Hate You

«Я стою за воротами. Выходи» Я с колотящимся сердцем смотрю на это сообщение, после чего запихиваю телефон в сумку и, в сотый раз оценив свое отражение в зеркале, выскальзываю за дверь. — Пап, я скоро вернусь, — выкрикиваю из прихожей. Я намеренно не захожу в гостиную, чтобы избежать расспросов и не лгать. Из коридора доносится звук его шагов, и я судорожно хватаюсь за ручку, мечтая поскорее оказаться снаружи. — Я думал, ты хотела отдохнуть, — папа смотрит на меня с удивлением. — Скоро мама вернется, и она рассчитывала, что мы сядем втроем поужинать. — Передай ей, что я недолго, — до того, как отец успеет сказать что-то еще, я машу ему рукой и выскакиваю за дверь. Ноги, обутые в сандалии, барабанят по садовым дорожкам, словно за мной гонятся. Отчасти так и есть: я пытаюсь сбежать от совести, потому как знаю, что скорая близость Тэхёна ее сотрет. Побыть с ним — моя настоящая необходимость, которой я не могу противостоять. Мне нужно еще немного времени наедине с ним, и для себя я решила, что сексом заниматься с ним не буду. Автомобиль Тэхёна стоит в шестидесяти футах от ворот нашего дома — я замечаю его по голубоватому свету фар. Даю себе очередную секунду на сомнение и, поправив сумку, быстро иду к нему. Сердце по-прежнему стучит как сумасшедшее, будоражась адреналином и запретностью. В последний раз я испытывала такое, когда мне было десять и тоже из-за Тэхёна: он ждал меня на заднем дворе поздним вечером, и мы вдвоем сбежали к озеру. Такой же головокружительный коктейль из волнения, страха и покалывающей радости вновь бурлит во мне спустя тринадцать лет. Тэхён выходит из машины, очевидно, заметив меня в зеркале заднего вида: быстро оглядывает с ног до головы и, произнеся короткое «привет», открывает пассажирскую дверь. По пути к нему я боялась, что он меня поцелует, но сейчас, когда этого не произошло, испытываю острый укол разочарования. — Куда мы едем? — смотрю на Тэхёна, когда он возвращается на водительское сидение. Он одет в серую толстовку и светлые джинсы, волосы немного влажные. — На пляж Хёпче. — Почему так далеко? Тэхён пожимает плечами и поворачивает ключ в замке зажигания, отчего двигатель начинает раскатисто рычать. — Там в это время тихо и безлюдно. Мы трогаемся с места, и на смену моей нервозности приходит чувство растерянности. Если ночью и утром Тэхён был со мной нежным и понятным, то сейчас он выдержанный и слегка отстраненный. Это сбивает меня с толку и заставляет думать о совершенно противоположных вещах, не о тех, на которые я себя настраивала. Например, о том, как я хочу, чтобы он ко мне прикоснулся. — Что это за машина? Я никогда таких не встречала. — Еще бы ты такую встречала, Лиса, — губы Тэхёна кривятся в едва заметной усмешке, но он продолжает смотреть на дорогу. — Ferrari 275 GTB/C Speciale 1964 года. — Это что-то вроде раритетной модели? Из тех, которые продают на аукционах? — Никак не можешь решить, сколько она стоит? — Тэхён поворачивает ко мне голову, и я вижу, что он улыбается. Скажи это кто-нибудь другой — я бы вспылила, но с ним не получается. Я ведь и правда хочу знать, сколько она стоит, но лишь для того, чтобы понять, как и чем он живет. А потому честно признаюсь: — Гадаю уже месяц. — Она досталась моему дяде за долги. За небольшие долги, — Тэхён выразительно смотрит на меня. — Пылилась в гараже несколько лет, пока я не захотел ее выкупить. Я восстанавливал ее по мере того, как у меня появлялись деньги — перебрал двигатель, ходовую, заменил обшивку в салоне, купил новые диски и полностью перекрасил. Если тебе интересно, самая большая сумма, которую мне предлагали за нее — почти сто двадцать тысяч долларов. Это гораздо больше, чем я на нее потратил. — И ты не стал ее продавать? — Нет. Всегда есть вещи важнее, чем деньги. Я чувствую, как щеки заливает румянец, и чтобы его скрыть, отворачиваюсь и смотрю в окно. Не знаю, чем Тэхён занимался все эти годы, но он по-прежнему намного лучше меня. Примерно через час мы подъезжаем к парковке Хёпче. Тэхён помогает мне выйти, после чего открывает багажник и достает оттуда два пледа, оба с ценниками. — У нас будет что-то вроде пикника? — пытаюсь пошутить. — Я не взял ничего съестного, поэтому вряд ли можно назвать это так. Или за прошедшие годы ты пересмотрела привычку не питаться в условиях антигигиены? В груди на мгновение становится теснее оттого, что он помнит. Как-то в детстве Тэхён принес бутерброды к озеру, а я их есть отказалась, сказав, что мы обязательно проглотим какую-нибудь заразу из-за грязных рук. С тех пор он ничего съедобного на наши вылазки не приносил. — Теперь я не столь категорична к приему пищи. Я сказала это тогда, чтобы впечатлить тебя своими манерами леди. Тэхён захлопывает багажник и несколько секунд пристально смотрит на меня, отчего я начинаю краснеть во второй раз за вечер. Черт дернул меня это ляпнуть. Обычно мне лучше удается контролировать свой язык. — В любом случае, я не голодна. Тэхён кивает и, придерживая пледы, указывает свободной рукой в сторону пляжа. — Иди за мной. Возле воды ветрено, но тепло, и, как Тэхён и говорил, совершенно безлюдно. Этот пляж считается любимым местом серферов и в такое время им здесь делать нечего. Тэхён срывает ценники с пледов, один раскладывает на песке, и когда я на него опускаюсь, кладет второй рядом. — Если будет холодно — укройся. Я киваю, но уже знаю, что плед мне не понадобится. Нервозность меня окончательно отпустила, наверное, потому что я стала привыкать к его близости, в груди тепло. Тэхён садится рядом, так что его локоть и бедро задевают мои, и мы оба молча смотрим на воду. Волны с шумом ударяются о берег, ветер обдувает лицо свежестью и треплет волосы, превращая эти мгновения в нечто идеальное. — Расскажи, как ты жил все это время, — я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на него. Тэхён продолжает смотреть на океан и отрицательно качает головой: — Расскажу, но не сейчас. Я испытываю острое желание настоять на своем, как и тогда, в детстве, когда я начинала капризничать, чтобы он, в конце концов, сделал, как я прошу. Внезапно понимаю, что хочу знать о нем все, выпить его прошлое до капли, уничтожить этот пробел, между нами, снова поверить, что он весь мой. Потому что тот Тэхён из прошлого был целиком моим. Он даже своей матери не принадлежал настолько, насколько принадлежал мне. Я давлю свою эгоистичную потребность и не настаиваю, потому что интуитивно чувствую, что ничего не добьюсь и потому что хочу уважать его решение. — Расскажи о себе, Лиса, — Тэхён поворачивается ко мне и даже в темноте я различаю цвет его глаз: ярко-черный. — Что ты хочешь узнать? — я пытаюсь улыбнуться, но выходит слабо, потому что он смотрит на меня так. Словно сейчас для него нет ничего важнее. — Хочу знать все. И я снова смущаюсь его прямотой, а потому говорю первое, что приходит на ум. — Я закончила Ёнсан с отличием. На выпускном была выбрана королевой школы. Отправила заявки на поступление в три университета, и в все три мне одобрили. Я думала, что перееду учиться в Лондон, но я в последний момент предпочла остаться в Корее. В прошлом году меня выбрали председателем студенческого комитета… танцы пришлось бросить из-за травмы. Наверное, как-то так. Губы Тэхёна трогает ироничная усмешка, и он щурится. — Значит, королевой ты стала еще в школе? — Да, — я машинально задираю подбородок, чтобы не дать ему ни малейшего шанса думать, что я стыжусь или о чем-то сожалею. — Когда встал выбор быть ей или годами носить чей-то шлейф, я выбрала первое. — Я бы многое отдал, чтобы посмотреть, как ты носишь чей-то шлейф. — Ты сейчас издеваешься надо мной? — с подозрением смотрю на него. — Вовсе нет. Я имею в виду, что такая вероятность стремится к нулю. — Осуждаешь меня за это? — Нет, Лиса, — Тэхён несколько раз отрицательно качает головой, не переставая смотреть мне в глаза. — Уже нет. А как ты начала встречаться с Джексоном? Мое тело каменеет от упоминания его имени. Кажется, неправильным, что Тэхён произносит его, после того как мы переспали. Словно хочет поддеть меня этим вопросом. Поэтому я машинально отодвигаюсь от него и меняю тон на сухой и отстраненный. — Я, как и ты, не хочу об это говорить. Между нами, снова воцаряется тишина, в течение которой я сражаюсь за то, чтобы вернуть себе равновесие. Для чего ему нужно было все портить? Он ведь прекрасно понимает, что то, что мы сделали — плохо по отношению к Джексону. Не нужно было соглашаться сюда приезжать. Могли бы встретиться в кафе за чашкой кофе и побеседовать как друзья. — Ты снова много думаешь, — ровный голос Тэхёна вклинивается в мое негодование, рука ложится на мое голое колено, простреливая нервы горячими искрами. — Не надо. Я перехватываю его ладонь, когда она скользит выше, вверх по ноге, и, нахмурившись, кручу головой. — Ничего не будет, Тэхён. Но он, будто меня не слыша, придвигается ближе и по-хозяйски сжимает талию. Его губы находят мои, пальцы собирают в кулак подол платья и тянут вверх. — Не надо, — я задыхаюсь под давлением его рта, тону в его запахе, чувствуя, как возведенная оборона предательски слабеет. Моя тело плавится под ним как свечной воск, и даже если разум и язык говорят «нет», то оно дрожит, а между ног становится жарко и влажно. Я не успеваю понять, как оказываюсь лежать на покрывале, а рука Тэхёна проникает ко мне в белье. Находит клитор и гладит его, и всего пары таких касаний хватает для того, чтобы меня сразило желанием, а ноги раскрылись навстречу ему. Я хочу, чтобы он продолжал, потому что уже близка к оргазму. То, что Джексону не часто удавалось из меня извлечь, Тэхёну удается достичь за какие-то секунды. Его лицо совсем близко к моему, он смотрит мне в глаза, эрекция прижата к бедру, губы шевелятся напротив моих. — Хочу, чтобы ты кончила, и мы могли продолжить. Мне нравится смотреть на твое лицо в этот момент. Он не пытается войти внутрь, продолжая ласкать меня снаружи — его пальцы влажные и так умело скользят по моей плоти, постепенно ускоряя темп, что у меня не остается ни единого шанса. Наш зрительный контакт пропадает, глаза закрываются, бедра подбрасывает вверх, пока я содрогаюсь в спазмах обрушившегося на меня наслаждения. Как пациент, не отошедший от наркоза, сквозь туманную пелену я чувствую, как Тэхён стаскивает с меня платье. Я пытаюсь возражать, потому что мы на пляже, где нас могут увидеть, но его охрипший голос мои возражения гасит. — Ты нужна мне голой. Его губы накрывают мою грудь, сжимая соски, касаясь из языком, руки трогают бедра, живот, плечи, и я вновь воскресаю, наполняясь желанием принять его в себя. — Презерватив… — я шепчу ему в подбородок, ощущая как его член прижимается к моему входу. — Я не хочу пользоваться им с тобой. — Я не принимаю таблетки больше месяца. Это небезопасно. Тело Тэхёна замирает на мне на нескольких секунд, после чего он, будто сдавшись, отстраняется, чтобы достать презерватив из кармана джинсов. Мой полувскрик-полустон от вторжения разбивается о берег вместе с шумом волн. Я впервые занимаюсь сексом в общественном месте, и до этого дня даже подумать не могла, что это когда-нибудь произойдет. Должно быть стыдно, но стыда нет. Как и в прошлый раз он задавлен близостью Тэхёна. Рядом с ним все, что я раньше считала недостойным, обретает новый привлекательный смысл. Он обхватывает мою талию и переворачивает нас, так что теперь я сижу на нем сверху. Его взгляд обволакивает мое тело, член давит изнутри сильнее, так что я физически ощущаю, как внутренности поджимаются. Тэхён не ждет, что я буду двигаться сама: его руки придерживают мои бедра, и приподняв, опускают вниз. Моя грудь подскакивает в такт движениям и в животе с каждой секундой полыхает сильнее оттого, как он на меня смотрит. Сейчас он целиком растворен во мне, а я в нем. От звука мужских голосов, долетевших с порывами ветра, меня парализует. Дыхание стынет в легких, пока я вглядываюсь в темноту, из которой через несколько секунд материализуются два силуэта. Это двое парней. И судя по тому, что они замолчали и остановились, нас заметили. — Тэхён… — мой голос начинает дрожать от паники. — Там двое мужчин. Они на нас смотрят. Тяжело дыша, Тэхён вновь перекатывает меня на спину, закрывая собой, но вместо того, чтобы выйти или попытаться прикрыться, глубоко толкается в меня. — Плевать на них. Пусть смотрят. Я не успеваю проглотить стон и вцепляюсь пальцами ему в плечи. — Ты с ума сошел? Они же могут подойти, или... — Если подойдут — я их убью. Думать и возражать нужно, но не получается, потому что его тело на мне тяжелое, и потому что с каждой секундой он ускоряет темп. То, что наблюдатели еще рядом я знаю по звукам голосов. Меня разрывает от смешанных ощущений — горячего, бьющего за край вожделения, которым объят каждый дюйм моей кожи, и чувства неправильности и стыда. Вместе они формируют горючую смесь, от которой меня разносит на части всего за пару минут. Свидетели, небо в точках от звезд, шум волн, мысли — все исчезает. Только Тэхён никуда не уходит: он прикусывает мою нижнюю губы и кончает вместе со мной. Мы восстанавливаем дыхание, кажется, вечность, и по мере того, как способность соображать возвращается ко мне, я с ужасом думаю, как нам быть сейчас, если те двое все еще тут. И с облегчением слышу голос Тэхёна: — Не волнуйся, они ушли.