sent from the skies above

      — Все готовы?— Джесси задаёт финальный вопрос перед началом поездки, попутно проверяя, на месте ли все те документы, что могут понадобиться ему в случае нежданной остановки посреди дороги, и заглядывая в зеркала заднего вида, чтобы проверить их на исправность и чистоту. В аккомпанемент его словам сидящие на пассажирских сидениях девушки начинают осматривать друг друга и оборачиваться попеременно в сторону багажа, мысленно прокручивая, все ли необходимые вещи приготовили вчера во время сборов. У каждого главными атрибутами клади были совершенно разные вещи, и пока Нора вспоминала, взяла ли с собой шелковый дюраг, что поможет ей держать волосы под контролем и сохранить их от сильного солнечного тепла, Элли пересчитывала, достаточное ли количество рубашек положила в рюкзак с учетом того, что некоторые из них может «взаймы» забирать Дина.       — Вроде бы да,— Кэт откликается с заднего сидения, давая сигнал о том, что пора начинать движение. Джесси так и поступает, надев предварительно солнцезащитные очки, которые позволят ему провести следующие часы в комфорте, а не в вынужденных из-за слепящего света прищурах, что будут мешать спокойно вести машину. Он прибавляет громкость уже играющей музыки, регулируя, насколько сильно открыто каждое окно, и отъезжает с парковки, двигаясь по уже размеченному маршруту.       Некоторые из его знакомых отправились в путь ещё часом ранее, не задерживаясь после занятий долго и отказываясь от полноценного обеда, чтобы выбрать более удобное место у озера и начать обустраивать палаточный городок, который послужит всем местом жительства на два дня. Есть и те, кто из-за определенной занятости прибудет к месту назначения ближе к вечеру, уже к тому времени, когда в разгаре будет спланированный совместно ужин, для которого были заранее закуплены необходимые продукты; и, как полагается, обязанности за выбор самого различного алкоголя пали на Джесси, что с удовольствием занимался данным ему поручением пару вечеров подряд, присматриваясь к более-менее недорогим ценам и приблизительно высчитывая, сколько спиртных напитков им может понадобиться.       Поэтому сейчас их поездка сопровождается не только плейлистом парня, который всячески осуждала Кэт, выговариваясь на счёт того, что тот «застрял где-то во временах старой школы», но ещё и звонким треском сложенных по коробкам стеклянных бутылок, из-за некоторых неровностей дорог стукающихся друг о друга. Это, впрочем, никак не вредит обстановке, начинающей превращаться в более расслабленную, на что Нора совершенно точно примечает, что возвращаться после такого в обыкновенные рутинные недели будет немного сложно. И действительно, предстоящее время вне городского хаоса может оказаться настолько преспокойным, что в утро понедельника просыпаться вновь на учебу совершенно не захочется.       Однако никто не спешит заглядывать так глубоко в будущее, стараясь взять от момента лучшее: Дина слышит сквозь ритмичную мелодию, раздающуюся через динамики, и редкие быстрые разговоры чужое копошение рядом, поворачиваясь в сторону Элли ровно в тот момент, когда та собирается опустить голову на её плечо, чтобы более-менее удобно устроиться для недолгой дремоты. Темноволосая девушка и не стала давить на неё, когда сразу же услышала несмелый отказ на предложение взять с собой гитару, чтобы сыграть в сумеречное время у костра для всех. Для неё комфорт Элли превыше всего, и если она не считает нужным показывать кому-то свои навыки, в этом нет ничего зазорного.       Рыжеволосая под давлением попадающего на глаза через раскрытое окно солнца и приятного ветра погружается в сновидения слишком быстро, оставляя Дину в том положении, когда ей совершенно нельзя шевелиться, чтобы не разбудить. Забавное состоит в том, что сон приходит к Элли необыкновенным способом — она воспринимает шум мотора, звонкие голоса друзей и разрывающуюся битами музыку за колыбельную, даже не открывая глаза, когда дорога за пределами города начинает портиться, вынуждая Джесси маневрировать по узкой полосе.       Элли не просыпается даже тогда, когда на горизонте появляется ранее невиданное место с прекрасным видом на водяную гладь, по которой дорожками прокатывается отблеск солнечных лучей. Дина лишь осматривает сопящую на её плече девушку, чьи зрачки под тонкой кожей век бегают из стороны в сторону; Дина щекой прикасается к её волосам, надеясь, что именно такое начало отдыха хотела Элли, и что сейчас она постепенно досматривает красочный сон, что до сих пор держит её в своей хватке. Поэтому старшая девушка дожидается, пока Джесси остановится рядом с уже подходяще припаркованными машинами, заглушая собственную, чтобы аккуратно отодвинуться от Элли и неспешно выйти на свежий воздух, разминая затёкшие конечности.       Джесси первым делом выполняет обязательный обряд, подходя к успевшим прибыть друзьям и пожимая им руки, сразу начиная рассуждения о том, достаточно ли хорошую локацию они подобрали и не возникнут ли у них проблемы, если они немного перейдут рамки закона, растягивая громкую музыку и веселье до позднего часа. Он затем подзывает к себе троих девушек, чтобы представить тех стоящим возле него людям, которые не принимают серьёзный вид, когда видят новые лица. Кто-то из парней дружелюбно приветствует Нору, обозначая для всех вокруг, что та уже довольна знакома многим; но девушка, в свою очередь, не придерживается надолго чужой компании, поддерживая разговор с Диной и Кэт чуть поодаль от остальных.       Ни для кого не находится слишком огромного количества дел, которым можно заняться до потемнения, поэтому кто-то разбредается на обследование местности и близлежащего леса, другие собираются группой, чтобы продолжить обустройство палаточного городка. Столько усилий уходит на то, чтобы сделать уикенд на ближайшие два дня комфортным, но удобство — главный аспект, поэтому Дина сразу же занимает одну из наиболее удобно расположенных и уютных внутри палаток, тратя несколько минут, чтобы заранее поместить туда рюкзаки и преобразовать матрас, застелив его взятой простынёй.       Дина не находит общий язык с малознакомыми девушками, партнёршами друзей Джесси, что не скажешь о Кэт, которая с энтузиазмом общается с несколькими из них, сидя в открытом багажнике одного из автомобилей, изредка оборачиваясь на Нору, которая с очевидным неудобством отвечает на реплики одного из футболистов, что наверняка пытается привлечь её собственной биографией. Сама темноволосая девушка решает немного побыть наедине с собой и, возможно, вздремнуть так же сладко, как это делает Элли, будучи в прогретой машине.       Она находит более-менее умиротворенное место чуть поодаль их разбитого лагеря, раскладывая на нагревшийся крупный песок тонкое покрывало, чтобы затем лечь на него, расположив руки вдоль тела и прикрыть тканью маленького полотенца лицо, чтобы его участки не поддались сильному жару солнца. Ей немного тоскливо без Элли, а подключать себя к суете ещё не время.       Есть и те, кто уже приступил к началу веселья, подкрепляя организм открытым алкоголем, что незаметно был взят из открытого автомобиля Джесси, но они, к счастью, не стали разбавлять свою шалость громкой музыкой, потому что если та поспособствовала бы пробуждению тихо сопящей рыжеволосой девушки, то Дина нашла бы способ утихомирить каждого. Но волноваться ни о чём не приходится, и она отдаётся полностью ощущению укутывающего её солнечного света, будто пропитывающегося в кожу.       Она задумывается о том, что такая поездка за город уже показала достаточно пользы, потому что организм предчувствует полное безделье и немедленно расслабляется под содействием хорошей погоды, живописного места и дружелюбной компании людей. Приближение лета тоже играет свою роль, потому что долгие каникулы — это всегда возможность заняться любимым делом или попробовать найти его, найти временное место работы и получить какой-либо жизненный опыт, провести время вдали от мыслей об учёбе и вечной занятости. Она ещё ни с кем не обсуждала планы на два долгих месяца каникул, но собирается сделать это в скором будущем, чтобы предложить Элли навестить её отца вместе. Эта задумка согревает девушку сильнее припекающего солнца, но его ощущение внезапно исчезает.       Дина раскрывает глаза, попутно убирая с них ткань, чтобы посмотреть, намеренно ли кто-то помешал ей наслаждаться дневным светом или же солнце ненароком ушло за появившиеся из ниоткуда серые тучи. Но перед ней в боевой стойке появляется рыжеволосая девушка, уже одетая в более легкую и подходящую для жаркой погоды одежду. На её лице победная ухмылка, руки упираются в бока, пока она делает вдох, чтобы что-то ответственно сообщить старшей девушке. Однако Дина резко забирает у неё эту возможность, с непринужденной простотой говоря:       — Ты загораживаешь мне солнце.       — Хватит загорать, твоя кожа и так смуглая,— Элли меняет своё положение, теперь приподнимая бровь, чтобы высказать возникшее возражение. На её уме явно есть что-то, к чему она клонит, призывая темноволосую девушку привстать на локтях и проследовать глазами за взглядом Элли, верно направляющимся в сторону тёмно-синего озера.       — Элли, я не собираюсь лезть в воду. Ты вообще знаешь, насколько она ледяная?       — Я уже проверила, не настолько уж и холодная,— Дина шуточно закатывает глаза, потому что эти слова звучат так, как действительно могла поступить только рыжеволосая девушка — наплевать на весну и то, что её тепла ещё недостаточно, чтобы прогреть толщу воды, и совершенно правдоподобно соврать, что озеро уже пригодно для купания. Дина не хочет нарушать чужой план, но и дрожать от холода после небольшой шалости ей хочется в последнюю очередь.— Дина, ты явно взяла купальник не для того, чтобы просто загорать.       Элли с хитрой улыбкой присаживается на корточки, смотря прямо в глаза, словно удумавший свою напасть дикий зверь, и в зрачках её пляшет не только отблеск солнечных лучей, но и естественные искры нетерпения, которые темноволосая девушка воспринимает как недобрый знак. Она может по нерасторопным действиям понять, что против неё уже был задуман план, осуществление которого для Элли окажется проще простого. Потому что в следующую секунду она ловко поднимает на руки Дину, попутно неосторожно комкая плед, на котором она лежала.       — Элли, не смей!— ей угрожают серьёзным голосом, ударяя по плечу сложенным крепко кулаком, отчего рыжеволосая начинает отмерять спиной шаги, чтобы дать Дине понять, что их обеих ждёт через несколько молниеносных мгновений.— Только попробуй! Элли, отпусти!— старшая девушка вырывается из хватки, болтая в воздухе ногами, чтобы хотя бы в последнюю секунду смочь избежать неприятности, но Элли опережает её, с разбега погружаясь в воду, температурой схожей с только замёрзшим в морозильнике льдом.       Тело чуть парализует от смены градусов, цепенея и отказываясь от лишних сумбурных движений, пока Элли звонко смеётся, смотря на чужие округлившиеся глаза и застывшую экспрессию ужаса на лице. Ей такая забава позволяет почувствовать себя свободной и бесстрашной, тогда как Дина желает быстрее выбраться на сушу, чтобы укрыться несколькими полотенцами и унять дрожь в ногах. Но рыжеволосая пользуется её появившейся слабостью, хватаясь за талию и утягивая дальше, в глубину, где вода достигает рёбер.       — А сейчас как, холодно?— Элли спрашивает с издевкой, нагло стоя перед темноволосой девушкой, чтобы в любой момент преградить ей путь и не дать так просто выбраться из воды. Дине невообразимо зябко, и холод только прибавляется, стоит ей оглянуть Элли и увидеть, как к её телу прилипает намокшая одежда. Дина обнимает себя руками за плечи, создавая хотя бы иллюзию легкого тепла.       — Я тебя убью.       — А сил хватит догнать?       Для Элли это — самая лучшая игра, с помощью которой можно освежиться после дневного сна и прийти в ещё большую активность; а также прекрасный способ, чтобы показать, насколько отличается её физическая форма. Дина кричит ей невзначай, что всему причиной являются её длинные ноги, впадая в приступ смеха, когда Элли тут же путается в них, падая лицом в воду. Старшая девушка радуется, что карма незамедлительно настигла Элли, чтобы преподать урок, но не спешит с выводами, когда рыжеволосая не появляется перед ней долгий десяток секунд.       — Элли,— Дина зовёт тихо, будто бы произносит близкое ей имя для самой себя, потому что осторожность затмевает её разум — у рыжеволосой может быть всё, что угодно, на уме, и в этот непредсказуемый список легко вписывается пункт с идеальным сценарием, как напугать старшую девушку. Поэтому Дина осматривается, прислушиваясь к еле слышному шуму природы, надеясь хотя бы уловить единственный знак, что может выдать чужое присутствие поблизости.— Элли?— вокруг нет ни единого места, где можно притаиться — ни пирса, ни произрастающих ввысь камышей с густыми кустами, поэтому Дине приходится только гадать, где Элли могла спрятаться для неудачной шутки.— Это не смешно, Элли, вылезай.       — Я здесь,— она внезапно появляется позади, выплывая из толщи тёмной воды, окольцовывая чужую талию, и стоит признать, что Дина действительно отчасти испугалась.       — Ты отвратительная, ты знаешь об этом?       — Зато ты совсем забыла о холоде, можешь сказать спасибо,— рыжеволосая прикасается губами к прохладному, влажному плечу, и Дине остаётся только вздохнуть, закрывая глаза, чтобы на секунду окунуться в создавшийся момент и отпечатать его в подкорке памяти.       Нора встречает их совершенно растерянным, почти осуждающим взглядом. Иногда темноволосой девушке кажется, будто в их компании именно Нора является самой старшей и ответственной, потому что её отношение к некоторым вещам порядком отличается от всеобщего мнения — она с непониманием спрашивает, зачем следовало без необходимости окунаться в озеро, благодаря чему встречается с утверждением, что именно она не умеет развлекаться как следует. Темнокожая девушка на это заявление фыркает, почти соглашаясь на то, чтобы попробовать искупаться, но в последний момент передумывает, увидев, как Дину, счастливую и развеселенную, потряхивает от оставшегося озноба.       Долгожданное очертание луны на небе появляется, когда солнце ещё полностью не скрывается за горизонтом. Дина не меняет одежду, остаётся в намокшем купальнике, постепенно высохшем с помощью дующего ветерка, но единственное, что ей пришлось сделать, чтобы правда не замерзнуть — выудить незаметно из чужого рюкзака серую клетчатую рубашку и накинуть её на себя, чувствуя, как мягкая ткань гладит кожу. Ещё приятнее знать, что одежда принадлежит Элли, и даже если рубашка была после очередной стирки, на ней всё же остался оттенок запаха, принадлежащего именно рыжеволосой девушке.       Ужин проходит сумбурно, в нем присутствует больше алкоголя, чем еды, но никого это особо не тревожит; Дина решает чуть-чуть выйти за собственные рамки и выпить немногим больше, нежели она позволила бы себе в любой другой раз. Она не хочет проснуться завтра в забытье и с невозможной головной болью, только лишь вызвать на сегодняшний вечер еле приметное головокружение, приятное и совсем не мешающее продолжать спокойно отдыхать. Песок под ногами холодеет с потемнением, и всем приходится подготовить что-нибудь, на что можно сесть рядом с разведённым костром.       Дина наконец улавливает смысл сказанных Норой слов, когда та всячески давала понять, что ей не особо симпатизируют некоторые приятели Джесси. Один из них старается шутить и поддерживать непринужденную обстановку, и именно тогда, когда он обводит взглядом находящихся ближе всего к нему людей, напоследок останавливаясь глазами на темноволосой девушке и замечая на её лице полуулыбку, его рука ложится на её колено, не исчезая даже через несколько секунд.       Дина чувствует себя крайне неуютно, намереваясь предотвратить чужое неуважительное действо словесной просьбой, когда Элли самостоятельно скидывает его руку, применяя грубую силу. Она не повышает голос, но убеждается, чтобы до посторонних ушей не доносились её скрытые намёки на более отчетливую дерзость. Было бы довольно напряжённо начинать перепалку, граничащую с дракой, в такой прекрасный день.       — Держи руки при себе.       Рыжеволосая девушка заменяет непрошеную ладонь своей, наиболее привычной и родной для Дины, поглаживая большим пальцем кожу и вопросительным взглядом спрашивая, не потревожило ли её случившееся. Дина машет головой в отрицании, будучи уверенной в том, что с защитой Элли ей всегда будет куда лучше. Просто в жизни бывают и такие люди, которые считают нужным лезть в посторонние дела; несмотря на то, что Джесси изначально представил их как пару, среди его знакомых всё же нашлась личность, решившая перешагнуть границы приличия и всяческого уважения. Однако такой инцидент и не одобряемое поведение не стоят того, чтобы потратить на раздумья о них целый вечер.       Для Элли атмосфера начинает разряжаться только к моменту, когда на небе появляются первые звёзды, знаменуя официальное наступление ночи, дополняемое широким месяцем, мирно висящим над головой. У девушки в руке слабой хваткой держащийся пивной напиток, не настолько крепкий, чтобы окончательно улетучиться в параллельное измерение, но вполне расслабляющий — как раз та самая золотая середина, с помощью которой не будешь продолжать тушеваться в кругу малознакомых людей.       — Танцевать!— Кэт восклицает особенно громко, привлекая к себе внимание даже самого отстранённого и одуревшего от выпивки человека. Её натура и здесь блистает в полной красе, что нравится всем без исключения, поэтому-то по её «команде» музыка становится громче, а двигающихся в такт мелодиям людей — больше. Она предлагает встать на ноги и наиболее стеснительным, но Элли отказывается, и Кэт безразлично пожимает плечами, будучи переполненной желанием поскорее выветрить из организма немного выпитого алкоголя посредством выдуманных танцев чуть поодаль разожженного костра, где языки пламени не жгут кожу чересчур сильно.       Дина же приглашению поддаётся, оживлённо копируя поведение подруги и раскрепощаясь под давлением музыки; она игриво сбрасывает с плеча рубашку, затем смеясь и возвращая её в прежнее положение, и через стремящиеся к луне огненные языки и легкий дымок за ней особенно интересно наблюдать. Элли не подсматривает, не бесстыдно следит, она только с намерением понять, как ей могло так повезти, смотрит, пока возле не присаживается Джесси, знаменуя своё появление неуклюжим приземлением на землю.       — Будешь?— в его руках сигарета, и по взгляду, брошенному косо и сопровождаемому хитрой ухмылкой, Элли понимает, что ей предлагают не обычный никотин — перед ней кое-что крепче, в разы лучше, завернутое самолично и довольно тщательно, что не отличишь от обычных сигарет, продающихся на каждом шагу. После осознания рыжеволосая берет в руки предложенную самокрутку, уже подожженную и пускающую с противоположного конца дым в ночной воздух. Она затягивается осторожно и медленно, пока Джесси удобнее устраивается рядом, собираясь сказать что-то.— Хочу, чтобы ты знала, я пиздец как рад за вас.       — Потянуло на откровения?       — Наверное. Просто видно, как ты с ума по ней сходишь, и как она тебя любит.       — Любит?       Элли пугает это слово до того состояния, когда тело отказывается слушаться, а мысли полностью очищаются, оставляя за собой абсолютную пустоту. Она путала любовь с одержимостью, но с Диной появляется осознание, что сейчас — это действительно та самая любовь, о которой красноречиво высказываются в книгах, которую лелеют люди и хотят испытать её, которая может ранить неизлечимо, болью равняясь с преднамеренным попаданием наточенного ножа по сердцу. Она без ума от Дины, но очень боится, что не вызывает такого же бешеного чувства у старшей девушки.       — Поверь, именно любит.       Музыка, доносящаяся из одной из машин сменяется без пауз, иногда ошарашивая чересчур сильными битами, вынуждающими немного убавить звук, но песня, что идёт следующая на очереди, отличается своими призвуками инди, кокетством и действительной атмосферой танцев. Дина широко улыбается, услышав первые ноты заигравшего трека, немедленно перестраиваясь под нужный ритм и выстраивая новые движения, за которыми следить — одно наслаждение. Она подпевает каждому слову, прикрывая глаза и продолжая улыбаться, словно вокруг неё совершенно пусто, и она сама составляет весь этот мир; её руки поднимаются к небу, глаза медленно опускаются, приоткрываясь в следующее мгновение лишь наполовину, будто опьянело разглядывая округу.       Элли завороженно наблюдает, сидя на остывшем песке, как ткань её рубашки сидит на чужом теле, развеиваясь по слабому озёрному бризу; взгляд ненароком опускается вниз, когда наступает момент особенно яркого припева, и темноволосая девушка на пробу двигает бёдрами из стороны в сторону, прикусывая от собственного чувства удовлетворённости нижнюю губу. Элли даже не хочется сейчас задумываться о том, действительно ли она смогла сделать что-то хорошее в этой жизни, чтобы вот так, без зазрения совести, имея полное право, смотреть пристально за её плавными, уверенными движениями.       Возможно, Элли позволяет себе потемнение рассудка, потому что в несколько нерасторопных шагов она настигает Дину, оказываясь позади неё и присоединяясь неумело к её движениям.       — Ты чего?— Дина удивляется внезапному появлению рыжеволосой позади себя, решая не разворачиваться к ней полностью и немного подразнить собственными телодвижениями. Она слышит чужой безобидный смешок, словно Элли ожидала такое развитие событий, послушно и соблюдая ритм пританцовывая, прижимаясь вплотную, прислоняясь грудью к чужой спине.       — Ты невероятная,— рыжеволосая сопровождает слова мягким поцелуем в шею. Её руки находят место на чужих бёдрах, оголенных, но прикрытых подолом рубашки.       — Правда? Докажешь?       — Только скажи, как.       — Ты знаешь, как,— старшая девушка накрывает большие ладони своими, уверенно ведя их выше, по тазобедренным косточкам, по рёбрам, пока не доходит до основания груди, а потом возвращает их в прежнее положение, задорно усмехаясь.       — Дина,— проговоренное с небольшой строгостью и досадой, потому что темноволосая девушка любит поводить Элли за нос с помощью своей уверенности и мастерства вводить в краску несколькими словами или действиями. И лучшая реакция, которую только можно получить — то, как рыжеволосая тяжело вздыхает, боковым зрением прекрасно видя, сколько вокруг них людей, и что среди такого их количества нельзя выглядеть чересчур занятыми друг другом. И хотя Дине безумно хочется, чтобы её сейчас поцеловали, короткими ногтями впиваясь в талию, она не прочь немного поиграть с Элли.       Именно поэтому она поворачивается к ней лицом с заигрывающей улыбкой, играючи отталкивая от себя. И Элли в поражении поднимает руки в воздух, собираясь занять прежнее место, прежде чем в очередной раз прибыть на зов, делаемый одним из друзей Джесси, что из-за собственного опьянения произносит размыто и еле различимо:       — За удачу на сессии!— невозможно вспомнить точное имя того, кто поднимает пластиковый стаканчик в воздух, на пути проливая его содержимое на землю, чтобы созвать всех и выпить вместе. Возможно, его зовут Люк, возможно, Лиам, но это не так важно сейчас, когда каждый спешит опустошить емкости за тост.       — Нахер сессию!       Оживление убавляется в объёме только после полуночи, когда одна треть уходит высыпаться, наверняка завтра планируя проснуться раньше остальных, заставая прохладную свежесть утра, ещё одна треть — проводит досуг за настольными играми или обычными диалогами. Элли решает остаться бодрой до конца, будучи одной из самых трезвых, чтобы проследить, в порядке ли будет их имущество, не станет ли кому-то плохо и потушат ли в итоге костёр, что они разожгли ещё в дневное время суток. Дина сегодня отличается степенью ответственности, оставляя рыжеволосую одну и прося прощения за это, потому что ноги вовсе отказываются держать её после непривычной подвижности наряду с выпитым.       Элли появляется у палатки уже после того, как старшая девушка удобнее в ней обустраивается, находя подходящее положение на матрасе. Она отчего-то думает, что Дина уже успела заснуть из-за того, насколько утомилась за сегодняшний день, несмотря на то, что посвятила его только заслуженному отдыху. Но на неё направляется пара уставших, но не сонливых карих глаз, стоит только начать шуметь входным замком, чтобы аккуратно поместиться внутри.       — О чём думаешь?— рыжеволосая плюхается рядом, шепчет куда-то в чужие волосы, всё ещё влажные после нахождения в воде, обдавая дыханием кожу за ухом. Она лежит совсем близко, но не прикасается, даже не перекидывает в ленивом жесте руку через талию, что вынуждает Дину применить иной подход и жалобно вздохнуть, показывая своё недовольство. Ей иногда можно побыть капризной, ведь Элли с улыбкой на губах принимает её правила, поддаваясь им в конце концов.       — О том, что мне холодно.       — Серьёзно?— в голосе Элли слышна издевательская насмешка, и она, вместо того, чтобы вплотную придвинуться к теплу старшей девушки, накидывает на неё покоящееся в ногах одеяло, взятое на тот случай, если ночь подведёт и удивит всех неожиданным морозом.— Здесь, по-моему, даже душно,— она для подтверждения собственных слов увеличивает расстояние между ними, начиная сипло смеяться, когда Дина цокает языком, поворачиваясь к ней лицом.       — Мне холодно, потому что ты меня не обнимаешь,— девушка подкладывает ладонь под голову, пристально смотря на чужую фигуру, практически не видимую при еле просвечивающимся через шуршащую ткань палатки свете.       — А я должна?       — Иди сюда,— Дина выжидающе смотрит, пару раз хлопая свободной ладонью по месту рядом с собой; и это срабатывает, потому что рыжеволосая, не сопротивляясь, на четвереньках балансирует на поверхности матраса, придвигаясь так, как и желалось.— Вот, так лучше,— темноволосая девушка раскрывает руки для объятий, за шею притягивая Элли и вынуждая её потерять равновесие, обрушиваясь на неё сверху.       — Теперь я вообще умру от жары,— она протестует, ворча в самое ухо, но Дина лишь сильнее обхватывает её, наслаждаясь занятой позицией.       — Помолчи.       — Поцелуешь меня?       — Не заслужила.       Рыжеволосая отпрянывает, заглядывая загадочно в чужое лицо, украшенное веснушками, чтобы выявить на нем хотя бы каплю несерьёзности в сказанном, но встречается с абсолютно чопорной гримасой, не разбавленной даже непрочной улыбкой. Она хмурится, наклоняясь к губам, сохраняя до них ирреальное расстояние, и чувствуя, как кончик носа соприкасается с чужим.       — Поцелуй меня.       Но Дина и здесь заставляет испытать поражение, отталкивая её лицо от себя и вынуждая Элли застонать от невыносимой пытки.       — Какая же ты противная.       — Я противная?! Всё,— Дина пускает в ход ноги, начиная пинаться, попадая в различные места ступнёй, отчего Элли охает, пытаясь закрыться от сыплющихся на неё ударов,— уходи.       — Стой, всё-всё, я сдаюсь. Прости,— рыжеволосая посмеивается, несмотря на получаемую боль, когда Дина берет размах, чтобы ударить теперь рукой, и набрасывается на неё, сгребая в собственные объятия. Она предотвращает чужие попытки вырваться, осыпая лицо поцелуями, чтобы потом застыть на месте вслед за Диной, что оставила задумку нанести рыжеволосой физический ущерб. Они находят в глазах друг друга целое ночное небо, вулканические взрывы и лавовые потоки, нескончаемыми ручьями льющиеся за пределы реального мира.       Элли возвращается в август ушедшего года, с расползающимися по всему телу мурашками возобновляя воспоминания, в которых старшая девушка неловким взглядом окидывала её, оценивала в стороне, насколько напряженная между ними была ситуация. Дина с самых первых секунд вызывала предположения о том, что сможет оставить в жизни любого человека огромный след, и если она войдёт в расположение Элли, то однажды голыми руками будет способна разрушить её. Но всё немного иначе, и вместо обрушения хлипких стен, что рыжеволосая строила вокруг себя в течение пары лет, Дина встала рядом и помогла ей возвести до конца ограду, вселяя надежду и одаривая поддержкой.       — Дина, пожалуйста.       У Дины губы слегка пахнут алкоголем, немного липкие из-за него же, но это не мешает Элли начать желанный поцелуй, встречаясь с чаемым рвением. Темноволосая девушка шумно выдыхает через нос, ладонью охватывая чужую открытую шею, на которой можно бесконечно оставлять розовые пятнышки, что будут откровенным освидетельствованием искренней чувственности. Элли для неё — сбывшаяся мечта, которую она не готова отпустить ни завтра, ни через десятки лет, когда они уже не будут находиться в годах молодости, пытаясь выуживать из каждого дня свои преимущества.       — Ты доверяешь мне?— Элли низко проговаривает у самого основания шеи, затем оставляя на том месте легкий поцелуй, заставляющий прикрыть глаза. Самое сложное — оставаться в сознании и понимании того, что они не могут здесь быть слишком заметными и шумными, чтобы не потревожить чужую ночь и не выдать себя. Рыжеволосая девушка терпеливо ждёт ответ, возвращая к реальности ещё одним целомудренным поцелуем, попавшим в область под скулой.       Дина отчаянно кивает, соглашаясь на всё, что ей предлагают, пусть это будет даже недолгий по продолжительности сеанс смазанных поцелуев; и Элли принимает её соглашение сполна, осторожно цепляя зубами участок открытой взору кожи, затем немедленно облегчая покрасневшее место прикосновением губ, почти щекочущим, эфемерным. Она каждое своё движение сопровождает такой любвеобильностью, что темноволосая девушка и не знает, как ей сполна ответить на получаемые ощущения — она лишь тянется к рыжим волосам, распуская их и прочесывая пальцами, на секунду словно слыша, как Элли начинает мурчать, походя на довольного кота.       Дина безболезненно тянет пряди у корней, заставляя рыжеволосую отвлечься от увлекательного занятия и посмотреть ей в глаза. Она даже в таком практически полном отсутствии света видит, насколько те полны зелени, что намного ярче той, которая украшает сейчас улицы. Их губы встречаются в медленном танце, сначала просто соприкасаясь друг с другом для более ясного ощущения, затем — создавая граничащий с фантазией буйный всплеск манёвренных движений.       Старшая девушка полностью теряется, когда Элли возвышается над ней, держа собственный вес с помощью упирающихся в матрас рук; когда устраивается между её ног, стоя на коленях, и не убирает от лица собственные нависающие волосы, будучи слишком вовлеченной в то, насколько интенсивен взгляд, направленный на неё. Элли костяшками пальцев проводит по чужой щеке, чувствуя, как к её желаемому жесту льнут, не в силах держать глаза открытыми. Они обе тают под прикосновениями друг друга, но вожделеют большего, даже если в конце концов не смогут выбраться к реальности живыми.       Дина слегка подрагивающими руками тянется к маленьким пуговицам застегнутой рубашки, предпринимая попытку расстегнуть одну за другой в аккуратно выбранном темпе: она не может спешить не из-за того, насколько сильно её голова идёт кругом, а по причине того, как быстро выветрился весь алкоголь, уступая место желанию запомнить этот момент навсегда, пусть сейчас и становится немного волнительно. С еле заметной улыбкой, вызванной триумфом от удачно закончившегося старания расправиться с первой пластмассовой пуговицей, Дина продолжает ощущать над собой охватывающее её тепло чужого тела.       Элли над ней — словно воплощение некой защиты и безопасности; она не вмешивается в намерения старшей девушки, предоставляя ей достаточное количество времени, чтобы самостоятельно завершить начатое, но всё же направляет внимание на себя и свои отвлеченные касания, когда ладонью проскальзывает мимо краёв рубашки, кладя ту на чужой живот и большим пальцем проделывая круговые движения. Все касания Элли — прямой билет в открытый космос до ярких звёзд, россыпью расположенных на ясном небе. Даже если над головой будет возвышаться ненастье, Дина с помощью Элли сможет увидеть там ясные созвездия и назвать каждое.       Рыжеволосая девушка меняется в настроении, дотрагиваясь теперь до кожи не только влажными губами, но и тёплым языком, проводя им дорожки по открытой шее и оставляя за собой мокрые следы, которые обдуваются прохладным ночным воздухом, остатки которого сохранились в маленьком пространстве. Элли этот простор сокращает, уменьшает до невозможно тесного расстояния между ними, когда их бёдра соприкасаются, и темноволосая девушка шумно выдыхает через приоткрытый рот от разочарования, что почувствовать Элли до конца мешают надетые на её бледные ноги шорты.       Но Дина оставляет возникшие вспышками в мыслях задумки на более позднее время, чтобы наконец снять с себя единственный закрывающий её тело предмет одежды, который ещё до заката солнца она нашла среди вещей рыжеволосой. Она тянется пальцами к собственному плечу, чтобы аккуратно стянуть мягкую ткань клетчатой рубашки с себя, но встречается с более большой и пышущей жаром ладонью, которая не позволяет ей это сделать. Только тогда старшая девушка поднимает взгляд, чтобы с трудом увидеть, как Элли из-под полуопущенных век оглядывает её открывшуюся ключицу, понимая безмолвно, что под всё ещё надетой рубашкой у неё более ничего нет.       — Оставь,— Элли практически жалобно просит её, тщетно стараясь совладать с собственным сбившимся дыханием, попадающем прямо на смуглую кожу, сантиметр за сантиметром открывающейся перед ней. Только для неё. Для Элли было глупым мечтать о таком — о темноволосой девушке, чьи завивающиеся локоны так красиво и беспорядочно ложатся на подушку, чьи отрывистые вздохи зарождаются благодаря ей и её обожанию, которые она даёт узнать через ласковые прикосновения. Самая удивительная вещь — то, что Дина нуждается в ней так же сильно, как она хочет её.— Побудешь тихой, м?— рыжеволосая кончиком носа проводит по ободку уха, губами ненамеренно задевая мочку и чувствуя, как после такого спонтанного действия Дина под ней вздрагивает с новой силой.       — Да,— она отвечает точно таким же интимным шепотом, невольно напоминая себе, что этот момент предназначен для них двоих. Неважно, сколько времени пройдёт, то, что сейчас происходит, изменит в ней что-то, сделает её уязвимой, постоянно нуждающейся.       Рядом с этим человеком, с этой невероятной девушкой, чьи зелёные глаза вводят в неземное состояние эйфории, Дина ощущает себя живой. Никто до появления Элли в жизни не заставлял её чувствовать весь тот нескончаемый поток эмоций просто от того, насколько близко она может находиться, как бережно берёт за руку, как зарывается в волосы и оставляет прозрачные поцелуи по всему лицу. Дина никогда ещё за прошедшие двадцать лет своей жизни не ощущала себя так свободно и правильно в компании кого-то. Ещё в начале этого учебного года она думала, что любовь — не для неё; что ей не удастся найти того, кто будет так же сильно теряться в ней, как она в каком-либо единственном человеке, но Элли так неожиданно оказалась поблизости, сбивая её с толку, что сейчас быть в её милости — лучшее чувство, которое только можно испытать. Рядом с ней, под её чутким взглядом, под давлением её неотрывных касаний сложно держать себя в руках, и Дине даже не хочется пытаться этого придерживаться.       Элли заботливо двигается ладонью вверх по шелковистой коже, останавливаясь на ложбинке между грудями, чтобы снова в неверии втянуть в себя раскалённый воздух; Дина ей верит, а значит, ничего не стоит бояться. И хотя темноволосая девушка, наоборот, успевает за стремительные секунды подумать о том, что её сердцебиение может быть слышно каждому на расстоянии в несколько метров, что Элли, увидев её полностью уязвимой, изменит своё мнение о ней, она жаждет рискнуть. Рыжеволосая убирает с пути мешающую, до сих пор закрывающую самые желаемые участки тела ткань тягуче неторопливо, словно в стороны оттягивает занавес, растягивая момент до того, пока не видит перед собой почти полную наготу.       Ей удаётся ввести темноволосую девушку в непреодолимое смущение, и Дине приходится изрядно постараться, чтобы не закрыть собственное лицо руками, скрывая от чужих глаз покрасневшие щёки. Она добровольно подписывается на усиленную чувствительность, когда опускает веки, позволяя абсолютной темноте взять над собой верх; и это является той самой ошибкой, о которой приходится тут же пожалеть, потому что Дина особенно ярко ощущает ладонь, ложащуюся неуверенно на её грудь и умещающуюся в ней более чем идеально.       Элли ещё никогда не была настолько близка к ней, почти сливаясь в одно целое; её дыхание гладкими волнами омывает кожу, аккуратные губы — исследуют постепенно уже покрытое мурашками тело. И когда она воздушно проводит губами поверх возбужденного соска, Дина осознаёт, что соврала, когда дала положительный ответ на то, что сможет не издать ни звука; потому что первый стон срывается с губ до того, как она может остановить себя. Но Элли совсем не против этого, ведь она на некоторые мгновения становится более резкой, обхватывая сосок губами и оттягивая его в свою сторону, устраивая руку на второй груди и мягко сминая её, посылая разряды тока по позвоночнику.       Нельзя сознаваться в том, сколько раз Дина тратила время перед сном, совладав с собой, позволяя воображению крутиться вокруг одной мысли — каково это, быть в полной власти Элли. Старшей девушке стыдно признавать, что она порой не могла держать себя в руках и дотрагивалась до особо чувствительных участков своего тела, стиснув зубы, пока в голове бураном проходились картины того, как Элли дотрагивается до неё, позволяя узнать себя с новой стороны. Сейчас же ей действительность кажется сном, но рыжеволосая девушка доказывается обратное, когда создаёт давление вокруг одного из сосков, держа его в теплоте своего рта и втягивая щёки.       — Можно сделать тебе приятно?       Дина позволяет себе ещё одну вольность, снова издавая тихий стон, потому что в просьбе Элли невероятное количество неумеренного влечения, что она хочет показать. И чтобы дать ей положительный сигнал о том, что она имеет право исследовать её тело, проверить его на выносливость и стойкость, Дине приходится использовать слова, замечая, как сухо стало в горле.       — Конечно, детка, да.       Элли проводит рукой по ноге, доходят до медового оттенка бедра, чтобы слегка впиться в него подушечками пальцев, а затем — прямиком наклониться, оставляя пробный поцелуй на покрытой испариной коже. Ей невмоготу узнать, какая Дина на вкус, но не стоит и сомневаться, что оторваться от неё будет совершенно невозможно; она станет зависимостью, такой, что сродни убийственной. И только рыжеволосая девушка доходит до тазобедренных косточек, незаметно, но красиво выпирающих, она встречается с несдержанным толчком бёдрами, который Дина делает машинально, сама совсем не ожидая этого.       «Нетерпеливая», крутится у Элли в голове, но она сама ничуть не лучше; она находится в точно таком же состоянии аффекта, чувствуя, как первая капля пота стекает по виску, пропадая в изгибе шеи, а затем впитываясь в ткань футболки. Элли может отвлечься на считанные секунды от старшей девушки, чтобы снять с себя надоедливую, мешающую одежду, но настоящий момент не предоставлен для неё. Он полностью про Дину, про то, чтобы заставить её понять, что она — необыкновенная, идеальная в глазах рыжеволосой.       Каждый изгиб её вычерченного самыми талантливыми художниками, вылепленного профессиональными руками опытного скульптора тела нужно боготворить и осыпать любовью. Её застывшее в удовольствии лицо достойно того, чтобы время можно было остановить. Её способность оставаться относительно беззвучной не меньше подливает масла в огонь, и Элли очень жалеет, что не может противостоять прыткости, извергающейся внутри. Дина пышет сладостью, и рыжеволосой девушке жизненно необходимо в эту сладость окунуться.       — Ты такая красивая.       — Элли,— получается произнести с придыханием, показывая собственную раскаленность и послушание. В этом имени кроется слишком много потайного смысла: неукротимое влечение, бесконечная привязанность, глубокое обожание,— всё это находится лишь в нескольких буквах, складывающихся воедино в самое прелестное имя, которое только существует в этом мире, сузившемся до двух человек, ютящихся в палатке и забывших о посторонних людях, уже погрузившихся в сон.       — Да?— рыжеволосая, не прерываясь от увлечённого занятия, даёт знать, что продолжает чутко слышать меняющееся дыхание, каждый вдох и продолжительных выдох, которым сама же и способствует своими умелыми прикосновениями.       — Я люблю тебя.       Вот оно, те самые эмоции, о которых Элли пришлось задуматься ранее сегодняшним вечером. Сердце пропускает удар, застывая без движения, а воздуха становится вмиг слишком мало, чтобы продолжать дышать, и она шепчет, словно молитву, в самую кожу, будто бы слова отразятся там и останутся навечно, как напоминание о себе:       — Люблю тебя.       Ей волнительно, но руки сами невольно тянутся к чужому нижнему белью, чтобы зацепиться за него пальцами и стянуть по изящным бёдрам, откладывая его в сторону. Она делает всё правильно, слыша резкий вдох — подтверждение того, что Дина в предвкушении ожидает, захлебываясь в желании, когда между её ног проходится раскалённый воздух.       Губы Элли касаются самого низа живота, задерживаясь там на последние мгновения — она бережно, так, что невозможно не сойти с ума, раздвигает чужие покатые бёдра, чтобы уместиться между ними и ненамеренно обдать горячим воздухом самую разгоряченную часть тела. Темноволосая девушка остро ощущает щекочущие её пряди рыжих волос, к которым она тянется и вплетает в них собственные пальцы, слегка массируя голову. Дина могла бы привстать на локтях, чтобы не сводить глаз с Элли и того, как она нерасторопно оттягивает желаемый момент.       Но в наступившее мгновение триумфа силы со скоростью света покидают её, потому что Элли проходится языком по промежности, выбивая из легких весь воздух. Рыжеволосая издаёт мурлыкающий звук, уведомляющий о том, что её состояние также равняется внеземному; она хочет запечатлеть полученный в ответ подавленный стон в воспоминаниях, под веками оставить вид настолько открытой для неё Дины, лежащей далеко не на самом удобном месте, но в её рубашке, окружённой любовью и наслаждением.       В любой другой раз Элли могла бы быть чуть менее отчаянной, в её возможностях было бы столько разных вариантов, чтобы довести старшую девушку до исступления тягучими подразниваниями, показать ей границы доступного, того, что она в силах вынести. Но то, как её тело отзывается на первое движение языка, как она сдерживается, чтобы не заскулить от накатывающей волнами услады — пик выдержки. Элли кладёт одну её ногу на своё плечо, ёрзая несколько мгновений, чтобы удобнее устроиться и с последней долей терпения окунуться в чужой жар.       Вкус Дины остаётся на губах, языке — Элли упивается, ни разу не волнуется о том, что её собственное тело просит помощи. Рыжеволосой девушке лестно знать, что их близость таким волшебным образом влияет на Дину, заставляет её изнывать и быть потрясающе податливой; она совершает по инерции колебательные движения языком, заботливо проходясь им между губ, пока собственная слюна неаккуратно смешивается с естественной влагой Дины, а из-за азартного процесса они вместе стекают к подбородку.       То, что помогает Элли совладать с собой и оставаться в происходящей действительности, с закрытыми глазами упиваясь тихими призвуками, покидающими губы темноволосой девушки — ласковые пальцы, вплетенные в её короткие волосы, которые особенно крепко цепляются за пряди, когда Элли увеличивает давление языком, специально находя кончиком особо чувствительный комочек нервов, сосредотачиваясь теперь только на нём. И Дину словно бросает из холода в жар и обратно — дрожь расползается по её телу, доходя до ног, которые непроизвольно пытаются сомкнуться вместе, сжимая между голову рыжеволосой.       Но Элли осторожно заново возвращает их в раскрытое положение, игнорируя чужое дрожание, потому что Дина невероятно близко. И когда темноволосая девушка прикрывает рот собственной рукой, знаменуя крайнюю степень услады, Элли зажмуривается особенно сильно, чуть ускоряя темп. Именно тогда мир распадается на хрупкие маленькие осколки, разлетающиеся в атмосфере повсеместно, потому что Дина поддаётся навстречу чужому рту бёдрами, кончая с немым стоном. Элли вбирает в себя нужное количество воздуха, пытаясь отдышаться, и поднимает взгляд вверх, стараясь понять, в порядке ли старшая девушка.       — Элли...       — Тише,— рыжеволосая гладит бархатистые бёдра, желая помочь Дине успокоиться и прийти в себя, оставляя на них невесомые поцелуи и всё ещё чувствуя, как те подрагивают от полученных ощущений. Дина всё же сжимает бёдра так, насколько позволяют ей оставшиеся силы, продолжая постепенно спускаться с небес к реальности; её дыхание загнанное, неравномерное, и она проводит ладонью по рыжим волосам, когда Элли укладывает голову на её ногу, давая ей мгновения спокойствия,— тише. Всё хорошо.       Дина бесцельно мельтешит глазами по плотной ткани палатки, возвышающейся над головой, не веря, концентрируясь лишь на сбитом дыхании Элли и её деликатных прикосновениях. Рыжеволосая парит ладонями по местам, до которых дотягивается, влажными поцелуями поднимаясь ввысь, чтобы вновь упереться рукой в матрас и нависнуть над Диной, видя, как её лицо трогает любовная улыбка. Их губы соединяются вместе, и старшая девушка может без затруднений понять, что чувствует проблеск собственного вкуса на чужом языке; Элли пробегает пальцами свободной ладони по вздымающейся груди, наконец погружаясь во всё ещё присутствующую мокроту, чтобы увлажнить первые фаланги.       — Пожалуйста.       Она не может противостоять настолько нуждающемуся голосу, сниженному до максимально тихого предела: Элли наспех стягивает через голову футболку, успевшую прилипнуть к спине из-за полученного жара, оставаясь в спортивном топе, но дотянуться до верёвки на шортах ей не дают чужие подрагивающие пальцы, уже пытающиеся расправиться с легко поддающимся манёврам узелку. Дина показывает свою настоящую хлипкую выдержку, вызывая шторм в сердце рыжеволосой девушки, наблюдающей за происходящим.       Она опускает голову, не вмешиваясь в умысел Дины, моргая в замедленном темпе отяжелевшими веками и надламываясь где-то внутри, когда чужая рука погружается под ткань одежды, разом преодолевая и кромку нижнего белья. Элли закатывает глаза от получаемых эмоций, стоит Дине с отголосками нервозности дотронуться до чужой влажности между ног, предпринимая попытки освободить голову от навязчивых мыслей о том, что она всё делает совсем неправильно, что она не сможет доставить Элли такое же невероятное удовольствие из-за того, что не знает её тело. Но большую уверенность придаёт то, как рыжеволосая девушка отзывается на первое, хоть и нерешительное прикосновение — её губы приоткрываются в немом стоне, а мышцы на руках напрягаются чересчур сильно, выдавая появившееся давление.       Элли вскоре опоминается, снова устанавливая перед собой задачу и возобновляя движения пальцами — она смело скользит ими ниже, надавливая на вход и погружаясь в теплоту откликающегося тела. Сейчас, когда их лица совершенно близки друг к другу, губы соприкасаются без намерения начать поцелуй, и Дина вполголоса слезливо стонет её имя, Элли позволяет себе расслабиться. По скованным движениям Дины совершенно понятно, что она страшится сделать что-то неверно, но это не повод подшучивать над ней, потому что даже малейшего её касания больше чем достаточно, чтобы даже ресницы начали подёргиваться в такт всему телу.       Элли наполовину вытаскивает пальцы наружу, резким толчком вгоняя их обратно внутрь, тем самым зарабатывая особенно отчаянный всхлип. Его Элли перекрывает поцелуем, с которым тянется к чужим губам — тот получается смазанным, очень мокрым, но эффективным, потому что пыл темноволосой девушки заметно заглушается. Они двигаются друг в друге практически в унисон, несмотря на неудобное положение; каждый участок тела чувствителен до сумасшедшего предела, когда именно родные, излюбленные ладони трогают его; каждая попытка вдоха приравнивается покорению Эвереста; каждое случайное касание кончиком носа уголка губ — сокровенное мгновение.       — Дина,— Элли проговаривает сломлено, заикаясь на последнем слоге, потому что её начинает слабо трясти, а голова становится чугунной, опадая в сгиб чужой шеи. Старшая девушка никогда до этого не слышала, чтобы её имя произносилось кем-то с такой непередаваемой мелодичностью и усладой. Каждая частичка внутри Элли выходит из под контроля, когда она в буквальном смысле разрушается под натиском даруемой ей любви, и разум начинает действовать отдельно от тела.       Элли кончает с непередаваемым ощущением полноценности и возрождения, прерывисто двигаясь собственными пальцами внутри темноволосой девушки; и одного такого вида, наиболее нескладного проникновения хватает, чтобы догнать Элли, вцепиться свободной рукой в её запястье и вслед за ней отдаться лёгкости. Дина готова поклясться, что видит ангелов под закрытыми веками, встречающих её у врат рая, и слышит их чудное пение прямо под ухом.