоже хватит, если достало смелости такое спросить прямо в лоб.
Гермиона странно дёргается. То хочет встать и пойти в беседку за обувью, то передумывает и присаживается обратно на траву.
Разве она имеет право желать подобного? Гарри ведь не свободен. Они оба в отношениях, а он, будто специально, озвучивает её потаённые желания. Надо сказать: «Мы только друзья», но хочется кричать: «Возьми меня». Надо бежать подальше, но хочется прильнуть к его губам и залезть в штаны. Гермиона осознаёт, что это просто действие алкоголя, но не может больше противиться желаниям, понимая, что Гарри, видимо, согласен.
— Давай, — выпаливает она. Смотрит на него, не отводя глаз.
Гарри тянется к её губам, и Гермиона, видя это, зажмуривается, будто это спасёт от стыда. Сжимает траву, что приносит дискомфорт поцарапанным ладоням, но сидит смирно. Смысл продолжать врать себе? Гермиона ведь этого так сильно хочет, что даже смогла ответить на такой вопрос. Слышит какие-то отголоски разума, вопящего о том, что она замужем, но нахлынувшие чувство и желание душат все намёки на адекватность. Замирает, стараясь сохранить ровное дыхание, и слышит, как громко бьется сердце.
Гарри касается её губ своими, переживает, будто впервые целует девушку. Как школьник, который боится облажаться. Касается её плеч, сжимая ткань толстовки. Не спешит, боится, что напором испугает, и Гермиона вновь включит истерию, попытавшись сбежать. Однако она уже ждать не может, кладет руку на его колено, а другой обхватывает шею, притягивает к себе. Целует сама, не дожидаясь, когда Гарри уже решится, и проникает языком к нему в рот.
Кажется, будто мир вокруг остановился. Не существует никого. Никаких мужей или жён, только они. Вся боязнь, сдерживающая их двоих от измен, рушится, как карточный домик, стоит только коснуться губ того, кто так нравился долгое время. Они оба запихивали в самые дальние, потаённые ящики своих душ какие-либо желания и симпатии, стараясь быть правильными для общества, родителей, супругов, но всё полетело в тартарары лишь от одного поцелуя.
Стоит хоть один раз дать желаниям волю, как ты уже не можешь притормозить, и все перегородки нормы и морали сносит вихрем в щепки. Отдаёшься власти желанным, но животным инстинктам.
Гарри кладёт ладони на тонкую талию, сжимает до боли, будто боится, что Гермиона исчезнет, или это вовсе сон. Страстно целует её, впиваясь в сухие, обветрившиеся, но такие желанные губы с привкусом алкоголя, и не может остановиться. Чувствует их своими, и, кажется, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Гермиона жмётся к нему, дрожит, будто и вовсе хочет его съесть. Кусает его губы, а иногда и язык, но Гарри совсем не против. Так страшно, что это всё закончится, и он испарится, словно иллюзия, созданная её пьяным мозгом, что она впивается ногтями в его шею лишь для того, чтобы почувствовать, что Гарри реален. Другой рукой нервно лезет к ремню, но та так трясется, что Гермиона не в силах расстегнуть его. Дёргает, перебирает пальцами в поисках хотя бы ширинки, злится. В конце концов, ладонью сжимает пах, чувствуя через ткань брюк твёрдый член. И это — как глоток свежего воздуха. Он настолько непривычен, что кружится голова, а низ живота сводит от дикого желания. Гермиона даже подумать не могла, что в ней есть такие смелость и желание — трогать кого-то так, как сейчас трогает его, своего друга. А может и больше, чем друга.
Гарри лишь принимает этот порыв. Отрывается от её горьких губ, спускается ниже, на шею, и не только. Хочется усыпать её всю поцелуями, но его манящее занятие прерывают: Гермиона стягивает с себя толстовку, а после снова целуется так страстно, будто это последний раз в жизни.
Гарри снова чувствует ладонь, что сжимает член до боли, на паху, и ему сносит крышу от этих прикосновений. Хватается за ремень, за пару секунд расстёгивает его, а после — и надоедливые пуговицы на брюках, давая доступ к своему телу.
Он не особо понимает Гермиону. Не знает, о чём она думает, и чего вообще стоит от неё ожидать. Всего несколько часов назад она орала на него в баре и была похожа на демона во плоти. Сейчас — настойчиво лезет к нему в трусы. За всё время она ни разу не звонила, словно вычеркнула Гарри из своей жизни. Сегодня — впивается ногтями в него так крепко, будто боится, что он убежит.
Гермиона совсем не нежная. Кусает его, царапает спину и шею. Грубо сжимает член, проводит большим пальцем по головке, а потом, видимо, опомнившись — расслабляет хватку. Ласкает, нежно проводит рукой по его телу, но совсем не долго. Пару мгновений, и она, стянув лифчик, вновь цепляется в Гарри так, будто тот собирается остановиться.
Гарри никогда не был поклонником грубости, но почему-то совсем не хочется просить Гермиону быть немного нежнее. Наоборот. Хочется позволить ей делать всё, что вздумается.
Он просто принимает этот порыв, сжимая её грудь в ответ. Кусает, оставляя метки на теле, которые она не сможет скрыть. Сжимает подушечками пальцев соски, так же сильно, как Гермиона — его член, но вместо недовольства она стонет ему в рот. Не отрываясь, жмурится, трогает там, где позволено только жене, но не чувствует сожаления.
— Трахни меня, пожалуйста, — оторвавшись от поцелуя, шепчет она дрожащим голосом Гарри на ухо, а после — захватывает языком мочку уха. — Я больше не могу ждать, — шипит, вновь сжимая в ладони член.
— У меня нет презерватива, — громко дыша, хмурится Гарри.
— Плевать. — Она вновь впивается в его губы.
Гарри валит её на траву так резко, что очки слетают и падают рядом, а Гермиона ударяется спиной о землю, но не чувствует ни боли, ни холодной травы под собой. Царапает короткими ногтями шею Гарри, пока он стягивает с неё джинсы вместе с трусами и откидывает их куда-то в сторону. Гермиона вся промокла, его ладонь будто тонет в её смазке. Нащупав нужное место, Гарри нежно трёт клитор, иногда вставляя пальцы внутрь. Гермиона стонет, выгибается под ним, но не перестаёт дрочить ему. Кусает за плечо, стараясь по привычке быть тише, но не может сдержать голос. Бесстыдно стонет, расстёгивает рубашку Гарри, нечаянно срывая несколько пуговиц, и, наконец, оголяет чуть подкаченный торс. Трогает везде, куда только дотягивается.
— Не хочу быть снизу, — шипит Гермиона, понимая, насколько опротивело заниматься сексом именно так.
Толкает Гарри, давая понять, чтобы он встал с неё и не прижимал к траве. И он не противится, садится рядом, стягивая с себя брюки с трусами до колен, пожирает взглядом её сексуальное обнаженное тело. Гермиона прекрасна. Кажется идеальной в свете фонарей: тонкая талия, красивая грудь, небольшая, но это только красит. Гарри любуется ею, пока Гермиона садится на него сверху, насаживаясь на член. С облегчением громко выдыхает, получая желаемое. Эти чувства кружат голову, дают выход накопившемуся возбуждению. Гермиона прижимается грудью к торсу Гарри, обнимает за шею. Громко дышит, обжигая кожу дыханием. Двигается на нём сама, полностью управляя процессом. Именно этого так не хватало в её скучной, однообразной жизни — самостоятельно решать, какой секс у неё будет.
Она скачет на нём, а Гарри пытается не думать о том, что сейчас происходит — иначе кончит за секунду. Секс с ней. С забавной девочкой, нравившейся ему со школьной скамьи. Он не смел желать такого даже в самых смелых мечтах. Одна мысль об этом — и темнеет в глазах. Гарри отвлекает себя, чем только может, лишь бы не испортить ей эту ночь отсутствием выдержки. И Гермиона будто слышит его мысли, замедляет темп, прижимается к нему, и шепчет на ухо: «Потерпи ещё немножко». Гарри с грустью в глазах усмехается, хочет что-то сказать, но Гермиона прижимает ладонь к его рту, добавляя: «Молчи». Привстаёт с него, освобождая член из власти влагалища. Садится рядом, на колени Гарри, и обхватывает его влажную от смазки плоть рукой. Сжимает, ерзая на коленях, и слышит, как Гарри громко дышит. Он совсем не смотрит, прикрывает глаза от возбуждения, но, понимая намёки Гермионы, ласкает её клитор кончиками пальцев.
— Не трогай. — Гарри, понимая, что на пределе, убирает её ладонь, а сам, не останавливаясь, ласкает, насаживая на пальцы.
Она двигается в такт его движениям, занимая руки изучением мужского тела. Проводит по полоске волос на животе, царапает спину, целует, оставляя на шее отметины страсти их безумной ночи.
Гарри тоже не может удержаться. Не переставая, дарит Гермионе поцелуи, кусает её шею, а она лишь выгибается, стонет, сводя с ума своим голосом. Гарри, прекратив ласку, приподнимает Гермиону за талию и насаживает на член до самого основания. Она уверенно двигается на нём, рвано дышит и до боли впивается ногтями в плечи, пока Гарри чуть придерживает за ягодицы, сжимая их и чувствуя дрожь её тела. Содрогаясь, Гермиона прижимается к нему, и её сердце бьется так громко, что Гарри чувствует это своей грудью. Понимает, что больше не в силах сдерживаться, чудом успевает Гермиону приподнять, а сам кончает ей на живот.
Они прижимаются друг к другу, тяжело дышат, и Гермиона чувствует липкую сперму на своей коже, но нет ни сил, ни желания вытереть её. Валит Гарри в траву, льнёт, несмотря на влажный живот. Лежит на Гарри, потная, обнимает его и чуть подрагивает.
Это первый раз, когда она смогла кончить во время секса. Раньше была убеждена, что просто фригидна. Казалось, что оргазм — эта какая-то незнакомая вещь, и ничего страшного нет, что она его не получает, и не страшно, что засыпает во время секса. А сейчас Гермиона думает только о том, насколько же это чувство незабываемо, и заснуть хочется только сейчас, когда всё закончилось. Не думать о том, что и с кем она делала, не думать ни о муже, ни о будущем. Просто заснуть, обнимая Гарри. И совсем не имеет значения, что они в общественном месте. Плевать. Все проблемы она решит немножко потом.
Гарри лежит, глядя в ночное небо, постепенно успокаивая дыхание. Обнимает Гермиону, гладит ягодицы, трогает волосы, накручивая локоны на пальцы, и чувствует, как она сопит ему в грудь. Осознаёт, что Гермиона заснула. Рядом с ним. Но до сих пор не понимает, как такое могло произойти в реальности. Его действительность совсем другая. Его реальность — дрочить в туалете на порно. Но он лежит здесь, в любимом сквере, на траве, с Гермионой Грейнджер.
Мог ли Гарри хотя бы подумать, что их встреча может закончиться именно так? Нет. Он продолжает гладить её, спящую, но всё равно не верит, что это произошло наяву. Он изменил жене. Впервые за всю их семейную жизнь. А всё, о чем может думать, так это о той, кто сейчас на нём. Нет ни страха, ни сожаления. Всё, что его волнует — не сон ли это.
Гарри приподнимается, кое-как натягивает штаны, чтобы хотя бы не лежать с голой задницей, но застегнуть их не получается — иначе разбудит Гермиону. Шарит рукой по траве, пытаясь найти, куда слетели очки, но найти не может. И спать на земле — тоже идея не из лучших. Не хочется, чтобы утром кто-то их увидел в таком виде. Обдумывая план действий, аккуратно укладывает Гермиону, а сам встаёт и застёгивает ремень. Находит очки, нацепляет их обратно и собирает вещи Гермионы, попутно застёгивая рубашку.
Ему еще никогда не приходилось одевать кого-то. И раздевал он не так уж часто, да и то, только жену. Но Гарри, не жалуясь, делает это, ведь боится, что в таком виде Гермиона может простудиться. Она явно перепила. Даже от его движений толком не просыпается, что-то бормочет и иногда выполняет его просьбы, протягивая руку или ногу. Правда, с лифчиком так и не удалось разобраться в темноте, и Гарри решил закинуть его в сумку, а толстовку натянул на голое тело.
Гарри относит Гермиону в ту самую беседку, на скамейку. Хочет плюхнуться на другую, чтобы не мешать, но, не удержавшись от соблазна, ложится рядом. Обнимет за талию, прижимает к себе, чувствуя через ткань толстовки её тело, которое совсем недавно видел обнажённым. Почти уверен, что завтра будет неловко. Страшно думать, как они будут смотреть друг другу в глаза, что будут говорить, но лежащая рядом Гермиона, тихо спящая лицом к его груди, успокаивает, позволяя отдаться миру снов.