Небо в алмазах

Жизнь, пробуждаясь, сладко тянется во сне.

С того момента, как медики отпустили Ханакару из-под своего присмотра, Тобирама настоял на том, чтобы она перебралась жить к нему. Не только потому, что все то время, пока она после дома Хаширамы находилась госпитале Конохи, Сенджу из-за беспокойства не мог нормально спать, есть и работать. А еще и потому, что Ханакара наотрез отказывалась соблюдать постельный режим. Всего за одну неделю в госпитале она вытрепала всем нервы, но уж Тобираму ее выходки не проймут — с ней он был готов спорить всю жизнь. К тому же в любой момент он мог нагрянуть в дом и проверить, чем она занимается. Несколько раз все доходило до скандалов, когда он ее ловил на тренировках на заднем дворе. Ханакара тут же начинала кричать о том, что уже прекрасно себя чувствует, а эти медики всего лишь параноики и он в том же числе. Для Тобирамы это не были аргументы, поэтому напоследок Ханакара, громко хлопнув дверью, запиралась в комнате. Места для тренировки там было недостаточно, и Сенджу спокойно возвращался в резиденцию, зная, что Хатаке не перетрудится. — Посмотри на мой живот! — одним утром вскрикнула она, подбородком придерживая край задранной льняной рубашки. — Посмотри! — Отличный живот, — Тобирама наклонился и поцеловал чуть ниже пупка, а потом продолжил одеваться на работу. — Что это?! Что?! — Ханакара натянула кожу и отдернула. — Как это называется?! Я скоро жиром заплыву! — Это кожа называется! Чуть больше недели прошло, хватит выдумывать проблемы! Осталось пару месяцев побыть дома, ничего не случится… — Я схожу с ума, — она схватилась за голову. — Можно хотя бы моим детям прийти? Я их тут потренирую на заднем дворе. — Они слишком шумные, тебе нужно лежать в покое. К тебе заходят твои друзья. Вот вчера была Мито. — Да, и она рассказала последние новости. — Про Цугуми? — уточнил Тобирама, изогнув одну бровь. — Да, но ты и сам мог бы мне рассказать, — грустно ответила Ханакара. — Я ведь беспокоюсь. — Я не хотел тебя лишний раз тревожить. Она теперь в изоляции, в женском монастыре, далеко от Конохи. — Для нее это намного хуже смерти, — сказала Ханакара, сложив руки на груди. — Не знаю. С позором умирать она, на самом деле, тоже не хотела. Да и Хаширама слишком ценит жизнь, чтобы ее отнимать. Ты бы видела лицо Тошинори, когда это объявили. Сложно сказать, был ли он рад, но то, что не огорчен, это точно. Монастырь — это не смерть и не тюрьма, в конце концов. К тому же, как выяснила Инори, Цугуми передала информацию только Какузу и его напарникам, которых ты убила. Не факт, что руководство Таки теперь все знает. — Да, — кивнула Ханакара. — Мито мне это рассказала. И даже то, что Таки не взяло ответственность на себя за этот случай. Они посадили Какузу в тюрьму, насколько я поняла, да? — Да, — ответил Тобирама и поджал губы. — Что? Ты с этим не согласен? — То, что он преступник, у меня нет сомнений. Но то, что Таки к этому не имеет отношения… Я в этом сильно сомневаюсь. Нападение на Первого Хокаге — это серьезно, после такого мы могли бы развязать войну, и от страны Водопадов не осталось бы ничего, мы бы стерли ее с лица земли. А сбросив все на то, что Какузу действовал от своего лица, они сберегли свое ничтожное какурезато и маленькую страну. — Почему ты думаешь, что Какузу действовал по приказу? — После того, как он сбежал с поля боя, у него было несколько вариантов. Выждать и напасть снова, или скрыться ото всех, или же прийти за Цугуми, забрать ее и исчезнуть вместе с ней. Но он выбрал вернуться в Таки. Где здесь логика? Ханакара задумчиво потерла подбородок, и ее пальцы, скользнув по щеке, наткнулись на огромный шрам, идущий по скуле. Девушка отдернула руку и немного сконфужено потупила взгляд. Тобирама не упустил это из виду. Он видел, что она тревожится из-за этого, хотя его этот шрам не пугал вовсе. Совсем недавно Ханакара лежала при смерти, и он боялся потерять ее навсегда. Так страшно Сенджу, как тогда, ему не было никогда. — Уже собрался? — Хатаке спросила ровным тоном, как будто вовсе не нервничала. Но именно такой штиль означал, что она пытается что-то скрыть. — Ты беспокоишься из-за шрама? — он не удержался и спросил, осознавая, что поступает бестактно, озвучивая вслух ее страхи. Смутившись, Ханакара слегка отвернулась от него, пряча левую сторону лица и прикрывая ее волосами. Тобирама подошел и осторожно взял ее за подбородок, разворачивая к себе. Шрам и правда был большой. Но она была жива, и совсем скоро выздоровеет окончательно, а потом сможет вернуться к своим тренировкам, миссиям и любимым занятиям. — С ним или без него, Ханакара, ты остаешься той, с кем я хочу прожить свою жизнь, — сказал он, глядя ей в глаза. Она трогательно улыбнулась, и у Тобирамы потеплело на душе. Всего-то надо сказать пару ласковых искренних слов, и Ханакаре становилось чуточку легче смириться со своей обновленной внешностью. — Я приду на обед, — сказал он, а она скептически прищурилась и изогнула бровь. Тобирама рассмеялся и поправил себя: — Я постараюсь прийти на обед. — Буду тебя ждать, — Ханакара встала на носочки и ласково поцеловала его. Он не утруждал себя походами по улицам Конохи. Тобираме было комфортнее сразу переместиться в свой кабинет, и приступить к разбору различных бумажек, в том числе и новых заявок на миссии. Пока Хаширама прохлаждался у себя дома, восстанавливаясь от истощения, все его обязанности легли на плечи Тобирамы. Время летело незаметно. За активной работой Сенджу и не заметил, как уже давно время перевалило за полдень. В животе заурчало, и стоящий перед Тобирамой архитектор с чертежами еле сдержался, чтобы не улыбнуться. — Может, я зайду попозже? — спросил он. — Или перенесем обсуждение в идзакаю? — Нет, все в порядке, — отмахнулся Тобирама, снова опуская взгляд на расчеты и план. В секундном замешательстве он не удержался и проверил сенсорикой Ханакару. Когда она тренировалась, ее чакра становилась более активной. Но на этот раз все было в норме. Хатаке была спокойна и уравновешена. Только лишь одно насторожило Тобираму: в доме находились посторонние люди, и их чакру он не узнавал. Слабенькая, как у обычных граждан, но это все-таки вызывало у него вопрос. — Впрочем, давайте отложим на час, — сказал Сенджу, сворачивая чертеж. Архитектор оставил все бумаги, и удалился из кабинета, и тогда Тобирама тут же переместился в свой дом. — …а это оставьте здесь, — деловой тон Ханакары доносился с заднего двора. Тобирама бесшумно прошел через комнату и вышел на энгаву. На голой безжизненной земле его сада теперь в специальных горшках садовники Хаширамы расставляли саженцы деревьев, кустарников. Отдельно стоял ящик с цветами, а также целая гора декоративных камней. — Нет! — вскрикнула Ханакара, подскакивая к Тобираме и закрывая его глаза ладонью. — Поздно, я уже все увидел, — с улыбкой сказал он и бережно отодвинул ее руку. — Я же говорил, что приду к обеду. — Еще рано! И ты испортил себе сюрприз, — пробубнила Хатаке, притворно обидевшись. — Мито в этом поучаствовала? — Я ее попросила немного помочь, так как сама я не могу выйти дальше дома, — она прищурилась, метнув в него хищный взгляд. — Дала ей список, а она помогла мне все организовать. К вечеру они должны были все посадить, а ты бы пришел и обрадовался… — Можем вместе посадить, — предложил Тобирама. Несколько раз моргнув, Ханакара замерла с приоткрытым ртом. — Я серьезно. — Да, я понимаю, что из нас двоих за шутки отвечаю я. А как же работа? — Я взял небольшой перерыв, — он спустился по лестнице и подошел к саженцу сакуры. — Посадим одно дерево, а остальное вечером. — Да! — радостно подпрыгнув, Ханакара вскинула руки вверх. И тут же приземлилась, скривив лицо и схватившись за бок. — Оу. Тобирама нахмурился, но не стал отчитывать ее, она и сама поняла, что подобным образом демонстрировать свою радость пока рано. Сенджу повернулся к садовникам и отпустил их, сказав, что они справятся без их помощи, а Ханакара пока медленно спустилась к нему и поднесла лопату. — Выбирай место, — предложил он. — Вот тут, — она ткнула пальцем, и Тобирама согласно кивнул. В этой точке дерево будет видно из всех окон дома, которые выходят на задний двор. Вдвоем они быстро справились. Когда Ханакара утрамбовала руками землю, Тобирама обильно полил водой полученный холмик с молоденьким деревом. — Тут будет очень красиво, — сказала она, крепко обняв его, глядя на сакуру. — Я в этом не сомневаюсь, — улыбнулся Тобирама. Ханакара отошла от него, начав бродить и показывать, где что предлагает разместить. Глядя на такую радостную, веселящуюся девушку, Сенджу вдруг понял, что не представляет себе более подходящего момента, чем сейчас. В конце концов, пора бы ему признать в открытую: жизнь коротка, и он не смеет красть свое и Ханакары время на размышления. — Выходи за меня, — на одном дыхании сказал он, когда увлеченная процессом Ханакара пяткой отмечала область, где собирается посадить лиловые гортензии. Хатаке медленно повернулась к нему. Она молчала, ошарашенно разглядывая Тобираму. — Выходи за меня, — повторил он уже с улыбкой, а не как приказ. Сенджу сделал к ней несколько шагов, взял ее ладони в свои и почувствовал, как они похолодели. — Что скажешь? Вместо ответа Ханакара встала на носочки и поцеловала его, обхватив за шею. Тобирама бережно, чтобы не сделать ей больно, обнял ее хрупкий стан, прижимая ближе к себе. Трепетно и нежно она отдавалась этому поцелую, вверяла себя в руки Сенджу, открыто, без масок и притворства. Искренняя и чистая женщина, живущая с душой нараспашку, открывшая ему, сухому и черствому мужчине, неизведанные прежде грани жизни. И сколько еще открытий ждет Тобираму. Он хочет прожить каждое, идя рука об руку вместе с Ханакарой.