Небо в алмазах

Высохнут слезы, стихнет смех.

Жизнерадостность и бойкость учеников единственное, что держало Ханакару на плаву и не давало ей окончательно забыть, кто она есть и в чем ее миссия. Всю первую неделю с момента отбытия Тобирамы она едва ела (лишь бы быть более-менее на ногах, чтобы обучать детей и вести спарринги), почти не спала и каждый день уходила в лес. Просто ради того, чтобы побыть наедине со своими чувствами и мыслями. Находиться у себя дома ей было невыносимо. В этом месте они любили друг друга впервые. Здесь и расстались. Стены дома напоминали ей о многом; улицы Конохи шептали дорогу к его пустому дому; и слишком многие места и укромные уголки деревни зажигали в ее воображении пикантные воспоминания о сладком времени и упущенном счастье. Оказываясь в лесу, Ханакара брела прямо в чащу, стараясь не сворачивать. И чем глубже она уходила, тем комфортнее ей становилось. И когда в окружении плотных кустарников и деревьев она начинала чувствовать себя в безопасности, она падала на мягкий полог густой травы и сворачивалась калачиком, прикрывала голову руками и снова плакала, надеясь, что слезы помогут ей смыть боль с души. Ближе к рассвету она возвращалась, приводила себя в порядок, чтобы никто не заметил перемен в ней, а потом снова шла к детям. К радостным, улыбающимся, полным надежд детям. Она чувствовала себя рядом с ними пиявкой, выжимающей из них все хорошее, что они могут дать. А взамен награждала их иронией и сарказмом, которые они не всегда могли понять своим еще детским умом. В один из таких вечеров Ханакара уже вышла за пределы деревни, чтобы по обыкновению сбежать в лес, как посторонний шум за спиной заставил ее обернуться. — Давно не виделись, — махнул ей Мадара с довольной улыбкой, направляясь к ней. — Где пропадала? — Думала, ты сегодня читаешь слепым детям, и решила не отвлекать. — Это милое дело у меня по средам. А сегодня суббота. — Чего тебе? — спросила Ханакара, когда он окончательно поравнялся с ней, и они вместе медленно пошли в чащу. — Или совсем скучно стало? — Невыносимо. Оказалось, что непросто найти другой смысл в жизни, когда им была война, сколько я себя помню. — А как же дайме, миссии? — Ничего интересного для меня. Я уже предлагал Хашираме отвоевать немного земель на севере, но он не соглашается. Не хочет, чтобы мы выглядели слишком воинственными перед другими кланами. — И поэтому ты решил доставать меня? Плохой план. Я не хочу разговаривать. — А я не хочу слушать. По-моему, идеально. Сато притащил кое-кого из столицы, и те организовали у нас полноценное питейное заведение. Пойдем, выпьем. — Я не пью алкоголь, ты же знаешь. — То есть идешь в лес, чтобы страдать и жалеть себя? Да брось. Зачем так убиваться по нему? Рядом с ним сейчас как минимум одна красотка, и это я сейчас о Сарутоби Михо. Да и эта из его клана, Наоми, по крайней мере, не дурнушка. А сколько женщин бывает в рёканах по дороге… Ух. Думаешь, он страдает? Я бы не страдал, а лучше бы занял себя чем-то более приятным. И если он не евнух, а мужчина, он будет делать то же самое. — Хватит ровнять всех по себе. — Я понимаю, о чем говорю. Ханакара усталым взглядом посмотрела на него и ничего не ответила на это, хотя подобные мысли доставляли ей почти физическую боль. Она старалась не думать о том, что Тобирама целыми днями находится наедине с «не дурнушкой» Наоми, рядом вертится еще и длинноногая Михо. И бог знает сколько еще женщин будет вокруг него в каждом городе и деревне, где они всей группой будут оставаться на ночлег. А что будет в самих кланах? Яркое воображение Ханакары рисовало ей порочащие честь Тобирамы картины, которые вызывали у нее рвотный рефлекс. Чтобы не загнать себя окончательно, она усиленно отгоняла подобные мысли от себя. Вот и сейчас Хатаке решила не вступать с Мадарой в перепалку, не доказывать ему что-то, иначе он только насладится ее страданиями, а просто перевести тему. — Раньше ты пил с Хаширамой. — Раньше он не был хокаге, — закатил глаза Мадара. — А теперь у него работы слишком много, все от него что-то требуют, в том числе и жена. — Какая жена отпустит своего мужа неизвестно к кому? Подружишься с Мито, и будет тебе счастье. Если ты, конечно, вообще можешь позволить себе быть счастливым… «С другой стороны, какой муж предпочтет пьющего друга вечеру со своей любимой женщиной?» — задумалась Ханакара. Мадара приостановился и нахмурился. — Слышишь? — спросил он. Ханакара замерла и прислушалась. Со стороны деревни доносились какие-то крики, нецензурная ругань, издевательский хохот. Мадара пошел в сторону выхода из леса на склон, чтобы с высоты посмотреть на происходящее. Из любопытства Ханакара проследовала за ним. Вдалеке посреди района Учих толпа людей окружила одну фигуру и наперебой выкрикивала ей оскорбления и советы, куда ей идти. — Это Эми?! — удивленно спросила Ханакара. — Черт. Я и так отселил ее на окраину деревни дальше некуда, — нахмурился Мадара. — Но она зачем-то отправилась в район, хотя я ей запретил. — Там лавка с овощами, может, она хотела… В этот момент один Учих поднял ведро с овощными очистками и другими отходами, и перевернул его на Эми. — Что за?!.. — Ханакара почувствовала закипающую ярость. Она дернулась, чтобы прыгнуть вниз и помчаться к толпе, но Мадара выставил руку и остановил ее. — Эми сама виновата. — Что?! Но… Она ведь спасала тебя и их столько раз, и… И она ведь Учиха, одна из вас! Как вы можете так поступать с ней? — Она опозорила себя и наше имя. — Миссия была пустяковой, — пожала плечами Ханакара и посмотрела на то, как Эми, втянув плечи, пытается прорваться сквозь окружившую ее толпу. — Тем более! Если она поступает так с пустяком, то что бы было, если бы на кону стояла жизнь целого клана? Она поставила свои личные интересы выше клановых. — Ты сам постоянно так делаешь! — Уверена?! — глаза Мадары вспыхнули такой злобой, какую Ханакара не видела от него никогда. От него повеяло тьмой, и она поежилась. — Я подавил собственные желания, собственные взгляды только для того, чтобы моему клану было хорошо. Я сделал все, как эти трусы хотели. И что теперь? Теперь им не нравится, что я веду агрессивную, по их мнению, политику. Но когда шла война с Сенджу, они были довольны. Они были довольны властью, возможностями. Тот факт, что они носят фамилию Учиха, делал их неимоверно гордыми. А это только моя заслуга. Я сделал так, что Учиха — это легендарные воины. Я! Даже от нашего имени враги дрожали от страха. Моим соклановцам всегда нравилась моя сила, но еще больше моя способность принимать решения там, где они поджимали свои хвосты. А теперь что?! — Это вот они-то недовольны, что ты агрессивный? — уточнила Ханакара, глядя на то, как Эми все-таки прорвалась через кольцо людей. Они кричали ей вслед нецензурные оскорбления и насмешки. Разве что не били, но и то, скорее, по приказу Мадары, из страха перед ним, а не перед тем, что Эми сама может им накостылять. — Их раздражает, что Эми опозорила их фамилию и продолжает существовать рядом. Им не хочется иметь с ней ничего общего, лишь бы отречься от нее и смыть этот позор с клана. Ханакара смотрела, как Эми уходит между домами вдаль, и не понимала, что чувствует. С одной стороны она была согласна с праведным гневом Учих. Эми нарушила правила и должна нести за это ответственность. Пусть будет благодарна за то, что Мадара не убил ее за уклонение от исполнения обязательств. Но с другой стороны при такой ненависти со стороны соратников Ханакара сама лично сбежала бы давным-давно. Терпеть эту травлю она не стала бы так же, как и пытаться заслужить уважение тех, кто позволяет себе подобное поведение. Ей их уважение было бы ненужно. Но кто она, Ханакара, такая, чтобы понимать чувства Эми? Учиха росла в клане, среди людей, которые любили ее и нуждались в ней. А теперь один неправильный поступок перечеркнул все то хорошее, что она сделала для своего клана. Это не укладывалось в голове Ханакары, но она принимала реальность такой, как она есть. Глядя на то, как Эми скрылась за дальними домами, Хатаке поняла, что на сегодняшний вечер у нее есть более полезное дело, чем просто страдать в лесу. — Люди неблагодарны, — произнесла она, а потом поймала на себе внимательный, угрюмый взгляд Мадары. — Особенно тогда, когда ты им больше не нужен. И надо просто согласиться с этим и жить дальше, оставив ожидания встретить, наконец, кого-то, кто будет ценить и любить тебя. Это и должна сделать Эми. Уйти из клана, жить свою жизнь и перестать надеяться на то, что после ее поступка к ней будут относиться иначе. — Смириться с реальностью? — задумчиво произнес Мадара. Он скривился, отрицательно помотал головой на свои мысли и посмотрел на Ханакару. — Так думают только слабаки, которые не в силах изменить эту реальность. Ханакара нахмурилась. — Называешь меня слабачкой? — Именно так, — усмехнулся Мадара. Ханакара закатила глаза и, развернувшись, направилась в лес. — Ты куда? — бросил он ей, а потом догнал. — По-твоему, если что-то идет не так, то нужно сразу бежать? Это твой способ решать проблемы? — Человеку необходимо общество, другие люди, даже если он заявляет обратное. Но! Если общество обращалось бы со мной вот так, — Ханакара остановилась и махнула головой в сторону деревни. — Оно было бы мне не нужно. С другой стороны, я играю по его правилам, чтобы оно не пошло против меня. — Другими словами, тебе не хватает смелости идти против него? Ты еще и трусиха. — Мне хватает ума понять, что кто-то придумал правила не просто так. И вряд ли эти люди были идиотами. Если бы каждый делал, что вздумается, мы погрузились бы в хаос. — А если бы у каждого был бы свой мир, в котором он мог бы делать, что вздумается? — спросил ее Мадара, а сам задумчиво уставился в пустоту. — Свой мир? Быть создателем? Если ты о книгах, то я больше люблю читать, чем писать. Мадара криво усмехнулся, посмотрев на нее со снисхождением, как будто знал намного больше нее. Ханакара хмыкнула и снова пошла дальше. — Эй, так ты куда?! — он снова ее догнал. — Уж не думал ли ты, что я буду тратить свое время на тебя?  — А как же пойти выпить? Он остановил ее, аккуратно взяв за плечо и развернув к себе. Пытаясь оценить его заново, Ханакара внимательно посмотрела на Мадару, но по-прежнему видела властолюбивого циника. — Пойдем со мной, — снова предложил он. На мгновение его лицо обрело необычную живость, пока вновь не превратилось в холодную маску. Мадара явно не просто так звал ее. Намекал на продолжение? Или же изначально не предлагал пойти в идзакаю, а сразу к нему в поместье? Ханакара прекрасно знала, какое у него отношение ко всем женщинам, и особенной себя не считала. Идти с ним означало только одно: признать свое полное падение до дна и окончательное разочарование в Тобираме. Была ли она наивной, полагая, что он не станет заводить интрижки на этой годовой миссии? Однозначно была. Мадара являлся прекрасной возможностью отвлечься, да еще и сам звал ее, ей даже не нужно было изгаляться, чтобы привлечь его внимание. Можно было бы хорошо провести время вместе, без всяких обязательств. Но как на счет угрызений совести? Ханакара смотрела на Учиху и понимала, что она не чувствует к нему ничего. Она не отрицала для себя его физической привлекательности, но никакой глубины в этом для себя не находила. А находил ли он в ней нечто более глубокое, чем возможность утолить свои потребности? Ханакара не стала обманывать себя на этот счет, ей вообще надоело врать себе. Она знала Мадару достаточно долго, чтобы понимать — он просто хочет развлечься и не более. Стать для него той, кто будет временно оберегать его от скуки, она не хотела. К тому же у нее оставалась беспочвенная надежда на то, что Тобирама со дня на день напишет ей письмо или же просто явится, чтобы сказать ей о своих истинных чувствах. Как она будет смотреть ему в глаза тогда, если сейчас уйдет с Мадарой? — Нет, — она покачала головой, а потом улыбнулась ему и указала на себя большим пальцем. — Слабачка идет в лес, чтобы страдать и жалеть себя. Ханакара махнула рукой в знак прощания и уверенно зашагала в лес. По шороху травы она поняла, что Мадара немного потоптался на месте, но ушел в другом направлении. Гордость не позволила преследовать ее и уговаривать дальше. Оно и к лучшему. Ханакара отошла на приличное расстояние и повернулась проверить на всякий случай, не следит ли он за ней. Глянув на Коноху сквозь деревья, она разглядела его косматую фигуру на центральной улице. Как только он скрылся в идзакае, Ханакара тут же направилась в сторону нового жилища Эми. Мадара сказал, что отселил ее на окраину. Куда именно не уточнил, и девушка собиралась обойти всю округу в поисках небольшого домика. Долго искать не пришлось. Крошечная минка, больше похожая на сарай, стояла на отшибе, вдалеке от других домов, красивых и ухоженных. Это здание было явно собрано наспех. Ханакара осторожно приблизилась, глядя на свет свечи, льющийся из окна, а потом постучала в дверь. Шорох, донесшийся изнутри, заставил Ханакару сделать шаг назад на всякий случай, но через мгновение дверь открылась. Шокированная Эми застыла перед ней. Темные круги глубоко пролегли под глазами, девушка явно исхудала. Она облизнула высохшие, покусанные губы и часто заморгала. — Тоже пришла насмехаться? — Поговорить, — ответила Ханакара. — Пустишь меня? Я видела, эм… что они сделали сегодня. Тощими крючковатыми пальцами Эми крепко держалась за дверь и косяк, и не собиралась отходить. — Что-то ты слишком серьезная. Ты же можешь обсмеять что угодно. Уходи отсюда. — Нет. Я не уйду, — Ханакара твердо решила стоять на своем, хоть ее голос и дрожал при этом. Видеть Эми в таком состоянии было слишком жутко. Как будто из нее медленно, но верно высасывали жизнь. — Я не отвернусь от тебя. Эми усмехнулась, но как будто это простое действие далось ей с трудом, словно через боль. — Это чувство вины? — спросила она. — Я просто хочу помочь. Эми помотала головой и уже хотела закрыть дверь, но Ханакара ловко выставила ногу и руку, не дав ей это сделать. — Я ни в чем не провинилась перед тобой. Но я могу помочь. Тебе не нужны эти неблагодарные соклановцы. Я жила в лесу долгое время совершенно одна, могу научить тебя. — Ты ничего не понимаешь. У тебя никогда не было клана. Ты бродяга. Слова ударили больнее пощечины. Ошарашенная Ханакара тут же отпустила дверь, и Эми ее захлопнула. — Да, — с горечью бросила она, зная, что Учиха ее услышит через тонкие стены. — Да, у меня нет клана, но это делает меня сильнее. Я не завишу от чужого мнения и условностей. В любой момент я могу собрать свои вещи и уйти, и никто меня не остановит. И знаешь, перед тобой открылась сейчас именно такая возможность! Ты можешь уйти, сжечь эти мосты и сбросить с плеч эту ношу! А такие шиноби, как твои соклановцы, да тот же Мадара, они обязаны нести этот крест до конца жизни! Обязаны играть уготованную с рождения роль, исполнять и подчиняться! Ты можешь быть другой. Свободной! — Что ты понимаешь в этом… — Ты все еще обижена на меня? Да сколько можно уже? Когда ж ты поймешь, что у тебя появился шанс жить свою жизнь, не зависящую от чужих нужд и мнений. — Я не стану нукенином. — Я тебе это и не предлагаю. Но жить среди этих людей… Ты действительно хочешь, чтобы это продолжалось? — Нет… — Тогда уходи. Твои соклановцы такие, какие есть. И ты не обязана им что-то объяснять и доказывать, пытаться изменить их, если они не понимают всего сразу. Им просто нужна жертва, на которую можно вывалить всю свою накопленную ярость, обиду, все недовольства. Как ты мне однажды сказала, помнишь? Я тогда заболела, кашляла. Помнишь? — Нет. — Я не помню дословно, но ты сказала: я знаю, что ты болеешь и у тебя слабость. Но прикрывай свой рот и отворачивайся в сторону, иначе я уйду, потому что не позволю тебе кашлять на меня. Последовала тишина. Ханакара с надеждой решила, что Эми просто улыбается, вспомнив этот момент. — Они больны, — произнесла Ханакара и кулаком уперлась в закрытую дверь. — Я знаю, ты еще обижена на меня, но… Давай договоримся, что завтра утром я вернусь и помогу тебе собраться. Жить одной тоскливо, я помню это чувство, но… — Ты не понимаешь. То, как я поступила, это позор для клана, меня травят именно из-за этого. Если они не будут этого делать, ответственность за мой проступок ляжет на весь клан, и таким образом они хотят показать обществу, как порицают мое поведение. Даже если я уйду, это ничего не изменит. Это будет просто побег от того, что я заслужила. Я заслужила это, как ты не понимашь?! «Как же хорошо не иметь клана. Скольких проблем можно избежать», — эта мысль проскочила у Ханакары раньше, чем она успела ее осознать. — Но лучше уйти, чем терпеть к себе такое отношение, — сказала она. Эми снова ничего не ответила. Ханакара уж думала с ноги открыть эту дверь и кулаками выбить из Эми всю клановую идеологию, как дверь приоткрылась. — Хорошо, — сказала Эми, подняв взгляд на нее. Запуганный, отрешенный и очень далекий. — Я уйду. Ханакара удивилась, но с облегчением выдохнула. Она видела, как Эми эмоционально растерзана своими соклановцами. Девушка выглядела болезненно истощенной не только физически, но и душевно — это сквозило из ее тусклого взгляда. Исправить прошлое нельзя было, только научиться жить с этим дальше. Ханакара хотела научить этому Эми. Спасти ее, как однажды она и Изуна спасли ее от одиночества. И поэтому Хатаке просто кивнула, попытавшись улыбнуться, чтобы приободрить девушку. Но вышло неловко, криво. Эми еле отреагировала на это, просто кивнув головой и закрыв дверь. Ханакара вернулась домой, решив сегодня не ночевать в лесу. Стены ее встретили холодом и пустотой. Любой звук ей казался святотатством, но шуметь хотелось, чтобы сбить воспоминания, яркими вспышками возникающие перед глазами. Вот здесь, прямо у этого косяка, Тобирама в порыве страсти прижал Ханакару слишком сильно, и она звонко ударилась затылком, а потом они хохотали над этим, как дети. Однажды в гостиной он кормил ее с рук приготовленными им сладкими данго. И как будто невзначай Тобирама капал на ее оголенное тело вишневым вареньем, а потом слизывал. На кухне он не раз учил ее готовить. Ханакара смотрела на кухонный стол, вспоминала, как потом Тобирама усаживал ее на него, целовал, ласкал. Любил. А потом они оба под горячем душем отмывались от остатков еды. Этот дом кишил воспоминаниями. Слишком приятными, чтобы Ханакара от них отказалась и притворилась, будто этого не было. С мазохистским удовольствием она погружалась в них, упивалась собой и Тобирамой. Словно что-то первобытное охватывало их в моменты страсти, они утрачивали контроль над собой, выпуская внутреннюю сущность навстречу друг другу. Наслаждались каждым мгновением. Ханакара вошла в спальню. За это время она все еще не поменяла постельное белье. Она сняла с себя одежду и медленно легла под одеяло со своей стороны, а потом перекатилась на его сторону. Подушка все еще пахла им, и Ханакара вдохнула поглубже. Слезы покатились по щекам. Как она могла расстаться с ним на такой ноте? Как могла позволить уйти? Она ведь совсем не хотела такого конца. Из-за слов Мадары она навыдумывала себе несуществующих проблем, поверила в них, вывалила это на Тобираму. И он понял все по-своему. Может, именно это имел ввиду Тобирама, когда говорил, что люди, как только узнают о них двоих, начнут встревать и мешать? Ханакару пронзила мысль, что будь их отношения более прочными, будь она сама хоть немного умнее и сдержаннее, Мадара с его словами не помешал бы. Да, ей было важно знать, кем Тобирама ее считает. Но почему? Не от того ли, что она до сих пор к своим годам сама не смогла с этим определиться? Кем она сама себя считает? Ей хотелось, чтобы кто-то, а лучше сам Тобирама, сказал ей, что она своя, одна из них, и тогда она смогла бы себя так почувствовать. Ханакара искала опору снаружи, потому что не могла дать ее себе изнутри. «Может, все сложилось намного лучше, чем я думаю? Может, этот год нужен не только ему, чтобы он разобрался в самом себе, но и мне тоже?» После тревожного сна Ханакара как можно быстрее привела себя в порядок. До утренней тренировки с детьми у нее оставалось еще достаточно времени, чтобы помочь Эми со сборами. Захватив кое-какие старые вещи, приспособления, она вышла из дома и по пути, пройдя через фермеров, собрала небольшую корзинку с овощами, семенами и рассадой. Гордо идя через квартал Учих со всем снаряжением, она заметила на себе странные взгляды. Многие поняли, куда Ханакара идет, и по их недовольным лицам она догадалась, что ее поступок не одобряют. Внутренне она усмехалась. Они ничего ей сделать не могут, даже высказать свое негодование по этому поводу. Она не Учиха. Она Хатаке. А всем остальным остается только смотреть на нее. От осознания этого Ханакара почувствовала прилив уверенности в себе и в том, что делает. — Эми, — Ханакара постучала в закрытую дверь. — Я же сказала, что приду. Ты думала, я стала бросать слова на ветер? В ответ тишина. Ханакара оглянулась по сторонам в поисках девушки, но не увидела ее нигде. Она постучала еще раз и прислушалась. Из дома не доносилось ни звука. Ханакара осторожно открыла дверь и тут же выронила все, что держала. В луже крови и с вываленными внутренностями Эми лежала на полу посреди небольшой комнаты.