sent from the skies above

      Если пережитые ещё несколько недель назад часы в дороге к озеру казались если не мучением, то вполне утомительным временем, что подходило к концу не спеша, то дорога в Джексон — город с относительно остужающим по сравнению с южной частью страны летом,— оказалась ещё более изнуряющей. Дина располагается на задних сидениях одна, вытягивая ноги и изредка потягиваясь, чтобы размять мышцы; у неё в быстром доступе каждое удобство, которых всё же оказывается мало, но для двух сидящих спереди людей поездка кажется сплошным наслаждением. Они уже привыкли к подобному путешествию, к июню за окном и грузным облакам на ярко-голубом небе, что вызывают естественную ассоциацию с силуэтами различных животных.       Элли уже давно рассказывала, что их город не славится абсолютно ничем, и что его население ничтожно мало, отчего с трудом порой верится в то, что Джексон считается полноценным населенным пунктом. Однако природа вокруг удивляет не на шутку, стоит им втроём постепенно начать приближаться к месту назначения — за пределами дороги огромное пространство нескончаемой зелени кишит самым разнообразным озером высокой травы, засеянных полей, полян с гуляющим по ним скотом, что подначивает Дину даже высунуть голову из открытого окна и проследить мимолетные секунды за несколькими взрослыми псами, охраняющими стада.       Для Дины это всё чуждо, оттого и прекрасно, и она без малейшего стеснения напрашивается к Джесси в гости после того, как узнает, что его родители содержат несколько лошадей, которых, бывают, отправляют на конские соревнования; девушке с детства были близки лишь два кота, лениво расхаживающих по дому, и не воспользоваться возможностью, чтобы посмотреть на элегантных животных, чья грива блестит на солнечном свету — верх неуважения к самой себе. Элли на это шуточно фыркает, и Джесси внезапно вспоминает одну забавную историю, без зазрения совести рассказывая, как рыжеволосая однажды хотела показать себя во всей красе, но неудачно упала с седла и разбила колено.       Тогда Дина и понимает, по какой причине подобные поездки на дальние расстояния хороши — здесь мысли цепляются одна за другую, вытягивая из памяти самые различные воспоминания, которые обычно либо не вспоминаются вовсе, либо приходят на ум с величайшим трудом. Она ещё больше убеждается, какими непоседливыми подростками были её друзья, приносившими беды собственным родителям; и в таком детстве есть непревзойденный шарм — нелепые истории, неудачи, смех, перемешанный со слезами,— это всё лучше, чем покладистое поведение, которое ожидают от тебя каждый день. Жизнь Дины до самого окончания школы склонялась более ко второму — всё, чтобы не разочаровать и не обидеть родных. И какой толк в этом был, если ей стоило просто полюбить человека, и от неё отвернулись две дорогие ей женщины?       Время близится к вечеру, когда первые дома города встречают их своей непримечательной отделкой; Джесси хорошо маневрирует по улицам, вслух радуясь тому, что правильно рассчитал нужное им количество бензина, коего хватило на весь путь, и бегло показывает пальцем на собственный дом, чтобы Дина смогла быстротечным взглядом оглядеть его и запомнить визуально. Тогда у темноволосой девушки начинает тяжелеть голова, ведь внезапно ударяет осознание того, что через считанные минуты ей предстоит познакомиться с человеком, воспитавшим Элли такой, какая она есть сейчас. Рыжеволосая с тёплой улыбкой отвечала на все вопросы перед их отъездом, давая Дине понять, что Джоэл не слишком консервативен и строг — с ним важно лишь не затрагивать особенно сложные для обсуждений темы о его семье.       В этом они с Элли похожи — оба считают, что лучший вариант разобраться с болезненным прошлым — это обдумать его самостоятельно, нежели ввериться кому-то и снять хотя бы небольшое количество груза с просевших от натиска плеч. В чём они похожи ещё сильнее — медвежья хватка, в которой ты оказываешься, стоит только ответить на гостеприимные объятия; мужчина приветствует Дину так же дружелюбно, хоть и сдержаннее, чем собственную дочь, и выражает радость словами, пусть и смущается, говоря, что рыжеволосая часто упоминала её в их совместных разговорах.       — На ужин будут говяжьи стейки,— мужчина немного мычит себе под нос, переминаясь с ноги на ногу, будто то, что ему ещё хочется сказать, может показаться непристойным. Несмотря на то, что Джоэл не является родным отцом рыжеволосой девушки, не приходится ей человеком, что был свидетелем её взросления с самого младенчества, между ними всё равно есть те самые похожие привычки, жесты и манера речи.— Элли предупредила, что ты не ешь свинину,— он как-то совсем не по-взрослому тушуется на месте, неловко улыбаясь — между ними всё ещё смятения из-за недавнего знакомства, но Дина готова всё исправить, справляясь за них троих в плане активного общения без преград и робости.       — Спасибо,— Дина прижимается ближе к рыжеволосой девушке, так, чтобы их предплечья соприкасались, и решает ответить на гостеприимность похожим жестом. Она интересовалась у Элли, которая знает собственного отца лучше, чем кто-либо иной, какой подарок стоит приготовить для Джоэла, чтобы выразить ему особую благодарность за то, что некоторые недели позволит ей находиться в его доме и занимать в нём место. Теперь стоит лишь надеяться, что упомянутый презент сможет обрадовать мужчину и вызвать у него хотя бы тень радости.— Я купила хороший коньяк десятилетней выдержки, Элли и меня предупредила о Ваших предпочтениях,— она показывает большим пальцем в сторону своей большой сумки, косвенно намекая, что стеклянная бутылка хранится в ещё не разобранном багаже. И к счастью, Джоэл откликается с энтузиазмом.       — Ого, десятилетней. Что ж,— мужчина наскоро проводит рукой по местами абсолютно седой бороде, поджимая губы,— похоже это знак свыше. Сегодня, думаю, спать все ляжем без задних ног,— он широко улыбается.       — Главное, проснуться завтра не под вечер,— Элли невозмутимо присоединяется к чужому интересу, показывая полуулыбку, которая свидетельствует лишь о том, что презент действительно пришёлся Джоэлу по душе.       За окнами не успевает стемнеть, когда они уже сидят довольные на кухне, и Джоэл привлекает внимание темноволосой девушки историями, полными конфузов и разочарований, связанных с тем периодом жизни, когда он только начал обдумывать решение оформить официально опеку над Элли. Некоторые из слышимых рассказов Дине уже приходилось узнать однажды, но из чужих уст слушать их становится ещё интереснее, и она, благодаря доле алкоголя в организме, активно даёт понять, что внимательно слушает, не пропуская мимо себя ни одну деталь. По той же причине тонкой дымки опьянения и навалившейся сверху усталости после долгой дороги Дина позже, стоит дому погрузиться в темноту, засыпает, как только соприкасается головой с подушкой.       Атмосфера Джексона идеально подходит рыжеволосой девушке: здесь тихо настолько, что часы-пик и вовсе незаметны, а в раннее утреннее время улицы практически свободны, если сравнивать их с теми, что находятся в густо населенных городах; в этом месте нет кричащих названий и ярко покрашенных зданий с огромными светящимися вывесками, тут нужно искать укромные места самому, не жалея времени на исследование улочек. Именно поэтому Элли чувствует себя здесь особенно свободно, словно это — её «естественная среда», место её спокойствия и домашнего уюта.       Рыжеволосая быстро расслабляется, отвыкая от ежедневных забот, что её сдавливали со всех сторон во время весеннего семестра; у неё в запасе два месяца лета, которые будут наполнены лишь мыслями о том, чем можно удивить Дину и порадовать Джоэла, встречи с которым во время учебы практически невозможны, а тоска по нему только крепче и сильнее, даже если Элли и не признаёт это вслух. У неё случилось начало абсолютной беззаботности: сон до полудня, тихий смех в ночное время из-за глупых шуток, прогулки по вечернему городу в домашней одежде, потому что совсем не стыдно встретить кого-то по пути в не совсем опрятном виде, попытки приготовить что-то и отчаянно, в конце концов, просить помощи у Дины,— это всё только десятая часть тех мелочей, для которых совсем не хватало времени в период обучения.       Но пока Элли наслаждалась заслуженным отдыхом, у Дины всё же смогли возникнуть некоторые проблемы, хотя она и не могла предвидеть, что ей придётся оказаться в затруднительном положении в один из долгих месяцев тепла, когда она будет проводить свободное время в совершенно незнакомом месте. Конечно, рыжеволосая девушка взяла на себя большую часть отвественности и каждую их совместную прогулку пыталась показать всё новые места, чтобы Дина могла хотя бы малость ориентироваться по одной из частей города, но это не отменяло того факта, что Дина теперь металась от одного сомнения к другому, не зная, к кому ей обратиться за советом в одном действительно важном деле.       У Элли скоро день рождения, и её приближающиеся двадцать лет хочется отметить по-особенному, разделяя семейный ужин в вечернее время и их совместное времяпрепровождение, которое старшей девушке и предстоит организовать. Она решает воспользоваться предложенной Джесси помощью, которую тот любезно предоставил, сказав, что может без затруднений подобрать в городе локацию, где несколько часов покажутся раем. Он только задаёт пару вопросов о том, какие у старшей девушки вообще представления о предстоящем событии, что она ожидает от него, а затем тратит выбранный день для того, чтобы заняться поиском запрошенного места.       И Дина одобряет его выбор в сотый раз, когда они вместе подъезжают к небольшому зданию, на крыше которого девушка видит площадку с расположенными на ней зонами для подобий пикника. Выбраться вдвоём у них получается с первого раза в полуденное время, пока Элли продолжала спать после позднего завершения дня, что только сыграло на руку, чтобы выскользнуть из кровати и так же незаметно выйти за пределы дома, садясь в чужую машину. Наверху предстаёт замечательная панорама пусть и не всего города, но нескольких расположенных впереди улиц, которые под освещением садящегося за горизонт солнца будут переливаться разными красками и придавать вечеру большее очарование; Дина соглашается арендовать место именно здесь, следующий десяток минут объясняя ручающемуся за праздник человеку, как представляет себе вид предстоящего вечера.       Элли и не ждёт особенностей в свой день, ей приносят радость с самого утра приготовленный к её пробуждению завтрак и стакан свежего сока, за которые она благодарит с честностью в глазах, поэтому, когда Дина сообщает ей о нечто большем, девушка вскидывает бровь в непонимании. В потайных кромках её души продолжают оставаться убеждения, связанные строго с тем, насколько для неё неважно получать внимание в свою сторону, даже если календарь оповещает о её дне рождении. Дне рождении, который она так же уверенно считает неважным. Но Дина проводит ладонью по её волосам, просит быть готовой к определенному часу и встречается с неуверенной полуулыбкой, уже служащей положительным ответом.       У Элли на лице удивление, но такое, что невозможно различить от колеблющегося ступора — она застывает на месте, даже не осматриваясь вокруг и фиксируя взгляд точно на той точке, где аккуратно расстелены пледы, уложены маленькие подушки и организован ужин, что они разделят на двоих. Дина прижимается к ней ближе, пытается заглянуть в глаза, чтобы прочесть эмоции хотя бы в них, и рыжеволосая девушка помогает ей в этом, поворачивая голову в её направлении и всё ещё сохраняя на лице оцепенение.       — Что-то не так?— Дина спрашивает приглушенно, не разрывая зрительный контакт, и тут же получает в ответ оживленное качание головой в отрицании и медленно появляющуюся улыбку, что теперь кажется даже ярче заходящего за горизонт солнца, добавляющего к атмосфере ещё более невероятный шарм. Элли дотягивается до её губ, выражая собственную благодарность быстрым прикосновением, и, наконец, смело оглядывая приготовленный для неё сюрприз.       — Я думала, на свидания мне стоит тебя приглашать.       — Не говори ерунду. Я что, не могу порадовать свою девушку в честь её же дня рождения?— Дина на долю затянувшейся секунды позволяет себе задуматься о том, как прозвучавшие мысли ощущаются на языке — до сих пор по-странному и завораживающе приятно; она чувствует себя абсолютно свободной птицей, не сдерживаемой тесной клеткой и способной расправлять крылья — так чувствуется возможность открыто выражать свою любовь рыжеволосой девушке и поднимать ей настроение.       — Это просто...— Элли останавливается, перебирая слова в голове, что могут описать её эмоции, но не находит идеально подходящее,— невероятно. Спасибо,— она упирается кончиком носа в чужой висок, вдыхая выученный наизусть аромат духов, который возможно узнать даже в помещении, заполненном людьми, по лёгким ноткам цитрусов, присутствующих в них. Тепло дарит то, как Дина льнёт к такому незначительному прикосновению.       — Спасибо тебе, что родилась летом, иначе не было бы у нас такой возможности побыть на свежем воздухе,— Дина жестом приглашает Элли присесть на подготовленное для них место, сопровождая слова безобидной улыбкой.       — Спасибо, что сказала одеться подобающе,— рыжеволосая осматривает собственное одеяние, всё ещё уделяя ненужное внимание слегка ставшим свободными в талии чёрным джинсам, что пришлось потуже затянуть ремнём, и поджимает губы,— иначе я сейчас чувствовала бы себя глупо в такой атмосфере.       Элли на самом деле задавала вопросы о том, как ей стоит выглядеть для сегодняшнего вечера; и в то время, как Дина уже знала, что ей лучше всего надеть, Элли уделила немалое количество времени, решая, что сможет подойти для совершенно любого места, которым её собираются впечатлить. В действительности же их вечер мог бы пройти дома с приглушенно играющей музыкой, медленными танцами, всё равно окончившимися бы смехом, тусклым освещением, ведь он пустовал по счастливой случайности, но... Дине захотелось привнести в некий сюрприз больше романтики.       — Ты всегда выглядишь хорошо.       — Спасибо ещё раз, детка.       — С днём рождения,— темноволосая девушка дотрагивается губами чужой щеки, затем сразу же пальцем убирая слегка видимый отпечаток помады с кожи.       Они разговаривают ни о чём, обсуждая буквально рутинные мелочи, но этот момент остаётся настолько ценным, что не сравнится с чувство лицезрения рассвета в полной тишине, когда мир полностью погружён в сон, а ты будто являешься единственным, кто смог уловить эти незаменимые секунды. Элли непринужденно кладёт в рот ягоды винограда после основного ужина и не заботится о том, что сок может попасть на рубашку или остаться на руках, делая их липкими; она продолжает поддерживать диалог, отрываясь иногда от глаз напротив, чтобы взглянуть на уже исчезающий закат, что любезно уступает место расплывчатому очертанию полумесяца и первой маленькой звезде. Дина в этот момент спрашивает шуточно, сколько рыжеволосая девушка ещё запланировала тату на будущее, проходясь карими глазами по скрытой в рукаве руке, на которой уже красовалось два рисунка, один из которых намного меньше первого, но не менее значителен; Элли не даёт четкого ответа, только показывает ухмылку, пока в зрачках загораются искры — возможно, наступит момент, когда она целенаправленно явится в студию Кэт и попросит её сделать что-нибудь, связанное с Диной.       Каждая из девушек накидывает на плечи подготовленные для них учтиво пледы, когда становится прохладнее и ветер начинает проскальзывать под ткань одежды. Но это совершенно не мешает их свиданию, настолько красочному и первому в их отношениях, которое останется в памяти неким знаком, обозначающим ещё и их первое совместно проведённое лето, первый громкий праздник. Многие пары устраивают подобные свидания, чтобы насладиться окружающей красотой: яркими звёздами, поочередно осеменяющими тёмное небо, луной, в ясные дни приобретающей особенно отчётливые очертания,— но Дине хочется только посмотреть, как лицо Элли освещается лунным светом, и потеряться в собственных мечтаниях.       Между ними разложенная искусно еда, напитки и бокалы, но они всё же находят способ быть намного ближе друг к другу: их мизинцы соприкасаются, стоит девушкам практически одновременно опереться на руки, чтобы освободитель нагрузку со спины,— и поддаваясь нарастающему покрову ночи, забирающего с собой прошедший в подготовках день и добавляющий сумеркам таинственности и романтичности, из головы улетучиваются даже представления о следующем дне.       У Элли в комнате совсем иначе, чем в родном доме темноволосой девушки: здесь царит свой творческий беспорядок, который не мучает глаза, но и не позволяет им сосредоточиться на чём-то одном, вынуждая метаться взглядом от одной вещи к другой. В углу помещения друг на друга поставлены несколько коробок, верхняя из которых приоткрыта, а из неё выглядывают неаккуратно сложенные выпуски журналов и комиксов, которыми рыжеволосая увлекается порой до сих пор. Это не делает её похожей на ребёнка; в конце концов, у каждого в этом мире есть собственный способ убежать от реальности ненадолго и просто абстрагироваться от жизненных проблем.       Для гитары выделено особенное место, что не занято никакими посторонними вещами, и это в дополнительный раз показывает, что для Элли этот инструмент имеет огромное значение. Находя такое огромное количество времени вместе, Дине удаётся стать свидетелем того, как к рыжеволосой девушке нежданно приходит муза: Элли хватается за первый попавшийся карандаш, злится, когда в руки попадает ручка с закончившейся пастой, открывает по привычке блокнот, откуда без затруднений можно вырвать лист с нескладными строчками, и занимает абсолютно любое место в собственной комнате. Иногда таким местом служит пол, зачастую — кровать, ещё реже — письменный стол; Дина не смеет отвлекать от завлекающего процесса, наблюдает исподтишка, и впоследствии дожидается, когда положенное начало постепенно превратится в полноценный куплет.       Она в равной степени извлекает из таких событий положительные стороны, бросая взгляды на Элли и неслышно усмехаясь её серьезному выражению лица, слегка сведённым вместе бровям, шевелящимся губам, читающим беззвучно получившуюся лирику, чтобы убедиться, что уже написанные слова стоят того, чтобы продолжить присоединять к ним больше идей и мыслей. Порой Элли просит прогуляться вместе с ней после наступления темноты, чтобы освежить голову и собраться с творческими мыслями, то роем наслаивающимися друг на друга, то покидающими на самом важном моменте; и Дина соглашается, ей совсем несложно составить компанию. А бывает, что рыжеволосой девушке просто наскучивает эта писательская суета, и они втроём с Джесси медленной ходьбой петляют по улицам.       В один из таких разов Джесси встречает их с футбольным мячом под рукой, в чёрной мешковатой футболке, которую уже не так опасно надевать по причине заходящего красивым шлейфом за горизонт солнца — оно раскрашивает облака, превращая их в многоцветное полотно, постепенно приобретающее более темные оттенки, сводящиеся к сумеречному небу; оно не обогревает настолько сильно, как в дневное время, и находиться под его оставшимися лучами — одно удовольствие. Мяч сразу завлекает внимание Элли, и она всезнающим, предчувствующим взглядом окидывает друга, подталкивая его плечом; они держат путь к расположенной недалеко площадке, куда обычно приходят, чтобы сыграть в партию футбола.       Рыжеволосая девушка настырно ударяет по мячу, все ещё находящемуся у Джесси, чтобы выбить тот из чужих рук и позволить ему отскочить от заасфальтированного пространства. Она ловит мяч мыском кроссовка, подкидывая в воздух, и создавая манёвры, одновременно успевая следить за дыханием, а взглядом — за траекторией мяча, чтобы он не упал под неудачным углом.       — Только и умеешь выпендриваться,— Джесси занимает одну из сторон поля, останавливаясь у одной из стоек и деловито опираясь на неё плечом, чтобы выглядеть более уверенным в собственных словах. Он выводит рыжеволосую девушку на своеобразный спор, испытывает её прочность, прекрасно зная то, что Элли не упустит возможности доказать не сколько свои умения, сколько неправоту Джесси.— Ничего со школьных времён не поменялось.       — Что ты сказал?— Элли и не спешит делать шаги в сторону парня, она только оборачивается, смотря ему прямо в глаза, пока возвращается к прежней позиции. В её голосе слышится неверие в услышанное, будто Джесси никогда не посмел бы настолько необдуманно бросаться словами, чтобы поддразнить рыжеволосую и вывести её на более интересную игру.— Ты в курсе, что я смогу тебе вслепую мяч в ворота забить?       — Дина,— на лице друга место находит самодовольная ухмылка, не предвещающая абсолютно хорошие события,— думаешь, она не врет?— темноволосая девушка переводит взгляд с Элли на Джесси, решая быстро принять решение, которое рыжеволосой может быть не по душе, но увидеть её в действии на своеобразном поле очень хочется ещё со времён их не слишком тесного общения, поэтому Дина находит смелость схитрить и в какой-то степени на время перейти на сторону парня.       — Мы можем проверить.       — Не струсишь, Элли?— друг пинает мяч в её направлении, и рыжеволосая девушка останавливает его ногой, ожидая дальнейших правил.— Давай так, если выиграешь меня с отрывом хотя бы в один гол, значит, не такая уж ты и выскочка.       — Идёт.       Оба занимают позиции у ворот, на которых натянутая сетка в некоторых местах уже сквозила порванными веревками; они дают Дине право решить, кому выдастся шанс первым выполнить подачу и, возможно, сразу же заработать баллы в свою пользу. Темноволосой девушке действительно интересно посмотреть на образовавшееся соперничество: на то, какими техниками обладают её друзья, кто из них обладает лучшей смекалкой или умением маневрировать между сложными и довольно простыми приемами; в глубине души она не может определиться, чьей именно победы хочет, пусть и значащей только небольшое поднятие самооценки, но заранее знает, кто бы не заработал большее количество очков, на лице победителя расцветёт самая самодовольная ухмылка.       Счёт открывает Джесси, что даётся ему с трудом, потому что рыжеволосая защищает собственные ворота, смотря в оба, но забитый гол не огорчает девушку; Элли знает, что сможет обыграть, отвлечь друга и атаковать его рядом непрекращающихся голов. И совсем неудивительно, что под конец соревнования оба выдыхаются, не осмеливаясь брать перерыв, потому что идут нога в ногу, буквально дышат друг другу в затылок; Джесси выбирает совсем неподходящее время, чтобы опереться ладонями о собственные колени, переводя дыхание, потому что Элли пользуется его заминкой, с легкостью забивая мяч в цель и зарабатывая в ответ что-то похожее на негодование.       — Это моя девочка!— Дина поднимается со скамьи, радостно восклицая, когда Элли подходит к ней, закидывая руку на плечо. Рыжеволосая девушка пожимает плечами, безмолвно даёт другу понять, что сегодня не его день. От неё исходит невероятный жар, чувствующийся даже через ткань одежды, и она залпом выпивает половину находящейся в бутылке воды, одалживая оставшееся Джесси.       — Оплатишь ужин сегодня.       Парень лишь закатывает глаза играючи, слыша желание победителя, пока на его лице расцветает понимающая улыбка, свидетельствующая только о том, что его данный расклад событий вполне устраивает, хотя договора о таком и не было изначально.       Дина переодевается в ночную одежду, не спеша подготавливаясь ко сну, пока Элли занимает ванную комнату, и немного вздрагивает от неожиданности, когда особенно громкий звук пришедшего уведомления на телефон последней отбрасывается от стен комнаты. Она продолжает заниматься собственными заботами, высвобождая волосы из высокого хвоста и позволяя им упасть на плечи, сразу же расслабляя кожу головы и зарабатывая невероятно лёгкое ощущение свободы. Но сообщения продолжают приходить друг за другом с одинаковой периодичностью во времени, заставляя экран загораться и отрезвлять сознание громким звуком.       Девушка расслабленно подходит к телефону, собираясь просто переключить тот в беззвучный режим, когда на глаза невольно попадаются отрывочные слова полученных писем. А дальнейшие детали читаются уже машинально, пока выражение лица меняется на загнанное в тупик, озадаченное некой проблемой, появление которой никто не смог бы заранее предугадать.

[ Неизвестный номер; 20:49 ]:

Элли, привет.

Извини, что могу беспокоить, и надеюсь, ты не против, что я смогла отыскать твой номер.

Пожалуйста, давай попробуем сначала? Я действительно готова к любым трудностям, просто ответь мне, прошу.

Я всё это время не забывала тебя, Элли. Пожалуйста.

      Стук сердца подступает к горлу, потому что Дина без подсказок угадывает личность, скрывающуюся за настолько нуждающимися сообщениями. Её тревожит множество вопросов, но один из них выделяется опасно красным цветом — насколько глупым нужно быть, чтобы отнести ранее совершенные собственноручно действия к пустяковым и заново вторгнуться в чужую жизнь, множество деталей из которой ты уже мог упустить? Элли прекратила общение с Райли несколько лет назад, впустую потратила время, думая о ней и прощая каждый гадкий поступок, которые та, не колеблясь, совершила обдуманно, не заботясь о последствиях.       Темноволосая девушка никогда не оценивала себя, как человека ревнивого: во всех предыдущих отношениях она никогда не стояла на пути между своим партнером и его приятелями независимо от того, были ли те самые друзья девушками или парнями, — Дине просто всегда нравилось быть уверенной в человеке, с которым её связывают тесные отношения. И сейчас чувствовать относительный прилив сомнения — это словно узнать, как работает какое-то неизвестное до этого чувство.       Элли заходит в комнату, будучи уже готовой ко сну: кончики волос немного влажные после душа, мешковатая футболка немного оголяет ключицы; девушка заново пытается надеть на запястье браслет, когда новое сообщение побуждает её непринужденно посмотреть, кому она могла понадобиться в такое позднее время. Дина не показывает реакцию, для своего же убеждения молчит, занимаясь собственными делами, но рыжеволосая сохраняет такую же тишину, не выпуская телефон из рук.       — Кто это?— Дина прилагает усилия, чтобы выглядеть отстраненной, словно это не она увидела полное содержание полученных сообщений минутами ранее.       — Райли,— слышится с противоположного угла комнаты холодно, сердито, бесчувственно; Дина оборачивается через плечо, когда слышит подтверждение своих догадок — темнокожей девушке и представляться не нужно было, чтобы дать о себе знать. Её сердце пропускает удар, и она продолжает смотреть на Элли, что хмуро скользила глазами и по уже прочитанным словам — та вдруг поднимает взгляд, сталкиваясь им с Диной и прикусывая щеку изнутри в знак разрастающейся нервозности.       — Ты не расскажешь мне?..       — О чём?— Элли вздыхает необычно громко, скупо отвечая вопросом на вопрос и выдавая собственную раздражённость из-за ещё не развившегося разговора. Это старшую девушку действительно задевает, но она старается не позволить полученным эмоциям отразиться на лице, чтобы дослушать то, о чём, возможно, Элли захочет поведать ещё. Она стоит поодаль, скрестив руки на груди, и терпеливо наблюдает за рыжеволосой, которая блокирует телефон, откладывая его обратно на кровать.— О том, что мы случайно встретились на улице, и она стала изливать мне душу про то, как скучает?       Элли отчего-то опускает подробности о том, как приложила максимум усилий, чтобы покинуть то место как можно скорее, не оборачиваясь и не давая прошлому снова накрыть себя с головой, будто неожиданным цунами, прорвавшим высокую плотину. Ей даже не хотелось смотреть Райли в глаза, чтобы не видеть там своё отражение, чтобы не заметить в них жалость за совершенные ошибки. Ей не хотелось видеть её. Раньше Элли отдала бы многое, променяла бы большое количество собственных благ, чтобы хотя бы на секунду взглянуть на её лицо, но теперь её переполняет лишь сожаление, что когда-то она была связана с Райли и её неприятными способностями превращать ядовитую реальность в наполненную красками картину и заставлять верить в неё.       Дина ошибалась множество раз в своей жизни, возможно, ей даже не удасться вспомнить все те случаи, когда она ложно на что-то надеялась или чего-то ожидала, не говоря уже о том, чтобы посчитать эти самые разы. Если засесть в глубочайшей тишине и посвятить время тому, чтобы окунуться в прошедший год, она первым делом вспомнит все моменты, которые пережила благодаря Элли, начиная от их первых случайных прикосновений, заканчивая первой осознанной, желанной близостью.       Она ошибалась, когда думала, что не сможет найти подходящего себе человека, с таким поведением и характером, который крепко наложился бы на её собственный, чтобы совместная жизнь была спокойной, без особо впечатляющих и взрывных казусов. Дина ошибалась, когда думала, что отношения — не про неё, не для её жизни; что ей сначала нужно крепко встать на ноги и устроить свою жизнь так, чтобы самостоятельно и уверенно идти всё дальше. Затем она ошибалась, думая о том, что хотя бы единственное свидание с Элли — это всё бесплодные мечты, точно такие же, как когда-то в детстве была игра на пианино, от которой девушке пришлось отказаться по причине нелепых насмешек, оказавших на неё слишком большое влияние. Но однако Дина совсем не строила для себя иллюзию беспроблемной жизни, где каждый день светит солнце над головой, и она знала, что момент их первого недопонимания рано или поздно настанет.       Она впервые смотрит на Элли холодно, но с продолжающей таиться в душе надеждой, что весна между ними не превратиться беспощадно в леденящую кровь зиму из-за такого пустяка, который оказался серьезной сложностью только потому, что рыжеволосая девушка сразу не рассказала об этом. Дина перенимает ситуацию на себя, ищет причины в собственных недостатках, старается быстро прийти к истокам сути, перебирая в голове все возможные мысли, которые могли посетить Элли.       — Скажи честно,— темноволосая девушка тяжело сглатывает,— ты жалеешь?       Правда может оказать на неё необратимое давление, сжимая в тугих тисках, способных сковать и биение сердца, но ей хочется знать. Элли любила эту девушку несколько продолжительных лет, разрешая ей продолжать присутствовать в своей жизни даже дымкой воспоминаний, несмотря на всё то, через что из-за неё пришлось пройти рыжеволосой. И нет точной гарантии, что она до сих пор временами не думает о ней, о вполне возможных шансах, которые могли бы быть у них вместе, если бы они сели за один стол и обсудили всё, что произошло между ними.       Из-за твёрдо поставленного вопроса Элли хмурится: по-привычному сводит брови к переносице, поджимает губы, и всё, что остаётся хотеть старшей девушке — подойти ближе, дотянуться рукой, чтобы разгладить подушечками пальцев образовавшиеся на чужом лице морщинки. Но Дина выдерживает и обходит собственные желания стороной, слыша, как комната на мгновения погружается в беспросветную тишину, в которой слышится лишь своё дыхание.       — О чём?       — О том, что не можешь дать ей второй шанс,— Дина закрывает глаза на несколько затяжных секунд, боясь увидеть во взгляде рыжеволосой девушки страх о том, что она могла разгадать её тайну без больших усилий.— Ты уже думала об этом, так ведь? О том, что могло бы быть, если бы сейчас я не стояла на пути. Разве ты так легко простила бы её?       — Что ты вообще такое говоришь?       — Элли,— голос становится до неузнаваемости серьезным, но посмотреть на девушку приходится, чтобы судорожно выдохнуть, высвобождая из лёгких всю попавшую туда ядовитость собственных мыслей. У них с Элли есть невероятное доверие друг другу, но что-то сегодня не позволило Дине полностью позволить Элли объясниться и сразу же перейти в наступление — своеобразную защиту, что разрешит ей остаться менее разбитой, если ситуация зайдёт слишком далеко.— Ведь есть же причина, почему ты не рассказала мне, что встретила её.       — Потому что это всё осталось в прошлом,— Элли отвечает грубее, чем Дина предполагала, внезапно ощущая себя перед ней отстранённо, в то время как сама рыжеволосая чувствовала, как оголяется её душа, словно электрические провода.— Райли осталась в прошлом. Я даже не знала, что она сможет где-то достать мой номер. Я не давала ей никаких надежд, это она заметила меня на улице и решила заговорить, будто между нами ничего и не происходило.       — И что дальше?— Дина отчего-то злится с каждой секундой всё больше, понимая, что испытываемое чувство вызывает в ней не недоверие, а отвращение к Райли, что спустя такое долгое время всё равно нашла дорогу обратно, решив попросить ненужное прощение. А рыжеволосая девушка, в свою очередь, умело избегает заданные вопросы, уклончиво объясняясь, хотя они знают, что ими обеими сейчас управляет раздражение.— Ты так и не ответила на мои вопросы. Если ты собираешься врать, сделай так, чтобы я не поняла этого.       — Зачем мне врать? Почему ты вообще думаешь обо мне в таком ключе? Ты считаешь, кому-то только стоит промелькнуть у меня перед носом, и я тут же забуду про тебя?— Элли непонимающе хлопает глазами — зелёными омутами, увязывающими в своём водовороте любого, кто посмотрит дольше нескольких секунд — и её плечи оседают, вызывая волнение перед предстоящим ответом на свои вопросы.       — Она же говорит, что готова пожертвовать отношениями со своей семьей ради тебя. Ты её любила, и это очевидно, что ты не сможешь её забыть. Она, видимо, тоже все эти года жила с мыслью о том, чтобы вернуть тебя.       Элли непреодолимо чувствует, как постепенно закипают внутренности, будто насильно помещённые в печь; темноволосая девушка выглядит обиженно, так, как никогда до этого ещё не выглядела: она держит дистанцию, сохраняет невозможное раздражение в поведении и позе, на лице — смешанные друг с другом ярость и недопонимание, в итоге выливающиеся в непереносимую горечь.       Райли отчего-то уверенно ждёт ответа, и это вводит рыжеволосую в невероятный ступор — неужели ей необходимо явное согласие или хотя бы надежда на то, что пропало давным-давно, чтобы прекратить общение с людьми, что её воспитали в страхе? Дине этого и не нужно было — темноволосая девушка и не знала, стоит ли ей рассчитывать на что-то с Элли, и будучи неуверенной в собственных догадках и ожиданиях, осмелилась поделиться чувством окрыленности с теми, от кого изначально можно было со стопроцентной точностью ожидать засады. И всё, чего хочется Элли сейчас — подойти к старшей девушке, аккуратно откинуть назад её длинные волосы и обернуть вокруг неё руки, чувствуя её естественное тепло, сохраняющееся несмотря на холодное состояние.       — Плевать я хотела на то, что она говорит! Я не собираюсь возвращаться к человеку, который однажды так поступил со мной. Мне всё равно на неё,— получается проговорить сквозь сомкнутые зубы.— Ей потребовалось столько лет, чтобы что-то осознать, тогда как ты даже не стала колебаться и просто... полюбила меня,— Элли горько усмехается, опуская голову и почти касаясь подбородком груди, ведь для неё произносить такие слова — верх смелости и отчаяния.— Это даже звучит нереально, понимаешь? Как в меня могла влюбиться такая девушка, как ты?       — Во мне нет ничего особенного,— и Дина остывает вместе с ней, переходя на свой обыкновенный голос. Её словно остужают ледяной водой, нещадно льющейся на голову и приводящей в сознание.       — Ты сильно ошибаешься. И мне обидно, что ты так думаешь о себе, потому что я и мечтать не могла, чтобы ты обратила на меня внимание.       Элли хочет вызвать в ней оттепель, вверить, что никого желаннее, лучше, терпеливее и заботливее нет; для того, чтобы в этом окончательно убедиться, чтобы в каждую эту особенность бесповоротно влюбиться, ушло не большим почти полгода — шесть месяцев, стёрших границы между мечтаниями и настоящим. Ей хочется взять чужую ладонь и поместить её на собственную грудь, чтобы Дина почувствовала, что их сердца без всяких согласований поддерживают одинаково бешеный ритм; ей желается рассказать старшей девушке о том, как, благодаря ей, она преодолела собственные барьеры, закрыла глаза на свои недостатки и сомнения, чтобы хотя бы казаться достойной чужой любви.       — Элли,— звучит тихо, спокойно, но всё же слишком эмоционально, чтобы не поднять глаза и не убедиться, что старшая девушка не даст волю разрушительным эмоциям.— Я люблю тебя. И если бы ты сделала выбор, который не устроил бы меня, но сделал бы тебя счастливой, я смогла бы принять это.       Элли снова вздыхает, позволяя себе говорить именно то, что возникает в голове:       — Почему ты никак не хочешь понять, что мне никто, кроме тебя, не нужен?       — Но что если через месяц, год или два это изменится?       — Ты можешь не верить моим обещаниям, но я знаю себя, и я уже давно поняла, что ты всегда будешь занимать в моей жизни отдельное место. Ты мне не просто девушка, Дина, ты — мой друг, ты — моя семья.       Что бы ни случилось в дальнейшем, ни Элли, ни Дина не смогут находиться отдельно друг от друга; возможно, их история и началась с нелепого знакомства, некого отторжения, нежелания понять и поговорить, но сейчас складывается совсем иная ситуация, когда всё идёт нужным чередом, убеждающим в том, что более шести месяцев назад они обе сделали верное решение, сломав в одночасье видимость обычной дружбы. Даже сейчас Дина не может вообразить, как когда-то жила по другим принципам, преследую совсем иные желания, но с появлением Элли её жизнь будто впервые стала красочной — такой, какой и должна была быть изначально, как у любого другого человека.       Дина присаживается на край кровати, в которой каждое утро, проведённое в этом ранее незнакомом месте, начинается прекрасно независимо от погоды, потому что рыжеволосая девушка обычно ворочается возле неё, никогда не просыпаясь раньше, или же прислоняется сзади, перекидывая руку через её талию, и не даёт выбраться из хватки. Дина осознаёт сейчас, когда эмоции снова стали спокойнее, а ум — яснее, что она напрасно поставила под сомнение Элли; ей стыдно, что собственные страхи она выливает на что-то, в чём рыжеволосая даже не смогла бы провиниться.       Элли садится рядом почти сразу же, не сохраняя дистанцию и придвигаясь ближе. Тишина между ними даёт собраться с мыслями, привести собственное моральное состояние в порядок или хотя бы его подобие, чтобы трезво оценить произошедшее и вынести для себя урок. Дина ощущает нахлынувшие слёзы, увлажняющие глаза и застилающие их пеленой, от того, что ей однажды вверили огромное количество секретов, историй, связанных с появлением физических и ментальных ран, а она всё равно посмела в одночасье стать той, кто выпускает иглы и отстраняется по причине выдуманных беспричинно теорий.       — Прости, что вспылила,— Дина говорит искренне, слепо тянется к чужой ладони, чтобы взять её в свою и убедиться в сохранившемся в ней тепле.       — А ты просто прости меня. За всё.       — Не извиняйся. Я люблю тебя.       — Люблю тебя,— и хотя ответ озвучивается тихим голосом, честное признание Элли словно эхом услышанных слов расходится по комнате, громом оповещая о поставленной точке не только в этом разговоре, но и в том, что между ними иных чувств быть совершенно не может.       Дина старалась не быть приверженцем распространённого мнения, что для каждого человека в этом мире всегда сможет найтись тот, кто будет знать к нему лучший подход, кто будет понимать его с полуслова и распознавать любое изменение в настроении лишь по мимолетному взгляду. Ей всегда эта теория казалась немного недоработанной, и было это связано, скорее всего, с тем, что она думала, что никто и никогда не будет в силах понимать её настолько же хорошо, как она понимает саму себя и свои нужды. И прожив двадцать лет, попробовав отношения, набравшись опыта от не совсем лёгких расставаний, Дина отчего-то уже была обречена, несмотря на свой возраст.       Она не могла и представить, что однажды запутается в себе всего лишь из-за того, какие непривычные чувства вызывает определенный человек; Дине всю жизнь казалось, что она знает собственный внутренний мир, порядок расставленных приоритетов и жизненное предназначение, заключающееся в том, чтобы сформировать удачную карьеру. Видеть на улицах счастливые пары, краем глаза невольно наблюдать за тем, как они прекрасно проводят время друг с другом,— всё это Дина пыталась извлечь из собственных интересов; кому-то предначертано построить крепкую семью и узнать, что такое нескончаемая любовь, а кто-то, как она сама, относится к трудоголикам, работающим себе во благо,— вот о чём темноволосая девушка зачастую задумывалась, пока не увидела в зелёных глазах то, от чего по телу проходилось тепло, похожее на приятное касание каминного пламени кожи.       Случившееся подобие недопонимания не вселило в их отношения страх или горесть, что действительно не могло не радовать. Элли всё же дала ответ Райли, попросив её вежливо более не писать и не пытаться возобновить даже обычное общение, и Дина на этот раз с понимаем отнеслась к выбору, сделанному рыжеволосой девушкой. Она усмехается, когда видит на чужом лице признаки беспокойства, стоит им вдвоём начать ждать взлёта, будучи в самолете; у Элли за всю жизнь был только один опыт перелёта, и хотя предстоящий продлится не более двух часов, ей совсем не хочется испытать неприятное чувство, когда из-за давления закладывает уши.       Волнение, создавшееся во время полёта, всё же не сравнится с тем, которое словно коконом обволокло Элли в такси, что везло их прямиком к человеку, вошедшего в понимание собственного ребёнка и не оттолкнувшего его в самый сложный период. Эта первая встреча должна пройти по плану, показывая отцу Дины уверенность Элли в своих целях и желаниях, её твёрдое намерение продолжить поддерживать эти отношения серьезно и стойко. Он обязан понять, насколько рыжеволосая старается быть достойной Дины.       Дина осматривает домик с наружней его части — тот совсем маленький, но ухоженный, с приложенным к нему небольшим фасадом, пока ничем не засаженным; первую пометку девушка уже успевает сделать мысленно — посадить здесь хотя бы какие-нибудь цветы, чтобы те радовали глаз круглый год. Дина сомневается, что отцу в таком месте некомфортно, внутри дома наверняка есть все удобства, нужные для обычной и спокойной жизни, которую он может себе обеспечить. Мысли о матери, о тревогах и проблемах которой она теперь ничего не могла узнать, постепенно закрадываются в голову, но тут же растворяются, будто пропадая в тумане, когда со стороны слышится до боли знакомый голос.       Отец выглядит так же: выдающие его возраст морщины у глаз и на лбу, ровная осанка, статность и непоколебимость во взгляде,— Дина соскучилась по нему. Всё то время, проведённое в Джексоне, Джоэл напоминал ей собственного отца, трудящегося на работе, но выкраивающего время для своего ребёнка, чтобы заполнить месяцы, что они не виделись, заботой. А теперь у неё будет множество недель, чтобы насладиться компанией своего отца и, возможно, лицом к лицу обсудить с ним болезненные темы.       — Дина,— мужчина проводит ладонями по спине, показывая накопившуюся сполна за прошедшие месяца родительскую теплоту, и посмеивается, заставляя воспоминания нахлынуть неожиданно: если бы всё сейчас в их семье было хорошо, такой смех мог бы слышаться в комнатах каждый вечер.— Как ты? Нормально долетели?       — Да, всё в порядке,— девушка прикрывает глаза, пытаясь не позволить себе перейти за рамки определенного уровня эмоциональности и не дать волю слезам, которых в такие случаи у неё оказывается достаточно, чтобы другие смогли увидеть. Отец ещё раз легонько похлопывает по спине, ослабляя хватку, чтобы взглянуть на рыжеволосую девушку, стоящую поодаль, и гостеприимно улыбнуться ей.       — Ну, здравствуй, Элли.       — Добрый день, Дэйв.       Доверившись совету своей девушки, Элли действительно решила попробовать опустить формальности и поприветствовать человека, что послужил Дине верой в доброе, его именем. Дина упоминала, что её отец даже в рабочей атмосфере постоянно просит не называть его пофамильно, чтобы не выстраивать обманчивую видимость того, что он каким-то образом может казаться главнее. И Элли получает положительную реакцию на своё решение — улыбку, показывающую собирающиеся в уголках глаз морщины.       — Вижу, Дина заранее предупредила, что я терпеть ненавижу официальности, да?— они пожимают друг другу руки; в отличие от Джоэла, отец Дины немного не привык к слишком тесным тактильным контактам с людьми, которых видит слишком редко или не видит вовсе, но в глубине души темноволосая девушка надеется, что однажды он будет чувствовать себя достаточно комфортно, чтобы в присутствии Элли позволять себе даже несмешно шутить.— Проходите,— он пропускает внутрь дома, помогая занести сумки,— надеюсь, вы не разочаруетесь, что тут может быть тесно.       Размеры комнат оказываются больше, чем предполагала Дина — немедленно создаётся ощущение визуальной иллюзии, потому что снаружи дом вовсе не выглядит так, словно в него мог вместиться такой простор: открывающийся с гостиной взор на кухню с одной стороны и на зону отдыха — с другой уже позволил понять, что здесь даже чуть уютнее и гармоничнее, чем в том месте, которое она знает наизусть с самого детства. Здесь ей не придётся прятаться, держать секреты в себе и бояться, что её осудят; возможно, сюда она будет отныне приезжать каждые последующие каникулы и создавать новые хорошие моменты.       — Ты неплохо устроился.       — Самое то для холостяка,— мужчина пожимает плечами, уже проходя вглубь квартиры и относя багаж в нужную комнату.       «Холостяка». Так непривычно слышать это слово от человека, пробывшего в браке половину своей жизни с женщиной, которую Дина по сей день продолжает любить, несмотря на самый ужасный поступок, который она только могла совершить по отношению к ней. Ей бы не хотелось прямо сейчас поднимать неприятную для всех находящихся в одном помещении людей тему, чтобы прямиком не испортить никому настроение, поэтому темноволосая девушка только поджимает губы, глубоко вздыхая и несмело шагая от одного угла к другому, обследуя новое место.       Дина находит умиротворение в вечер того же дня, которое так долго не могла поймать в руки. Уютно устроившаяся на её коленях Элли, очевидно собирающаяся вздремнуть, пропуская концовку фильма, задышала глубоко и медленно, оповещая о своём обессиленном состоянии. Старшая девушка улыбается уголком губ, начиная проводить ладонью по рыжим волосам, чтобы погрузить Элли в ещё более глубокий и спокойный сон. Кажется, что ничего в жизни ей больше и не нужно.       Кроме одного.       — Что-то случилось?— по выключенному свету в гостиной и отражающимся от стен ярким краскам, излучающимся работающим телевизором, Дина понимает, что потревожила чужую дремоту, выйдя из комнаты. Но она не сдержалась бы до иного подходящего момента. За окном ночь — идеальное время поддаться душевным излияниям и задать важные вопросы.       — Элли уснула,— Дина аккуратно садится на диван, следя за меняющимися картинками в телевизоре, но не концентрируясь на их смысле.— Как ты?       — Сейчас более чем хорошо.       — Мама совсем не звонит?       — Мы связываемся время от времени, но о чем нам говорить, если наши взгляды на жизнь расходятся?— отец решает чуть убавить звук идущего по программе триллера, чтобы уделить всё внимание серьезному разговору и тут же заметить смятение на лице дочери. Дину мучает неприличное количество противоречивых эмоций, с которыми ей самой нужно разобраться, но для этого можно попробовать подтолкнуть её к правильному пути разрешения проблем.— Дина, я всегда знал свои приоритеты. Для меня семья, мои дети всегда были первее всего, для мамы же иное оказалось важнее. Я не могу её осуждать за это, но вот за то, что она отказалась поддержать собственную дочь, имею полное право не прощать до конца жизни.       — Я тоже злюсь. Я до сих пор очень обижена на неё и Талию за то, что они заставили меня понять, что я неправильная. Но я всё равно скучаю по ним обеим.       — Знаю,— мужчина понимающе кивает, отводя взгляд в сторону и впервые за долгое время чувствуя собственную невозможность помочь.— Можно лишь ждать того, чтобы они одумались. Я пытался, но не смог повлиять на них. Единственное, от чего я расстраиваюсь больше — то, что ты не рассказала мне. Я узнал об этом от мамы, она проговорилась, когда мы повздорили.       — Я боялась, что ты разозлишься ещё сильнее неё.       — Эх, Дина,— отец не винит, не презирает, не злится за то, что узнал самым последним из чужих уст и по случайным обстоятельствам. Всего лишь капля недопонимания проскальзывает в его взгляде — действительного непонимания причины, из-за которой дочь настолько сильно боялась быть отвергнутой, что находила в нём самую большую угрозу. Но сейчас между ними как никогда ранее доверительная связь, и ничего более уверительного в том, что завтрашний день будет полон спокойствия, чем объятия, не может быть.       В Мексике климат всегда отличался невообразимой жарой, и Дина сама время от времени позволяет себе возмущаться о том, что вообще решила приехать сюда на время каникул — сезон самой трудно переносимой температуры, когда из всех возможных развлечений оказывается только то, чтобы провести день дома, терпеливо дожидаясь более прохладного вечера, и несколько раз за сутки принять холодный душ. Элли особенно сложно приспосабливается к новой обстановке, чуть не зарабатывая солнечный удар в первую же неделю нахождения в новом месте, а затем следующие несколько дней проведя в кровати с противной температурой. После этого случая рыжеволосая не забывает перед выходом из дома надеть хотя бы какой-нибудь головной убор, чтобы снова не испытать моменты сумасшедшего мучения.       — Я очень надеюсь, что тебе хорошо здесь,— они успели выкроить неприметное местечко в местном парке, куда спустя некоторое время после их прихода стало прибывать всё большее количество людей, так же сильно хотящих понежиться в условиях местных красот. Дине и не пришлось уговаривать рыжеволосую девушку занять заманчивое пространство в тени, чтобы не щуриться от солнца и не испытывать жажду на протяжении всего времени, что они собираются здесь находиться.       — Я не знаю, что было бы, не согласись я поехать вместе с тобой,— Элли спокойно отвечает, не видя ничего страшного в том, чтобы открыто говорить суетящиеся в голове мысли; в конце концов, она ни капли не лжёт: ей и правда было бы относительно скучно в Джексоне оставшиеся недели лета. Она виделась бы время от времени с Джесси, устраивала бы марафоны просмотра кино с Джоэлом в его выходные дни, навещала бы Томми и Марию, живущих в десяти минутах езды на машине, но более активных занятий у неё не было бы. С Диной же делать всё куда интереснее; с ней она выехала за пределы штата, увидела новые места и познакомилась с новыми людьми, что ей обычно и не свойственно вовсе.       — Увядала бы в своей комнатке, а я бы иногда звонила тебе.       — Иногда?— Элли поворачивает голову в сторону, строя гримасу удивления, прекрасно зная, что темноволосая девушка снова заигрывает с помощью слов, не несущих в себе ни доли правды.       — А что? Я бы нашла себе тут много дел, времени разговаривать с кем-то по телефону не было бы.       — Вот как ты заговорила,— Элли кивает несколько раз, перерабатывая услышанное, чтобы усмехнуться и метнуть играючи прищуренный взгляд на старшую девушку.— Ну, Дина, беги.       Дина улавливает подсказку, не теряя ни секунды и срываясь с места, чтобы побежать, куда глаза глядят. На большую дистанцию от занятого на лужайке места она не отдаляется, решая бегать вокруг таким образом, чтобы создавать видимость, будто до неё рукой подать и можно с лёгкостью схватить. Элли на такой манёвр реагирует замедленно, выжимая из себя все силы и пытаясь догнать так, чтобы собственная голова не пошла кругом. Сегодня в Дине больше энергии — таким образом рыжеволосая успокаивает себя, удивляясь, как ей никогда не удаётся словить девушку в подобные моменты: ни в начале зимы, когда они после первой проведённой вместе ночи устроили соревнования на скорость, добегая до автобусной остановки, чтобы в итоге проваляться на покрытой льдом земле, ни сейчас, когда вокруг летают бабочки и жужжат насекомые, пугая некоторых посетителей парка.       Элли буквально приходится поднять руки вверх в поражении, чтобы окончательно не выдохнуться.       — Это всё из-за-жары,— она оправдывается, когда Дина трусцой подбегает к ней, убеждаясь всё же, что её приманили ближе не обманом. Старшая девушка смотрит без доверия, делая пару глубоких вдохов, чтобы привести дыхание в норму, и в итоге, снова находит место под деревом. Элли следует её примеру, и они обе ложатся на спины, на мгновения прикрывая глаза.       — Погоди, пока ты станешь знаменитым музыкантом и будешь ездить на гастроли. Вот тогда времени разговаривать не будет уже у тебя,— Дина говорит серьезно, и Элли приходится открыть один глаз, нескрываемо тщательно осматривая лицо своей девушки.       — То есть ты не собираешься ездить со мной в туры? Ты говорила, что хочешь объездить всю Америку.       Дина улыбается открыто, показывая радость от того, что рыжеволосая девушка помнит невзначай упомянутый факт, теперь вспоминая его в момент их совместного взгляда на относительно возможное будущее, что чересчур сильно похоже на детские мечты. Но никто не запрещал взрослым людям порой проявлять ребяческую натуру и мыслить иначе, красочнее и шире. На что Дина действительно будет надеяться в глубине души — чтобы Элли смогла заниматься в дальнейшем любимым делом, при этом получая за свои способности оплату, которая будет позволять ей ни в чём себе не отказывать.       — Я буду только мешать.       Элли поднимает ввысь их ладони — сплетенные пальцы идеально подходят друг другу,— и если бы над ними не находились колышущиеся практически незаметно листья дерева, солнце могло бы знатно ослепить и забрать нагло возможность смотреть на то, как Дина крепче сжимает чужую руку. Рыжеволосая девушка, не прекращая прикосновение, подносит их к своим губам и оставляет на ладони Дины несколько коротких поцелуев.       — Ни за что,— у Элли впереди ещё три года за пределами родного города, три года стараний ради будущего, три года для того, чтобы написать невообразимое количество песен, вдохновляясь одним лишь присутствием старшей девушки рядом, её яркой улыбкой и словами заботы.— Будешь стоять за кулисами, наблюдать за тем, как я выступаю, и знать, что я каждую песню пою только для тебя.       В эту секунду обеих девушек посещает одна и та же мысль, словно осознанием пришедшая именно сейчас для того, чтобы окончательно раскрыть глаза на происходящее и понять, что всё это — самая настоящая реальность: не только их встреча, но и их постепенно зарождающаяся влюблённость была невообразимо нежданной, как и появляющийся из-под тающего слоя снега подснежник; они не выбирали друг друга, бездумно тыкая пальцем в толпу совершенно разных людей, надеясь, что судьба не подведёт и сделает так, чтобы появилось тёплое чувство в груди. Они встретились потому, что это было суждено, чтобы почувствовать между друг другом близость, банальную химию, коей называют невообразимое ощущение единения в фильмах. Их лицом к лицу свели небеса.