Небо в алмазах

Что ты будешь делать, когда в твоей груди застучит часовая бомба?

В течение месяца Ханакару захлестнул поток событий. Еще более мощный, чем когда было принято окончательное решение о строительстве деревни. В этой безумной суете Ханакару порадовало прибытие Сато Киёши и его команды специалистов. Они здорово ее разгрузили, освободили ей место в течение дня для более приятных занятий. Как и предсказал Мадара, парнишка пахал как проклятый. Он был собран, ответственен. В деревне появился полноценный финансовый учет. Под его руководством был создан общий реестр шиноби. И свои обязанности по ведению учета еды и общению с фермерами Ханакара с радостью переложила на него и его помощников, а сама смогла полноценно заниматься с детьми и готовить их к несложным миссиям. После подписания договора с кланами Сарутоби и Шимура, Ханакаре пришлось помогать им с организацией переселения людей на новое место. Им обещали в течение нескольких месяцев отстроить все дома, а пока они могут постепенно перевозить людей и подключать их к помощи в строительстве и делах деревни. На одном из тех собраний, на котором присутствовали главы кланов и старейшины, хокаге Конохи был избран Хаширама. И как бы он сам не настаивал на кандидатуре Мадары, все остались при своем мнении, основанном не столько на неприязни к Учихе, сколько на доверии к Хашираме и его авторитету. Ханакара присутствовала не на всех собраниях, что проводили четыре главы клана с их заместителями, но на тех, что была, чувствовала достаточно дружелюбную атмосферу вокруг людей, которые раньше готовы были поубивать друг друга. Как оказалось, все настроены на то, чтобы воплотить мечту об идеальной деревне. Они готовы жить в мире, даже Мадара, и это не могло не радовать Ханакару. Когда она гуляла по расширяющимся улицам Конохи, проходила между новых зданий, смотрела в лица людей, у нее появлялось ощущение, что это ее дом. И ее стая растет. Раньше она чувствовала подобное благоговение и ответственность только относительно своего собственного дома, но теперь это перешло на всю деревню и каждого жителя. Почти все, о чем она мечтала в детстве, сбылось. Осталось только стать легендарной куноичи. А дом, полная Коноха товарищей, любимый мужчина у нее уже были. Она никогда не поверила бы, если бы кто-то сказал ей, что в перерывах между тренировками, занятиями с детьми она будет в течение дня бегать к Сенджу Тобираме, носить ему еду в бенто, что иногда по вечерам, на закате, они будут ходить глубоко в лес, купаться голыми в холодной горной реке и любить друг друга под звездами. Она никогда не поверила бы этой сказке, но теперь жила в ней. Перед сном Ханакара читала ему вслух, он перебирал ее волосы, ласкал ее, а по утрам готовил завтрак, пока она любовалась им за этим занятием. Тобирама научил ее своей технике теневого клонирования, а она предложила ему заключить контракт с собаками. Все было бы проще, если бы Великий Пес-Мудрец, Иошинори-сама, в грубой форме не назвал Тобираму юным наглецом, который решил простым путем, через знакомство, заслужить уважение собак. Ханакара рассмеялась на это, так как знала, каким милым бывает с ней Иошинори-сама, когда она почешет у него за ушком. Но он был слишком горд, чтобы позволить Тобираме заключить договор без тяжелых многолетних испытаний и проверок преданности на острове. Ханакара частенько по утрам просыпалась раньше Тобирамы. Поворачивалась к нему лицом и не могла насмотреться. Он лежал на животе, просунув руки под подушку, прижимаясь к ней щекой, и даже во сне немного хмурился. Простыня небрежно прикрывала нижнюю часть его тела, и одного вида его оголенной спины хватило, чтобы заставить Ханакару игриво прикусить нижнюю губу. Собрав свои похабные мысли в кулак, она перевернулась и хотела встать, но рука Тобирамы легла ей на талию, и он одним уверенным рывком притянул девушку к себе. — Ты соблазнительно выглядишь по утрам, — проговорил он ей в шею, зарывшись носом в волосы. — Это я специально, чтобы ты меня подольше пообнимал, и мы опоздали везде, где только можно. — О, негодница. Что мне с тобой сделать? Наказать? Тобирама развернул ее на спину и нежно поцеловал, а потом принялся перебирать ее волосы и все еще осоловелыми глазами разглядывать лицо. — Давно хотел спросить, — начал он, заострив взгляд на макушке Ханакары. — У тебя не было в роду кого-то из клана Широтора? Ханакара задумчиво помотала головой. — Нет. А почему ты спрашиваешь? Кто это? — Это клан моей матери. У них много людей с такими же белыми волосами, как у нас с тобой. — О, — удивленно воскликнула Ханакара. — Но это не мой настоящий цвет волос. В детстве у меня были светло-русые, а после кораблекрушения… В общем, сперва я не обращала внимания, было не до этого, а потом поняла, что волосы за несколько недель постепенно выпали. А отрасли потом вот такими седыми и больше никогда не были прежними. Тобирама задумчиво уставился на нее, но смотрел как бы сквозь, будто его мысли увели его куда-то далеко. — А ты думал, у нас общие родственники? — засмеялась Ханакара. — Нет, я сейчас подумал о другом. — Не хочешь поделиться? — заинтересованно спросила она. — Пока рано, — он загадочно отвел глаза в сторону, а потом поцеловал Ханакару в кончик носа. — А где сейчас клан твоей матери? — В свое время они заключили союз с кланом Сенджу путем брака. Широтора был немногочисленный клан, но крайне суровый и лютый в боях. Однако против Учих они выстоять не смогли. В течение нескольких лет все шиноби и куноичи погибли. Нет, некоторые женщины выжили, но только потому, что они вышли замуж за Сенджу, и теперь носят эту фамилию. Мой дед тогда посчитал, что ошибся в выборе союзника, и стал рассматривать вариант расторжения брака отца и матери, чтобы тот женился на Узумаки. — Но ведь этого так и не произошло. — Нет. Отец любил мать. Однажды он, когда ругался с дедом, сказал ему: она единственная. После ее смерти он изменился — стал еще более невыносимым. Как будто он один страдал, а мы, ее дети, ничего не чувствовали. Он не женился повторно, а мечту деда отец переложил на плечи Хаширамы. — А что стало с твоей мамой? — осторожно спросила Ханакара, следя за каждым оттенком чувств, отражающихся в глазах Тобирамы. Он поджал губы, напряженно дернув бровями. — Вообще-то я не люблю это обсуждать. Но тебе скажу, и давай договоримся, что мы больше это не обсуждаем. Ханакара кивнула, и тогда он продолжил: — Я сражался вместе с мамой. Но все было очень плохо, нужно было отступать. Я уговаривал ее, но… Вдвоем мы бы вряд ли смогли уйти. И она сказала, что не позволит мне умереть, поэтому она своей техникой отбросила меня, и я оказался далеко от места сражения и уже ничего не мог с этим сделать, я был слишком медленным. А она осталась там. И… Я больше не видел ее. Учихи сожгли ее до тла, оставив горстку пепла, развеянную по всей поляне. Ханакара нежно провела по его лицу, а потом в объятии притянула к себе. — Она защитила тебя, как настоящая мать, — сказала Ханакара. — Я восхищаюсь ее поступком. — Когда я вырос, я понял ее. Это было правильно. Будущее поколение должно жить, а старое помогать им в этом. Но когда был ребенком… — Тобирама отстранился и лег на спину, направив взгляд в потолок. — Я был обижен на нее. И ненавидел себя. А потом один за другим умерли мои младшие братья, и тогда я возненавидел эту бесполезную войну. И отца, который не хотел искать компромиссы и смотрел, как его семья гибнет. Тобирама бессознательно сжал кулаки, и Ханакара мягко погладила его по напряженным плечам. — Теперь все это кончилось. Интересно, какая была бы у нас жизнь, если бы война продолжалась?.. У нас бы точно не было привилегии лежать вот так утром и никуда не спешить. — Если бы война продолжалась, ты бы все еще была в стане Учих, — с особенной горечью произнес Тобирама. — А ты бы так же сторонился меня и смотрел бы вот так издалека, — Ханакара наклонилась к нему и театрально прищурилась, сжав губы в тонкую полоску, старательно изображая любимое выражение лица Сенджу. Тот улыбнулся и приобнял ее одной рукой. — Да, и многое бы упустил, — сказал он. — Но вообще-то рано или поздно надо будет встать с постели. Сегодня еще много дел. И общее собрание. — Собрание? Опять только главы и заместители? — Да. — Что вы там затеваете? — Ханакара снова приподнялась на локте и с прищуром глянула на него. — Уж больно часто встречаетесь. — Это только обсуждения, не бери в голову. Когда будет точно известен результат, я всё скажу. — Ладно, — улыбнулась она. — Но нам, правда, пора вставать. Мне надо еще вернуться к себе домой, чтоб привести себя в порядок. — Пятнадцать минут уже ничего не решат, — Тобирама навалился на нее и поцеловал в шею, давая понять, чего он хочет. — Я потом перенесу тебя, это займет меньше секунды. — Я бы предпочла ходить по улице. — Ведь так быстрее, — он удивленно посмотрел на нее. — Нет, я… Я о другом. Знаешь, как в книгах бывает. Мужчина провожает женщину, они прощаются у ее порога и целуются… Тобирама снисходительно фыркнул. — У нас есть привилегия экономить время. К тому же очень любопытные соседи так и ждут повод посплетничать. — Что? Нет, я не о соседях. При чем здесь они? — Если я буду провожать тебя, все увидят, разнесут слухи, будут обсуждать и мусолить эту тему. Ханакара вдруг почувствовала, что ей стало труднее дышать. Она немного надавила на плечи Тобирамы и попыталась вырваться, но он не дал. — Ты не хочешь, чтобы кто-то знал, что мы вместе? — спросила она. — Не хочу давать людям лишний повод меня обсуждать. Мне неприятно. К тому же начнутся все эти разговоры, люди будут лезть со своими непрошеными мнением, советами, расспросами. Если Хаширама узнает, он же из меня всю душу вытрясет. Я хочу избежать этих неловких бесед. — Так не отвечай и не слушай, какие проблемы? Я не хочу от кого-то прятаться. — Но это время… Это лучшее, что случалось со мной за всю мою жизнь. Я так счастлив, что иногда не верю, что все это происходит со мной. Ты разве несчастлива? — Абсолютно, — искренне ответила она. — Тогда зачем вплетать в наши отношения кого-то еще? Зачем рассказывать людям? Они все только испортят. Наши отношения — это только для нас двоих. Это что-то интимное, неприкасаемое, понимаешь, что я имею ввиду? — Кажется, да, — кивнула Ханакара. Она действительно поняла. На его глазах была драма в семье, когда глава семейства хотел избавиться от своей невестки, чтобы женить сына на химэ из более выгодного клана. Отец женил старшего сына и сделал эти отношения символом, идеалом, и теперь Хаширама и Мито должны во что бы то ни стало поддерживать этот образ, чтобы не ударить в грязь лицом. Тобирама хотел всего этого избежать любыми путями. Как только люди, а в частности старейшины Сенджу, узнают, что он обрел счастье с женщиной, сразу же начнут вторгаться и пытаться что-то решать. Тобирама хотел любыми способами избежать пересудов и обсуждений. Лишняя головная боль ему не нужна, да и Ханакаре это было ни к чему. Ей нравилось все, как есть, пусть она и не могла в открытую пройти с ним по улицам Конохи, взявшись за руки. И раз он просит о такой мелочи, это ведь совсем не трудно. — Говоришь, у нас есть пятнадцать минут? — с игривой улыбкой спросила Хатаке. В течение нескольких дней Ханакара чаще виделась с Тобирамой. Он заглядывал на тренировки детей. А те, от восторга и восхищения перед ним, старались намного больше, чем обычно. Ханакара даже начала подшучивать над ними, что ради таких результатов, она готова собственноручно сделать клон Тобирамы или его чучело. При посторонних Сенджу вел себя намного скромнее, чем когда они оставались наедине. Пропадали приятные Ханакаре касания, даже взгляд и голос Тобирамы менялись. Он сам становился строже, как будто между ними ничего не было, только рабочие взаимоотношения. Когда она замечала подобную прохладу, ее сердце тревожно сжималось, но слишком глубоко задумываться над этим Хатаке не хотелось. После одной из тренировок Ханакара и несколько детей остались, чтобы собрать разбросанные кунаи и сюрикены. Не сразу, но она заметила вдалеке приближающуюся фигуру Мадары. По его осанке она поняла, что он на редкость в хорошем расположении духа. — Как успехи у юного поколения? — спросил он. — Щенки подрастают и скоро начнут кусать нас за пятки, — улыбнулась Ханакара. — Мы будем намного сильнее вас! — дерзко заявил Шимура Данзо, посмотрев на нее. — Я оттаскаю тебя за уши за подслушивание чужих разговоров, — Ханакара строго глянула в ответ, пригрозив ему кулаком, а потом приняла от Сарутоби Хирузена корзину с собранным оружием. — Нельзя подслушивать! — Только если подслушивание — это не часть миссии, — подмигнул ему Мадара, сохранив на лице снисходительную улыбку. — Слишком громкие заявления, Шимура. Сначала победи хотя бы меня, — Учиха Кагами хлопнул Данзо по плечу. — Когда-нибудь я вырву твои шаринганы, и тогда… — грозно заявил ему Шимура, сжав кулак. — Какие бойкие дети, — хмыкнул Мадара. — Всё собрали? — уточнила Ханакара, когда посмотрела на несколько полных корзин. — Тогда проваливайте отсюда с глаз моих. Вы меня утомили, — строго сказала она, а потом мягче добавила: — И не забудьте отдохнуть и хорошенько поесть! Дети попрощались и быстро скрылись с поля. Глядя им в спину, Ханакара поняла, что они вовсе не будут отдыхать, а опять пойдут тренироваться, уж слишком театрально они демонстрировали свою усталость. — Ты пришел что-то обсудить? — спросила она, повернувшись к Мадаре. — У вас вроде очередное собрание должно было быть сегодня. — Уже закончилось. Хотел сказать, что идея с присоединением к Конохе всех могущественных кланов страны Огня, терпит крах. — В каком смысле? — Хьюга отказались вступать в союз. Считают, что мы и года не протянем, как поубиваем друг друга на одной территории. И они не хотят замарать свои чистые, аристократичные руки в этой истории. У других кланов тоже есть сомнения. — Ну тогда они нам не нужны. Сами справимся, без их сил и финансов. Четыре могущественных клана уже вместе, и этого достаточно, чтобы поддерживать мир в стране. Ты только посмотри, как разрослась Коноха. А помнишь густой лес на этом месте? И это еще не конец. — Как ни странно, я тоже так считаю. — Да, действительно. Это странно. Ты ведь никогда не был здравомыслящим, — усмехнулась Ханакара и пару раз играючи ударила его кулаками в плечо. — Кто ты такой? Куда ты дел настоящего Мадару? Он скептично поднял одну бровь и криво улыбнулся. — Коноха уже сильнее любого отдельно взятого клана, — произнес он. — К тому же у нас есть поддержка дайме, и не только в финансовом смысле. В стране Огня только одна скрытая деревня, наша, любая другая будет нелегитимна, а ее создатели будут автоматически приравнены к террористам. Пусть только дадут повод, я уже готов размяться… Он сделал пару наклонов шеи, и раздался характерный хруст. Ханакара махнула головой в сторону деревни, и они вместе медленным шагом двинулись туда. — Думаешь, Хьюга захотят создать свою скрытую деревню? — Я это не исключаю, поэтому… Я сейчас рассматриваю варианты укрепления наших сил не только путем присоединения кланов. — О чем ты? — О, — засмеялся Мадара. — Уж тебе-то, любопытной, я точно не скажу. А то еще раньше времени растрезвонишь, кому не надо. — Кому?! Мадара закатил глаза и, покачав головой, высокомерно улыбнулся. Как будто что-то знал о Ханакаре, что она безуспешно пыталась сохранить при себе. У нее закралось странное неприятное ощущение. — Забудь. — Ладно, — нехотя согласилась она. — Так что там с вашими собраниями? — Решение, к которому сегодня пришел совет меня не особенно устраивает. — Какое решение? — Раз деловая переписка не помогает, Хаширама отправляет на задание по паре представителей каждого клана. Чтобы они разъезжали по всей стране, как бродячие артисты, и убеждали присоединиться к нам. Сердце Ханакары от чего-то тревожно сжалось. — Я считаю это унизительно, — продолжил Мадара, не заметив замешательства, в которое впала Хатаке. — Кое-кто из совета со мной согласен, и мне даже гадко от того, что наши с ним мысли сходятся. — Ты о Тобираме? — О нем самом. Мы на собраниях эту тему мусолим уже давно как раз из-за разногласий. А он тебе ничего не говорил? — С чего бы вдруг? — Ханакара сама не заметила, как напряглась и отвела глаза в сторону. «Почему он не сказал?» — это вопрос теперь вертелся у нее в голове, не давая воздуха другим мыслям. — Да брось, — прыснул Мадара. — Было любопытно наблюдать за вами двумя, но то, что вы оба не замечаете косые взгляды в вашу сторону — это даже не смешно. Хватит вести себя, как дети. Ханакара с сомнением глянула на него и рассмеялась, как будто это неправда. — Серьезно? Будешь упираться? — Не понимаю, о чем ты, — усмехнулась она, не желая сдаваться. — О том, что твой благоверный уедет из Конохи на год. В сопровождении Сенджу Наоми. А еще в группе будет Сарутоби Михо. Ты видела ее ноги? Ух… Только ради этого бы сам поехал, но… Ханакара резко остановилась и нахмурилась. В висках застучало, кровь бросилась в лицо, и дыхание сбилось. «Уедет на год?!» — Я, видимо, испортил сюрприз, — Мадара забарабанил пальцами по подбородку. — Какая жалость. Ханакара ничего не ответила, а просто пялилась на лицо Мадары, надеясь увидеть в нем хоть намек на розыгрыш. Глупый, бессмысленный и подлый розыгрыш. Но кого она пыталась обмануть? Если четыре клана посылают своих представителей на миссию, кому еще ехать от Сенджу, как не Тобираме? Ведь Хаширама сам поехать не может, он хокаге, он обязан быть здесь и заботиться о нуждах жителей Конохи. — Правда, чему я удивляюсь, — пожал плечами Мадара. — Со своими наложницами я тоже миссии не обсуждаю. — У меня молоко дольше хранится, чем у тебя наложницы. — И то верно. Тебе интересно, почему младший Сенджу решил с тобой это не обсуждать? Могу рассказать. — Тебе-то откуда знать? Ханакара закатила глаза, махнула рукой и пошла дальше, не желая слушать Мадару. К ее неудовольствию он догнал ее и продолжил ехидничать: — И она так закатила глаза и махнула рукой, что ее мужчина тут же начал вести себя с ней достойно. — Много ты понимаешь. — Больше тебя. И если остановишься и послушаешь меня, может, поумнеешь. — Что ты делаешь? — скривилась Ханакара. — Тебе вдруг стало не плевать? — Как будто тебе плевать, — Мадара ее схватил за локоть и развернул к себе. — Да брось. Мы не чужие, хоть я тебя недолюбливал и всегда считал… белой вороной. Мадара глянул на ее седые волосы и усмехнулся своим мыслям. — Он не сказал тебе о теме собраний, не сказал, что уезжает на год. И на самих собраниях не отстаивал твою кандидатуру, даже не назвал тебя. Скрывал ваши отношения… Поиграет с тобой, и на этом все закончится, будь уверена. Думаешь, Учиха честолюбивые? Нет. — Что, Сенджу и тут вас обошли, м? Мадара сильнее сжал ее локоть, и тогда Ханакара грубо отбила его руку от себя. — Не веришь мне? Поражаюсь твоему оптимизму, — кривая усмешка исказила рот Мадары. — Что ты меня пугаешь какой-то ерундой? — фыркнула Ханакара. — Отправлюсь вместе с ними на эту чертову миссию. — За эти пять минут, пока мы с тобой говорили, ты вдруг стала принадлежать одному из кланов Конохи, а я не в курсе? Нет, если бы вы были женаты, Хаширама мог бы отправить тебя вместо Наоми. Но… Видимо шустрый Тобирама решил притормозить с этим решением, да? — Не знаю, что ты там себе навыдумывал, но ты ничего не знаешь о нас, — Ханакара сложила руки на груди и сделала от него шаг назад. — Мне и не надо. Я знаю о жизни. Если мужчина держит отношения в тайне, не сообщает своей женщине о грядущей годовой миссии и не говорит о серьезных намерениях, картина ясная. Эта женщина ему не нужна. — Я не собираюсь это выслушивать, — Ханакара резко развернулась и быстрым темпом ушла от Мадары. К ее счастью, он не стал преследовать ее. Мадара просто хотел поиздеваться. Вот и вся его цель. Ханакара в свое время часто его поддевала, и теперь он решил отыграться по полной и кольнул в самое сердце. На нее словно вылили ведро ледяной воды. Тело пробило мурашками, мышцы напряглись, и она немного съежилась, пока шла. Ханакаре не хотелось верить словам Мадары. И как же ей не хотелось признавать, что эти слова вызывают у нее страх. Она боялась, что это может оказаться горькой правдой. Что Тобирама не впускает ее в свою жизнь полноценно и открыто как раз потому, что не собирается в дальнейшем продолжить их отношения. Как будто это все временно, пока он не найдет вариант получше для себя. При мысли о том, что он рассматривал Ханакару исключительно в качестве женщины для удовольствий, ей стало тошно. Она хотела немедленно разобраться со всем, понять, кем он ее считает, каковы его намерения, чем издеваться над собой, фантазируя то, чего может даже и не быть. Хатаке смело открыла дверь в кабинет Тобирамы и застала его сидящим за столом, подписывающим какие-то бумаги, которые ему подавала Сенджу Наоми. — Добрый день, — поздоровалась Ханакара. — Добрый, — Тобирама был более хмурый, чем обычно. И глядя на Ханакару он немного насторожился. Вид ее был настолько всклокоченный, что даже он не смог не заметить. — Наоми, оставь нас. — Есть, — бодро кивнула девушка и вышла в коридор. Ханакара закрыла за ней дверь, а затем подошла к Тобираме. Глядя ему в глаза, она боялась начать разговор. Тревожное чувство нарастало, грозясь придушить ее, руки тряслись, и Ханакара, пытаясь найти опору, одну ладонь положила на стол. Тобирама пытливо смотрел на нее, изучал взглядом, и ей казалось, что он уже понял, что она в курсе про миссию. Но он продолжал молчать и ждать, когда первой заговорит Ханакара. — Я тут решила новое хобби начать. Собирать открытки с пейзажами разных уголков Страны Огня. Не поможешь мне? — с усилием она натянула на себя кривую усмешку. Тобирама прикрыл глаза и тяжело вздохнул. — От кого ты узнала? — К сожалению, не от тебя. — От кого?! — раздраженно повторил свой вопрос Сенджу, пронзительно посмотрев ей в глаза. — Мадара. Какое это имеет значение?! — Зачем ты говорила с ним?! Я просил тебя этого не делать! Не обсуждать с посторонними людьми наши отношения! Тем более с ним! — О! Так ты считаешь, что у нас отношения?! Ты уходишь! На год! — Да, завтра утром, — ответил он спокойным голосом, глядя на Ханакару в попытке понять, как она реагирует на это. — Почему ты не сказал?! — А что это изменило бы? Ханакара почувствовала, как ноги ее не держат, и села прямо на стол. Он даже не посоветовался с ней. Не обсудил это. Собирался поставить перед фактом, как будто ему безразлично ее мнение. Как будто она сама ему безразлична. У Ханакары в этот момент появилось страстное желание встать и убежать от него подальше, чтобы он не смог ее найти. Но это было бы слишком по-детски глупо, и она сдержала этот порыв, чтобы прояснить ситуацию. — Все было не точно, находилось на стадии обсуждения, поэтому я не стал тебя беспокоить. Хотел сказать сегодня, когда все решилось окончательно. Смысл отряда в том, чтобы продемонстрировать другим наше умение работать в команде, — продолжил он. — Четыре клана, по два представителя из каждого. Ханакара почувствовала боль от этих слов. Была незавершенность, словно он не высказал все до конца. Она смотрела ему в глаза и ждала, но он молчал, глядя в ответ. Холодный непроницаемый взгляд, колючий и чужой. — Давай. Договаривай начатую мысль! — Прекрати, Ханакара. — Тогда я сама! Четыре клана, по два представителя из каждого! А мне, Хатаке, там делать нечего, я не принадлежу к вашим долбанным кланам. Я здесь никто! Тобирама порывисто встал и навис над ней, как грозовая туча. Будто эти слова больше укололи его. Его, а не ее! — О, Сенджу Тобирама завел тайные отношения с женщиной, безродной и неважной в социально-политической игре, — продолжила Ханакара, сама не понимая, зачем это говорит. Но из нее это просто выливалось, и она не могла заставить себя замолчать. — Она не имеет высокого звания, не имеет статуса и положения. Это уязвляет его, великого Сенджу Тобираму. Как он мог так низко пасть? — Прекрати! — властно проговорил он, схватив ее за локоть и сдернув со стола. — Это же неправда! — А что тогда правда? Правда в том, что тебе все равно, — заключила она с ужасом для себя. И начала говорить спокойнее, начиная осознавать все происходящее. — Тебе абсолютно все равно, что мы не увидим друг друга целый год. — Нет, мне не все равно, — твердо сказал он и взял ее за плечи, вглядываясь ей в глаза. — Но год — это не такой большой срок, как ты думаешь. У тебя здесь есть чем заняться. Ты отлично справляешься с детьми, а когда я вернусь, помогу тебе… Я не предполагал, что ты так это воспримешь. Шиноби часто уходят на миссии, думал, ты это поймешь. Ты ведь куноичи. — О! — протянула Ханакара, зажмурившись. — Дело не в том, что год — это большой или маленький срок, Тобирама! Ты что, совсем ничего не понимаешь?! Ханакара сбросила руки Тобирамы с себя. Она отошла от стола и начала бродить по кабинету, как загнанный зверь. Ей было тесно, душно. Грудную клетку сдавили тиски, и она безуспешно пыталась от них избавиться, стараясь дышать глубже. — Да, я куноичи, но… Посмотри на меня. Я еще и девушка. И мне неприятно, что ты не сообщил мне об этой миссии! — продолжила она, чувствуя горечь в горле. — Как будто тебе безразлично, как я отнесусь к разлуке. Как будто… Слова застряли. Ханакара не могла их произнести вслух, а внутри они жгли ее сердце. — Как будто что? — Тобирама приблизился к ней, а она сжалась. — Договаривай. — Как будто я совершенно ничего не значу для тебя. Тобирама закрыл лицо ладонями и с протяжным звуком выдохнул в них, чтобы было не так громко. Теперь была его очередь бродить по кабинету. Ханакара наблюдала за ним, но в какой-то момент остановила, чтобы он посмотрел ей в глаза. — Ты мне сказал, чтобы я никогда не фантазировала на твой счет, и если мне что-то кажется, то лучше спросить у тебя, чем продолжать прибывать в иллюзии. И теперь я спрашиваю, потому что не понимаю. Что я значу для тебя? — кротко проговорила она почти с мольбой. Она так хотела, чтобы он переубедил ее, вслух прокричал ей о своих чувствах. — Скажи мне, потому что теперь я не понимаю. Я не знаю, что у тебя на душе, я не читаю твои мысли. Скажи мне прямо сейчас. Кто я тебе? Взгляд Тобирамы изменился. Он перестал быть таким твердым и уверенным. Сенджу боялся чего-то, и Ханакара это видела и чувствовала. Боялся озвучить что-то. Она поняла это, как то, что он боится озвучить самое худшее, и Мадара был прав. — Что ты хочешь от меня услышать? — тихо спросил он, но напряженный голос выдал его. Тобирама понимал. — Просто скажи, — выдавила из себя Ханакара, но закончить свою мысль не смогла. Она хотела спросить, любит ли он ее, но страх перед отказом заставил ее замолчать. Глядя в лицо Тобираме, она осознала, что он догадался сам об окончании этой фразы. — Я могу хоть сто раз сказать тебе, но все бестолку, если ты не ощущаешь этого без моих слов. Сенджу замолчал, и посмотрел на нее застывшим взглядом, а эта тишина говорила сама за себя. — О, — Ханакара отошла от него и приложила ладони к своим пульсирующим вискам. — Вот значит как. Ханакара замерла, с ужасом осознавая, что все ее счастье катится в пропасть прямо у нее на глазах. Она хватается за него, но не может удержать. Какая-то незначительная соринка теперь превратилась в неподъемный валун, придавливающий ее сверху. Хатаке соединила все факты воедино и больше не могла не замечать очевидного. — Ты хочешь держать наши отношения в тайне, просишь меня помалкивать… Ты не впускаешь меня в свою жизнь, — заключила она, чувствуя подступающие слезы. Горло сдавило, но она продолжала: — Ты отстраняешься, лишь бы оградить себя, потому что я подошла слишком близко. И эта миссия для тебя, как спасение. Ты сможешь опять быть один, как ты привык. Я права? — Все не так, — он рывком прижал ее к себе. Ханакара упиралась, пыталась отодвинуться от него, но он не позволил. Тобирама крепко держал ее, в упор дышал в макушку и гладил по волосам. — Просто… Ты все изменила в моей жизни. Мне нужно время. Это слишком большие перемены, я не могу согласиться на них за несколько недель. — Нет, ты просто неуверен, что тебе нужна эта новая жизнь. Не уверен, что хочешь этого, — сказала она, и слезы хлынули сами собой. — Все совсем не так, — выдавил он из себя. Ханакара сквозь слезы усмехнулась и шмыгнула носом. — А как тогда? Тобирама промолчал, пристально глядя ей в глаза, как будто хотел, чтобы она прочитала его мысли. — Отпусти… Она снова попыталась вывернуться из его объятий, но в следующую секунду они оба оказались в ее доме посреди спальни. — Нет, — сказал он. — Я не могу и не хочу. — Ты сказал, что тебе нужно время, — потерянным тоном произнесла она. — Так вот у тебя будет целый год. Подумаешь обо всем. И открытки не забудь мне прислать. Тобирама немного отклонился и посмотрел ей в лицо, а Ханакара упорно отворачивалась, чтобы он не видел, как она плачет. Он стал вытирать ее слезы, но от этой нежности и заботы у Ханакары сдавило сердце еще сильнее. — Зачем ты это делаешь?! — спросила она, отталкивая его руки от себя. На этот раз Тобирама ее отпустил, и она без сил села на пол. Он опустился рядом с ней и внимательно смотрел на нее. Ханакара понимала, что напрасно не расставила все по своим местам до того, как у них все зашло так далеко. Она поддалась естественному влечению к Тобираме, и совершенно забыла о том, что он не был человеком, живущим с душой нараспашку. Он замкнут, редко делится своими мыслями и чувствами, и уж тем более планами. Она и сама не любила кого-то близко подпускать к себе, но с ним смогла почувствовать себя иначе и не испугалась окунуться в это. Ханакара доверилась ему, открылась и стала уязвимой, тогда как он по-прежнему боялся. Ей казалось, что с его стороны есть любовь, но теперь она не была в этом так уверена. Да, притяжение, страсть и желание быть вместе — всё это Тобирама без стеснения демонстрировал. Всё кроме настоящего глубинного чувства. Ханакара хотела ему признаться, что любит его, но не смогла этого сделать. Обнажить душу перед тем, кто не готов на это же в ответ, слишком глупо. И уж точно не после того, как она требованием о признании подкосила их отношения, а он своим молчанием разрушил их окончательно. Он стал ей близким человеком. Тем самым, с которым она готова была разделить свою судьбу и испытать многое, если не все. Но у него имелось свое представление об его жизни, которое так некстати не совпадало с ее. Ханакара не хотела прятаться и стесняться своего выбора, она внутренне была готова честно признаться ему в своем отношении к нему и жить в открытую. В то время как Тобирама предпочитал скрывать свои чувства не только от всех остальных людей, но и от Хатаке в том числе. Это было неразрешимым противоречием. — Просто отпусти меня, — с мольбой проговорила она сквозь слезы. — Потому что мне невыносимо смотреть на тебя притом, что я понимаю, что не могу дотронуться до тебя. Он схватил ее ладонь и прижал к своей груди в области сердца. — Можешь. Я здесь. Ханакара подняла на него взгляд и увидела, что в его глазах капилляры покраснели, отчего белки приобрели жутковатый вид. — Я не это имела ввиду, — прошептала она, чувствуя новую волну подступающих слез. Ханакара осторожно вытащила свою ладонь и на ватных ногах подползла к комоду. Она достала из него печать для Хирайшина и посмотрела на Тобираму. Он все понял и прикрыл лицо руками. Хатаке смотрела на него, плакала, но все равно крепко держала его печать. На очередной свой всхлип она резко разорвала бумажку. Тобирама вздрогнул на пронзительный в тишине звук, но не посмотрел на нее. Ханакара сложила две половинки вместе, а затем снова порвала их. Снова сложила вместе, и снова порвала. Еще очень многое они хотели сказать друг другу, но не решились, чтобы не сделать их положение еще хуже. В полном молчании на расстоянии нескольких шагов они просидели рядом еще несколько часов. Ханакара не могла его выгнать, а он не собирался уходить. Сперва Сенджу тяжело дышал, как загнанная лошадь, а в тот момент, когда свыкся с болью, успокоился и устроился удобнее, облокотившись на стену. Время текло предательски медленно. В гробовой тишине слышались щелчки от двигающихся стрелок часов в другой комнате. В конце концов, Хатаке легла на футон и свернулась калачиком. Знала, что Тобирама смотрел на нее, потом снова опускал лицо в ладони, а через какое-то время вновь поднимал свой взгляд. — Я все испортил, — сказал он, когда за окном окончательно стемнело. В комнате стоял мрак, и никто из них не хотел включать свет. Ханакара повернулась и спрятала лицо в подушку, глуша свой плач, не показывая ему, как исказился ее рот в беззвучном крике. Тобирама встал со своего места, подошел к ней и наклонился. Его руки легли ей на плечи, мягко, успокаивающе гладили, отчего Ханакаре хотелось плакать еще сильнее. А потом он наклонился и поцеловал в макушку. — Прости меня, — еле слышно шепнул Тобирама. В следующую секунду Ханакара ощутила легкость на своих плечах. Она резко повернулась и посмотрела. Он исчез. И тогда рыдания вырвались из нее, как прорывается вода сквозь треснувшую плотину. Ханакара плакала и не могла остановиться. Дрожала, хотя не чувствовала холод. Она винила себя, что слишком размечталась. Такой как он не стал углублять с ней отношения, но мысленно Ханакара его поблагодарила за честность. Он не стал играть с ней, не стал обманывать и обрисовывать счастливое совместное будущее. Сказал как есть: он не готов к переменам, которые неизбежно влекут за собой официальные отношения. Тобирама старался не допустить в своей устоявшейся стабильной жизни любых изменений, которые сделают ее непредсказуемой, а на него взвалят дополнительную ответственность. После бессонной ночи, когда Ханакара насильно заставила себя выползти из дома, чтобы заняться делами, она на пороге нашла небольшой сверток. Девушка тут же разорвала яркую бумагу и увидела простую деревянную коробку, перевязанную красной плетеной веревкой с двумя бубенчиками на концах. И небольшую карточку. «Я заметил, что твой набор уже потрепан». Ханакара потянула за один бубенчик, чтобы развязать узел, и открыла крышку. Внутри лежали новые приборы для ухода за холодным оружием. И в эту самую минуту она поняла, что совершила ошибку. Что она погорячилась, и зря раздула из мелочи целую проблему. Подумаешь, он не готов на серьезные отношения. Какие глупости. Она согласна потерпеть этот год, согласна дать ему время на то, чтобы он привык к переменам. Согласна не ждать от него открытого признания своей любви к ней. Пусть все будет тихо, как он хочет. Только пусть будет. Ханакара аккуратно положила подарок в коридоре и прямо босиком на дрожащих ногах помчалась к дому Тобирамы, надеясь застать его. Она одним прыжком перемахнула через забор и без стука влетела внутрь. Ее встретила тишина.