Дыши легко, дыши, насколько можешь глубоко.
Четверо мужчин подняли вторую тушу медведя и зацепили ее на огромный крюк, а свободный мясник приблизился с инструментами, чтобы разделывать ее. В этот момент Ханакара задвинула большую ангарную дверь, и развернулась к Тобираме. — Не очень романтично все это, — сказал он, вытирая грязные руки о тряпку. — Что именно? — спросила Ханакара, делая шаг ближе. — Вонь медвежатины, руки по локоть в крови или этот вид на ночные улицы Конохи? — Вид, кстати, ничего, — пожал плечами Тобирама. — Но я бы добавил еще фонарей, и много таких маленьких, которые можно натянуть на веревки над дорогой, чтобы они в хаотичном порядке были прямо над головой, когда идешь. — Не думала, что ты романтик. — Да? Я решил, что попался, когда кормил тебя малиной. Но на самом деле, романтика тут не причем. Просто с фонарями будет светлее, — он улыбнулся, и на душе Ханакары стало тепло. Тобирама посмотрел куда-то ей за спину. Его взгляд посуровел, и он недовольно произнес: — Очень вовремя. Ханакара оглянулась и увидела идущих к ним «солнечный лучик» и «грозовую тучу». Она отодвинулась от Тобирамы, стараясь сделать это непринужденно. Ей не хотелось подавать вид, будто между ними что-то происходит. В уме Ханакары все еще не укладывалось произошедшее, и пока она сама не разберется и не поверит в реальность, ей не хотелось делиться этим с посторонними. — Это потрясающая работа, — улыбался Хаширама. — Большую часть мы распределили между людьми, остальное оставили в хранилищах. Вы отлично потрудились. — Да, тут еще два медведя, — Ханакара открыла ангарную дверь и, когда Мадара с Хаширамой увидели, как разделывают две огромные туши, закрыла обратно. — Как дела в столице? — С чиновниками разговор короткий, — отмахнулся Мадара. Он говорил лениво, даже нехотя, и Ханакара решила, что ему просто неприятен формат «доклада» о результатах его нескольких дней в столице. — Дайме подкинул несколько прибыльных миссий, я уже отправил своих людей. Его радует мысль, что два самых сильных клана теперь заодно, да к тому же на его стороне. А на счет того, чтобы дать специалиста по финансам, он перевел все разговоры на своих советников. Они выделили отдельного человека с командой помощников, который будет вести все дела. Потому что счетоводство и учет денег в клане не то же самое, что в деревне. Здесь другие масштабы и формирование бюджета… — Угадайте, кто это будет? — радостно перебил его Хаширама. Тобирама и Ханакара переглянулись и неуверенно пожали плечами. — Специалист по финансам! Ну? Что, совсем нет идей? — Мы знаем этого человека? — задумчиво спросил Тобирама. Ханакару осенило. — Сато Киёши?! — воскликнула она. — Да! — Хаширама всплеснул руками. — Я с ним связь не поддерживал, а он, как оказалось, все эти годы очень трудился, чтобы стать достойным финансистом. — Думаешь, он справится? — с сомнением спросил Тобирама. — В любом случае, мы ему поможем, — заверил его Хаширама. — Вести дела клана я мог, поэтому буду помогать ему с учетом финансов всей деревни. И, я думаю, Мадара… — Подумай еще раз, и обойдись в этом без меня, — поморщился он, и Ханакара вспомнила, как он любил увиливать от этих дел, скидывая их на Изуну. — Если парень не справится, найдем ему замену, это не проблема. Одно в нем неплохое я заметил. Он не станет пытаться нас обсчитать. Таких «умников» я знаю, а этот больше похож на любителя зарыться в бумажках, а после работы как следует выпить и поразвлечься. — Похоже, он сделал правильный вывод после той истории пять лет назад, — сказала Ханакара, посмотрев на Тобираму. — Вот и увидим, — ответил он и отвел от нее взгляд в сторону. Между четырьмя людьми повисло молчание, в котором Ханакара чувствовала некоторую неловкость, словно были слова, которые должны быть сказаны, но никто их не произносил. Хаширама глядел то на нее, то на Тобираму и улыбался каким-то своим мыслям. Мадара был смурнее обычного. А Тобирама выглядел таким непроницаемым, будто не смотрел на нее несколько минут назад так, как смотрят на очень дорогого человека. — Раз все обсудили… Ханакара, — Мадара поманил ее пальцем и развернулся в сторону дороги. — Я провожу тебя до дома. Что до этого момента она знала о неловкости? Ничего. Ханакара округлила глаза насколько смогла и застыла с глупым выражением лица, глядя на Мадару. — Я и сама могу дойти, — она пожала плечами и с сомнением посмотрела на него, чувствуя, как стоящий рядом Тобирама вытянулся и напрягся, словно струна. Мадара в ответ наградил ее ироничным взглядом. — Это я так вежливо хотел сказать, что надо с тобой кое о чем поговорить. Не прогонять же этих двоих отсюда? — Очевидно, вежливость — это последнее, что от тебя ждешь, — усмехнулась Ханакара, идя ему навстречу. Она развернулась к братьям Сенджу и, ненадолго задержав взгляд на Тобираме, сказала: — До завтра. — До завтра, — ответил он почти сквозь зубы, задумчиво сводя брови. — Доброй ночи, — коротко поклонился Хаширама. Когда Мадара и Ханакара оказались достаточно далеко от ангара, он замедлил темп ходьбы. — Что там случилось на охоте? Ничего не хочешь рассказать мне? — Ты о чем? У Ханакары похолодели ладони. Нет, о зарождающихся отношениях с Тобирамой он не мог знать. А если бы и знал, это совершенно не его дело. И пусть несколько лет она близко дружила с Учихами, пусть Тобирама тот, кто сразил Изуну, но таков закон жизни. Тогда о чем Мадара говорит? — Что у вас с Эми случилось? Почему она позволила себе уйти с миссии? Ханакара облегченно выдохнула. — Это тебе лучше у нее спросить. — Я уже спрашивал, как и у всех остальных, кто там был из моего клана. Теперь мне нужна твоя версия событий. — Я поражена. Ты перестал всем доверять, раз теперь тебе нужна моя версия? Они же Учихи, а я Хатаке, если еще помнишь. — Вместо того чтобы ёрничать, просто рассказала бы. — Да нечего рассказывать. Эми просто не захотела выполнять миссию на пару с Сенджу Наоми. Она должна была остаться в лагере вместе с ней и помогать охотникам. И в то время как другие молча делали все, что от них требуется, и делали старательно, нравится им это или нет, она решила высказать свое мнение. А когда я не поддержала ее, Эми собрала вещи и ушла. А я не стала догонять ее и уговаривать, она не маленький ребенок. — Она сказала, что эта девка Сенджу издевалась. Остальные это не подтвердили, так как ничего не слышали. — У нее имя есть. Наоми просто сказала ей, что рада общему миру и первой совместной миссии. А Эми все неправильно поняла. — Ты это слышала или тебе так сказали? — Зачем Наоми стала бы врать мне? Какой смысл? Мадара остановился и тяжело вздохнул. Он прикрыл глаза ладонью и потер виски. — Какой смысл? — устало повторил он и вздохнул. — У меня нет времени и желания заниматься этими склоками. Но теперь я вынужден вмешиваться, потому что об Учиха Эми пошли разговоры по всей деревне. Самовольный уход с миссии равносилен ее провалу. И даже если эта миссия пустяк, все равно никто не хочет с Эми иметь ничего общего, даже родня. Она опозорила себя и весь клан. Особенно в глазах Сенджу. Но если эта девка ее спровоцировала… — Даже если так. Даже если спровоцировала, это было решение Эми. Она должна себя контролировать и помнить о цели, кто бы ей что ни говорил. А я, кстати, предупреждала ее о последствиях. — Как может быть так, что одно и то же событие вы с Эми пересказываете так по-разному. Что еще там случилось? Вы поругались? — Мы… поругались, да. Мадара сделал недовольную гримасу, как будто почуял в воздухе помои. Ханакара видела, как все это ему не нравится. Он бы сейчас с большим удовольствием выпивал с Хаширамой, играл бы с ним в азартные игры или забавлялся с наложницами. — После того, как мой клан поджав хвосты позорно сдался Сенджу, я изо всех сил стараюсь это исправить. Я делаю все, чтобы сохранить честь клана Учиха. Но если ты и Эми будете мне мешать, я очень разозлюсь, ты поняла? — Мешать? — Вся Коноха говорит о том, что Учиха позволяет себе вольности на миссиях. — При чем здесь я?! — Это все ваши женские ссоры, — эти слова он произнес с особенным остервенением. — Если не можете себя контролировать и держать языки за зубами, я вам обеим их отрежу. — Ты забываешься, Мадара, — сказала Ханакара и пригрозила ему пальцем, а сама почувствовала, как от страха перед ним у нее затряслись руки. Но продолжила: — Я не Учиха, и ты не можешь мне указывать, как жить, и как с кем разговаривать. Возвращайся в свой клан и командуй там. Мадара посмотрел на ее палец и закатил глаза. Ханакара, обойдя Учиху, торопливо зашагала к своему дому. — Разберись с Эми, и обе сделайте так, чтобы этот скандал утих, ясно? — кинул он ей вслед. — Вот интересно, ей ты сказал то же самое? — Ханакара развернулась к нему, но продолжила идти спиной. — Любопытно, придет ли упрямица Эми ко мне или нет, а? — Мне все равно, кто из вас это сделает. Закройте вопрос, пока все не усугубилось. — Вот сам и закрывай, если так надо. Или пусть она сама разбирается с проблемой, которую создала! Она должна была вовремя задуматься о последствиях и заткнуться! Ханакара, закатив глаза, отвернулась и продолжила свой путь. Несмотря на все слова Мадары, она не собиралась идти к Эми, предлагать обсудить произошедшее и как вернуть ее положение в обществе обратно. Ни сейчас, ни завтра, никогда. Основой их ссоры стал неразрешимый конфликт мировоззрений, который никуда не исчез. Все осталось по-прежнему, и как мириться с этим Ханакара не знала. Да и на краю сознания понимала, что и не хотела знать. Тяготившее общение с депрессивным человеком стало ей невыносимо, и проще было отказаться, чем разбираться с тем, как наладить ее, Эми, жизнь. Ханакара зашла в дом и включила свет. Вместо Тобирамы ее встретила только тишина, и тогда девушка с легким разочарованием бросила походный рюкзак в коридоре и прошла в свою комнату. Каждую минуту, пока она перекусывала, отмывалась от леса, готовилась ко сну, Ханакара ждала, что он появится. Без разрешения, как она и просила. Но Тобирама не пришел, и она заснула, оставив его печать на подушке рядом с собой.__________
Наутро он не явился, и тогда Ханакара занервничала. Они, конечно, не обсуждали с ним, когда именно встретятся, но так как ей не терпелось побыть с ним наедине, она думала, что и он изнемогает. Пока она собиралась приступить к своим делам, Ханакара успела напридумывать ворох причин, по которым он решил отказаться от своих слов. Может, ему не понравилось, что она ушла домой с Мадарой? Может, в ее прощании с ним проявила недостаточно тепла? Или же наоборот слишком развязно себя вела в лесу? И он на холодную голову все обдумал и понял, что такая девушка ему не пара, как бы его к ней не тянуло. Ханакара накрутила себя так, что к тому моменту, как вышла из дома, поняла, что ошиблась, позволив себя поцеловать. Пусть бы она и чувствовала непреодолимую тягу к Тобираме, но хотя бы не опозорилась, открывшись ему. С утренними хлопотами она справилась быстро. Проверила склады, убедилась в том, что мясо и рыбу содержат надлежащим образом, чтобы продлить срок хранения. И за то время, пока она блуждала по окрестностям Конохи, Ханакара ни разу не наткнулась на Тобираму. Недалеко от деревни она обнаружила крайне удобные ровные поля для того, чтобы обучать детей базовым техникам шиноби. И в этот же день собрала их всех: и Учих, и Сенджу. Чтобы познакомиться с ними поближе, да и чтобы они друг друга узнали. Сперва она беспокоилась, как дети из разных кланов будут взаимодействовать. Но все обошлось. Намного большей проблемой был разный возраст. Детвора помладше галдела и шумела, требовала сперва рассказать об охоте. А те, кто постарше, возмущались бесполезным разговорам и просили научить их чему-то посерьезнее, чем просто кидать кунаи и сюрикены в цель — это они уже и так умели, и уж точно не хотели слушать скучные истории об охоте. Вот если бы Ханакара рассказывала им о том, как убивать врагов… Когда галдеж и полнейшее отсутствие дисциплины стало совершенно невыносимо, Ханакара тяжело вздохнула и произнесла себе под нос: — Как же вы меня раздражаете. В ту же секунду все заткнулись и посмотрели на нее, как будто услышали, что именно она произнесла. — Сделаем вот как. Раз вы такие опытные и сильные, — она обратилась к подросткам, — то вечером вы покажите мне, что умеете. Вам надо будет… Победить меня. А пока я советую вам потренироваться и как следует поесть. Воодушевленные ребята и девушки радостно ушли, обсуждая между собой, что именно он или она сможет утереть нос зазнайке Хатаке. И этот настрой даже обрадовал Ханакару. Но еще больше она обрадовалась, что ребята не сторонились друг друга, хоть и не упускали из внимания клановую принадлежность. — А вы, мои любимчики, можете задавать мне вопросы, — улыбнулась Ханакара. Дети расселись перед ней на траве, а она взобралась на камень, чтобы всем было ее лучше видно. Они наперебой задавали ей вопросы о техниках на охоте, об оружии, о разделке зверей и даже о том, как самим случайно не стать жертвами диких животных, как можно без еды продержаться в лесу, о ядовитых травах, ягодах. Это была ее стихия. О выживании в лесу Ханакара знала больше, чем кто-либо другой. Она несколько часов с упоением объясняла понятные для себя истины, но дети, раскрыв глаза и рты, расширяли границы своих знаний. — А вы сможете в следующий раз взять нас на охоту? — спросил Учиха Кагами, мальчик постарше остальных детей. — Это неплохая мысль, — задумалась Ханакара. — Я обсужу это с главами кланов и вам сообщу. — И мы сами сможем кого-нибудь поймать и убить? — уточнил Сенджу Акарама с горящим взглядом. — Почему бы и нет, — улыбнулась Ханакара. — Вы должны уметь себя прокормить, пусть вы еще и крохи. — Кто это крохи?! — возмутился Акарама. Он вскочил на ноги и стал махать руками и ногами, как бы зазывая Ханакару вступить с ним в бой. Мальчишке было меньше пяти лет, а он уже был занозой в мягком месте. И пока Ханакара впала в размышления о том, какое будущее ждет этого шумного, энергичного энтузиаста, он сагитировал еще несколько детей на то, чтобы они сию секунду сбили своего сенсея с камня и показали ей, кто здесь крохи. Хатаке опомнилась в тот момент, когда в ее сторону летело семеро детей. Она отскочила и в полете создала воздушную блокирующую технику. От мощного порыва ветра дети разлетелись во все стороны. — Если не хотите уйти отсюда побитыми, возвращайтесь на свои места и будьте примерными учениками! — скомандовала Ханакара, садясь обратно на камень. — Командира нужно слушаться! — уверенно произнес Кагами. — И это говорит Учиха, не смеши, — махнула рукой девочка, Сенджу Рико, поглаживая ушибленное плечо. Кагами, как и остальные Учихи, тут же понуро опустил взгляд. — Тихо ты, — шикнул на нее Акарама. — Ты о чем, Рико-чан? — заинтересованно спросила Ханакара. — Теперь все знают, что на Учих нельзя положиться. Они только притворяются настоящими шиноби, — ответила она. — А на деле ведут себя, как… — Да, мне папа рассказывал, — подтвердил другой мальчик из Сенджу. — На той охоте Учиха Эми нарушила кодекс. — А кодекс нарушать нельзя! — завопили дети вразнобой прописную истину. — Выполнение миссии превыше всего! — А если все было иначе?! — завопил в ответ Акарама, и Ханакара узнала в этом его отца. Хаширама вечно выгораживал всех до последнего, желая верить в хорошее в людях. — Ханакара-сенсей! Расскажите нам! — Да!!! Ханакара замерла. Все обстояло именно так, как и сказала Сенджу Рико. Но дети Учихи с надеждой смотрели на своего сенсея, ожидая, что она опровергнет это и расскажет совершенно иную историю, которая не порочит честь их клана. Хатаке молчала, быстро пытаясь сообразить, как будет правильнее поступить: сказать чистую правду или же приукрасить реальность ложью. — Учиха Эми действительно ушла с миссии и нарушила тем самым кодекс шиноби, — выдохнула Ханакара, внутренне надеясь, что сделала правильный выбор. — Но это никоем образом не определяет весь клан в целом! Клан Учиха не несет ответственность за ее решение! Дети Учихи совсем немного приободрились на этих словах. — Да, каждый из нас совершает какой-то выбор в своей жизни. Ваши сказанные слова, поступки характеризуют вас, как человека. И вы всегда будете нести ношу последствий, никто не разделит эту ответственность с вами. Так же, как и вы не разделите чужую, — Ханакара сделала паузу, чтобы дети обдумали эти слова. — Вот, например, Акарама. Подговорил вас напасть на меня, а теперь вы сидите с синяками. Он балбес? Вероятно. Но разве можно назвать балбесами каждого Сенджу? — Только тех, кто поддался на его провокацию, — усмехнулся Кагами. Дети радостно загоготали. Ханакара надеялась, что они усвоили урок. Но чтоб это было наверняка, еще некоторое время, пока дети не проголодались, она рассказывала им о кодексе чести шиноби. А к концу их урока она предложила им каждый день утром встречаться, чтобы они бросали здесь кунаи и тренировались. Она сделает мишени, и будет помогать им в обучении, пока их родители-шиноби заняты более важными делами. Но при этом, если будут какие-то просьбы от фермеров, вместо уроков они займутся помощью — это ведь их основная обязанность. Перед встречей со старшими ребятами она решила как следует подкрепиться. Но готовить самой жутко не хотелось, и Ханакара решила заглянуть на стройку, где всегда была полевая кухня. — Спасибо, — сказала Ханакара кухарке, протянувшей ей тарелку с рыбным мисо. Она отошла в сторону, в тень, чтобы не путаться у людей под ногами, и посмотрела на новый строящийся район. Клоны Хаширамы усердно выстраивали фундамент, несущие стены, а шиноби и работяги занимались всем остальным. День ото дня появлялось все больше домов, и тогда в Коноху приезжали новые семьи. Хатаке не было в деревне всего несколько дней, а она уже видела новые лица среди жителей этого района. Ханакара заглотила последний кусочек рыбы и решила залпом выпить бульон. Она набрала полные щеки, как в эту же секунду рядом с ней раздался голос. — Вкусно? Дернувшись от неожиданности, Ханакара чуть не подавилась. Она мигом проглотила бульон и начала кашлять, потому что он пошел не в то горло. — Не хотел тебя пугать, — когда она закончила, улыбнулся Тобирама, глядя на то, как по ее подбородку стекают капли. — Зачем так подкрадываться тогда? — Ханакара вытерла рукой лицо и нахмурилась. Тобирама в ответ сделал то же самое. На его лице застыл какой-то вопрос, но он не решался его озвучить. Он выглядел немного усталым, как показалось Ханакаре. Может, у него были другие причины, по которым он не явился к ней домой, чтоб провести время вместе? Потому что сейчас он выглядел заинтересованным в ней. Его взгляд блуждал по ее лицу, спускался к телу, а потом к губам. — Как твой день? — через минуту спросил он и оглянулся по сторонам. Вокруг них никого не было, только рабочие вдалеке, которые заняты делом. — Позанималась с детьми, а вечером собираюсь размяться с подростками. Сказали, что разговоры про охоту их не устраивают, им бои подавай. Хочешь посмотреть? — Извини, — он покачал головой. — В другой раз я присоединюсь. У меня еще масса дел, я поздно встал. — Плохо спал вчера? — спросила она, перебирая в голове сотню вариантов того, чем он мог быть занят. Тобирама смущенно отвел взгляд. — Есть немного, — неоднозначно ответил он. — Что, неудобный футон? — игриво спросила Ханакара. — Скорее, холодный, — с улыбкой он перекинул руку через ее плечи и притянул к себе, а Ханакара обхватила его одной рукой за талию. Тобирама зарылся носом в волосы на ее макушке и глубоко вдохнул. — У меня было открыто, если не забыл. И кстати, очень тепло. — Я помню. Моя печать все еще в твоем ящике с нижним бельем? — Именно там, — усмехнулась Ханакара. Он слегка отодвинул ее от себя и ласково, почти невесомо поцеловал. — Весь день хотел сделать это. Постараюсь разделаться с делами быстрее, — улыбнулся он. Ханакара проводила его взглядом. Предвкушение вечера заставляло ее сердце биться чаще, быстрее гоняло кровь по венам. Она примерно представляла, как все будет, знала некоторые подробности, хоть и не испытывала ничего подобного на себе. И даже смущалась своей неопытности, но Тобирама не проявил даже тени недовольства этим. Она вернула тарелку кухарке, и отправилась на полигон. Скоро туда должны были прийти подростки, которые так и просили ее преподать им хороший боевой урок. Несколько часов, ужин, ванну и отдых спустя, Ханакара лежала на своем футоне в одном ночном нумаки и считала минуты. Время близилось к полуночи, но Тобирама так и не пришел. Ее снова стали одолевать бегущие по порочному кругу мысли о собственной несостоятельности. Как только они были вместе, все шло превосходно. Она чувствовала как их тянет друг к другу, и совершенно точно Тобирама чувствовал то же самое, сомневаться не приходилось. Но как будто часть общей картины от ее взора была скрыта, и эта недосказанность сводила ее с ума. Была какая-то причина, почему он второй вечер, ничего не объясняя, не приходит. Нервно потирая руки и заламывая пальцы, Ханакара схватила промелькнувшую мысль и решила, что не может оставить все просто так. Завтра он опять случайно наткнется на нее в деревне, поцелует и скажет, что весь день мечтал об этом? Нет уж. Она немедленно пойдет к нему и все выяснит. На этот раз Ханакара не будет ждать пять лет. Она мигом оделась в свою будничную одежду, но не затянулась кожаным ремнем, и, грозно топая, направилась к его дому. На улицах уже было пусто, в домах соседей темно, и она не боялась, что кто-то увидит ее в таком странном для нее расположении духа. Когда она свернула за угол, она заметила, что свет из его окон освещал улицу ярче, чем фонари. То есть, он был дома и, видимо, там и желал оставаться и не объяснять ей внятно, что между ними происходит. Ханакара замерла перед его дверью, надеясь, что он почувствует ее присутствие, но Тобирама не открыл. Тогда она уверенно постучалась, а потом уперла кулаки в бока. Сперва за дверью она услышала какой-то шум, будто бы кто-то споткнулся, и наступила полная тишина, а после яростный шепот. Снова шум, возня, мужской бубнеж, и опять тишина. Ничего не понимая, Ханакара прислушивалась дальше, но дверь распахнулась. — Ханакара, — Тобирама натянуто улыбнулся. Но не отошел в сторону, чтобы она прошла внутрь. Он стоял на пороге и смотрел на нее, ожидая, что она скажет. — Что там происходит? — спросила она, пытаясь посмотреть через его плечо. — Я тебе потом расскажу. — А я хочу сейчас! — Она сделала шаг и одним пальцем надавила на его плечо, чтобы сдвинуть Тобираму и протиснуться внутрь, и тогда Сенджу позволил ей пройти. В доме изрядно пахло сакэ, и хоть Тобирама не выглядел выпившим, кто-то здесь явно что-то отмечал. Из-за закрытой двери в спальню раздался странный звук, похожий на то ли стон, то ли всхлип. — Кто у тебя там? — спросила Ханакара, сжимая трясущиеся руки в кулаки, понимая, что сейчас может увидеть то, что ей совсем не понравится. — Только лишнего не думай. Она смотрела на каменное, но усталое лицо Тобирамы и чувствовала, как у нее кровь начала кипеть от надвигающейся истины, за которой она сюда пришла. Внезапно дверь открылась, и Ханакара отпрыгнула на несколько шагов в сторону. На пороге стоял Хаширама. Хотя стоял — это слишком громко сказано. Он держался за дверной косяк, но потихоньку сползал вниз. — Я сказал, ложись спать, — Тобирама подскочил к брату и затолкал внутрь комнаты. — Давай, пока я тебя сам не вырубил. — Ночь только началась! — громко сказал Хаширама. — Пойдем, разбудим Мадару и продолжим! — Да он же в стельку, — лицо Ханакары вытянулось. Но внутри она порадовалась тому, что это не тайная женщина, а всего лишь нетрезвый брат Тобирамы. Картина была мягко сказать отвратительной. Бог Шиноби совершенно пьяный, рвущийся к приключениям и новой выпивке, и его брат, который пытался его усмирить и уложить на футон. — Еще немного и я тебя ударю, Хаши, — грубо сказал Тобирама. — Лучше подлей еще, я, кажется, начинаю трезветь, и мне это не нравится. Я снова начинаю вспоминать… А кто это у нас? — протянул Хаширама. Ханакара скорее догадалась, чем поняла, что он произнес заплетающимся языком. — Ханакара-чан. Будешь сакэ? Там еще осталось. — Нет! Ты все выпил! — Тобирама давил на плечи брата, заставляя того опуститься на подушку. — Обманщик! — Пьяница! — Зато честный. Ханакара стояла в стороне и наблюдала, как один брат пытался угомонить другого, пока тот горланил песни, веселился и уговаривал выпить с ним, ведь «ночь только началась». Внутренне она посмеялась, потому что эта братская ругань выглядела забавной. Но сама ситуация в своей сути была страшной. — Успокойся уже! — настаивал младший Сенджу. — Засыпай и не доставляй другим неудобства. — Он так не заснет, — помотала головой Ханакара. — Когда у меня бессонница, я использую специальную смесь трав. Вдыхаю ее и отрубаюсь до утра. — Неси! — быстро согласился Тобирама. Много времени это не заняло. Когда Хашираме под нос сунули саше с сухими травами, он несколько раз вдохнул, а потом резко упал затылком на подушку. В доме моментально наступила тишина. Тобирама облегченно вздохнул, а потом развернул голову брата на бок и укрыл покрывалом. — Пойдем, — устало произнес он. Вдвоем они вышли на веранду и сели на ступени. Тобирама закрыл лицо руками и тяжело вздохнул. — Спасибо, что помогла. — Часто у него такое бывает? — Он всегда не против развлечений и азартных игр. Но как только у него проблемы с женой, так совсем себя не контролирует. По его словам, он начал с Мадарой у того в поместье. Тот быстро вырубился, а Хаширама захотел продолжения. Черт. Если этот Учиха на самом деле только притворился спящим, я его понимаю. — Выходит, у них с Мито не все гладко, как выглядит со стороны? — Он рассказал мне, что… — начал Тобирама, но замолчал, потирая виски. — Но я не хотел знать и сейчас предпочел бы забыть об этом. Никогда не понимал страсть сплетничать о своих отношениях. Если у вас все хорошо, то этот рассказ — хвастовство. Если плохо — жалобы. Что ты хочешь, чтобы люди сделали с твоими жалобами? Решили все проблемы за тебя? Проблемы, которые ты сам и создал, между прочим, завязнув в отношениях. Ханакара нервно сглотнула и посмотрела в сторону от него. Ей стало труднее дышать от неприятного волнения, причину которого она не понимала, да и не хотела понимать. — Может, это значит просто поделиться с близким человеком своими переживаниями? — Какой в этом смысл? Это что-то поможет исправить? — Это облегчит боль. — Рассказ о своих переживаниях облегчит боль? — с сомнением переспросил Тобирама. Хоть он и был умным, но такие простые вещи, как эмоции и переживания были ему непонятны до конца. — Облегчит боль только принятие правильного решения и действия, которые все исправят. А не болтовня! На деле слова создают еще больше проблем! Как я теперь должен себя вести, после того, что мне рассказал Хаширама? Делать вид, что я ничего не знаю? Или периодически спрашивать, как у них дела? Я не понимаю. Это бессмыслица. Ханакара хотела знать, что ж там такое стряслось. Но если бы начала выспрашивать, это бы только расстроило Тобираму еще больше. И, быть может, ей, действительно, лучше не знать. — Извини, что тебе пришлось все это увидеть. Я не хотел впутывать тебя. На самом деле, я и сам не хотел, чтобы меня в это впутывали. В эти пьянки, проблемы и выяснение отношений. — Я сама заявилась без приглашения. Так что это ты извини. — Ты можешь приходить, когда хочешь, — улыбнулся он. — Кстати, когда я открыл дверь ты была такая… Он задумался. Ханакара видела, как трудно ему подобрать слово. То ли от сложности ее выражения лица в тот момент, то ли от того, что Тобирама просто не понимал, что она чувствовала. — Озадаченная? — она решила ему помочь. — Да, наверное, — Тобирама облегченно кивнул. — Что-то случилось? — Ты второй день не пришел. И я успела себе такое придумать, — от смятения Ханакара коротко посмеялась. — Никогда ничего не фантазируй, — почти строго сказал он. — Не только на мой счет, а вообще. Не заметишь, как твои фантазии доведут тебя до страхов, и это повлияет на твое восприятие реальности. Оно исказится под гнетом иллюзий. Лучше приди и спроси обо всем меня, договорились? Предлагаю больше не совершать ошибку, которая разделила нас на пять лет. Ханакара задумалась над его словами и уверенно кивнула. — Как прошла тренировка с детьми? — Прекрасно, — оживилась Хатаке. — Они ушли от меня с синяками, но зато получили ценный урок. Надеюсь, они поняли свои слабые стороны, будут тренироваться. — Ханакара-сенсей. Думаю, ты хороший учитель. — Если учитель — это тот, кто вместо обучения просто кулаками наказывает за ошибки, то да. В принципе, меня так учили, и как видишь, я не бестолочь. Да, до всего приходилось додумываться самой, чтобы выжить и приспособиться, но я справилась. Вот и они справятся. — Кто бы мог подумать, что собаки суровые учителя. Но, несмотря на то, что меня учил человек, мой отец, легче мне от этого не стало, поверь. Но я жив только благодаря законам жизни, которые он вбил в меня. — Думаю, благодаря нашему опыту мы сейчас живы. Вычеркни хоть одну составляющую, разве мы стали бы теми, кто есть сейчас? — Вряд ли, — он покачал головой и посмотрел на свой еще необустроенный сад. — И я согласен. Прошлое, каким бы оно ни было, нужно помнить. Обесценивать и отказываться от него это большая глупость. Из него надо выжать максимум информации и пользы, тогда ты сможешь стать сильнее и не допускать прежних ошибок. Ханакара согласилась с ним. А потом обернулась и посмотрела на закрытую дверь, за которой спал Хаширама. — Думаю, что мне пора, — сказала она и поймала внимательный взгляд Сенджу. — Мне жаль, — ответил он. Вместо ответа Хатаке усмехнулась. Она видела, что он расстроен. Ее и саму тянуло на приключения и новый опыт с ним. Но раз обстоятельства складывались так, она с ними соглашалась. Она придвинулась к нему и, почувствовав смелость, поцеловала. Робко и неловко, но зато искренне. И совершенно нехотя оторвалась от него. Тобирама ласково погладил ее по щеке шершавыми пальцами, а потом с непроницаемым лицом проводил ее до двери. Дождавшись когда она обуется перед выходом, Сенджу притянул ее к себе и поцеловал уже по-своему: крепко и уверенно. Всю дорогу до дома окрыленная Ханакара держалась за губы пальцами, продолжая чувствовать его. Все ее сомнения на свой счет смело, и она в приподнятом настроении заскочила в свой дом. Оказавшись в своих стенах, Хатаке сразу заметила нечто необычное. Ее дом не был пуст. Из спальни доносились едва слышные звуки — чьи-то шаги. Она осторожно заглянула и увидела, как Тобирама разглядывает ее книги и свитки, расположенные на полках над письменным столом. Он заметил ее и повернул голову. — Я решил оставить с ним своего клона и прийти к тебе, если ты не против, — он растянул улыбку на одну сторону. — Кстати, а ведь ты и правда положила мою печать в ящик с нижним бельем. Хатаке так удивилась его появлению, что не могла вспомнить какие-то слова, чтобы саркастично ответить ему. Уставший, замученный взгляд Тобирамы ласково блуждал по ней. А потом мгновение, и мужчина наклонился и поцеловал ее, как он умеет. Ханакара от неожиданности забыла о приличиях. Тобирама быстро распалился, прижал ее к стене и, навалившись сверху, пустил в ход свои руки. Сперва задрал рубашку до подмышек, а затем стал гладить и целовать ее грудь, а потом возвращался к шее и губам. Мысли покинули Хатаке окончательно, и она отдалась на волю своего тела. Она и не знала, что ласки могут доставлять такое наслаждение. Почти как с разбега прыгать в воду. И это тот самый короткий момент нескольких секунд полета. Дыхание захватывает, а контроль над телом потерян. Все, что ты можешь — это лететь вниз. Только ласки Тобирамы длились не несколько секунд. Хоть он и действовал уверенно, напористо, но медленно, словно растягивал это удовольствие. Но вдруг резко остановился. Ханакара открыла глаза и поняла, что стоит по-прежнему у стены, прижатая им, но уже без рубашки. Тобирама крепко держал ее одной рукой за плечо и другой — за талию, и если бы Ханакара захотела извернуться и выскользнуть, он бы не позволил. Сенджу, чуть отстранившись, посмотрел на ее полуголое тело. Ханакара опустила взгляд вместе с ним. От солнца у нее появились веснушки не только на лице, но и на теле. Конечно, по сравнению с тем, что у нее было в детстве — это ничто, так как веснушки с годами стали бледнее. Но сейчас в желтом свете нескольких ламп Ханакара все равно их четко видела. — Ты прекрасна, — вырвалось у Тобирамы, и он с благоговением провел тыльной стороной ладони по ее телу к груди. — Надо реже бывать на солнце, — смущенно сказала она и поежилась. — Почему? — он бросил на нее удивленный взгляд. — Чтобы было меньше веснушек. Тобирама с улыбкой хмыкнул, а потом прильнул губами к ее щекам, к носу, спустился к плечам, ключицам и ниже. Целовал везде, где веснушки были заметнее всего. В определенных местах это было особенно приятно, чувство сродни щекотке, и Хатаке звонко смеялась, когда Тобирама возвращался к этим точкам, наслаждаясь ее реакцией. — Продолжим? — спросил он, отходя вместе с ней от стены. — Я должна спросить тебя… — Что? — Мне страшно неловко, но… Я знаю, что от этого бывают дети. И… Тобирама приподнял уголки губ. — Не переживай. Я принимаю специальные таблетки, и ты от меня точно не забеременеешь, — Тобирама ласково погладил ее по волосам. Волнение заставляло ее сердце биться так сильно, что от этого кружилась голова. Вот сейчас он подойдет, опрокинет ее на футон и сделает своей. От этих мыслей Ханакара нервно рассмеялась. — Что такое? — Тобирама наклонился к ее лицу и крепко сжал талию. Она неоднозначно мотнула головой, а когда он прильнул к ее губам, неосознанно сжалась. Ее все еще пугало неизведанное, но желание разделить первую страсть с ним брало верх над ней. Тобирама этого не заметил, увлекшись поцелуем. Он это делал так самозабвенно, что Ханакаре передался его порыв чистого природного желания. Все еще трясущимися руками она скользнула по его могучим плечам к шее и прижала к себе, показывая, как не хочет, чтобы он разорвал этот поцелуй. И Тобирама понял ее правильно. Он обвил ее талию руками и поднял девушку над полом. Ханакара решила, что он тащит ее к футону, но когда почувствовала у себя под попой твердый комод, удивленно открыла глаза. Он усадил Хатаке сбоку так, что стена оказалась слева от нее, и при желании она могла лечь спиной на плоскую поверхность. Посмотрев ей в глаза, он быстро снял с себя водолазку. Но Ханакара не успела насладиться видом его безупречного тела, словно выточенного из белоснежного камня. Сенджу подцепил пальцами край ее брюк и стащил их вместе с нижним бельем, и теперь Хатаке застряла в смущении перед его глазами. Он также разглядывал ее, жадно ощупывал бедра, касался груди, а потом и добрался до заветного места. Она слегка дернулась, чувствуя дикую неловкость, но он свободной рукой надавил ей на поясницу, показывая, что никуда она не денется. — Спокойно, — бархатно шепнул он ей в губы. Когда его горячие пальцы стали медленно вырисовывать круги, Ханакара почувствовала, как тело странно отзывается на эти движения. Ей было приятно. Щеки покраснели, рот непроизвольно открылся, потому что ей не хватало воздуха. Она тяжело задышала, растворяясь в ласках Тобирамы, и в какой-то момент, не выдержав его пристального взгляда ей в глаза, прислонилась лбом к его твердой груди. — Что ты делаешь со мной? — выдавила она сквозь сорванное дыхание, обхватывая руками его торс. — Нравится? — спросил он с придыханием, немного усиливая напор движений. Вместо ответа она прижалась губами к его груди. Она целовала его, не понимая, зачем делает это, но она слушала свое тело. Это был он, Сенджу Тобирама! И он ласкал ее, позволял ласкать себя. Его кожа источала особенный аромат, но Хатаке не могла с точностью сказать, что он ей напоминал. Понимала только, что не может оторваться от него, вдыхала через рот, пробовала запах на язык. Ее возбуждало, почти трясло от близости его крепкого мужского тела, и она словно хотела напитаться этой силой. Отчаянно и нетерпеливо Ханакара исследовала руками его спину, горячим дыханием спускалась к верхним кубикам пресса, а потом возвращалась к груди и дотягивалась до его ключиц. Ненадолго замирала от наслаждения, которое приносили касания Сенджу, а потом с новой силой впивалась губами в его тело. Тобирама неожиданно толкнулся одним пальцем внутрь, и Ханакара моментально почувствовала дискомфорт. Она дернулась, но он сдавил ее бедро, чтобы она не вздумала ускользнуть от его ласк. Он заставил ее откинуться на поверхность комода, и накрыл ее тело своим. Тобирама впился в губы, но продолжал смотреть ей в глаза. Ханакара не знала, что он хочет в них увидеть, да и как он в принципе находит в себе силы держать веки распахнутыми. От тяжести его тела ей дышать было совсем сложно, но его близость была невыносимо приятна. Ханакара не понимала, как ее тело умеет так реагировать, но оно действовало без ее воли и усилий. Выгибаясь навстречу Тобираме, двигая бедрами, чтобы его пальцам было удобнее действовать, Ханакара чувствовала острое желание большего то ли от любопытства, то ли от возбуждения, то ли от того и другого сразу. — Я знаю, что будет больно, — сказала она ему, когда он на мгновение оторвался от ее губ, чтобы вдохнуть поглубже. Вместо ответа Тобирама дернул бровями, а потом снова поцеловал ее, будто пытался отвлечь от предстоящего. Он спустился к шее под ухом, жарко лаская губами, и вдруг Ханакара, неожиданно для себя, издала первый громкий полувздох-полустон. Это придало ей каплю облегчения из-за накопленного напряжения и подсказало, что можно так его спускать. Она дала волю своему голосу, окончательно перестав контролировать себя и отдавать отчет своим действиям. Ханакара жаждала раствориться в Тобираме, слиться с ним, почувствовать в себе его могущество. Каждое умелое движение Тобирамы она награждала своими тихими стонами, закатывала глаза от обволакивающего наслаждения. Обнимала широкую спину, целовала его шею в ответ, зарывалась пальцами в его волосы, а потом спускалась к пояснице и ягодицам и ощущала, как его тело бьет мелкой дрожью от ее ласк. Его самообладание трещало по швам так же, как и ее. Он уже изнемогал, но тянул время, чтобы дать Ханакаре расслабиться и привыкнуть к новым ощущениям. — Я готова, — собственный голос показался Ханакаре по-особенному возбуждающим. На это Тобирама замер на мгновение, и в следующую секунду она почувствовала, как он вытащил пальцы и затем, коснувшись ее только самым кончиком, слегка двинулся вперед, давая ей возможность приготовиться. И неотрывно, как безумец, смотрел ей в глаза. Ханакара не стала прикрывать лицо в попытке спрятаться от его пристального взгляда. Ей вдруг стало совершенно нестыдно перед ним закричать от боли и нестрашно показаться Тобираме уязвимой. Она поняла, что доверяет ему. И доверяет не только свое тело, но и чувства, и душу. — Я хочу тебя… — сбивчиво и хрипло проговорил он ей в губы. — Но я обещаю не спешить. Тобирама одной рукой подхватил ее за талию и крепко стиснул, а второй рукой взялся за затылок и прижал к своему плечу. Он начал медленно входить, и ее затрясло от пронзительной боли. Она сдавленно промычала, а Тобирама не смог сдержаться — издал низкий стон, от которого его грудная клетка слегка завибрировала. Ханакара так и не смогла понять, это было от наслаждения или тоже от боли. Он влажно поцеловал ее в шею возле уха, и только это не дало Ханакаре попытаться извернуться и выскользнуть от жгучей боли. Она чувствовала, как Тобирама дрожал, и теперь понимала, что от удовольствия, сбивчиво дышал и вжимался в ее хоть и тренированное, но хрупкое тело. Он совершил одно неторопливое движение бедрами, затем снова и снова. Ханакаре было больно, но она знала, что этого не избежать, и, терпеливо стиснув зубы, она обвила ногами его талию, слегка сдавив коленями его ребра. Сливаясь с ним в захлестнувшей обоих страсти, она постепенно расслабилась, хоть ей и было больно, и тогда Тобирама стал позволять себе более активные действия. Ханакара упивалась его азартом, пыталась двигаться навстречу, но он так вдавливал ее в комод, что это почти не получалось. Она растворялась в моменте их единения и уже не понимала, что ее горло пересохло от ритмичного частого дыхания вперемешку со стонами, что в какой-то момент Тобирама совсем перестал ласкать ее, а только шумно дышал ей в шею и с силой вбивался в ее тело. Ханакару поглотила дурманящая пелена. Она прежде не испытывала ничего подобного, не понимала до конца, что происходит с ней. Но она наслаждалась процессом, собой, Тобирамой, ощущениями, которые с радостью разделила с ним. И когда он глубоко вжался в нее снова, а потом замер, Ханакара почувствовала мелкую дрожь, прокатившуюся по его покрытой потом спине. С низкой нотой в голосе он выдохнул, словно его в эту минуту настигло освобождение от стойкого и длительно напряжения. Сердце Тобирамы билось с такой силой, что удары отдавались в ее тело. Какое-то время он продолжал обессиленно лежать, пытаясь отдышаться и прийти в себя от испытанной разрядки. Как только он устало и нехотя освободил ее от своего веса, Ханакара рассмеялась от этой картины. Его обычно всклокоченные волосы теперь совсем были растрепаны, лицо раскрасневшееся, но довольное и, в кой-то веки, расслабленное. Тобирама уперся ладонями в комод и разглядывал ее уже не таким цепким взглядом, как ранее, а одурманенным. Ханакара приподнялась на локтях повыше. — Ты как? — спросил он, ласково погладив ее макушку, пальцами прочесав спутанные волосы. — Пока не знаю, — растерянно произнесла она. — Но мне понравилось. Не только ощущения в теле были новыми для Ханакары. Новым для нее было и то, с каким увлечением Тобирама наслаждался, как он ласкал ее, прижимался к ней телом, как он упивался ею, надрывно дышал, постанывал — это поражало Ханакару намного сильнее. Она и подумать не могла, что в таком человеке, как он, спрятано такое количество эмоций. Словно он не демонстрирует их, а бережет для особых случаев вроде этого. Или же боится открыться перед другими людьми, поэтому чаще всего ходит с непреступной миной, как будто ничего и никто в мире не в силах разбить ледяную заставу вокруг его души. Тобирама отстранился и мигом натянул приспущенные штаны обратно. — Можно тебя попросить?.. — несмело произнесла она. — Что угодно, — он снова уперся в комод двумя руками рядом с ее бедрами. — Принеси стакан воды, а то у меня пересохло в горле. Тобирама улыбнулся, поцеловал ее в висок и вышел из комнаты. Ханакара проводила его нежным взглядом и сползла с комода. Ей хотелось найти свой ночной нумаки, но Тобирама быстро вернулся. — Хочешь одеться? — почти расстроенно спросил он, обхватывая ее со спины и прижимая к себе свободной рукой. — Становится прохладно, — игриво дернула плечами и взяла стакан. Ханакара жадно выпила воду до дна, да так быстро, что часть вылилась и струйками побежала по подбородку вниз. Тобирама внимательно за этим проследил и немного посмеялся такой спешке. — Куда торопишься? — спросил он, забирая у нее пустой стакан. Он поставил его на комод и вернулся к Ханакаре. Обнял ее со спины, уткнулся носом в шею. В его объятиях было уютно. — Еще вся ночь впереди.