Diabolus x Dragon: Art Of Darkness

            Биография Гаспера Влади, без преувеличений, трагична. Какими бы смешными или нелепыми не выглядели его привычки и образ, общей драмы этого маленького полу-вампира это не сглаживает, а только лишь заставляет жалеть его ещё больше. В чём же дело? В несправедливости и превратности судьбы к его персоне с самого рождения.             Я оказался в мире, являющемся не просто вымышленной вселенной, созданной для сексуально неудовлетворённой прослойки человечества, непритязательной к художественной ценности, а в сплаве двух таких миров (с сохранением тезиса об их качестве, к слову), где даже в случае смешения каких-то концепций и понятий из обоих источников, Гасперу не выпало лучшей доли, чем быть изгоем в обществе, построенном на принижении других.             Вампиры из вселенной «Крестика» способны путём планомерных и порционных инъекций собственной крови в тела представителей иных рас и видов преобразовывать их в себе подобных, как делают дьяволы с помощью Фигур Зла. Организм изменяется на клеточном уровне и утрачивает некоторые свойства, но получает взамен новые, и, как итог, на свет рождаются гули — существа, уступающие своим создателям в одних параметрах, но превосходящие их в других, как пример, повышенная устойчивость к слабостям ночных ходоков. Было даже задукоментировано несколько случаев, когда у пары, состоящей из носферату и гуля, рождались вполне себе здоровые и перспективные представители кровососущей летуче-мышиной нации, обладающие даже более внушительными силами и способностями, чем сверстники из традиционных семей, где оба родителя — носители вампиризма без примесей, и даже почти или полностью лишены аллергии на «чистые» металлы, дистиллированную воду и ультрафиолет…             Но даже так отец Гаспера, лорд клана Влади, предпочёл зачать ребёнка от обычной человеческой женщины. Не знаю, предпринимал ли он попытки обратить её в гуля, но даже если и так, то хоть сколь-нибудь положительного результата они не принесли: родился дампир, во многом уступающий чистокровным родичам и презираемый ими, словно еврей — представителями национал-социалистической партии Германии первой половины двадцатого века. Архаичная идеология чистоты крови, врождённая надменность и возведённая до уровня расового кредо замкнутость — не самые благотворные условия для взросления того, кто «не таков, как все». Масло в огонь было подлито и фактом появления на свет со Святым Механизмом, хранящим в себе частицу тёмного божества и дарующим способность манипулировать потоками хроночастиц — подобные артефакты большинством вампиров считаются самой великой мерзостью, которую за всю их долгую жизнь вообще можно увидеть и потрогать, даже несмотря на полезность данной вещицы. Так что можно сказать, что паренёк родился без вины виноватым.             И даже с учётом всего того сочувствия, с которым я отзывался о Влади-младшем ранее, я делаю то, что делаю: я загнал его в угол и готовлюсь убить. Прямо сейчас он, израненный, утомлённый долгой погоней, морально выжатый и трясущийся от страха, словно продрогшая мышка, прижимается к стене и с затаённым дыханием наблюдает, как в ладони одной из моих тел-марионеток вспыхивает алая магическая печать. Он видит, как усики пурпурной энергии извиваются в воздухе и неспешно ползут к нему, чтобы оплести руки, ноги, горло и проникнуть в рот, глаза, уши, под кожу во множестве мест, вгрызться в разум и душу и начать стремительно осушать тело — не в поисках жизненной или духовной энергии, а чтобы вырвать из него «Глаза, Останавливающие Мир».             Я делаю это не со зла, просто данный артефакт мне явно нужен куда больше, чем ему или его будущим хозяйке и семье, а с его жизнью мне считаться, хм, не с руки. Он мне никто, мы даже юридически не знакомы.             Несколько лет назад, обзаведясь возможностью распоряжаться ресурсами «Чёрной Руки» по своему хотению благодаря шантажу еë лидера, я разослал множество лазутчиков по всей Земле, дабы быть в курсе кучи важных событий и влиять на их течение и исход, как того желаю, и слежка за юным Влади и его окружением входила в графу первостепенных. Глазами ассасинов я наблюдал, их ушами слышал, а пальцами чувствовал всё, к чему не хотел притрагиваться своими собственными; шпионы вычислили, что в Румынии обосновалась база ушлых охотников на вампиров — явных безумцев, раз уж решили поселиться в мировой столице вампиризма и прямо на заднем дворе гнездовья нескольких знатных домов полуночной аристократии, но именно этим борцам с нечистью было уготовано стать моими орудиями. Они не специально выследили Гаспера, просто он во время своего побега из стен родной темницы забрëл в их охотничьи угодья — одинокий слабый вампир, измотанный длительным бегством куда глаза глядят, он показался им лёгкой мишенью, чтобы «открыть счёт»… Но тут появился я, раскидал их, что детей (они были не очень опытными или сильными, просто ребятам до сего момента везло), и выжал из их тел души, словно из банки — сок. Этим я получил огромное количество полезной информации при ассимиляции сущностей, а главное — обзавёлся «шубами», которые тут же «надел» на три осколка своей души и, играя их роли в этом спектакле, продолжил преследовать Влади.             Хоть на мне и паразитировали аккреционные ловушки, пожирая львиную долю ауры и делая меня в глазах окружающих походим на низшего демона бесом, рисковать быть засечённым я не решился, а потому своим оригинальным телом сразу же отправился обратно, в Преисподнюю, и под личинами трёх охотников загнал Влади, как ягнёнка: измотал его и приступил к обряду извлечения артефакта при помощи <Пожирателя Святых>, заодно применив <Похищение Души> для более тонкой и кропотливой манипуляции — изменения воспоминаний.             Процесс вытягивания Механизма не быстр, потому я решил использовать это время с пользой и, так сказать, выплатить небольшую «компенсацию» дампиру за то, что собираюсь у него забрать. Прямо сейчас я проникаю в его бытие и усиками своей магии потрошу сознание, словно скальпелем вырезаю места, которые ему лучше забыть, и питаю те, что желаю поставить взамен утраченных воспоминаний, заставляю их расти. Я не могу вычленить всю тьму из его жизни, ибо её слишком много, и если её отбелить совсем, итогом окажется совершенно пустая оболочка без какого-либо жизненного опыта, а это будет уже подозрительно и неправдоподобно. Мои аппетиты скромны: я дезинтегрирую лишь те воспоминания, что связаны непосредственно с обладанием Святым Механизмом и отношением к его наличию окружающих. Каждую насмешку, каждое непроизвольное срабатывание, случившееся в результате накопления стресса, каждый жестокий взгляд со стороны отца и родичей, как на какую-то ничтожную миазму — остаются лишь страдания из-за нечистой крови и врождённой слабости, физической и моральной хрупкости.             Но остаются и немногие светлые воспоминания, которые я подпитываю своей силой, чтобы они хоть немного оттеснили тёмные: детство, проведённое с нынешней обладательницей «Святого Грааля», Валери Цепеш; восхищение красотой покойной матери, запечатлённой на фотографиях, и попытки воссоздать её образ при помощи пока ещё слабых, но имеющих определённый потенциал для развития художественных навыков. Этого немного, ведь слишком скудная у него на позитивные моменты жизнь, чтобы в этом деле разгуляться, даже не за что толком ухватиться, так что я ретуширую мрачные воспоминания, делаю их максимально невзрачными и блеклыми и добавляю деталей и вычурности в хорошие.             Таким образом, носитель «Запретного Взора Балора» умирает в муках прямо у меня на глазах, чтобы никогда больше не существовать, но вампир-полукровка, которому после смерти суждено стать низшим дьяволом и обрести любящую его семью, уже ожидает прихода своей дорогой будущей хозяйки. Всё как по нотам: пару дней назад Риас Гремори явилась в Румынию по семейным делам и прямо сейчас находится недалеко от нас. Всё будет уже сделано и след моих воплощений успеет остыть, а она придёт сюда и вытянет Влади с Той Стороны в качестве своего «Слона» или, если система Фигур Зла всё же реагирует на Святые Механизмы и прочие придатки, как на своего рода утяжелители, «Пешки». Впрочем не важно, кем он возродится, но важно, чтобы мои старания не прошли даром, и ниточки в конечном итоге не завязались на моей шее. Не стоит обманываться, большую часть из того, что я делаю, я делаю не для него или его благополучия, а чтобы в будущем не возникло вопросов, почему Тэмозарелла Столас обладает тем, чем положено владеть от рождения этому недо-вампиру.             Остаётся лишь надеяться, что мои навыки манипулирования чужим сознанием не подведут. В принципе, не должны, ведь я периодически практикуюсь в подобных вещах с Вали и Рокси в качестве подопытных. Вспомнить хотя бы недавний случай, когда Люцифер застукала меня за переселением души из живого тела в неживое: той же ночью я вырвал из её разума память об этом, потому что она тогда меня немножечко сильно огорчила и даже разозлила. На самом деле я бы сжёг это воспоминание в любом случае, потому что если она когда-нибудь попытается меня предать и нанесёт удар в спину, то у неё не возникнет мысли, что я выжил, и у меня будет хорошее преимущество в факторе неожиданности. В таком случае возникает закономерный вопрос: «Зачем ты тогда так красочно и подробно расписывал ей возможности своей модернизированной <Одержимости>, если всё равно не желал, чтобы она об этом знала?». Возможно затем, что каждому творцу хочется услышать мнение о своём творении. С тех пор, как научился создавать уникальные заклинания из демонической энергии и воображения, я стал рассматривать свои способности в качестве своеобразного искусства. Подобно выученному гончару, рождающему произведения из глины, в моих руках покоится власть сотворить какую угодно нежить — были бы достойные материалы и щепотка креативности. Появившись на поле боя и высвободив какую-то часть собственной мощи, я могу обратить сражение в вихрь отчаяния и смерти — столь же красивой и мимолётной, как музыкальное произведение, впервые дебютировавшее в концертном зале. Посвятив Вайрелл в своё искусство, я хотел получить похвалу или же объективную критику… Нет, правда, меня бы даже обрадовало, прояви она вкус и воображение и указав на сильные и слабые стороны. Я бы мог извлечь из этого нечто полезное, но самое главное — ощутил бы, что она претендует на разумность, но увы, вместо этого получил лишь разочарование. Опять. «Тебе не нужно это, если у тебя есть я.» — хмпф, мещанство!             Так о чём это я? Ах, да, Влади. Возвращаясь к сложившейся ситуации, когда душа почти покинула его тело, также открывается вопрос, почему бы мне просто не совершить задуманное и не бросить его куда-нибудь в канаву вместо того, чтобы так карпеть над тем, чтобы Гремори досталась игрушка в презентабельном виде? Просто мне стоило немного поразмышлять и понять, чтобы мы с Гаспером не такие уж и разные: я легко мог оказаться на его месте в своей прошлой жизни и сейчас просто делаю то, что сам бы для себя желал. Это для меня нехарактерно… Особенно если рассматривать случаи, когда я без каких-либо угрызений совести убил Икусе Тобио, чтобы забрать его «Канис Ликаон» и отдать Мистис ради повышения её боевой эффективности, и даже пальцем о палец не ударил, чтобы предотвратить трагедию семьи маленькой Химэдзимы Акено, а лишь уберёг труп её матери от сожжения экзорцистами-онмёдзи, дабы использовать его в будущем. В случае дампира и полу-падшей во мне взыграла жалость (наверное) и совсем немного сочувствия, а также ощущение, что своими действиями в случае дампира и бездействием в отношении полу-падшей я приведу их к тому, что было и будет самым хорошим, что для них доступно в любом из ответвлений — к Риас.             Эх, пожалуй, именно это и движет мной, когда речь заходит о героях первого плана оригинальной истории «Демонов» — жалость и сосущее под ложечкой чувство дискомфорта. Знакомое ощущение. Совесть, кажется? Как легко было бы лишить Гремори всех её Фигур, просто заменив Риас в нужное время и в нужном месте… Но мне это не нужно, потому что я знаю, что этим не сделаю себе лучше, а заработаю только больше головной боли. Все слуги Гремори (как и свита Хьёдо в оригинальной ветви) — это сборище детей, единственная полезность которых кроется в паре-тройке артефактов и навыков, коими те обладают, и то не все. Акено, какой бы сексуальной и вожделенной она в будущем не станет, так и останется закомплексованной в своём получеловеческом происхождении пустышкой, исправлять и подстраивать под себя которую мне не хватит ни доброты, ни терпения, ни желания (вон как меня выматывает регулировка Гаспера, хотя это — помощь уже раз в пятнадцать более действенная, чем та, которую Риас ему способна вообще оказать), и нет такой задачи, которую её «Святая Молния» решит эффективней моего самого базового заклинания, вроде «Взгляда Нагаша». Киба Юто? У меня есть Мейзекин и Мистис. Тодзё Конэко? С чем справится эмоционально неразвитая недо-нэкомата, с чем не совладает дюжина стражей могил, стайка зомби-лютоволков, один пробаффанный армадилло или же Вайрелл? Азия Ардженто? Слишком приторная и беззубая, как и вся клика Риас. Остаётся только Влади, единственная объективная полезность которого уже помещена в аккреционную ловушку во внутреннем кармане плаща одного из охотников, уносящих свои ноги прочь из города, чтобы не нарваться на красноволосую принцесску и передать артефакт одному из моих шпионов.             И вот, как и предсказал, я глазами подконтрольного филина-фамильяра наблюдаю за тем, как Гремори-младшая обнаружила бездыханное тело внешне очень походящего на девочку блондина и, сжалившись над ним, проводит ритуал возрождения. Честно сказать, для меня остаётся загадкой, зачем она шляется по свету и набирает себе слуг из ущербных детей-бродяг, скорее всего, даже изначально не догадываясь об их потенциале (уже в третий раз, Карл), но в отношении Влади могу лишь предположить, что он напомнил ей подружку Акасию. Иного объяснения я не найду, подобные порывы мне не свойственны, и я бы на подобное не решился.

─○●○─

            Моё пробуждение этим утром одарило меня парочкой противоречащих друг другу чувств: с одной стороны была мягкая хлопковая постель, накрытая вчерашним вечером (Мейзекин знает, что я люблю — это у неё не отнять) и отдающая в нескольких местах приятной прохладой и свежестью, но с другого ракурса лежала остальная часть материи, что за ночь успела скомкаться в несколько неудобных свёртков, а самое отвратительное — изрядно намокнуть. Такая вязкость, бр-р-р-р-р, гадость!             Впрочем, я прекрасно знаю причину, из-за которой так сильно вспотел этой ночью. Знаю, потому что прямо сейчас она лежит совсем рядом, обняв моё плечо ручками и ножками и мирно посапывая.             — Виз, ты очень жаркая. — сообщил я своей ноше, при этом всё же не открыв глаза и толком не выйдя из дрёмы, даже несмотря на не пропадающие неприятные ощущения.             — …угу. — кротко кивнула она, словно бы ответив не мне, а кому-то, с кем общалась сейчас во сне, и продолжила сопеть, зарывшись лицом в мою руку.             Несмотря на дискомфорт, мне, однако, не хочется её прогонять или будить насильственным путём, как я сделал бы с кем-угодно в подобной ситуации, так что выкарабкаться из этой нелепой ловушки решил нестандартным способом, а именно высушиванием постельного белья при помощи магии. Дёшево и сердито.             Немного пошаманив и обеспечив себя куда большим комфортом, нежели до этого, я потянулся рукой к тому месту, где у моей соседки по кровати, если я правильно помнил, должна была находиться голова. Мои пальцы тут же удостоились ответа: она ластилась к ладони, словно кошка… Хм, понятно. Просто претворяется спящей, чтобы удержать меня в постели подольше. Хитрости ей не занимать, наглости — и подавно, но, как говорится, наглость — второе счастье.             Визвэйн Столас — моя младшая и единокровная сестра. Знаю, это кажется просто невероятным, что у такого, хм, «низкого существа» как я имеется некто подобный, но всё-таки жизнь на то и жизнь, чтобы предоставлять сюрпризы, приятные и неприятные. Эта маленькая черноволосая девочка, которая уже перебралась через мою руку и устроилась в подмышке, как в гнёздышке, была сюрпризом именно что приятным.             — Братик. — произнесла она чуть ли не шёпотом, после чего продолжила жечь кожу на моей груди тёплым дыханием даже сквозь пижаму и притворяться спящей. Вот ведь мерзавка, проучить бы её… но как-то не хочется. То ли лень, то ли новый виток совести — не такой жгучий, как с Влади, но более приятный, если такое определение применимо к подобному качеству. Неважно, не хочу об этом думать.             — Виз, мне жарко. — продублировал я свои причитания в надежде на то, что сестра этому внемлет, но такое ощущение, что сработало с точностью до наоборот.             — Братик такой тёплый…             — Это из-за тебя.             — …угу.             Эх, и как же мне теперь выбраться из этой ловушки? Если воспользуюсь <Астралом> и выскользну из её ручонок — это её огорчит, а если укажу на то, что знаю о притворстве — тогда тем более.             Я открыл глаза и увидел безмятежное лицо трёхлетнего ребёнка, который до последнего не хочет сознаваться во вранье и во что бы то ни стало желает понежиться в объятиях своего бесчувственного старшего брата… А он уже и не против — всё равно ведь слишком ленив, чтобы придумывать гениальные стратегии побега от собственной родственницы. И я просто уставился всё ещё сонливым взглядом в потолок, на сводах которого красовалась всё та же фреска с пародией на Богоматерь, на руках которой, однако, покоилось не одно дитя, а уже два: мальчик и девочка. Насколько же нужно быть самовлюбленной княгиней, чтобы изображать себя в такой манере?             Кстати, о птичках. Мама у нас с Виз одна, но что же насчёт отца? Тут… всё более чем скромно и предсказуемо. Спустя неделю после своего десятого Дня Рождения — как раз того, на котором я столкнулся с вампирским кланом Шузен и сделал их своими бедными подопытными крысками, — Кайра предоставила мне ещё один «подарочек», по неожиданности не уступающий даже фигурке «Короля»: она поставила меня перед фактом, что в течении вот уже полугода беременна, и ещё через шесть месяцев (у дьяволов процесс зарождения новой жизни происходит медленнее и основательнее, чем у людей) наша семья станет ненамного больше. Гадать, кто же являлся виновником предстоящего события, пришлось недолго, ведь практически сразу меня осенило, кто к этому причастен, в чём я не промедлил упрекнуть Кайру и Сато.             Конечно, кого же ещё моя мать могла бы подпустить к себе настолько близко, чтобы случилось нечто подобное, если не своего «Ферзя» и ближайшего соратника? Не седого же Освальда ей соблазнять, так ведь? В её свите было ещё несколько персонажей, на это способных, но самым вероятным кандидатом был всё же Тоширо, и в своём суждении я даже не ошибся: они оба предсказуемо принялись отпираться, приводить контраргументы, но поворачивать назад я не пожелал и продолжил упрямиться, и в итоге эти взрослые демоны, уже походившие скорее на сладкую парочку застуканных за чем-то непристойным подростков-пубертатов, сознались в содеянном. Это не было преступлением, ни в коем случае, просто именно тогда я изъяснялся подобным образом, чтобы поиздеваться над ними как можно жёстче.             — Тааааак, — неуверенно протянула она. — Что ты думаешь о том, что у тебя скоро появится младшая сестрёнка? — протараторила Хозяйка Разложения, будто бы нашкодившая пятиклассница перед лицом вернувшейся с родительского собрания матери.             — Ну, у меня никогда ведь не было брата или сестры, так что говорить ещё рано, нужно увидеть и уже тогда решить. Но если на чистоту… — драматическая пауза. — То я бы хотел, чтобы она знала, кто её настоящие родители, а не докапывалась до истины, как я не так давно. — с этими словами я вложил немного особой силы во взгляд, которым ошпарил Сато, и тут до них уже дошло, что я имею в виду.             — Тэмо-кун, ты…             — А ты думал, что я восприму все твои рассказы о ваших с матерью любовных похождениях за простую шутку, отец? — от произнесённых мною слов они оба стали бледными, что мел, и знатно оробели, будто бы пристыженные не то самим фактом нашего с Тоширо родством, не то моей осведомлённостью этим фактом. Возможно, что сразу обоими факторами.             — И давно ты знаешь? — поинтересовалась Кайра.             — Уже пару лет, это было не сложно. — конечно же я лгал. Подозрение зародилось в тот самый момент, когда пришла догадка о причастности Сато ко второй беременности старой карги, и я, когда подтвердил её, решил попытать счастье с ещё одной — и в очередной раз преуспел. Видимо, я хорошо играю в шарады, потому что несколько позднее мне удалось раздобыть его кровь, сопоставить со своей на тесте на родство и получить положительный результат.             Не сомневаюсь, что явное отсутствие хоть какой-то реакции с моей стороны на подобное откровение вызвало у родителей диссонанс. Как может восьмилетний ребёнок догадаться о чём-то настолько не интуитивном и даже упорно замалчиваемом, складывая какие-то призрачные факты и признаки, а после этого в течение нескольких лет вести себя, как ни в чём не бывало? Они думали об этом, я видел это по глазам.             — Что? Вы же сами часто говорите, что я расту не по годам. Если вас интересует, почему между нами ничего не поменялось, то… Ну, сами знаете, я не слишком эмоционален, не хотелось вас смущать, да и в голову пришла мысль, что раз уж вы не афишируете это, то этому есть причина.             — Есть. — согласилась Кайра.             Скрепя сердцем (а я видел, что ей это далось с трудом), мать поведала мне об обстоятельствах. В обществах большинства нечеловеческих разумных видов очень сильно ценится родословная и чистота крови, и демоны — не исключение, а потому представители высшего сословия Подземного Мира обладают огромным влиянием и силой, равно как и ответственностью. Демоническая раса куда моложе, скажем, человеческой, и гораздо менее приспособлена к естественному размножению (сказывается влияние первого Люцифера, который был, видимо, не особо-то умелым и успешным на поприще генетического созидания), но оттого и куда легче контролировать родовые связи. История Столпов Ада и близких к ним Возвышенных насчитывает от силы четыре-пять поколений, каждое из которых, кроме самого первого, произошло от союза таких же чистокровных представителей смежных родов или даже кровных родственников, полукровкам здесь места нет за самыми редкими исключениями. Кайру с самого детства воспитывали в качестве эффективной разменной монеты, чтобы выдать замуж, принести своему дому дополнительных богатств и влияния и родить детей, которых также можно было бы использовать — это всё стандартная практика, подсмотренная у человечества…             Только вот моей матери такое было не по нраву. Она большую часть жизни положила на достижение могущества, с которым ей бы не могли ничего сказать поперёк, большую часть нашего клана постигла «неожиданно» не самая лучшая судьба, и вот Кайра осталась одна. Больше никто не был ей указом, вся власть над нашими землями сошлась меж её пальцев, но делать, что хотелось, она в полной мере не могла.             «Прожить долгую жизнь с тем, кого любишь? Пожалуйста, но только если он из числа высших дьяволов!» — такой ответ ей бы дало наше общество, насколько бы близкой она к рангу «Трансцендента» не была. Грустно, больно… но уныло. Кайра, как сама призналась, нашла того, с кем хотела бы провести всю оставшуюся жизнь, и он даже был перерождённым дьяволом, то есть юридически их дети считались бы чистыми, но практически это бы всё равно вызвало неодобрение большинства. Отношения с Сато и их итог в моём лице она замаскировала оригинальным способом: нашла себе какого-то никчёмного третьесортного аристократа из рода Халфас, показалась с ним пару раз на публике, затем кокнула, обставив как несчастный случай, и вуаля — я чистокровный дьявол с корнями, уходящими в два Столпа, а по факту — плод любви «леди и бродяги». Этот обман избавил меня от необходимости терпеть насмешки окружающих не только за мою показную маломощность и нелюдимость, но и за кровь отца этого тела. Так я думал, но в итоге опять оказался разочарован.             Но что же насчёт Виз? Ну, в её случае Кайра и Сато решили не притворяться, и виной этому отчасти послужил я.             Мои слова о нежелании для сестры жизни в неведении о её настоящих корнях в купе с шуточной угрозой, чтобы «папочка» даже не посмел рассказывать ей об их с матерью любовных коллизиях, сработали так, как я того не ожидал: эти два валенка решили не прятаться, не разыгрывать новую комбинацию, укрепляя за Кайрой статус роковой женщины и чёрной вдовы, а просто оставили всё, как есть. Рождение нового представителя нашего крайне немногочисленного дома сопроводилось ажиотажем на землях Стигии, было устроено богатое празднество (насчёт природы радости я, кстати, не уверен до конца), и когда пресса задалась вполне резонным вопросом «Кто же отец?», то Тоширо указал на себя в настолько неуклюжей манере, что создалось впечатление об его причастности к роду ОЯШ’ей. Охи, ахи, вздохи, но ничего такого, что могло бы указывать на явное недовольство широкой общественности выбором княгини Столас. Клянусь, наблюдая за конференц-залом в тот день глазами фамильяров, я даже расслышал чьи-то очень тихие подколы по поводу стойкости и мужской силы Сато, мол: «Вставил в Хозяйку Разложения столько раз, чтоб обрюхатить, и сам с целой пипиркой остался? Мужичелла!».             Хах, видимо, обычным служащим, рабочим и солдатам было до лампочки, кто кого из дворян шпёхает — главное, чтобы самому рядовому пролетариату не шпёхали мозги и карманы. Аристократы, начиная со звания рыцаря и выше, поставленные в качестве местных органов управления регионами наших земель, уже начали что-то там мямлить, но открыто высказать своей крайне жестокой и холоднокровной госпоже убедительное «фи» не решился никто. Остальным Столпам по большей части было фиолетово… Или они просто делали вид, что их это не касается, потому что враждовать с Князьями Ада по такому поводу — слишком притянуто за уши. Это просто не их дело.             Реакция на всё это была… обычной. Настолько обычной, что я мысленно послал Кайру и Сато с их мнимостью и предрассудками, ведь по всему выходило, что все их переживания насчёт моего благополучия из-за «нечистой» крови являлись чушью на постном масле. Я даже стал им сопереживать, но затем понял, что впустую потратил на них свой и так мизерный годовой запас эмпатии, потому что, ну, вряд ли осведомлённость академического мяса моим происхождением бастарда сделала бы мою жизнь там сильно хуже, нежели я делаю это сам своей же игрой в слабочка.             Аааааах, и вот я прокрутил в голове события, связанные с появлением у меня младшей сестры, в надежде скоротать время, пока она меня наконец не отпустит, и я не смогу ран-бой-ран. У меня на сегодня была ещё куча планов, но как минимум половину из них грозилась разрушить Виз одним своим существованием. А я… а что, собственно, я? Я не могу её стряхнуть, как надоевшую кошку. Я, конечно, бесчувственная скотина, убийца, садист и огромная куча других страшных и громких слов, характеризующих меня с не самой лучшей стороны, но даже у меня не возникает желания обращаться с этой притворщицей по своему обыкновению. Не знаю, в какой момент она стала моим криптонитом — сразу ли после рождения, когда мне единственному удалось успокоить невероятно шумного ребёнка лёгким толчком пальцами в лоб, а.к.а Итачи, или же позже, но такой род привязанности мне даже нравится. В прошлой жизни у меня не было никого подобного, а сейчас появился, и мне от этого… хорошо.             М-да, теперь я понимаю закидоны Сарзекса и Серафолл в отношении Риас и Соны, но стоит быть осторожным, чтобы не опуститься настолько низко, чтобы достигнуть их уровня. Жуть.             — Господин, — послышался негромкий стук в дверь, который я, если бы до сих пор спал, не сумел бы услышать, после чего в образовавшийся проём показалось лицо Мейзекин. — Вы не спите?             Я жестом показал, что уже проснулся, и указал на причину, по которой в таком случае до сих пор не одет, хотя время близится к обеду. Демоница согласно кивнула и неслышным шагом преодолела расстояние до кровати почти мгновенно, нависнув тенью над нами с Виз.             — С Вашего позволения я отнесу юную госпожу в её покои, а Вам следует подготовиться к предстоящему мероприятию. — будто бы пряча под кожей металлический эндоскелет присланного из будущего андроида-киллера, Мей без какой-либо жалости, но всё же аккуратно «соскребла» с меня сестру, хотя та очень активно сопротивлялась, всё же пытаясь сохранить иллюзию глубокого сна, и понесла её прочь.             И вот я остался один. Сладкое чувство, не омрачённое присутствием Вайрелл или Роксен. Пока не омрачённое. Они скоро появятся, чтобы снова начать свои перепалки при мне в ожидании бала в честь моего четырнадцатилетия, а я, не будь рохлей, начну переодеваться из ночного наряда в парадный прямо при них, чтобы девочки сначала жутко смутились, затем стали хвататься взглядом за все мои, по их мнению, «сладкие места» и скрывать это призывами к приличию. Искусное изуверство над эмоциями и повадками — навык, которым я за эти годы овладел в достаточной мере, чтобы удовлетворять свои скромные садистские потребности.             — Тэмозарелла, ты ещё в постели? — прозвучал голос возникшей будто бы из ниоткуда в дверях Аластор.             Она была одета в тёмно-синее короткое пальто и белую мини-юбку и ладонями обеих рук прижималась к одной из дверей, явно ожидая приглашения. М-да уж, со времён нашего знакомства Роксен изменилась — не только внешне, сменив кричащий о дефиците внимания косплей, но и в ментальном плане. Ребяческое поведение постепенно уступило более-менее сносному: она всё ещё хотела чужого одобрения своих действий и достижений, и даже не допускала мысли о превосходстве Вали в их извечном противостоянии, но теперь хотя бы не врывалась в мою комнату без разрешения, а это уже прогресс. А, ещё она перестала называть себя выдуманным вторым именем.             — Ага, это Визвэйн. Просто не могу заставить себя сказать ей «нет». — я встал с кровати и побрел к шкафу, где должен был находиться мой «похоронный» костюм.             — Опять она за своё. Не пора ли начать проявлять с ней характер? — Рокси села на мою кровать, сложила руки на груди и принялась рассуждать о правильности воспитания с высоты своего с самого рождения неправильного воспитания.             — Предлагаешь мне начать бить её током или обдавать морозом в затылок каждый раз, когда мне что-то не нравится, как тебя?             — Н-нет, ни в коем случае! — она покраснела от раздражения и машинально прикрыла заднюю часть шеи. Я развил у неё прекрасный рефлекс, теперь бы ещё отучить гадить мимо лотка.             — Тогда, если нет конструктивных предложений, то соизволь и не возникать. Она ещё маленькая, чтобы понимать тонкие уроки, которые вскоре придется усваивать.             — То есть, ты балуешь её только сейчас, а потом?..             — Не переживай, она не вырастет подобной вам с Вали, только не при мне.             — Но вы с ней ведь видитесь совсем не часто из-за учёбы.             — Тогда я положусь на Сато и маму. Знаю, это крайне рискованно — доверять трёхлетнего ребёнка двум ещё более отсталым детям, но всегда ведь есть Освальд, Киёхимэ или Арбалл на худой конец.             — Да, наверное…             За время нашего разговора я почти переоделся и уже застёгивал запонки на рукавах обшитого золотым орнаментом пиджака, как заметил, что мои надежды не оправдались: что-то в нашем диалоге заставило Роксен задуматься настолько глубоко, что она выглядела очень растерянной и чем-то опечаленной, даже никак не отреагировав на мою недолгую наготу, хотя это было более чем предсказуемым.             — Что-то случилось? — задал я вопрос, но она на это не отреагировала, а лишь безмолвно наблюдала за собственными сложенными в замок пальцами. Лишь в тот момент, когда я коснулся её плеча, Рокси отмерла и с удивлением посмотрела на меня.             — А?             — Я говорю: «Что-то случилось?». Ты будто не в себе.             — А, н-нет, всё нормально, просто… — Аластор выдержала паузу, вновь выказав задумчивость и с каким-то смущением посмотрев на свои ладони, покоящиеся на коленях.             — Ну? — желания понемногу вытаскивать девичьи переживания у меня не было, так что я слегка поддал интонации и решимости в голосе, отчего она вздрогнула.             — Тэмозарелла, ты… Ты ведь получил несколько лет назад свои Фигуры Зла, верно? — я хотел верить, что это был риторический вопрос, подводящий к чему-то стоящему, ведь не хотелось думать, что Аластор отшибло мозги во время их очередной с Люцифер разборки, чтобы спрашивать настолько очевидные вещи. — Ты сделал эту стерву своим «Ферзём», выменял одну «Пешку» на Мейзекин у матушки… У тебя ещё остались Частицы, и я бы хотела…             — Предлагаешь мне переродить тебя в качестве члена из моей свиты? — меня такие намёки слегка шокировали, так что бровь приподнялась непроизвольно. — Зачем это? Ты ведь и так принадлежишь к роду чистокровных дьяволов, обладаешь <Архитектором Преисподней>, дающим фору бонусу от любой Фигуры, и потенциалом встать во главе дома.             Быть может это было поспешным, но иного объяснения её изречениям я не нашёл — она хочет, чтобы я сделал её своей слугой. Роксен ещё не прошла экзамен на звание высшего демона, даже не была на него выдвинута и, соответственно, не обладала собственным набором Злых Частиц. Большой любви ни к Люцифер, ни к Кроули она не питала, чтобы предложить поменяться ими, так что вывод наклёвывался сам собой. Вопрос был только в том, зачем? Желание стать таким образом ближе ко мне — крайне натянутый повод, говорящий либо об её ещё более невысоком интеллекте, чем я о ней думал, либо о чём-то серьёзном, чего я пока не знаю…             — Нельзя? — два изумрудных глаза уставились на меня с явной молитвой и жаждой одобрения, утолить которую у меня не было ни малейшего стимула, чтобы не разводить здесь романтической комедии.             — Тебе это не нужно, поверь мне. — лишь хмыкнул я и, встав с кровати, направился к дверям.             Рокси не последовала за мной, но звать я её не стал и ушёл по своим делам, одновременно с этим наблюдая глазами не-мёртвого фамильяра-сороконожки за маленькой демонессой. Она ещё какое-то время сидела на постели, её губы дрожали, но затем она безмятежно улыбнулась и неспешно побрела по моим следам.

***

            — Твоя мама в этот раз превзошла саму себя, Тэмо. Это просто нечто! — Вайрелл, облачённая в роскошное вечернее белоснежное платье с редкими синими вставками, не преминула выказать своё удивление и воодушевление открывшимся перед нами зрелищем, когда оказалась рядом со мной на балконе второго этажа бального зала.             Вынужден с ней согласиться, отсюда открывался замечательный вид на залитое золотым светом тысяч свеч и ламп помещение, оказавшееся заполненным под завязку приглашёнными гостями. Размах этого вечера превзошёл тот, что был четыре года назад, Кайре и Сато удалось обставить всё таким образом, чтобы даже несмотря на свою нелюбовь к большим и шумным скоплениям мяса, что копошилось сейчас внизу, их сын проникся этой атмосферой и испытывал желание спуститься и присоединиться к Виз, которую Тоширо прижимал к себе и кружил в подобии танца, свойственном только дочке и её отцу. Выглядели они и вправду умилительно.             — Ты права, это стоило того, чтобы приехать домой на пару недель. — три подобных праздника в мою честь у семьи не было возможности устроить из-за того, что каникулы не совпадали в этим днём, да и у меня не возникало особого желания придавать этому всему какого-то особого значения и масштабности. И похоже, что по этому поводу переживали все, кроме меня самого.             — Станцуем? — она протянула мне руку, на что я, немного погодя, согласно кивнул и взял её ладонь.             Спустившись на первый уровень, я столкнулся с тем же самым, с чем и в прошлый раз: хозяина приёма обступили гости, и мы грозились увязнуть в этом море демоно-дворянской биомассы, но всё же нам с Люцифер удалось вырваться и влиться в общий поток. Правда в итоге вокруг нас образовался определённый буфер, в котором нам пришлось напрягать все свои хореографические умения, чтобы не ударить в грязь лицом на глазах у наблюдавших за нами аристократов. Кто-то танцевал, кто-то набивал брюхо, а кто-то общался с себе подобными — праздник шёл полным ходом и делал это настолько гладко, что я и не заметил, как день перетёк в вечер. За это время я успел повальсировать как с Вали и Рокси, так и с мамой и Виз, нагло отбив последнюю у Сато, и в конце, когда последние силы дрыгаться меня покинули, поддержку мне оказала Мейзекин. Облачившись в ничем не уступающий дворянским одеждам парадный наряд прислуги, она незаметно для всех вывела меня из этого вихря пьяного куража и предоставила место, где я смог бы перевести дух и побыть в более спокойной обстановке.             — Милорд, это вам. — к тому времени, как я отдышался, Кроули принесла два бокала, в одном из которых плескалась кроваво-алая жидкость.             — Спасибо, Мей, ты меня прямо спасла — во второй раз за сегодня. — я пригубил гранатовый сок и посмотрел с балкона на пылающий индустриальными огнями ночной Торас-Моргул.             — Это моя обязанность, молодой господин. — согласно кивнула девушка и отхлебнула немного золотистого пузырящегося шампанского из своего фужера. — Вы не привыкли к таким мероприятиям, стоило ли приступать сразу к танцам?             — Тут ты права, не привык. Не знаю, просто захотелось соответствовать общему настроению… Но, видимо, мне ещё рано пытаться вписаться в нечто подобное, выносливости пока что не хватает. У девочек получается куда лучше.             — Госпожа Аластор и госпожа фон Краэс просто чаще проводят время на людях. И чаще берут уроки бальных танцев.             — Хах, так вот, в чём секрет? Они сжульничали. — усмехнулся я и подметил про себя, что моё окружение явно прилагает куда больше усилий к тому, чтобы доставлять себе удовольствие настолько простыми и интуитивными вещами, нежели я сам. Или наоборот, прилагать усилия для этого приходится здесь только мне, а для них, куда более социализированных существ, это не представляет вообще никакого труда?             — Миледи и господин Тоширо приложили огромное количество усилий, чтобы по возвращении домой Вас ничего не смутило, хозяин. Им очень редко удаётся показать таким способом, что они очень ценят своего наследника.             — Здешняя атмосфера и на тебя подействовала таким образом, что ты расчувствовалась?             — Я полностью в себе, милорд. Просто это то, что я считаю чистой правдой и не считаю зазорным об этом сказать. Вы очень дороги своей семье, своим слугам и друзьям, так что для каждого из нас настоящим счастьем является видеть, как Вы веселитесь и устаёте от веселья, подобно любому другому демону такого статуса. Обычное поведение моего достопочтенного господина не располагает к мнению, что хоть что-то в этом мире способно доставить ему удовольствие, поэтому я очень рада видеть, что и мне удалось внести свою лепту в успех этого дня в его глазах.             — Вот оно что? Ну извините, ребята, таков уж он, Тэмозарелла Столас. — я протянул бокал Мейзекин, которая и сама заметила, что его содержимое иссякло, и потянулась за ним, чтобы отойти и вновь наполнить.             — Не стоит извиняться, милорд. — уголки её губ слегка изогнулись и Мей направилась прочь. — Вы прекрасны таким, каким Вам быть удобней.             «Каким быть удобней», да? Не думаю, что есть хоть что-то красивое или милое чьему-либо сердцу в поступках того, кто то и дело использует окружающих его людей в своих корыстных целях, совершенно не считаясь с их чувствами и желаниями. Вряд ли хоть в каком-либо из миров и измерений найдётся дурак, которому нахождение рядом с садистом в момент истязания последним его жертвы покажется чем-то завораживающим. Не думаю, что Мейзекин мне врёт — мы с ней слишком давно, чтобы она поняла, что при любых раскладах я ничего ей не сделаю, даже если она скажет что-то для меня неприятное… Просто она явно не понимает, что я из себя представляю на самом деле, ведь при ней я веду себя вполне непринуждённо и нейтрально. Я всегда старался не афишировать свои тёмные дела ей или Аластор с Люцифер, остальной семье — и подавно, так что они по идее и не догадываются, насколько гнилой и чёрной душой я обладаю.             Ладно, как бы то ни было, день уже подходит к концу, что можно было заметить по уходящему за горизонт Солнцу, небо окрасилось в палитру насыщенного персикового микса. Не так давно Кайра решила последовать примеру наших соседей и возвести над столицей Стигии магический купол, искусно имитирующий погодные условия, смену времён года и суток, добавляя в местное исконное инфернальное зрелище более приятных красок. Такое решение было спровоцировано моим собственным желанием, которое я умело замаскировал под намёк на то, что, побывав пару раз на Земле, меня очаровали явления её атмосферы, которых не существовало в Подземном Мире. Не стоит говорить, что моя мать, которая с возрастом и временем, проведённым в обществе моей сестрёнки и отца, становилась всё мягче и чувствительнее, не промедлила исполнить чаяния своего сына в надежде, как я полагаю, создать стимул для меня бывать в родительском гнезде чаще. Похвально.             Затем мы с Мейзекин разговаривали о разном, что приходило в голову в такой обстановке, и должен сказать, что мой адъютант — весьма и весьма милая девушка. Я и до этого знал, но сейчас она меня очаровала, ведь не часто эта седовласая демоница выходит из образа безропотной и суровой горничной, чтобы предстать перед кем бы то ни было в амплуа чуть менее холодной и невозмутимой девушки, которой не чужды некоторые людские слабости. Либо она мне так доверяет, либо её от шампанского так развезло, что на белых щеках появился слабый румянец, не суть. Мне нравится такая Мейзекин, даже очень. И поэтому… почему бы не попытать удачу на своё четырнадцатилетие?             — Мей, спасибо вам с родителями, что так заморочились с этим днём ради меня.             — Не стоит благодарности, милорд. Это самое малое, в чём я могла бы помочь ради Вашего удовольствия. Искренне прошу прощения, но к своему стыду я не сумела придумать, что подарить Его Превосходительству, ведь у него и так всё имеется, и нет того, что служанка могла бы дать ему, чего бы не сумела миледи…             — Вообще-то есть, Мейзекин, вообще-то есть. — не знаю, насколько загадочными или хитрыми для постороннего звучали мои слова, но я постарался максимально выделить, чтобы заинтересовать свою собеседницу. И ведь получилось.             — Тогда скажите мне, молодой господин, я тут же исполню это желание.             — Я вкусный? — как гром среди ясного неба сверкнула эта фраза, что Кроули даже не сразу сообразила, насчёт чего у неё поинтересовались. Сказывается алкоголь, ведь обычно она соображает чуть ли не скоростью света.             — Милорд, простите, я не совсем понима…             — Видишь ли, — я оставил полупустой бокал с соком на перило балкона и сложил пальцы в замок, принявшись разглядывать одинокий спящий домик где-то на окраине залитого закатным светом города. — Недавно я вспомнил, что несколько лет назад попросил тебя раздобыть информацию об одной семье из Японии. Нечто меня тогда жутко разозлило и разбило, я уже и не помню, отчего, но благодаря твоей поддержке я сумел придти в себя. Я помню вкус того превосходного супа и нежность твоих слов, меня тогда это настолько умиротворило, что даже в сон потянуло. Помнишь этот день?             И стоило мне взглянуть на неё в конце фразы, как моему взору открылось жутко побледневшее, но от этого не потерявшее своей неземной красоты лицо, и наполненные ужасом глаза того, на чьей шее сейчас смыкалась фиксирующая колодка гильотины. Вряд ли бы мне, не обладай я извращëнной натурой ментального садиста, принесло удовольствие это неповторимое выражение женского лица, но оно принесло. Захотелось ещё.             — М-милорд, в-вы… — её дрожащий голос был мне наградой за смелый шаг в наших непростых отношениях, а то, как она начала медленно пятиться в ответ на моё неспешное приближение, возбуждало интерес, делая его просто нестерпимым.             — Значит, вспомнила. — согласный кивок и скромная, пытающаяся казаться доброй, но от этого ещё более зловещая улыбка. — Что-то в тот день мне показалось странным, так что я заранее заложил следящее заклинание, а на следующий день, придя в себя от того снотворного, что ты мне подмешала, просмотрел получившуюся запись очень внимательно. Нужно говорить, что я там увидел и что меня так удивило?             — Хозяин, умоляю, я всё объясню!.. — она прервала фразу в тот момент, когда с несвойственной ей неуклюжестью наткнулась спиной на стену балкона, а продолжить не смогла, ведь я подступил к ней настолько близко, что мы могли чувствовать дыхание друг друга.             — С тех пор я очень внимательно за тобой наблюдал. Я знаю всё, Мейзекин, абсолютно всё, что таится в твоей голове, так что в объяснениях нет смысла — всё равно все они будут невероятно слабыми и неубедительными на фоне творящегося на протяжении всех этих лет безобразия. — как шакал, загнавший полевую мышку в небольшую ямку, я давил на неё не своей аурой, но взглядом, словами и интонацией, так что девушка, как можно было определить по глазам, уже потеряла волю к сопротивлению. Сомневаюсь, что с какой-либо иной женщиной сработал бы такой подход, но Мей была особым случаем, учитывая её, м, «специфическое» мышление, так что здесь и сейчас я безраздельно доминировал. — Не поможешь ли мне кое с чем?             Я протянул руку в просящем (или же требовательном) жесте, а Мей, поняв мои ожидания, вложила в неё свою дрожащую ладонь, и на миг весь мир для нас размылся и перекрутился, будто при виде изнутри стиральной машинке — это я при помощи безмолвных чар воспользовался телепортирующим заклинанием, чтобы предоставить нам более спокойную и интимную обстановку, где нас бы не побеспокоили. Мы оказались в одной из огромного множества не заселённых, но всё же периодически убираемых комнат для прислуги замка, и должен сказать, телепорт превзошёл мои самые лучшие ожидания: я пропустил тот момент, где мы оказались в воздухе, и кратковременное падение встретил уже на его исходе, уткнувшись лицом в мягкую подушку… Но дело было в том, что это была не подушка, хоть мы и оказались на кровати — пышная грудь Мейзекин меня подстраховала.             — Не ушиблась? — вопрос мой был данью чистой вежливости, ведь и сама Мей упала спиной на мягкую перину, моё падение на неё не смогло бы хоть как-то ей повредить.             — Н-нет… Милорд, зачем это всё? Я ведь…             — Ты переживала, что ничего не можешь мне дать, но ведь ты и так уже много лет одариваешь меня своей заботой и вниманием, так что мне бы в пору здесь переживать. Не хочу казаться неблагодарным, так что сегодня, поскольку праздник у меня, имею полное право делать, что вздумается. И желаю я сегодня достойно тебя отблагодарить, ты заслужила.             — Молодой господин, прошу Вас, это лишнее! — еë лицо налилось весьма насыщенным оттенком красного цвета, и Мей отвела стыдливый взгляд. Твою мать, чем дольше я смотрю на неё в таком амплуа, тем больше хочу. — Я всего лишь скромная прислуга Его Высочества и обеспечена достаточным количеством благ для хорошей жизни, плата мне не требуется, и-и я!..             — Заткнись, это уже начинает меня утомлять. — безразлично рявкнул я, и девушка умолкла. Она прекрасно понимала, что своими пространными фразами отделаться от меня не смогла, и теперь в трепетом ждала, что же я собираюсь делать дальше.             — Хорошо, не хочешь по-добру — добрым я и не буду, так даже легче и для меня привычней. Если не в качестве благодарности за верную службу, то приказом: я хочу, чтобы ты сделала меня мужчиной. — и стоило это произнести, как нечто в груди Мей ëкнуло настолько громко, будто я примерил на ней <Хватку Сердца>.             — Милорд, умоляю Вас, не играйте со мной… Я этого не выдержу.             — Мне по барабану. — и с этими словами я впился в её губы с такой силой, что Мейзекин рефлекторно попыталась отстраниться, но лишь сильнее вжала голову в постель.             Искренне удивлëнная моим выпадом, она попыталась разорвать этот насильственный поцелуй, больше напоминающий хищный укус, но я тут же прижал запястья её взметнувшихся рук к кровати и поддал больше демонической энергии в мышцы, чтобы, даже если бы девушка подо мной решилась на серьезное сопротивление, у неё бы ничего не вышло. Пока я неумело исследовал её крайне сексуальный ротик и упивался захлëстывающей меня похотью, Мей ещё трепыхалась, в особенности относительно свободными ногами, но всё же отогнать меня наиболее действенным в такой ситуации способом — ударом коленом в промежность, — не решилась. Это послужило подсказкой: насколько бы шокированной и противящейся она не казалась, моя горничная всё же не желала, чтобы я прекращал. Это моё предположение подтвердилось довольно-таки быстро, ведь ногами дрыгать девушка перестала и стала лишь ими неуверенно ëрзать, противодействие руками я тоже перестал ощущать, а глаза демоницы, до этого широко раскрытые от возмущения и ужаса, постепенно заволокло чем-то, от лицезрения чего мне стало тесно в штанах.             Наконец удовлетворившись этим сравнительно невинным актом сексуального насилия, я разорвал поцелуй и вновь навис над Мейзекин, как коршун — над ящерицей.             — Это мой первый поцелуй, Мей, так что не вздумай сейчас ляпнуть, что кто-то вроде тебя этого не заслуживает — ты меня этим оскорбишь.             — Хозяин, пожалуйста… Почему я? — взмолилась она с таким взглядом, с которым благочестивые монахини что-то просят у своего божества в Его храме.             — Потому что ты хотела меня все эти годы, и потому что я хочу тебя сейчас, нужны ли иные причины?             — Я не…             — Я ведь уже сказал, что знаю о тебе всё, помнишь? Оправдания из уст той, кто периодически мастурбирует, упиваясь запахом грязного белья ребëнка, покажутся неубедительными при любых обстоятельствах. Вы, фрау Кроули — всего-навсего грязный, бесстыжий и похотливый суккуб, который прямо сейчас держится из самых последних сил, чтобы не допустить того, чего желают обе заинтересованные стороны. Просто признай это, и тебе сразу станет легче.             — …да. — томно выдохнула она, а у меня по спине от этого прошли мурашки.             — М? Ты что-то сказала? — я уже получил согласие на свои слова, просто захотелось подлить масла в разгорающийся огонь.             — Милорд, всё, что Вы сказали — правда, и я!.. — разразиться тирадой о чувствах или чём-то ещё, что могло бы сейчас быть озвучено (потому что кому это нахер нужно?), я ей не дал и заткнул расчувствовавшуюся горничную новым поцелуем.             В этот раз я получил куда больше взаимности от Мейзекин: она чуть подалась вперёд, утопила свои пальцы в моих волосах и практически сразу перехватила инициативу. Теперь уже не я кого-то целовал, а целовали меня, и разница чувствовалась, ведь у меня натурально стал плавиться мозг от этой страсти. Мей и сама потонула в похоти, ведь она так жадно хваталась своими губами и язычком за мои, что наша уже смешавшаяся слюна поструилась по уголкам её рта. Хорошо я заранее набрал в лёгкие побольше воздуха, потому что за время этого орального секса (а по-иному назвать это у меня «язык не поворачивается») мы с ней могли бы и задохнуться.             — Хорошо… — настолько эта суккуба вымотала меня нашим поцелуем, что по его окончании у меня перехватило дыхание. — Теперь, когда ты научила меня целоваться, можешь преподать мне что-нибудь насчёт них?             По моему взгляду она поняла, что я имею в виду, и принялась растëгивать пуговицы… И делала это настолько вызывающе и неторопливо, что во мне взыграла просто инфернальная злость. Но вот, последняя злосчастная пуговка оказалась вне своей петельки, и за дело принялся я — не стал ждать, пока Мейзекин в подобной манере выкатит свои прелести из-под чёрного кружевного бюстгальтера, а сам грубо раздвинул края блузки с характерным звуком рвущейся или растягивающейся ткани, оттянул лифчик и выпустил на свободу две просто невероятных округлости. Не знаю, черта это особей женского пола нашей расы, заслуга ли демонической энергии и магии, особенность тела конкретно этой женщины, или же всё вместе и сразу, но груди Мей, несмотря на свой внушительный обьëм и то, что она лежала на спине, даже не думали в свободном положении обвиснуть или разъехаться в стороны — они стояли торчком, словно два купола, и смотрели на меня, подобно живому существу. Так… нахрена им носить лифчик? Чтобы соски не выпирали сквозь одежду?             — Милорд, прошу, не смотрите так пристально, это смущает.             — Я буду смотреть, как хочу и на что хочу. — с этими словами я утопил обе ладони в этой мясистой плоти, и в этот момент меня обдало спектром невиданных ранее ощущений. Упругие и вместе с тем мягкие, это нельзя было ни с чем спутать, я будто бы оказался в Раю… А, собственно, почему «будто»?             Опустим ту часть, где у меня в голове зародилось несколько философских мыслей, выразить которые можно фразой «Женское тело в его идеальной кондиции — одна из лучших вещей в жизни мужчины», но пока я изрекал про себя идеи, очень сходные, но всё же различные с философией Хëдо Иссэя, мои руки неудержимо утоляли интерес и жажду ласки своего хозяина. Я дразнил Мейзекин царапаньем двух маленьких «вишенок», венчающих эти аппетитные кремовые пирожные, разводил её сиськи в стороны и сводил вместе, выискивая наиболее эротичные и запоминающиеся конфигурации, чтобы запечатлеть это в памяти, хватался за основание грудей, чтобы ещё больше из вздыбить и придать обьëма, а затем, когда стало невмоготу, сомкнул губы на одном из отвердевших сосков и принялся сосать его.             — Хозяин, не стоит так жадничать, я никуда не убегу. — произнеся это томным голосом, она обдала моë ухо жарким дыханием и одарила поцелуем, а затем стала гладить волосы с какой-то материнской заботой и нежностью.             А я всё не унимался, да и не хотел себя хоть в чëм-то ограничивать. Мейзекин сейчас моя с потрохами, до которых я сегодня тоже доберусь, но чуть позже, и пока маниакально мацал еë груди, выразил желание перейти к самой сладкой части моего Дня Рождения весьма понятным и даже первобытным способом — чтобы хоть как-то ослабить бушующий пожар внизу живота, я стал тереться членом о то место, где у девушек должно было находиться их самое сокровенное и аппетитное местечко. Мой «репетитор по половым отношениям» отреагировала на это самым удовлетворяющим меня способом: Мей потребовалось приложить усилия, чтобы отцепить меня от своих сисек и снова затянуть нас обоих в поцелуй, но перед этим я увидел расцветшую на её лице счастливую и блаженную улыбку, а затем моё сердце ёкнуло от ощущения дамских пальчиков, проскользнувших под брюки и трусы и обхвативших моего «богатыря».             — Мой бедный юный господин, Вам, должно быть, больно взаперти. — с изрядной долей снисхождения в интонации произнесла служанка и принялась «полировать» меня внизу. Мать твою, это гораздо приятнее, чем самому себе…             — Приступим к «экзамену»? — я уже был готов перейти к тому, что называется традиционным сексом, но Кроули меня несколько обломала… или обрадовала… не знаю.             — Для начала проведём «консультацию», мастер.             И вот, что она под этим имела в виду: усадила меня на край кровати, сама встала на колени передо мной и зубами расстегнула ширинку, ими же с небольшим трудом оттянула трусы — и тут же получила по лицу от Того-Что-Снизу. Каждая клеточка тела сгорала от нетерпения, а эта одна из самых прокачанных и гибких мышц — и подавно, так что мой эрегированный член из-за резкого освобождения от плена одежды упал на лицо Мейзекин. Не передать, с каким экстазом во взгляде она пожирала его глазами, но чувствовать меня так близко ей определённо понравилось. Без лишних прелюдий она подарила моей головке скромный поцелуй и кончиком высунутого язычка стала оттягивать крайнюю плоть. Мне в нос ударил терпкий запах собственных «холостых» выделений, а Мей он и вовсе, судя по взгляду и вожделеющему выражению лица, сводил с ума, так что в следующее мгновение я оказался у неё во рту и даже довольно-таки глубоко в горле. Это было похоже на, м, вонзание пальца в массу фруктового желе, только вот эта «желешка» была обжигающе тёплой и склизкой, она пульсировала и ластилась к каждому миллиметру и каждой складочке моего пениса. По-началу были небольшие пустые полости, но и они исчезли, когда Мейзекин начала двигать головой взад-вперёд.             — Как ты там говорила? «Не нужно так жадничать, я никуда не убегу»? — злорадству моему не было предела, но этой демонической горничной отвечать мне было не с руки. Что могу сказать, она достойно воспитана, ведь посчитала за дурной тон говорить с набитым ртом.             По всему было видно, что этого часа она ждала очень и очень долго. Я рефлекторно положил руку ей на макушку, чтобы хоть как-то пытаться регулировать этот по-настоящему вакуумный минет (хотя сопротивляться не было ни сил, ни желания, я просто наслаждался), а демоница лишь неотрывно смотрела на меня полуприкрытими глазами и, по ощущению, не особо осмысленным взглядом. Это в купе с вытянувшимися вдоль члена губами, провалившимися вовнутрь щеками, утробным всхлипывающим чавканьем и зрелищем того, как эта блудница одной свободной рукой ублажает себя снизу, а второй играется с собственной грудью, просто сводило меня с ума. Итог у всего этого пусть и закономерный, но всё же несколько неожиданный: я ни коим образом себя не сдерживал, я просто отдался этому всеобъемлющему чувству свободы и эйфории, высасывающему из меня все соки и весь мой скопившийся за десятки лет (ментальной) жизни негатив, и думал, что и пары минут не выстою против настолько сложного и грозного босса, как минет в исполнении изголодавшейся по мне Мейзекин… Но всё ж-таки время шло, и я заметил, что её пыл несколько поутих. Я чувствовал приближение «того самого», только вот моя горничная грозилась устать быстрее, чем добьётся первого залпа.             Мне хотелось думать, что это просто высокий уровень выносливости, доставшийся этому телу по наследству от Сато или Кайры, а не импотенция, но страхи мои тут же развеялись, когда я в предчувствии оргазма взял голову Мейзекин обеими руками и с силой насадил на себя, как мясо на вертел. Ох, это чувство превосходства, когда ты спускаешь огромное количество накопленного стресса (и не только) в ту, кто тебе и воспротивиться не может (да и не хочет), а она смотрит не на тебя, а буквально сквозь тебя закатившимися и слезящимися от удовольствия и удушья глазами… Ничто с этим не сравнится, хотя мне кажется, что секс должен быть ещë круче. Это нам с ней ещё предстояло выяснить парой минут позже.             За время, пока Мей с упоением отсасывала мне, под ней образовалась небольшая лужица, в которой девушка сейчас сидела, пытаясь откашляться и отдышаться. Похоже, что похоть делает меня несколько грубее и безжалостней, чем я есть обычно, но по взгляду моей оклемавшейся «Пешки», она не была против подобного обращения. Вряд ли среди демонов или людей найдутся настолько ярые поборники веры, что смотрели бы на своё божество с такими благоговением и блаженством, с какими на меня смотрели эти два рубиновых глаза. Те чувства, что она испытывает ко мне — это не любовь, а скорее одержимость… и я тут даже не причём, ведь никогда особо-то и не применял к ней ментальные манипуляции, она сама по себе такая извращенка. Влюблённая до безумия в своего господина служанка и господин, которому эта служанка нужна в качестве секс-игрушки… Меня такой расклад устраивает, её — похоже тоже.             Затем зрелище мне открылось просто божественное: Мейзекин легла спиной на кровать, задрала подол чёрного платья и раздвинула ножки в стороны так, чтобы в угасающем багровом свете умирающего вечера я в полной мере насладился невероятной красотой всего женского естества. Вот оно — то, что писатели, художники, скульпторы и поэты увековечивали в своих произведениях искусства! От ненужного уже лифчика и трусиков она избавилась на ходу, так что сейчас уже ничего не портило натюрморт, единственным зрителем которого был лишь я один — и останусь единственным.             — М-мастер, мне неловко, когда Вы так пристально смотрите. — серьёзно? После всего того, что уже произошло, ты ещё способна смущаться? Хотя, вид её невинного личика, контрастирующий в той похотливой мордочкой, которую она строила до этого, лишь дополнял общую картину парой живописных мазков.             — Ты прекрасна, Мей… — вырвалось из меня то, что я в данный момент чувствовал по-настоящему, но произошло это неосознанно, так что мне пришлось проверить, не пустил ли я ненароком скупую мужскую слезу. Этого, к счастью, не произошло, но вполне могло.             Мои слова её смутили, а когда в комнату ворвалась тьма безлунной и беззвёздной ночи, царящей снаружи, лицо девушки заиграло новыми красками стыда и вожделения в свете тут же зажёгшихся по щелчку моих пальцев свечей. К чёрту это всё, пора дать ей то, что ей причитается, и забрать своё!             Я решил оставить куни, способное немного порадовать Мейзекин, на другой раз, потому что мой «боец» уже снова взвёлся, а терпения у меня, в отличие от крови в члене, не прибавилось, приступил к сладенькому — пришлось немного поблуждать по её хлюпающим и насквозь промокшим половым губкам в поисках заветных «врат», но успеха я всё же добился. Моя партнёрша было хотела мне с этим помочь, но тут же выгнулась мостиком и застонала, когда вогнал себя в неё по самые помидоры. Останавливаться я на этом не стал, потому что ощущение тёплой и тугой вагины, превосходящей по приятности глотку Кроули, достигло самого мозга и что-то в нём переключило. Не было желания думать о чём-то ином, кроме неистового движения и жара страсти. Я сделал Мейзекин моей женщиной, и теперь имел её в такой манере, в какой было удобнее всего — закинул её точёные длинные ножки на свои плечи и просто двигал бёдрами взад-вперëд, заодно не забыв продолжить насиловать еë невероятно развратные груди руками и взглядом. А она стонала. Так стонала, что хорошо я наложил на эту комнату чары для лучшей шумоизоляции, ведь нас бы мог услышать весь замок — Мей не сдерживалась в своих стонах, а я и не думал сбавить темп ради какого-то там мифического приличия, ведь было совершенно плевать на всё и всех, кроме нас двоих.             Моя врождённая выносливость, оказавшаяся неожиданностью даже для меня, послужила нам прекрасную службу, ибо дважды киска демоницы обволакивала и сжималась вокруг меня сильнее, чем раньше, а Мей выгибалась мостиком в пронзительном вопле удовольствия — пока мы трахались в такой позе, она два раза неистово кончила, а я от кульминации был ещё далёк, но всё же очень хотелось узнать, что значит кончить внутрь женщины. Но своего я всё же добился, правда чуть позже: мне захотелось сменить позу, попробовать что-то новое, раз уж это вечер экспериментов, и вот Мейзекин уже стоит на четвереньках, а я вхожу в неё сзади. Так трахается большинство животных, это для них самая удобная позиция, и многим она бы показалась грубой и допотопной, но именно она и выражала нашу с ней истинную суть в данный момент — две диких собаки, страдающих от течки. Моей партнерше быстро начало импонировать такое положение, и её задница стала подмахивать мне в ответ. Мей, правда, уже значительно ослабела к этому моменту, так что стояла раком и активно помогала мне в достижении первого моего оргазма от настоящего секса она не долго, в какой-то момент я стал иметь пусть сексуальное и тёплое, но всё же бревно… Но этого, а также ощущения упругих и мягких ягодиц в ладонях хватило, чтобы мне наконец разрядиться.             Я проник очень глубоко, глубже, чем мог мечтать — всё то время, пока мы с ней занимались сексом, я бился головкой члена о некую преграду, что даже не мог загнать на всю длину, а когда подступил момент кончить, я ударил сильнее, чем до этого и преодолел препятствие. Опыт просмотра хентая и базовые знания женской физиологии (а также реакция партнёрши — она кончила сильнее прежнего) подсказали, что я проник в матку Мейзекин и теперь кончал прямо в неё. Это чувство ни с чем не спутать и не сравнить, по крайней мере я не смогу. Я кончал рывками, дозированно, но куда больше, чем до этого в рот Мей, а её матка такое чувство, что пыталась выдоить из меня как можно больше, что шейка даже не отпускала, вцепившись в края головки. Вот и славно, я всё равно не собирался вытаскивать, пока не удовлетворю свою многолетнюю нужду. В перспективе это могло мне аукнуться беременностью Мейзекин, ведь она всё же была перерожденным в демона человеком, а такие особи, согласно проводимым нынешним Вельзевулом исследованиям, имели повышенную по сравнению с чистокровными дьяволами репродуктивную способность, как наследство от предыдущей сущности… Но мне было плевать. По-честному, совершеннейше плевать, я просто удовлетворял себя фактом обладанием этой женщиной, моей женщиной, и наслаждался вкусом её сладостного тела.             После того, как оргазм наконец затих, эта часть еë очень неохотно меня отпустила, и Мейзекин перевалилась на спину, вся румяная от пронизывающего её тело жара, а на измождённом лице играла слабая, но счастливая улыбка. В помещении царил полумрак, но этого оказалось достаточно, чтобы мой глаз лицезрел, как с уголков её рта стекали тоненькие ручейки слюны, а вся не скованная одеждой кожа блестела от богато усеявших её капелек пота.             Я с интересом наблюдал за тем, как из киски девушки стал понемногу вытекать густой белый «крем». В последнее время я был очень занят некоторыми делами, так что нормально удовлетворить себя в соответствии с физическим переходным возрастом не было времени, оно отошло на второй план — и сейчас я вижу, что это было во благо, ведь Мей казалась очень довольной, что я спустил в неё так много и так густо.             — Мастер, у меня внутри так тепло, — она решилась показать мне дела рук моих и пальцами раздвинула аппетитные половые губки, отчего моё семя стало вытекать обильнее. Аж глаза радуются. — Сегодня ведь Ваш День Рождения, а столь ценный подарок получила я… — она с таким благоговением погладила свой животик, словно уже знала, что у нас с ней будет ребёнок.             — Ты сводишь меня с ума. — признался я и улёгся на неё, зарывшись лицом в манящую ложбинку между грудей. Моя партнёрша крепко меня обняла за плечи, прижала к себе ещё плотнее, а пенисом, трущимся меж её бедёр, я ощущал свою же горячую сперму. Хочу ещё… — Ну что, ты ответишь на тот мой вопрос?             — М, — простонала демоница и поцеловала меня в мочку уха. — Вы очень вкусный, милорд. Я и мечтать не могла удостоиться Вашей любви, пусть это только и на сегодняшний вечер…             — С чего ты взяла, что это только на сегодня? — я приподнял бровь, но лицо отлепить от этих невероятных сисек не решился. — Всё, Мейзекин, теперь ты — моя. Я прекрасно знаю, что только об этом дне ты и мечтала. Желать своего господина, когда тот ещё не достиг половозрелого возраста, и воспользоваться буйством его гормонов в угоду своей похоти? За такое не может не последовать наказание, согласна? Подумать только, что моей служанкой оказалась такая строптивая и испорченная шлюха.             Я говорил это всё не со зла, просто захотел поиграться с ней и немного распалить нас обоих, потому что мне хотелось продолжения банкета… И результат того стоил: помимо того, что ко мне вернулся былой каменный стояк (что указывало на моё пристрастие к явному буллингу окружающих), я в миг оказался лежавшим на спине, и надо мной нависала Мейзекин, бюст которой в висячем положении казался ещё более обьëмным и аппетитным.             — Ради Вашего счастья, хозяин, эта горничная готова пасть настолько низко и глубоко, насколько хватит её похотливой души. — с этим она оседлала мой член и взвизгнула, а затем немного наклонилась, схватила мои руки и положить их на свои груди, явно угадав, чего я сейчас желаю отведать, а чем — закусить. И всё же, мы с ней идеально друг другу подходим.             — Рад это слышать, потому что с этого момента ты будешь делать только то, что тебе говорю я. Учти, что всякий раз, когда будешь мастурбировать без разрешения — это не останется без моего ведома, и я очень жестоко за это накажу. Отныне твоё тело — моё, и я буду делать с ним абсолютно всё, что захочу я, а не ты, понятно?             — Ах-хах, ах! — м-да, похоже, что она меня уже не слышит — так рьяно скачет на члене и стонет от этого, что не обращает внимание ни на что вокруг. Сейчас она ещё уже, чем раньше… Что ж, у неё открылось второе дыхание, а у меня не пропало ещё даже первое, так что эта ночь обещала быть очень долгой и неспокойной.