[ Элли; 23:35 ]: привет, извини, что сразу не ответила
Дина забывает про все свои наваждения, моментально перебирая пальцами по телефонной клавиатуре и не совсем не замечая, как на лице появилась радостная улыбка. Девушка прикусывает губу, перечитывая собственное сообщение, и только после третьей проверки нажимает вызывающую волнение кнопку «отправить». [ Дина; 23:36 ]: ничего страшного :) чем занимаешься?[ Элли; 23:39 ]: только вышла из душа, день тяжёлый
Дина шумно сглатывает; так, что слышит саму себя, ощущает, как шум сердца отдаётся в ушах. Она позволяет себе на секунду прикрыть глаза и дать воображению нарисовать в голове образ рыжеволосой девушки, одетой в растянутую футболку, мешковатые шорты, с распущенными, влажными волосами, что наверняка сейчас не завязаны резинкой позади, не собраны в пучок или же хвост, а просто обрамляют её лицо. И с кончиков изредка падают капли воды на её постель, заставляя какое-нибудь ругательство тихо вырваться из губ Элли. [ Дина; 23:41 ]: я могу позвонить, если так будет удобнее [ Дина; 23:41 ]: и если ты вообще хочешь поговорить Пожалуйста, скажи «да». Дина не замечает, как несколько минут ожидания проводит за покусыванием губ и внутренней стороны щёк, вымещая таким образом разыгравшуюся нервозность.[ Элли; 23:44 ]: может, в другой день?
[ Элли; 23:45 ]: я очень устала, правда. не знаю, хватит ли меня на разговор
Девушка пытается обнадежить себя положительными мыслями о том, что, возможно, в следующий раз: завтра, послезавтра или в любой другой день,— ей удастся связаться с рыжеволосой девушкой, залезть под собственное одеяло, будто бы прячась от внешнего мира, и свободно поговорить с ней. [ Дина; 23:45 ]: тогда лучше засыпай. спокойной ночи, элли На последнее сообщение Элли не отвечает. Дина засыпает с вопросом, крутящимся в голове: после того дня, когда она позвала меня прогуляться, когда мы обменялись номерами телефонов, убрала ли она после моего имени в контактах тот дурацкий смайлик с милой улыбкой и сердечками вокруг него? Потому что Дина, в свою очередь, поставила точно такой же после имени Элли. В следующий раз очередная встреча их компании по предложению Норы, на которое все дали обоюдное согласие, происходит в картинной галерее. Темнокожая девушка выражает невероятный восторг из-за открывшейся выставки; и хотя ранее она не упоминала её ни разу в разговорах, её увлечение искусством виднеется сразу же, как они входят в здание по билетам: глаза загораются восхищением, но Нора соблюдает все правила приличия, размеренно подходя к первой картине, занимающей довольно большую территорию на стене. В этот раз Дина старается вообще не зацикливаться на том, что Элли решила пропустить встречу и сегодня; это ведь ничего не значит. Наверное. Впереди ещё столько много времени, столько моментов, когда она сможет наладить отношения с рыжеволосой девушкой. Нужно только подождать, пока закончатся эти длительные недели репетиций, и затем Дина сможет, наконец, на расстоянии вытянутой руки увидеть искрящиеся зелёным глаза. А затем снова ожидание: сессия, новогодние каникулы,— и всё это время она опять не сможет видеться с Элли. Кажется, обычные желания Дины постепенно переходят в невыносимую нужду. Так бывает. Симпатия это или нет, друзей хочется видеть всегда, чтобы лицом к лицу узнать обо всём, что успело произойти за те моменты, пока они не виделись. Даже Кэт, вроде бы, не думает настолько много об отсутствии Элли в сегодняшнем дне. Та, к слову, отошла в противоположную Норе сторону, остановившись у более маленького произведения, изображённого в стиле реализма; она подзывает Джесси ладонью, приглушённо что-то говоря ему. Дина решает присоединиться, приближаясь к друзьям, и начиная собирать воедино детали картины, что с каждым шагом становились для зрения всё чётче: там девушка с интересным головным убором, в утеплённой одежде, покрытой мехом, вальяжно сидит в открытой повозке, смотря тёмными глазами на каждого подошедшего к ней посетителя. Картина удивляет; если отойти на несколько шагов назад, то она вполне может быть спутана с обычной фотографией. — «Незнакомка», тысяча восемьсот восемьдесят третий год,— Джесси всматривается в надпись под самим портретом, вслух читая увиденное,— а вот имя художника я даже не буду пробовать прочитать. — Дина, ничего не замечаешь?— Кэт кивает в сторону картины, наклоняя затем голову набок, словно заинтересованная в чём-то кошка. Соответствует своему имени. — Кэт говорит, что эта девушка немного похожа на тебя. — Отдалённо что-то есть,— Нора присоединяется к ним трём, вставая рядом и слегка прищуриваясь, блуждая карими глазами по чертам лица написанной на полотне девушки.— Тебе бы подошла такая одежда. Мне почему-то кажется, что если бы ты разрешила Элли себя нарисовать, она бы нарисовала что-то в подобном стиле. У неё фантазия что надо. Эти слова оседают у Дины в голове тяжёлым грузом. Для того, чтобы человек кого-то или что-то захотел изобразить на бумаге собственными руками, тратя на процесс долгие часы, перетекающие даже в дни, нужно, чтобы человек вдохновился; чтобы в нём было неугасимая нужда начать и довести дело до конца. Дина считает, что не может являться для Элли тем человеком, с помощью которого может загореться желание. В течение следующих нескольких дней Дина пытается привыкнуть ко временному отсутствию рыжеволосой девушки в её жизни; она улавливает кусочки новостей от остальных: Нора упоминает, что заходила к ней и Джесси в гости, наводя в комнате Элли назревший беспорядок; Джесси проговаривается, что на одной из его тренировок на трибунах присутствовала Элли; даже Кэт невзначай говорит, что разговаривала с ней по телефону некоторое количество времени назад. И только Дина по сей день не может добиться хотя бы пары слов от неё. Именно тогда девушка оказывается вынужденной думать, что что-то идёт не так. Неожиданный телефонный звонок туманным вечером заставляет Дину подпрыгнуть на месте от испуга; звонит Джесси, и девушка уже заранее знает, что сейчас он предпримет попытку пригласить её куда-нибудь, чтобы провести время наедине друг с другом. Такое переодически случается, и порой девушке бывает стыдно отказываться; она совсем не хочет обидеть Джесси, но и окончательно оттолкнуть его от себя будет неправильно. — Хэй, что делаешь? — Практически засыпаю над столом,— Дина чёркает ручкой хаотичные линии в тетради, что лежит прямо под её рукой, и задумывается, получится к концу разговора из этих черт что-то цельное. Она начинает ответственно готовиться к предстоящим экзаменам, повторяя пройденный за осенние месяцы материал, но Дина действительно солгала бы, сказав, что ей больно хочется заниматься этой суетой. Девушка осознаёт, что, несмотря на собственную уверенность в том, что большинство полученной в текущем семестре информации хорошо сохранилось в памяти, всё же есть надобность в повторении. Лучше лишний раз подстраховаться, нежели потом винить себя. — Отлично, потому что я как раз хотел предложить тебе развеяться. — Развеяться? — Покататься по ночному городу, перекусить где-нибудь, просто отвлечься от всего,— и предложение Джесси звучит невероятно заманчиво. Дина не отказалась бы прямо сейчас выйти за пределы своей комнаты, оставить на письменном столе открытые конспекты, накинуть на плечи поверх домашней одежды пальто и сесть в уютный салон автомобиля, откидывая спинку сиденья и размякая на нём, пока за стёклами проносятся пейзажи города, ставшего Дине вторым домом. — Джесси, я не против, правда, мне очень хочется, но завтра трудный день, и я не знаю, смогу ли вообще выспаться, если сейчас поеду с тобой. Только не обижайся,— она опускает ладонь на глаза, закрывая их, и сама вздыхает из-за того, что позволяет себе давать кому-то глупые надежды, потому что из-за такого слабого характера не может сказать прямое «нет». — Всё нормально. — Извини, правда. Ты точно не обижаешься? — Дина, это подождёт. Ещё будет время, не переживай. — И всё равно спасибо за предложение. Дина просто продолжит надеяться, что Джесси не держит на неё зла за постоянные отказы, отговорки и, хоть и правдивые, но причины не составить ему компанию для обычного отдыха. Конечно, сегодня у девушки вполне уважительная причина, но она, вдобавок к этому, не сможет сказать полную правду о том, что некоторую часть её желания пойти с парнем куда-то отбивает Элли, которая уже столько дней просто-напросто не поддерживает с ней контакт. — Тогда спокойной ночи? — Ну,— Дина устало усмехается, следя за движениями собственной руки, что вырисовывает кривые лучи на белом листе,— у меня сон на ближайшие полтора часа точно не запланирован. — Ну, в таком случае, удачи,— Джесси хрипло посмеивается, ещё раз заставляя девушку выпустить с громким звуком весь воздух из легких. — Пока. По озвученному для Джесси сценарию Дина проводит достаточно приличное количество времени за письменным столом, не стараясь уже удерживать осанку ровной и чувствуя, как спина начинает побаливать в определенных местах из-за неправильного положения. Это не мешает девушке продолжить начатое, вслух зачитывая грамматические правила, конструкции, литературные понятия, что нужны для анализов различных текстов; она упорно продолжает возобновлять в памяти информацию, не отвлекаясь даже не минутные перерывы. Если позволить себе задуматься о чём-то другом, то мысли займёт только один человек, а Дина устала. Устала, но сама не понимает от чего: от учёбы, надоевшей рутины или от того, что пытается дотянуться до Элли, но всё, что получается — только стучать в закрытые двери. И она всё равно не может удержать себя. Дина смотрит на последнее сообщение, которое сама же отправила рыжеволосой девушке более недели назад, и, поджав губы, решает написать ещё раз. [ Дина; 00:21 ]: ты уже, наверное, спишь, но джесси и нора говорят, что ты в последнее время допоздна пропадаешь в институте, и я просто хотела спросить, как у тебя дела и всё ли нормально. я знаю, что ты сейчас каждый день устаёшь, но я надеюсь, что скоро со всем этим концертным хаосом станет полегче, и ты сможешь нормально отдохнуть и... возможно, поговорить со мной? я скучаю по нашим разговорам [ Дина; 00:22 ]: это звучало странно, да? Происходящее по иронии напоминает Дине о событиях, что произошли несколькими месяцами назад, когда между ними с Элли стояла прозрачная, но прочная стена, не позволявшая им хотя бы заговорить друг с другом несмотря на то, что интерес был, пусть и совсем незаметный. Только вот теперь всё чуточку иначе: Элли продолжает молчать, а Дина глухо бьётся в это раздражающее стекло, что начинает разрастаться, не позволяя ей хотя бы увидеть глаза, похожие на зелень выглядывающих из-под снега ландышевых стеблей. Она прекрасно помнит каждую деталь Элли, что уже успела приметить за все те разы, что они виделись, но Дине хочется увидеть их вживую. До концерта остаётся всего каких-то две недели, но девушка не вытерпит, если всё это время Элли будет продолжать оставлять её без ответов; если будет продолжать не появляться на встречах. Дина чувствует себя слишком эгоистичной. И хотя она всегда немного была такой в кругу своей семьи из-за того, что была младшей, более балованной, сейчас — это именно тот момент, когда Дина действительно ощущает чувство неудовлетворенности. Ей хочется злиться, хочется посмотреть в зелёные глаза и напрямую спросить, за что с ней так поступают: сначала подпускают близко, позволяют наслаждаться компанией, впускают в собственные отрывки памяти, а затем так холодно обходят стороной, не позволяя даже узнать, как проходят будние дни. Теперь, словно маленький ребёнок, она не знает, как будет правильнее поступить: как действительно зрелый человек продолжить маленькими шагами добиваться состоящего хотя бы из одного слова ответа или же показать свою обиду, отступая в сторону и не тревожа рыжеволосую девушку, раз та сама того хочет. Из-за невозможности нормально разобраться в проблеме и решить, как себя вести дальше, Дина в ту ночь засыпает слишком поздно, чуть не опаздывая на первое занятие с утра. Кэт спрашивает, с чем связано непривычно позднее появление девушки, и Дина отмахивается, говоря, что просто не было желания спать, и что полночи она провела за бессмысленным пролистыванием социальных сетей. Кэт ей верит, и на секунду Дина чувствует стыд, что может так легко врать ей. Кафетерий, в который подруга тащит Дину за руку после трёх занятий, и который прилегает к кампусу института, никогда не обладал такой же славой среди студентов, какую имели другие находящиеся рядом с корпусами кофейни. Здесь всегда находилось минимальное количество людей, сидящих по своим компаниям в довольно большом расстоянии от столов друг друга: младшие и старшие курсы открыто беседовали друг с другом, смеялись, иногда кидались в шутку друг в друга едой, пока кто-нибудь из преподавателей не пройдёт мимо и не сделает им замечание строгим голосом. Студенты на некоторое время станут тише, несколько порядочнее, но после этого снова возьмутся за дружеские перепалки. Дина приходит сюда обычно как раз таки только из-за Кэт, которая после окончания пар оказывается настолько голодной, что находит здешние перекусы невероятно сытными и вкусными. Темноволосая девушка обычно просто с теплотой наблюдает, как Кэт наспех прожевывает еду, успевая при этом ещё и что-то увлечённо рассказывать, жестикулируя свободной рукой, но сегодня из-за катастрофического недосыпа организм слёзно требует кофе со сразу несколькими ложками сахара. Сегодня время небольшого отдыха проходит по большей части в тишине: Кэт одной рукой держит вилку, подцепляя салат, и слепо подносит ту раз за разом ко рту, попутно смотря на экран телефона, где пальцами второй руки пролистывает назревшие за прошедшие часы дня новости. — Из-за того, что Рождество выпадает на рабочий день, администрация сейчас думает, сделать ли пары сокращенными в праздник или потом просто сократить каникулы на один день,— Кэт вслух зачитывает одну из вышедших на сайте вуза статей, переформировывая ту своими словами. Девушка с негодованием цокает языком, что выходит довольно забавно из-за наполненных едой щёк.— Что за бред, вечно всякую херню придумывают. В прошлом году праздники же тоже были посреди недели, и ничего, никто не сокращал и так короткие каникулы. Мы вообще обязаны начать отдыхать с Рождества, а не передохнуть денёчек, а потом ещё целых две недели до каникул мучиться. Дина посмеивается, откинувшись на спинку пластмассового стула. Она бы могла сейчас действительно высказать свою точку зрения, что полностью совпадает с негодованием Кэт, но смысла в этом никакого не будет; от того, что они сейчас обе раззадорятся из-за таких глупых решений, принимаемых главами института, ничего не изменится, поэтому Дина сохраняет молчание, слушая, как Кэт рассуждает о своей буквальной готовности выйти на митинг, чтобы побороться за этот самый выходной день. Она переключается на более радостные вести, бегая глазами по строчкам статей и выцеживая основные пункты для Дины. Кэт собирает оставленный после себя мусор со стола, выбрасывая его на пути к выходу в урну, и без вопросов, как факт, говорит темноволосой девушке, что они сейчас вместе пойдут в её комнату, чтобы немножко отвлечься от начинающей изрядно надоедать учебной суматохи. — Джесси спрашивал, какие цветы тебе нравятся,— Кэт открывает дверь общежития, впуская Дину внутрь, и стопорится на месте, ища по карманам собственный пропуск, уже немного потёртый по краям. — Зачем? — Пацан бегает за тобой, как может, а ты даже внимание на него не обращаешь,— с усмешкой проговаривает Кэт. В её голосе не проскальзывает акцент на упрёк, но Дина прекрасно знает, в какую сторону старается клонить девушка, подходя издалека.— Знаешь, такого, как он, не всегда так легко встретишь. — Кэт, не начинай. Зачем ты сейчас вообще будешь меня наставлять? — Я просто подсказываю. И смотритесь вы вместе ничего так. Но это так, просто к слову,— подруга подёргивает бровями вверх-вниз, ступая на первую ступень лестницы. Дина идёт на одну ступень выше. — Кэт. — Что? Помнишь, на первом курсе за тобой Ноа ухаживал? Он тоже был хорошим, и ты тоже не дала ему шанс. В чём проблема? Ноа — парень, что первый со всего потока решился попробовать привлечь к себе внимание Дины, когда с начала первого семестра прошло лишь каких-то несколько месяцев. Изначально он не предпринимал попыток расположить темноволосую девушку к себе, сдружиться с ней, показать, что он достоин доверия и времени; Ноа был точно таким же новым для Дины человеком, по совместительству одногруппником, на тот момент ещё не отличавшимся ни от кого в новом коллективе: он первое время так же больше был заинтересован в том, чтобы привыкнуть к сменившейся обстановке, влиться в размеренный темп студенческой жизни. И только ближе к окончанию полугодия парень начал ежедневно здороваться с Диной, переодически стучаться в дверь её комнаты, чтобы тревожить по мелочам: попросить одолжить учебник, взять конспекты под предлогом, что ему было лень писать под диктовку преподавателя, спросить, на какой день назначена следующая проверочная работа по какой-либо дисциплине. Ноа мог беспокоить этим кого угодно, но выбрал Дину; он мог обращаться со всеми просьбами и вопросами, просто написав сообщение, но предпочитал при любой возможности «навещать» девушку в её же комнате. Это, естественно, ни к чему не привело. Дине даже не пришлось объясняться перед ним, потому что через какое-то время Ноа нашёл ту девушку, которой оказалось не всё равно на его какие-никакие попытки вызвать взаимную симпатию. — Ноа не в моем вкусе, это во-первых, а во-вторых, Джесси просто...— «не тот, кто мне нужен»?— не знаю. — Так ты можешь узнать, если дашь ему шанс! Темноволосая девушка нарочно громче обычного вышагивает вверх по ступеням, отходя чуть в сторону, чтобы установить между собой и Кэт небольшое расстояние. Она хмурится из-за того, что разговор приобретает нежелательные обороты. — Давай я сама разберусь? Кэт не обращает внимание на возникающее в воздухе напряжение, прибавляя скорость на последних ступенях лестницы и с резким выдохом через губы ступает, наконец, на свой этаж. — Как знаешь. Я вот мечтаю, чтобы за мной так же ухаживали, как он за тобой. Но получается, что это я таскаюсь за Элли, и получаю точно такой же игнор, как Джесси от тебя. — Я не игнорирую его! — Да-да. Как только дверь в комнату Кэт оказывается в зоне видимости, Дина замечает знакомую фигуру, облокотившуюся о стену рядом — Нора. Теперь появление девушки в этом месте совсем не кажется удивительным, но когда это произошло в первый раз, Дина даже успела подумать, что та прошла в общежитие каким-то не совсем честным, не совсем законным способом, но, по словам Кэт, чёрный ход зачастую не заперт в дневное время и вовсе не охраняем, поэтому Нора с лёгкостью проскальзывает внутрь здания оттуда, когда прибывает в гости раньше, чем заканчиваются занятия Дины и Кэт. Заприметив друзей, движущихся в её сторону, Нора встаёт прямо. — О чём разговариваем? Кэт достаёт ключ для комнаты из кармана джинс, отворяя дверь. — О том, что Дина не видит, как кто-то может ускользнуть из её рук, если она вовремя не включит голову. Нора проскальзывает в маленькое помещение первая, бросая сумку у порога и наклоняясь, чтобы моментально скинуть с себя сапоги. Когда девушка приобретает прежнее положение, чуть возвышаясь над Диной, она устанавливает с ней зрительный контакт. — О чём она? Дина поджимает губы, пожимая плечами. — Сводит меня с Джесси. Темноволосая девушка отчетливо понимает, что Нора готова полностью поддержать её сторону, когда видит, что девушка в мелькающем на лице раздражении закатывает глаза. — Кэт, иногда тебе полезно подержать рот на замке. Дина безмолвно соглашается с услышанным, незаметно кивая. Нора замечает выполненный девушкой жест и с лёгкой улыбкой устраивает свою ладонь на чужой спине, пару раз проводя ею вверх-вниз. Кэт в это время фыркает. — Не всегда же только мне Дину любить, она достойна лучшего, и это лучшее ходит у неё перед носом. После услышанных слов, похожих на сотни других, сформулированных чуть иначе, Дине приходится не на шутку постараться, чтобы совладать с собственными бушующими внутри нервами; чтобы мысленно успокоить себя и своё рвущееся наружу желание повысить на Кэт голос и просто заставить её замолчать. Она понимает, что после такого между ними может нарасти напряжение, увеличиваясь в геометрической прогрессии с каждым днём, поэтому и сжимает челюсть, в упор наблюдая за подругой прищуренными глазами. Для Кэт все эти разговоры кажутся сущим пустяком, потому что она думает, что вскоре события пойдут тем чередом, который она уже успела продумать в голове, но всё совершенно не так. Кэт не знает и половины правды, и осознание этого действительно приводит Дину в сознание. — Конечно, можно и тебя понять,— добавляет Нора, присаживаясь на край кровати,— но дай Дине самой разобраться. Это не наше дело. — Мы её друзья. — Если бы ей понадобился наш совет, она давно бы обратилась за ним. Но это не значит, что нам теперь нужно следить за каждым её движением и решением. Наступила очередь Кэт закатывать глаза. — Проехали,— она отмахивается ладонью, переключаясь на другую тему, более интересную ей самой.— Элли опять занята? — Лежит дома, насколько я знаю. Дина на секунду думает, как ей нужно было бы себя вести, присоединись Элли сюда сегодня; ей пришлось бы делать вид, что молчание рыжеволосой девушки ни капли её не беспокоило, пока внутри взрывались бы вулканы негодования и охотного желания спросить у неё обо всем, что крутится уже столько дней в голове, игнорируя всех присутствующих в комнате. — Так устала?— Кэт спрашивает с переживанием в голосе. — Всё-то ты хочешь знать,— темнокожая девушка вздыхает, но не из-за допросов подруги.— Упала она, растянула лодыжку. Обе ноги же ведь левые,— она усмехается, потирая ладонью лоб.— Упрямая ещё такая, рассказала, как грохнулась с лестницы после репетиции, когда спускалась со сцены, и потом ещё сама каким-то образом допрыгала на одной ноге на парковку до машины Джесси, чтобы тот подвёз её до травмпункта. А одна прыгала по коридорам потому, что никого не хотела нагружать. И из-за этого нога ещё больше опухла. — Всё хотя бы в порядке будет? Дина просто слушает со стороны, словно её и нет в комнате; просто она не знает, что сказать, пошутить ли о том, какая Элли неуклюжая, чтобы разрядить обстановку, или высказать собственные реальные эмоции, сосредотачивающиеся полностью в выплескивающимся через край волнением. И Дина думает, что рыжеволосая девушка, наверняка, даже не напишет ей об этом, не даст знать о том, что произошло, хотя в этом и нет больше надобности из-за того, что Нора уже в деталях рассказала о случившемся. — Несколько дней сказали отлежаться, принимать таблетки, делать компрессы. В общем, можно заранее понять, что она этому не рада, концерт же на носу. Дина может только представить, насколько возникшей из ниоткуда проблемой озадачена Элли, как раздражена она может быть из-за того, что теперь ей придётся просить помощи у Джесси, постоянно отвлекая его от собственных дел, или из-за того, что некоторые репетиции всё же придётся пропустить, если никто не будет в силах подбросить её до института. Дина отводит взгляд от двух продолжающих разговаривать девушек, делая вид, что отстранённо ищет что-то в своей сумке, но на самом деле в её мыслях было только два слова — «я волнуюсь». Она волнуется так, словно ещё вчера совершенно не злилась на Элли. Дина вспоминает, что на руках Элли, её пальцах и, возможно, на тех местах, что спрятаны под одеждой есть неисчислимое количество не только рыжих веснушек, но и шрамов, заработанных самыми разными и необычными способами, некоторые из которых действительно морально сложно озвучить, и которые Дина не знает. Но надеется узнать однажды, если ей предоставится такая возможность. Потому что она окажется благословленной, если в один день Элли решит раскрыть ей свои самые потайные страхи, победы, трудности и счастливые моменты. И сейчас распутье между тем, чтобы навестить рыжеволосую девушку и лично узнать, как она, не болит ли у неё нога, нужно ли за ней присмотреть несмотря на то, что в другой комнате от неё живет Джесси, или же остановиться на обычном сообщении, на которое Элли может опять не ответить, съедает Дину заживо. То, что Элли не отвечает ей на уже превращающиеся в нуждающиеся сообщения, создаёт чувство, что её могут избегать. Что, если она могла обидеть Элли, не подозревая этого, а сама рыжеволосая девушка просто не хотела заострять на этом внимание, поэтому спустила чужую оплошность с рук, решив лишь начать игнорировать Дину? Что, если это действительно так? Ещё никогда столько сомнений и боязней не окутывали Дину коконом, буквально не выпуская из него наружу, на свежий воздух. Она не видела Элли всего ничего, а по ощущениям прошло не менее нескольких лет. Можно освежить в памяти те самые черты лица, воспроизвести перед глазами тот чёртов момент из спортзала, когда Дина впервые засмотрелась, начала думать о том, о чём совершенно не имела право даже на секунду задумываться. О том, как было бы волнительно увидеть её без футболки, увидеть её тело. А теперь что? Теперь она не может и короткого промежутка времени прожить без общения с рыжеволосой девушкой, без того, чтобы видеть её и её улыбку. Сейчас, если бы Элли оказалась волшебным образом прямо перед ней, Дина не смогла бы противостоять своим желаниям дотронуться до чужой руки, заправить прядь волос за ухо, обнять, чтобы понять, каково это — чувствовать ладони Элли на своей спине, в ответ заключающие её в объятия. И Дина совершенно не хочет навязываться, не хочет, чтобы Элли, в конце концов, посчитала её чересчур надоедливой. Однако мысль о том, что та может слишком сильно расстроиться из-за своей травмы и того, что теперь она не сможет без чьей-либо помощи присутствовать на частых репетициях, гложет Дину. Ей хочется заранее придать Элли уверенности в том, что всё сможет сложиться хорошо; что девушка со всем справится. И именно в эту самую секунду Дина высвобождается из потока мыслей, по-глупому часто моргая, потому что теперь она, кажется, знает, что подарить Элли на новогодние праздники.