Элли [10:09]: ты уже на месте?
Дина [10:36]: уже пью кофе. всё ещё не могу поверить, что в первый день каникул ты проснулась в такую рань. зачем?Элли [10:38]: я же не виновата, что у меня такой режим
Дина [10:39]: когда я приеду домой, знаешь, чем я первым делом займусь? завалюсь спать на несколько дней. хотя, сначала семейный ужин, а уже потом спать, вот.Элли [10:40]: ага, то есть ты хочешь сказать, что променяешь разговоры со мной на сон?
Дина [10:41]: это же был риторический вопрос? потому что тут выбор очевиден ;) По огромному пространству разносится женский голос, дающий оповещение о прибывшем рейсе — том самом, который крупным шрифтом обозначен на билете темноволосой девушки, но она всё равно вслед за голосом сопоставляет всю информацию в голове, со вздохом поднимаясь на ноги. Несколько часов, и она будет дома. По-настоящему дома: в тепле, любви, в редко надоедающем шуме, в атмосфере вечных разговоров по душам и весёлых вечеров. Быстро наступивший уикенд больше всего сыграл на руку Кэт — она сразу после занятий в последнюю учебную пятницу поехала домой, где её уже ждала выписанная из больницы и наказанная соблюдать некоторое время постельный режим мать. Девушка поделилась своим приблизительным планом на предстоящие дни, уже заранее нарекая их немного скучными, но всё равно находя плюс в выдавшемся положении — теперь рядом с ней будет Нора, с которой можно будет провести время. В предыдущие два года Кэт постоянно негодовала, когда Дина уезжала на каникулы в другой штат, ведь ей хотелось видеться только с ней, потому что только Дина была ей ближе остальных людей. Элли же хоть и ехала домой с долгожданной надеждой повидаться со своими близкими, но всё же даже в таких отлично складывающихся обстоятельствах нашла то, из-за чего можно возмутиться — у Джесси в Джексоне до сих пор осталось множество друзей, с которыми он будет проводить каникулы так, будто за весь семестр сама Элли успела ему надоесть, и ему нужно от неё отдохнуть. Рыжеволосая рассуждает об этом в шутку, но в конечном итоге всё равно говорит, что постоянно находиться дома — занятие не самое завораживающее. — А знаешь, что более завораживающе?— Дина спрашивает у неё во время видеозвонка, через экран телефона видя, как Элли готовится с улыбкой к предстоящим словам.— Моё лицо,— старшая девушка смеётся от своей же нелепой попытки надоесть Элли ужасным юмором; она достигает цели: Элли качает головой из стороны в сторону, закатывая глаза. А потом вдруг мягко усмехается. — Ты права. В самолете нет возможности задумчиво смотреть вдаль через иллюминатор, будучи сидящей довольно далеко от него; даже мысли невозможно коллективизировать или разобраться с ними поочередно, потому что всё, что получается — чувствовать, как усталость из-за раннего пробуждения одолевает, заставляя веки опускаться. Следующие часы будут не совсем продуктивными, но кого это волнует, разве не для этого существуют выходные — чтобы бросить все дела и просто ощутить себя тем, кто волен бездельничать в любой момент времени? На границе родного города и запах иной — здесь пахнет будто только-только накрывшей зимой, словно ещё не прошло более месяца холодов, а лишь некоторыми днями назад на деревья сел первый иней. Из-за этого в пальто находиться на улице немного душно, Дина расстегивает несколько верхних пуговиц, позволяя коже охладиться. Она стоит у раздвижных дверей аэропорта — так Талие будет легче найти её и не затеряться в толпе прибывших людей. Темноволосая девушка осматривается вокруг: ничего не изменилось, но видеть снова родные пейзажи, так по-особенному отличаемые от множества других, греет сердце. По асфальту проезжают сотни колёсиков от чемоданов, создавая колотящиеся звуки, но кто-то из прилетевших пассажиров несёт в руках лишь лёгкие сумки, что позволяет им не утруждаться. Тут же, у выхода, встречают друг друга немалое количестве людей: родители встречают детей, возможно, так же, как и Дина, прилетевших домой с учёбы; повзрослевшие дети встречают родителей, скорее всего, улетающих в недолгий отпуск куда-то; друзья встречают друзей, заполняя разлуку непередаваемыми улыбками; возлюбленные встречают свою незаменимую часть себя, не волнуясь о том, что повсюду огромное количество глаз, и встречаются в соскучившихся, отчаянных поцелуях. У Дины перед глазами проносится воспоминание, которое она никогда не сможет забыть — эти большие ладони Элли на своей спине, её сломленная, но иступленная реакция на наконец решившую действовать темноволосую девушку; «Дина, не надо»,— вот, что она услышала — слова, сказанные со всей приложенной к ним честностью, с ещё более запутывающим мотивом. Но если бы ещё минута, хотя бы какие-то жалкие десять секунд были у неё в кармане, она бы плюнула на всё. Они бы плюнули на всё, забывая о несказанных друг другу тайнах, но заранее отдаваясь в руки друг друга. Но если этого не случилось, значит, так оно и должно было быть. Ещё не время. Они с Элли не рискуют обговаривать произошедшее, и это безумно кружит Дине голову; она была бы рада узнать, что творится в мыслях рыжеволосой девушки, была ли она так же погружена в невесомость из-за того, что их губы практически коснулись друг друга. — Вот и ты,— Талиа вскрикивает, привлекая к себе внимание, и переходит от размеренного шага к лёгкому бегу. Она раскрывает свои руки, только-только приближаясь к сестре, и охватывает ту ладонями, предпринимая попытку поднять её в воздух. Девушки обнимаются, и Дина закрывает глаза, тычась носом в чужое плечо — она так, на самом деле, скучала. Талиа отрывается от неё, чтобы осмотреть Дину с головы до ног.— Ты выше стала, что ли?— обе смеются, зная, что это не может быть правдой, они просто слишком давно не проводили время в компании друг друга, не были рядом, чтобы успевать за изменениями во внешности друг друга. — Как я рада тебя видеть. Устала? — Успела поспать в самолёте,— Дина пожимает плечами, хватаясь за ручку чемодана и после того, как Талиа указывает путь к машине, начинает идти в нужном направлении. Воссоединяться со своей семьей всегда даётся немного неловко: несколько часов уходит лишь на то, чтобы заново привыкнуть к нахождению в их кругу, к тому, что на ближайшее время они будут встречаться за завтраками, обедами и ужинами ежедневно. Нужно немного подстроиться под их характеры: Дина хоть и никогда не забывает, что у каждого члена её семьи есть свои недостатки, но постоянно заново привыкает к ним, словно украдкой знакомится по второму кругу. Аэропорт находится в некоторых километрах от города, поэтому дорога занимает не более получаса, за которые Дина успевает послушать не только возбужденную речь сестры о том, насколько она была взволнована из-за её приезда, но и привыкнуть к шуму плавно движущегося по проезжей части автомобиля, вонзиться чуть отяжелевшим взглядом в виды за окном: там простираются обнятые снегом равнины, выросшие до облаков горы, голые, но стоящие не в одиночестве, деревья. Дина скучала по этому — по панорамам пригорода, где намного больше имеющих шарма локаций, чем в том месте, где она теперь пропадает по полгода. Даже заезжая в сам город, кружащие голову виды не заканчиваются, продолжая растягиваться между домами и вдоль дорог. Дина успевает уловить мимолётом скрывающееся за зданиями кафе с террасой, сейчас не заполненной людьми — туда она любила ходить раньше, когда, будучи сидящей на стуле, её ноги ещё не доставали до пола, и она раскачивала ими в воздухе; это место с тех самых пор ни капли не изменилось, осталось всё таким же сундучком приятных воспоминаний для Дины. — Вот что. В ближайшие дни срочно проводим ночь кино,— Талиа азартно проговаривает, не отрывая глаза от дороги, и её нетерпение чувствуется в продолжающихся постукиваниях пальцами по рулю. Дина усмехается — она знает, что не выдержит этот марафон, уснёт спустя треть фильма, так и не узнав развязку. И Талиа после этого будет её корить, неправдоподобно дуться из-за того, что младшая сестра пропустила самое интересное, и теперь множество загвоздок сюжета нельзя ни с кем обсудить. Иногда темноволосой девушке кажется, что Талиа — младший ребёнок их родителей: она хоть и показывает свою решительность и самостоятельность, когда того требует ситуация, но всё ещё продолжает оставаться той же самой Талией, которую попробуешь испугать из-за угла, и она сможет обидеться. — Мама разбудила всех около семи утра, заставила готовиться к твоему приезду. — Ты же знаешь, что это больше связано не с моим приездом, а с праздниками,— это практически полностью правда. По приезду Дины их семья абсолютно всегда спешит наверстать упущенное, за один день стремясь проводить закончившуюся Хануку, вместе помолившись за столом, а затем встретить неделей ранее наступивший Новый год. Их ужин в такой вечер отличается особым шармом: мама обычно занимается готовкой и старается учесть предпочтение каждого, накрывая стол только теми блюдами, которые любит семья. — Ты не забыла поздравить родителей с Ханукой в декабре?— голос сестры становится на миг серьёзным; она не потерпит отрицательного ответа — ей слишком важны традиции их религии, и если Дина по какой-либо причине нарушила одно из установленных правил, то с ней будет необходимо провести разговор с напоминаниями о том, насколько важно соблюдать выученные ещё с помощью родителей в детстве законы. — Не забыла. Талиа меняется в лице — на нём теперь чёрным по белому читается успокоение и некая радость за то, что Дина смогла, несмотря на свою занятость, выделить несколько минут их родителям и осчастливить их парой хороших слов. В этом плане сестра никогда не оставляет место ребячеству, она этим и отличается от Дины — их детство проходило чуть иными путями, поэтому, если младшей из них делали поблажки, позволяя изредка своевольничать, то Талию воспитывали строго, так, что она по сей день не терпит никаких отхождения от приученного. — Серьёзно,— сестра на считанные секунды поворачивает голову в сторону Дины,— ты как-то повзрослела. Темноволосая девушка ощущает, как стали потеть ладони. Неужели так заметно, что именно в этот раз она приехала совсем иной — более уверенной в себе, более собой? Внешне в ней ничего не поменялось, всё та же Дина, что была год, три и пять назад, но внутренне всё так поменялось, что разом опрокидывать на сестру собственные объяснения не хотелось. По крайней мере, в этот момент. — Да перестань,— и это всё, что додумывается ответить Дина. Когда девушки подъезжают к дому, Талиа тут же заглушает мотор, собираясь выбраться на свежий воздух. Но она замечает, как колеблется сестра, вжимаясь в сидение и с необъяснимыми эмоциями в глазах смотря на входную дверь их дома. Она даёт Дине побыть некоторые мгновения в тишине и наедине с самой собой, ссылая её поведение на волнение, а сама обходит машину, доставая чужой чемодан из багажника. Талиа стучит в переднее стекло костяшками пальцев, выводя темноволосую девушку из неглубокого транса, и этим принуждая её выйти, наконец, и встретиться с родителями. Дверь дома распахивается быстрее, чем Дина успевает опомниться, и вот перед ней уже облегчённые, радостные родители: мама, тем не менее, выглядит более сентиментальной, чем держащийся статно отец, и именно поэтому женщина первая из них двоих спешит дотронуться до своей дочери, взяв её лицо в свои шершавые от работы руки. — Дина!— она целует девушку в обе щеки, заглядывая своими более тёмными глазами в глаза напротив.— Моя родная. Господи, неужели ты дома. — Заждалась? — Не то слово,— решает ответить отец, мягко отодвигая женщину от Дины и так же по-родному любовно заключая в объятия дочь. Отцовская трогательность всегда вызывала в Дине слишком бурные эмоции, доходящие до скапливающихся в уголках глаз слёз, ведь из-за его крайней занятости он зачастую не имел возможности проводить с семьёй много времени, не мог постоянно показывать собственным детям свою любовь. Поэтому чувствовать его тёплые руки на своей спине сейчас было слишком слишком для Дины,— последние две недели только о тебе и говорит. — Вы, надеюсь,— девушка наспех шмыгает носом, стараясь не растрогаться до состояния, когда слёзы будет уже невозможно скрыть,— котов моих не обижали? — Даже не успела зайти в дом, а уже о котах своих думаешь!— в шутку мама шлёпает Дину по предплечью, потом аккуратно кладя ладонь на место удара и заводя в дом. Там всё стоит на своих местах, выглядит так же, как и выглядело в момент отъезда девушки в августе. Единственное, чего не хватает в прихожей — украшенная по-новогоднему ель, которую родители перестали ставить в зимнее время, как только обе дочери стали проводить время дома только несколько месяцев в году, практически вся часть которых была именно летними. Дина оставляет эти мысли в покое, даже не успевая сильно о них задуматься, когда видит вальяжно выходящих из другой комнаты котов, следующих друг за другом. Они не взволнованы, лишь в неспешной манере подходят к чужим ногам, поочередно потираясь о каждую головами; у одного из них выворачивается ушко, и Дина наклоняется вниз, чтобы погладить их вычесанную шёрстку, ощущающуюся немного жестковато под подушечками пальцев. Это словно воссоединение со старыми друзьями, которых ты знаешь десяток лет, но отношения с которыми вовсе не поменялись. Дина улыбается только одной мысли о том, что следующую неделю она будет видеть их каждый день, имея возможность просыпаться, пока один из них тычется ей в нос, а второй путается под одеялом в ногах. Дина проходит вглубь, пока остальные разбредаются по разным комнатам, продолжая пылко щебетать о том, как правильно теперь ощущается дома, и замечает на дверном косяке кухни мезузу — та повешена на крючок, занимая своё положенное место, чтобы при одном взгляде на неё напоминать каждому проходящему о важности зимы в еврейской культуре; Дина старается на неё не засматриваться, иначе дурные предчувствия продолжают создавать под кожей неприятные ощущения, будто пытаясь свести её с ума. Девушка и не утруждается разбирать привезённые вещи, в уме заключая, что будет просто-напросто доставать оттуда по необходимости нужное. Она лишь оставляет в углу комнаты чемодан, осматриваясь и впитывая в себя всё окружающее — облегчённый выдох сам по себе вырывается из лёгких,— всё лежит на тех же местах, и даже оставленный в августе на кровати вышедший из строя шнур от зарядного устройства. Она присаживается на край постели, проводя по покрывалу рукой. Да, напрасны всё её сомнения, ей не из-за чего волноваться. За ужином, уже после произнесённой отцом молитвы, происходит то, ради чего стоило отложить все переживания в сторону и просто отдаться в руки моменту — в меру шумные разговоры, хвала, адресованная маме за её необыкновенное кулинарное мастерство, упование родителей рассказам их дочерей обо всём, до чего доберутся разговоры, подхватывающийся друг к другу смех. Дине не хватало такой обстановки вокруг себя; она большинство вечеров проводила в стенах общежития, и только несколько из них на её памяти были наполнены точно таким же очарованием, каким наполнен этот — каждый из тех, когда они виделись с Элли, оставаясь наедине. Из-за небольшого количества выпитого вина и заставших врасплох воспоминаний щёки вспыхивают розовым, но никто не обращает на это внимание, продолжая увлечённо, жестикулируя руками, обмениваться репликами. Талиа активно пытается переубедить в чём-то маму, не настойчиво, но громко раскладывая ей по полочкам смысл собственного мнения, и сохраняющая молчание Дина в этот момент бросает взгляд на отца, который наблюдает за разгорающейся дискуссией, в который раз задавая вопросом, почему нельзя спокойно во всём разобраться, если взгляды не сходятся. Темноволосая девушка тихонько посмеивается, продолжая довольствоваться ужином, пока усталость не поражает даже голову, делая её непривычно тяжелой. Празднество постепенно угасает, когда каждый встаёт из-за стола, со вздохом принимаясь за быструю уборку. Ближе к ночи, когда Дина уже нежится в собственной постели, Джесси создаёт групповой чат пятерых друзей, чтобы быть в курсе происходящего в жизнях друг друга. Он начинает первый — рассказывает, отсылая короткие сообщения, о своих выходных, успевает неудачно шутить о том, как ему хорошо отдыхается в первый же день вне их привычной компании, а в ответ получает от всех девушек смайлик среднего пальца. Они болтают периодично, потому что каждый оказывается занят, пытаясь наверстать упущенное с семьями и оставшимися после школы друзьями. Джесси, как и обычно, проводит вечер за пределами дома, отличаясь от остальных, предпочитая более активный вид отдыха с бывшими одноклассниками. Одна из деталей о Джесси нравится Дине более всего — он не считает чем-то постыдным проводить большее количество времени с ними, его подругами. Да, он развлекается с парнями, но основное предпочтение отдаёт часам, которые можно провести в кругу четырёх девушек, которые ему ближе остальных вместе взятых. Пару раз кто-то из его окружения кидал Джесси вслед нелестные комментарии о том, что тот, наверняка, выбрал себе такую компанию, чтобы постоянно купаться в женском внимании и в любое время иметь возможность сойтись с одной из них. Но такое всегда заканчивалось плохо для комментаторов, которым Джесси вследствие позволял запоминать свои места и держать рты закрытыми. Вся эта задумка с совместным чатом не отменяет того, что Элли и Дине хочется разговаривать наедине, вне глаз или ушей других людей, пусть они даже и их лучшие друзья; им не хочется скрываться за ширмой тайны, чтобы не быть заподозренными в странном за обычные взгляды, пусть и через экраны телефонов. В один из дней ближе к вечеру мелкие хлопья снега друг за другом начинают стремиться упасть на землю, оседая одни на другие; Дина настолько успела соскучиться по атмосфере настоящей зимы, что добрые несколько минут неотрывно смотрела в собственное окно, переодически цепляясь взглядом за определенную крупинку и прослеживая, как она невесомо летит навстречу мягкому пуху, уже успевшему немного накрыть пеленой тротуар. Ради такого стоит жить: все чудеса происходят прямо перед глазами, стоит только вовремя обращать на них внимание и не принимать, как что-то должное. Дина отсутствует в этом породнившемся ей доме долгие недели, перетекающие в идущие своим чередом месяца, но здесь всё равно продолжается жизнь: всегда открыта дверь, чтобы двое котов могли заходить сюда и задевать собой покрывало, свисающее с кровати, оставляя на нём волоски шерсти; чтобы мама могла регулярно наводить тут уборку, будто бы Дина должна вскоре вернуться. Иногда девушке кажется, что она зря решилась на такой отважный шаг — учиться где-то настолько далеко, что приходится заранее бронировать билет на самолёт в подходящее время. Что, если она осталась бы здесь? В этом по-своему тёплом месте, где лето захлёстывает с головой уже в апреле, позволяя свободно расхаживать по улице в лёгких платьях и с очками, опущенными на глаза, чтобы скрыться от припекающего солнца. Что, если она постаралась бы найти вуз в этом городе, а не переступать через собственную голову и ориентироваться на что-то большее? Множество раз, дней за свою жизнь Дина думает «а что, если...», осознавая только сейчас, что эти наивные перестраивания реальности в голове ничего не значат — их невозможно осуществить, невозможно узнать, что последовало бы за совсем иным развитием событий. Сейчас она счастлива, и это всё, что оказывается важным. Чтобы ещё глубже окунуться будто в иное измерение, Дина хочет включить на самый минимум спокойную песню, даже самую первую попавшуюся на глаза. Кажется, будто теперь каждая мельчайшая деталь прямиком привязывает мысли к образу рыжеволосой девушки — музыка моментально позволяет вспомнить Элли, так умело показывающую публике свой талант, привычка в задумчивости чёркать ручкой по листу бумаги автоматически снова переключает мысли на Элли, которая успевает совмещать несколько хобби одновременно, преуспевая в каждом, одно из которых является созданием неописуемых портретов. Включённая песня начинает постепенно просачиваться вглубь комнаты, но не успевает показать свой смысл, когда на телефон поступает звонок, и высвечивается излюбленное имя, при взгляде на которое Дина улыбается, уже и забывая о вызвавшем её восторг снеге за окном. — Вот и ты,— голос рыжеволосой звучит хрипло, сразу же выдавая то, как прошли её предыдущие несколько часов — за сном. Она подносит камеру чуть ближе к своему лицу, чтобы её было лучше видно на фоне погружённой в темноту комнаты, и усмехается, щурясь.— Чего ты улыбаешься?— Элли спрашивает безобидно, просто откровенно интересуясь. Она выглядит так прелестно: лежит на боку, чуть дуя губы, в растянутой футболке, которую не жалко носить дома, с полуприкрытыми глазами. Элли могла бы преспокойно продолжить спать, не просыпаясь до самого утра, но выбрала нечто другое — Дину и ближайшие полчаса с ней. Дина замечает, что не может убрать с лица довольное выражение, сколько бы не пыталась. Не хочется ей придумывать посторонние ответы, чтобы утолить заинтересованность рыжеволосой девушки, а желается дать ей знать правду, чтобы дышалось ровнее и спокойнее. — Ты мило выглядишь. — Кто бы говорил. Девушки обмениваются многозначными взглядами перед тем, как Дина снова оглядывает лицо Элли, старающейся полностью раскрыть глаза. Она незаметно делает снимок экрана, думая, что уловила самый замечательный момент, словно поймав его руками, чтобы затем втайне рассматривать его, запечатлённый на фотографии, и вспоминать этот самый вечер января, снежный, тихий, согревающий. — Что тебя так уморило, что ты заснула? — Вообще я села написать парочку строчек для песни, а потом как-то... Дина перебивает Элли, ощущая предсказуемость следующих слов рыжеволосой: — Голова сама коснулась подушки? — Именно. Элли воодушевленно начинает рассказывать, как сегодняшний день забавно для неё приблизился к завершению — она вместе с Джоэлом ездила на рыбалку к ближайшей широко известной местным людям реке, где проделывать скважины в замёрзшей толстым слоем льда воде было намного проще, чем сама ловля. Рыжеволосая старается не разразиться хохотом, когда описывает жалкие попытки уже пожилого мужчины вытаскивать удочкой наиболее тяжелую рыбу, которая буквально ускользала из рук, стоило ему отцеплять ту от крючка — цепляясь за жизнь, рыба подпрыгивала на суше, в итоге падая обратно в воду. Дина наблюдает за чужим счастьем, понимая, насколько Джоэл важен для Элли. Может быть, в будущем встретиться шанс познакомиться с ним, узнать, почему он решил подарить чувство дома именно рыжеволосой девочке, на которую жаловались многие. Более-менее громкие разговоры утихают: Дина пересаживается на собственную застеленную кровать, вытягивая перед собой ноги, а Элли привстает с подушки, опираясь теперь спиной о спинку постели — так её волосы смотрятся в ещё большем беспорядке, но привычная взгляду прядь по обыкновению продолжает свисать на лицо, магнитом притягивая глаза старшей девушки. Элли облизывает губы, осматривая что-то, находящееся за пределами камеры, и Дина испытывает непередаваемый стыд за то, что находит такую Элли чересчур привлекательной — привлекательной в том смысле, который подразумевает под собой желание провести по задней части её шеи короткими ногтями и услышать в ответ сдержанное шипение. — Так душно,— Дина зажимает телефон между колен, направляя тот на себя, пока тянется руками к кромке тёплого свитера, постепенно стягивая тот через голову, чтобы остаться в майке. — Дина,— голос Элли меняется, и от прежней задорности не остаётся и малейшего следа. Вместо этого Дина слышит только неизвестные ей чужие эмоции, видит сосредоточенные на себе зеленые глаза, подсвечивающиеся только благодаря свету, исходящему от телефона. — Да? — Зачем ты это делаешь?— девушка откладывает снятую одежду в сторону, теперь решая размяться и потягиваясь руками вверх, прекрасно зная, насколько таким образом Элли сможет тщательно рассмотреть очертания её фигуры. — Потому что жарко. — Будем считать, что я поверила тебе,— Элли шумно сглатывает, даже не стараясь отвести глаза от того, что с каждой новой секундой открывается именно для неё. — У тебя, по-моему, тоже далеко не холодно,— Дина наконец снова берет телефон в руки, посмеиваясь, словно нашкодивший ребёнок,— аж щёки покраснели. — Дина. — Всё-всё, молчу. — Не делай так больше. В эту ночь Дина засыпает первее, не выключая видеосвязь, и Элли, будучи более чем бодрой после неожиданного вечернего сна, слушает с упоением равномерное дыхание, с рвением пользуется возможностью наблюдать, как смуглое лицо, наполовину спрятанное под одеялом, находится так близко, но при этом так далеко. И даже если бы они сейчас находились рядом друг с другом — о чём Элли даже думать боязно,— она не нашла бы храбрости дотронуться до карамельной кожи ладонью. Марафон просмотра бессмысленных фильмов переносится на третий день пребывания Дины дома. Талиа воодушевленно врывается в чужую комнату, заранее зная, что такой жест не будет воспринят с неодобрением, и застывает прямо в дверном проеме, уперевшись ладонями в бёдра. У неё уже отложено в памяти название нужной киноленты, осталось только грандиозным голосом сообщить его младшей сестре, получая от неё полный веселья взгляд. Дина перенимает настроение сестры моментально, подсоединяя ноутбук к телевизору и быстрыми движениями вбивая в поисковик услышанное наименование. Они занимают разные позиции: Талиа присаживается на небольшой ковёр у кровати, а Дина запрыгивает с разбега на постель, сминая совсем немного покрывало, но зато снова ощущая себя чуть младше своего возраста. Они погружаются в атмосферу выбранного фильма, переговариваясь изредка, насколько герои хорошо раскрыты, но делая это приглушенно, чтобы не пропустить важные диалоги. Девушки осуждают глупые действия персонажей, словно их словами можно что-то изменить, переглядываются, одновременно закатывая глаза, когда на экране снова появляются вставки романтических линий, развивающихся более скудно, чем остальные части сюжета. Находящийся под боком телефон оповещает темноволосую девушку о новом уведомлении.Элли [22:39]: сейчас я заставлю тебя смеяться, смотри Элли [22:40]: сначала кошка боялась пылесос, а потом втянулась Элли [22:41]: или вот Элли [22:41]: знаешь, кто неправ? лев
Дина не может сдержать улыбку, охватывающую губы; Элли не перестаёт её удивлять, но хочется с сарказмом ответить ей, что комик из неё никакущий, несмотря на то, что второсортные шутки всё же имеют свой эффект, заставляя девушку отвлечься именно на её попытки привлечь чужое внимание. — Ты слушаешь?— Талиа спрашивает, и темноволосая девушка понимает, что не услышала один из комментариев своей сестры. А та тут же замечает застывшую с ярким выражение лица Дину, тоже оставляя происходящее на экране в стороне, чтобы только приподнять одну бровь и всезнающе ухмыльнуться.— Я так и знала, что ты кого-то встретила. — Что? — И как же зовут этого парня, который тебя заставляет так сиять? — Талиа, давай просто досмотрим фильм?— Дина вздыхает, на этот раз отключая звук телефона, чтобы больше не отвлекаться. Они с Элли всё равно договорились поговорить чуть позже, когда в домах обеих будет относительное умиротворение и необходимая тишина, чтобы переговариваться вполголоса, но делая это без каких-либо помех со стороны. — Как досмотрим, расскажешь? Дина пожимает плечами. А оставшиеся несколько десятков минут просто не может собраться: фокус не держится ни на чём, потому что сердце начинает биться быстрее. Талиа хочет знать. — Ну, я жду,— сестра усаживается рядом, принимая позу лотоса, когда кино благополучно заканчивается: на лице заискивающая улыбка, полные ожидания глаза, сверкающие, переливающиеся в свету потухающего экрана телевизора. Её не так уж и сильно беспокоила развязка содержания, как чувство предвкушения от того, что ей может рассказать о своей жизни младшая сестра. Дина не уверена, что ей вообще стоит что-либо говорить из того, что успело произойти за её месяцы пребывания в другом штате; стоит ли ей вообще говорить правду. В её возможностях сейчас с лёгкостью приукрасить ложью свою неожиданно появившуюся влюбленность, заменив Элли каким-нибудь придуманным на ходу парнем, но она ни за какие жертвы не хочет этого делать — обман не будет иметь никакого смысла, пока в её голове лишь одна Элли, Элли, Элли. Она не может так просто слепить родную сестру неправдой, когда та хочет знать действительность из-за того, что желает ей только лучшего. Раньше они постоянно делились друг с другом секретами, состоя в отношениях, так что же мешает и теперь открыться и показать, что таится в сердце? Дина пытается быстрее обдумать все варианты их дальнейшего разговора, чтобы не вызывать подозрений со стороны, но страх всё же не покидает дрожащие руки, которые девушка прячет под пледом; она решает зайти издалека, не выдавая всё разом, чтобы посмотреть на реакцию. Дина мысленно молится, впервые за такое долгое время действительно проговаривает слова молитвы в голове, которые, несмотря на редкое использование, не забыла; она хочет, чтобы её поняли. Она хочет, чтобы Талиа просто улыбнулась и обняла её, поняв сейчас, почему всё-таки Дина показалась ей другой при их встрече. — Ты...— нельзя прерываться, уже начав, тогда сестра точно будет допытываться назойливее прежнего, а при давлении Дина и вовсе откажется раскрывать рот,— ты всегда была уверена в своей...— боже, как же это тяжело,— ты всегда знала, что тебе нравятся именно парни? На секунду на лице Талии появляется задумчивое выражение, она сводит брови вместе, пропуская собственные волосы сквозь пальцы, в попытке поправить их, и Дина уже хочет выдавить из себя смех, чтобы только избавиться от мучительного момента ожидания. Талиа совсем на долю мгновения кажется ей отдалившейся фигурой, до которой не будет возможно донести всю суть, под которой скрываются чувства. Дине страшно, что та будет склонна к законам религии больше, чем к собственной сестре. Но затем девушка улыбается, и возле её глаз даже появляются естественные морщинки, и Дина совсем малость успокаивается, прикусывая губу. Возможно, она зря себя накручивает. — Естественно, кто ещё может мне нравиться? К чему этот вопрос? — Я уже полгода общаюсь с одной... Уже многое количество раз темноволосая девушка раздумывала о том, придётся ли ей однажды объясняться перед своими родными в том, кто она есть на самом деле, или же это произойдёт незаметно настолько, что покажется никакой не тайной. Дина свободными вечерами могла лежать в постели, не обращая внимание на выпирающие из матраса пружины, впивающиеся в спину, и просто представлять, какими словами ей пользоваться в случае, если кто-то узнает о её симпатии к Элли случайным образом. Талиа перебивает её, отчасти грубо, но не повышая голос, а лишь стараясь сразу же понять правильный смысл. — Дина, ради всего святого, ты что?.. Дина даже не хочет знать, что именно хочет спросить её сестра, потому что сейчас между ними медленно образуется та самая пропасть, в которую сделаешь рискованный шаг и пропадёшь в омуте чёрных красок и беспросветной тьмы. Судорожный выдох покидает губы, когда темноволосая девушка пытается сообразить, как ей дальше поступить — она проложила дорогу к началу, она ответила честно на вопрос Талии, так что ей ещё нужно? — Я просто хотела спросить. Ты единственная, с кем мне хотелось поделиться. С самого начала, когда её симпатия только-только начала зарождаться, прорастая корнями глубоко в подсознание, Дине не к кому было обратиться за советом; ей был необходим, словно успокоительное, человек, который присел бы рядом с ней, обернул руку вокруг ссутуленных плеч и, побыв на немного наставником, помог ей во всём разобраться, наконец открывая глаза на являвшиеся ранее расплывчатыми вещи. До сегодняшнего дня она держала чувства в себе, не давая никому даже узнать о них; для неё это было запретным — позволить кому-то знать. — Выкинь эту чушь из головы,— Талиа встаёт на ноги, выпрямляя плечи — её осанка пряма, словно стоящая посреди лугов берёза, тянущаяся к солнцу,— и отводит взгляд к окну. Дине вдруг мерещится, что то открыто нараспашку, потому что ей становится настолько холодно, что тело пробирает дрожь, совсем не ослабевая. А на самом деле, так морозят именно слова сестры, которая оказывается совсем непреклонной: у неё напряжена челюсть, сощурены глаза, которыми она избегает, даже не смотрит на собственную сестру. — Талиа,— попытка спокойно показать свои намерения оказывается неудачной, когда голос темноволосой девушки срывается, озвучивая родное имя,— почему ты даже не хочешь выслушать меня? — Потому что я знаю, к чему ты клонишь,— сестра повышает голос, но делает это осторожно, чтобы за пределами успевших пропитаться гневом стен её не было слышно. Последнее, что им обеим хочется — привлечь к их разговору кого-то из родителей.— И чтобы ты знала, я не одобряю этого. Дина боязно смотрит на входную дверь, страшась, что в любой момент сюда может зайти мама, сейчас напевающая себе под нос песню в противоположной части дома и готовящаяся ко сну, и лишь по лицам девушек понять, что происходит что-то неладное; что в воздухе повисло необычное их семье напряжение. Дина ощущает переполняющее её ощущение, подсказывающее, что нужно защититься, показать, что услышанные слова вовсе не задевают её. Сделать это трудно, потому что в глазах уже собираются слезы, готовясь упасть на покрывало. Девушка усмехается, пытаясь показаться непоколебимой. — Не знала, что ты можешь понимать с полуслова. Талиа с презрением кидает на сестру взгляд, полный непонимания, неприятия, руки её скрещены на груди, сжимаясь в кулаки. Девушка поджимает губы, качая головой из стороны в сторону, будто осуждая Дину за то, во что она позволяет превращать свою жизнь каким-то назревшим чуждым чувствам. Она подходит к кровати, на которой младшая сестра прижимает колени к груди, защищаясь от всех последующих слов, и наклоняется, заглядывая в тёмно-карие глаза. — Что, раз со старшей школы парня не было, решила переключиться? Это так не работает, Дина,— Талиа будто выплевывает мысли одна за другой, не заботясь о том, что может сломать выстраивающиеся на протяжении двадцати лет крепкие отношения.— Мысли о том, что тебе вполне возможно могут нравиться девушки, отвратительны, понятно? Ты нарушаешь не только естественные нормы, но и наплевательски относишься к божьим законам,— девушка снова выпрямляется, делая пару шагов назад, отворачиваясь спиной.— Ты сейчас будто мне в лицо плюнула этой новостью. Не смей больше даже упоминать об этом. Дина находит в себе силы поднять к собственному лицу дрожащую ладонь и коснуться пальцами уголков глаз, чтобы ещё хотя бы на немного задержать настоящие эмоции, рвущиеся наружу. Она никогда не думала, что счастье сможет встать у них на пути лишь из-за того, что для одной из них оно чуждо. Видя возвышающееся над собой отторженное выражение лица сестры — человека, что защищал её так, как никто другой не мог,— Дина понимает, что да, кажется, её жизнь не может складываться так, как хочется ей. — Ты ничего не понимаешь,— получается выговорить шёпотом. Талиа на пятках разворачивается, выставляя указательный палец; Дина понимает, что, если бы они стояли близко друг к другу, глазами на одном уровне, то сестра использовала бы своё положение, тыкая этим пальцем прямо ей в грудь. Избивая, раня так, как соловьи клюют бабочек. Старшая из девушек процеживает сквозь сомкнутые зубы, одним словом выбивая из лёгких последние капли воздуха: — Замолчи. И Дина уже не в состоянии сдерживать эмоции. Возможно, она слабая, раз не может вынести настолько серьёзный разговор, раз не может убедить сестру хотя бы выслушать собственную историю, наполненную боязнью, слабостью, диким биением сердца, любовью. — Уходи,— Дина старается звучать твёрдо, но слёзы уже показывают её настоящее состояние; а Талиа всё так же стоит на прежнем месте, не меняясь в лице — её совершенно не трогает чужая разбитость, потому что для неё самой она права.— Я хочу спать. Выйди отсюда,— Дина практически умоляет, смотрит сквозь жгучую пелену в глазах на чужой силуэт,— пожалуйста. Талиа не задерживается в комнате, словно ей противна даже обстановка в ней. И уходит она не потому, что её отчаянно попросили, а потому, что самой находиться там становится тошно. Девушка не хлопает дверью, но полностью закрывает её, с громкими шагами удаляясь в собственную спальню. В доме воцаряется тишина, разрушаемая лишь тиканьем настенных часов. Дина натягивает на себя покрывало, подавляя задушенные всхлипы с помощью бархатной на ощупь ткани. Ей бы закричать сейчас, выплеснуть оставшуюся жалкую энергию в никуда, чтобы пластом упасть на пол, не чувствуя жизни в собственном теле. Всё должно было пройти не так. В её голове назревало столько исходов, среди которых были и до удушья отвратительные, но Дина и не представляла, что полученные в собственный адрес слова, затрагивающие до самой глубины души, смогут так просто разрушить выстроенную вокруг себя стену. Она чувствует себя ничтожной. Рядом раздаётся вибрация, но Дина не спешит брать в руки телефон. Не хочется. Экран загорается с каждым присланным сообщением, и от исходящего от него света болезненно не только слегка припухшим глазам, но и сердцу. Дина знает, кто ей пишет и зачем, но не может пересилить себя и посмотреть на письма, которые рыжеволосая девушка так преданно ей отправляет; если она прочтёт, то не выдержит и взвоет от собственной же глупости. Ей стоило просто продолжать молчать.Элли [23:21]: дина Элли [23:21]: дина, эй, где ты? Элли [23:23]: только не говори, что ты заснула, мы договаривались на звонок в полночь Элли [23:25]: ну же, дина, ответь Элли [23:29]: если ты и правда уже спишь, сладких снов, только, пожалуйста, напиши мне с утра, хорошо?