Гимн улиц

Мирон Серпухов копался в бумаге на столе в кабинете участкового. Не то, что бы ему особенно нравилось это занятие, но мужчина лет тридцати пяти возлагал очень большие надежды на результат этих раскопок. В целом этот индивид представлял собой вполне посредственное зрелище: не высок, не низок, не худ, не толст. Русые короткие волосы, карие глаза. Взгляду просто не за что было зацепиться в этом человеке, не считая одной детали: большое родимое пятно в нижней части лица. Оно было настолько огромным, что издалека могло быть принято невнимательным наблюдателем за шрам или ожог. Пятно лишь едва задевало губу, но шло по всему подбородку из правой его части к левому уху. Серпухов не то, чтоб смотрелся с ним уродливо, по крайней мере, ему этого признавать не хотелось, но было ещё кое-что. У парня всегда был такой взгляд, словно он в чём-то всех подозревает. Даже сейчас, когда он смотрел на очередное заявление в духе: «я в разводе с мужем, два месяца назад начала подозревать, что он…» его взгляд как бы говорил «очень странно, вполне возможно это что-то опасное». Наконец, достав тонкую папку с надписью маркером «Вёслов Алексей 20.08.-…», он удовлетворённо хмыкнул. Ему поручили вести расследование по этому делу и не зря. Мирон был знатоком в своём деле и намеревался докопаться истины. Нет, конечно, Вёслов был виновен, и в этом ему сомневаться не приходилось, впрочем, как и всем остальным. Несчастный барыга практически сам совершил признание, показал где лежит товар и всё такое. Дело было не в этом. Следователю хотелось докопаться до другой истины. До того, кто стоит за всем этим. Да, они обычно таким не занимались, но раз уж ему поручили это преступление… Мирон пролистал папку ещё раз. «Алексей, двадцать восемь лет, высшее образование не имеет, играет на улице со своей группой…», в этом месте аккуратно подписано простым карандашом «(личности не установлены, в розыске)» мужчина продолжил читать: «…бросил консерваторию когда ему было 23, отучился там всего ничего. Вероятнее всего бросил из-за пристрастия к запрещённым веществам.» Следователь видел Алексея несколько раз пока он был в участке. «…он не был похож на наркомана, на безумца больше.» «Чего это он так распереживался когда его поймали?» Решив, что это существенная зацепка, бумажный археолог записал заметку кривым, острым, направленным четко в направлении вверх, подчерком. Дописав абзац, молодой человек закрыл вечно прищуренные глаза и попытался вспомнить ту переписку. Телефона у него сейчас не было на руках, но содержание разговоров очень легко запомнилось. Можно было сказать даже врезалось в память - один раз прочитаешь такое и не забудешь никогда. В начале все как обычно. «Ищешь не пыльную? Тебе нужно только…», потом между этими онлайн-собеседниками установились довольно странные отношения. Они вроде как подружились. Подменяли друг друга, болтали о музыке, девушках. «Конечно, человек, писавший это, не был тем, кого я ищу. Просто более опытный барыга, не более. Но, похоже, он очень близко стоял с «боссом», ведь потом…» Потом были угрозы. Разного содержания. Точнее нет, сначала был долгий период затишья. Алексей не отвечал неизвестному. Тот же за это время успел перейти с «эй, чувак» на «друг, тебе лучше бы ответить». Есть что-то жуткое в обращении «друг». Человек, который обращается к вам так, очень вряд ли действительно испытывает в ваш адрес дружеские чувства. Ну а потом уже угрозы. Читая их, не особенно хотелось вдаваться в подробности того, что там написано. Мирон признался себе, что чувствовал некое облегчение в том плане, что Алексея поймали раньше, чем все эти угрозы были приведены в действия. «Впрочем, это не важно. Какое значение имеет Алексей, если он уже пойман? Да и какое значение имеет его жизнь, если дело касается, похоже, немаленького дела?..» Следователь не уведомил начальство о том, что собирается копать так глубоко, но удержаться перед соблазном попытаться решить эту огромную головоломку он не мог. Нет, Мирон не вырос на детективах а-ля «Приключения Шерлока Холмса». Просто таким он был человеком.