Hate You

«Встретимся на втором этаже возле лаборатории» Я с опаской смотрю на Розэ с Соджин, которые, продолжая беззаботно переговариваться о предстоящих выходных, заходят в аудиторию и быстро набиваю ответ: «Через десять минут. Убедись, что поблизости никого нет». Убрав телефон в сумку, я в очередной раз повторяю себе, что так продолжаться не может — мне необходимо решить что-то с Тэхёном или Джексоном. Проблема в том, что ответ, который услужливо преподносит мне разум, каждый раз отметается сердцем, и я балансирую на острие лжи, избегая встреч с ними обоими. Но не отвечать на сообщения Тэхёна — выше моих сил. Они и наши взгляды украдкой — то, в чем я не могу себе отказать. Дождавшись, пока толпа скроется за дверями аудитории, я оглядываюсь и, убедившись, что за мной никто не следит, быстро поднимаюсь на второй этаж. До начала лекции осталась одна минута, а это означает, что я впервые опоздаю на занятие. Что я делаю? С каких пор стала поступать так необдуманно? И почему, понимая это, не готова развернуться? Тэхён ждет меня на месте, прислонившись к стене. При виде него сердце привычно ускоряет ход, а я вдруг отчетливо осознаю, как сильно по нему соскучилась. — Встречаться так небезопасно, — я подхожу к нему ближе, и по телу проносится горячее покалывание, потому что вместо ответа он обхватывает мою талию и, прижав к стене, обхватывает губами мои губы. Нужно его оттолкнуть, но, как и всегда, связные мысли исчезают рядом с ним, и я ему отвечаю: сплетаю наши языки и беспорядочно глажу его по волосами, не сдерживая растущую дрожь и мычащие стоны. Между бедер становится горячо, а закрытые глаза помогают на короткие мгновения поверить, что мы совсем одни. Тэхён тоже не сдерживается: его ладонь скользит мне под юбку, обхватывает бедро и задирает ногу так, что я чувствую собой его эрекцию. — Надо остановиться, — лепечу я между поцелуями, но гладить его плечи перестать не могу. — Знаю, — голос Тэхёна охрипший, удары его сердца отдаются у меня в груди. Он снова прижимается ко мне ртом, его свободная рука мнет мою грудь через рубашку. А я снова ему это позволяю. Звук голосов, доносящихся с лестницы, заставляет меня открыть глаза и упереться ладонями ему в грудь. Очевидно, Тэхён тоже их слышит, потому что отпускает мою ногу и отшагивает назад. Его глаза мерцают чернотой, волосы растрепаны. Догадываюсь, я выгляжу не лучше. Я быстро одергиваю платье и, переведя дух, кошусь в рукав коридора. К счастью, в нем никого нет. Голоса постепенно стихают, и я, прислонившись к стене, облегченно выдыхаю. Совсем потеряла голову. А что, если бы нас кто-то увидел? — Ты избегаешь меня, Лиса? — Тэхён закладывает руки в карманы и смотрит на меня, слегка нахмурившись. — Да, избегаю. — Почему? — Ты знаешь, почему. Потому что я не могу вести себя так по отношению к Джексону. Мне нужно время, чтобы все обдумать. — Ты видишься с ним? — Нет, с ним я тоже не вижусь. Тэхён несколько секунд разглядывает меня, и словно найдя нужные ответы, слегка кивает. — Встретимся сегодня возле озера в семь вечера. — Ты не слышишь меня? Я не могу… — Я хочу тебя увидеть. И ты тоже хочешь. Секса не будет. Мы можем просто поговорить. Просто поговорить. Это ведь то, чего я хотела? Возродить нашу дружбу? Разговоры между старыми друзьями вполне безопасны. — Хорошо. Сегодня в семь вечера. А теперь мне нужно идти на лекцию. Я и так опоздала. Тэхён отходит в сторону, пропуская меня, но стоит нам поравняться, как он снова прижимает меня к себе и целует. А я снова ему отвечаю. Он делает меня слабой.

***

Обычно, находясь в родительском доме я позволяю себе полежать без дела или посмотреть кино, но сегодня расслабиться не получается, и я то и дело поглядываю на часы. Еще только начало седьмого. Чтобы отвлечься, иду на кухню и, найдя в холодильнике сыр и колбасу, начинаю готовить бутерброды. Возьму их с собой к озеру. Антибактериальные салфетки для рук всегда лежат у меня в сумке. — В доме полно еды, Лиса, — голос мамы из-за спины заставляет меня подскочить на месте. — Для чего мы держим домработницу, если моя дочь готовит себе бутерброды? — Мне захотелось именно их, — я спешно укладываю сэндвичи в бумажный пакет и бросаю сверху упаковку салфеток. — Хочу прогуляться в роще. — И будешь есть их на ходу? — Именно так. — С тобой все в порядке, Лиса? — мама смотрит на меня с подозрением. — Ты на себя не похожа. И что у тебя с Джексоном? Суа сказала, что вы не виделись четыре дня. — Это неправда, — моя рука сильнее сжимает пакет, пока я с вожделением смотрю на дверной проем. — Я ходила с ним на ужин, и я каждый день вижу его в университете. — Ты понимаешь, о чем я. И без того натянутые нервы начинают трещать напряжением. Вот за это я ненавижу ложь: из одной следует другая, потом еще одна, и в итоге уже сам не замечаешь, как приходится обманывать всех. Джексон тоже хорош. Ему же двадцать четыре. Какого черта он посвящает в наши дела свою мать? — Мама, я приезжаю к вам, чтобы иметь возможность передохнуть от дел, которыми загружена в университете. Если бы я знала, что из-за парочки бутербродов ты устроишь мне допрос с пристрастием, я бы осталась ночевать в кампусе. — Очевидно, ты и правда устала, — сухо замечает она. — Думаю, тебе стоит записаться на консультацию к доктору Кан. Пара сеансов снимут твою раздражительность. Я вздыхаю. Психотерапевт в моей проблеме мне точно не поможет. — Я просто хочу прогуляться. На ужин меня с папой можете не ждать. Мама что-то говорит мне в спину, но я делаю вид, что ее не слышу, и покидаю дом. Путь до озера занимает около двадцати минут, но сейчас прогулка в тишине расслабления не приносит. Я пребываю в стойком неудовлетворении собой. Вру близким и раздражаюсь на них, не могу заниматься привычными делами, теряю жизненные ориентиры, и ничего не могу с этим сделать. Стоит мне подумать, что я все для себя решила, как вижу Тэхёна — и думаю совершенно по-другому. Он как спортивный костюм — не сковывает движений, в нем уютно и комфортно, и когда ты в нем, то мысль об узких дизайнерских брюках не вызывает ничего кроме неприязни. Но я никак не могу решить — нравлюсь ли я себе в этом костюме, потому что со стилем в одежде я вроде как давно определилась. — Привет, — Тэхён поднимается с земли и окидывает меня неторопливым взглядом. — Джинсы? Тебе идет. — Было бы забавно прийти к озеру на каблуках, — не удерживаюсь от улыбки. — Помнится, как-то раз ты пришла. — О чем ты? Когда? — Когда тебе было десять. На тебе было праздничное платье и каблуки, и мне всю дорогу приходилось придерживать тебя за руку, чтобы ты не подвернула ногу. И я вдруг вспоминаю их: мои первые туфли на каблуке. Мама привезла их из очередного шоппинг тура вместе с платьем, которое я должна была надеть на Рождество. Я была так одержима тем, чтобы произвести впечатление на Тэхёна, и казалась себе такой взрослой и красивой в новом наряде, что мне не терпелось поскорее его продемонстрировать. — Надеюсь, я по-крайней мере тебя повеселила. Я думала, что выгляжу красивой в твоих глазах. Тэхён улыбается, но его глаза остаются серьезными, отчего сердце вновь предает меня, начиная колотиться быстрее, а грудь заливает теплом. — Ты выглядела прекрасно, Лиса. Можешь не сомневаться. — Я принесла бутерброды, — поборов внезапный приступ смущения, я неловко протягиваю Тэхёну пакет. — Надеюсь, ты любишь их. — Приготовила домработница? — он забирает его у меня и садится на покрывало. — Нет. Я сделала их сама. Тэхён бросает на меня быстрый взгляд, после чего ныряет рукой в пакет и достает оттуда один из бутербродов. Только сейчас я замечаю, как неровно нарезан хлеб и какие толстые ломтями нарублен сыр. — Я не сильна в готовке, поэтому если тебе не понравится, можешь их не есть. — Мне нравится, Лиса, и я обязательно их съем, — глаза Тэхёна смотрят в мои, смущение покидает меня и неожиданно становится хорошо. — Садись. Я опускаюсь на плед рядом с ним, и Тэхён, отложив пакет в сторону, немедленно меня обнимает. В этом прикосновении нет ни намека на секс, но кожа все равно покрывается мурашками. Просто поразительно, что спустя тринадцать лет, мы снова находимся здесь вдвоем. — Ты обещал мне рассказать, как ты жил. — Что ты хочешь узнать? — Хочу знать все. Тэхён кладет руки себе на колени и смотрит под ноги. Молчание длится почти минуту, но я терпеливо жду, потому что знаю, что рано или поздно он начнет говорить. — После того, как мы покинули ваш дом, мама сменила пять мест работы, пока не устроилась в одну семью. Платили хорошо, но ей было сложно туда добираться, потому что дом находился в элитном районе, а снимать квартиру поблизости мы не могли себе позволить. Хозяева предоставляли комнату для прислуги, но с условием, что Чахён будет жить в ней одна. Они были категорически против чужих детей в своем доме. Ей нужна была эта работа, и было решено отправить меня к дяде. Тэхён замолкает и, сорвав травинку, начинает крутить ее в руках, а я молча слежу за движением его пальцев, мысленно умоляя его продолжать. — Я прожил у него десять лет. Чахён проработала в том доме три года, а после решила вернуться в Канаду. — Она не предложила тебе поехать с тобой? — Возможно, она этого хотела. Перед ее отъездом они с дядей заперлись у него в кабинете, но в суть разговора меня не посвящали. А потом она уехала. Злость и обида за Тэхёна начинают клокотать во мне. Чахён всегда относилась к нему не так, как он того заслуживал: постоянно срывалась из-за мелочей, и однажды я увидела, как она била его полотенцем. Может быть, и лучше, что она уехала. Нет, конечно, не лучше. Это ведь равносильно тому, что она его бросила. — А дядя? Как он к тебе относился? — Он относился ко мне хорошо. Благодаря ему я смог пойти учиться. — Он дал тебе денег? — Можно сказать и так. Он дал мне возможность их заработать. — И какая это была работа? Тэхён поворачивается ко мне и в течение нескольких секунд изучает мое лицо. А я начинаю волноваться, потому что чувствую, что сказанное вряд ли мне понравится. — Я не собираюсь воротить нос и падать в обморок, чтобы ты мне сейчас не сказал. — У моего дяди есть игорный бизнес, — твердо говорит Тэхён, не переставая смотреть мне в глаза. Сейчас я снова вижу в них то самое выражение: холод, смешанный с опасностью. — Я выбивал для него деньги у должников. Я и еще несколько человек. За это он мне хорошо платил. — Как это происходило? — Я приходил к ним домой или на работу. Угрожал. Если было нужно — избивал. Во рту становится сухо, а пульс отбивает бешеный ритм, но я стараюсь не подавать виду. Он ведь делится этим со мной. Доверяет мне. — Тебе это нравилось? — Нет, Лиса, — Тэхён слегка качает головой, и его взгляд начинает теплеть. — Мне это совсем не нравилось. Поэтому перед тем, как перевестись в этот университет, я сказал, что больше не буду этим заниматься. — И он тебя отпустил? — Да. Кроме меня у дяди больше нет преемников, и он посчитал, что образование мне понадобится, чтобы вести дела. — Ты до сих пор живешь с ним? — Нет, хотя он на этом настаивал. Ему почти восемьдесят и у него большой дом. — Тебе было страшно этим заниматься? Ведь… это противозаконно и тебя могли забрать в полицию. — Полиции я боялся не так сильно, как того, что могу убить. Однажды я ударил одного должника, а он неудачно упал и ударился головой о стену. Было много крови и мне стало по-настоящему страшно. Я не знал, как буду жить, если он умрет. К счастью, он выжил. Я опускаю взгляд на ладони и вижу, как они дрожат. Эту дрожь передается телу, и через пару секунд меня колотит так, что начинают постукивать зубы. Вдохнуть не получается — в груди вновь разбухает знакомый ком, и перед глазами темнеет. — Лиса, — Тэхён касается моей спины, во взгляде плещется тревога. — Я тебя напугал. Я судорожно кручу головой, пытаясь вернуть себе самообладание, заранее зная, что в ближайшие несколько минут это вряд ли возможно. Мне слишком хорошо знакомо это состояние, преследующее меня на протяжение десяти лет. — Это я виновата, — выходит из меня сдавленным хрипом. — Это все из-за меня. — О чем ты говоришь, Лиса? — Тэхён перехватывает рукой мою талию и разворачивает к себе. — В чем ты виновата? — В том, что это случилось. В том, что вы уехали… В том, что жил так. — Глупости, Лиса. Ты здесь не при чем… — Это я во всем виновата, — лицо Тэхёна расплывается перед глазами, к горлу подкатывает спазм тошноты — еще один симптом моей боли. — Я виновата… мне нужно было… это я виновата. Прости меня… Прости. Прости меня. Рыдания беспощадно пробивают себе путь наружу из недр моего тела, заставляя бешено содрогаться. Контролировать их не получается: когда я зажимаю глаза ладонями, слезы льются из носа и рта вместе со всхлипываниями. — Ты не должен был тогда уезжать… Я не должна была тебя отпускать. Если бы я была сильнее, ты бы не разбил эти чертовы куклы. Ты бы остался со мной. — Лиса, — я чувствую, как Тэхён гладит меня по лицу и прижимает к себе. — Тебе было десять. Это был мой выбор. Ты не виновата. — Я знаю, что виновата. — Нет, ты не виновата. Ты должна слушать меня. Ты не виновата. Слышишь? Не виновата. Я все решил сам. Я не знаю, сколько времени мы так просидели: я, рыдая впервые за десять лет на плече у Тэхёна, и он, терпеливо убеждая меня в том, что в случившемся нет моей вины. Знаю только, что достаточно для того, чтобы тот груз, который давил на меня столько лет и с которым не могли справиться именитые психотерапевты, меня, наконец, отпустила.