Падение вверх

Так всё это что, было правдой? Всё, что Ньюсекай сказал? И про самоутверждение? Злоупотребление властью? Это всё тоже был он? Яро стремящийся к справедливости, не терпящий неравенства Ратко? Мог ли он действительно убить его? Без намерения, случайно, просто не рассчитав, не успев отпустить? Он тоже опасен? Он тоже ужасен? Он псих? Это он не человек? Ратко? Ратко?! Тотальная самоненависть, самонепринятие, самоотвращение! Отвращение к той части себя, которую он считал хорошей! Агрессия, доминантность — это же всё мужество, правда? То, за что его хвалили и уважали когда-то. Так если и он такой плохой, как и все, то какое у него было право судить? Он не заслуживал вообще ставить свои моральные принципы во главу какого-либо дела, если он самостоятельно надругался над ними! Горе, прострация, катарсис. Больно. Нос сильно болел, будто в нём одном было столько же веса, как и во всём его остальном теле. Только ведь старые раны переставали так сильно беспокоить. Тяжко. Тяжко на душе. Тяжко в теле. Тяжко везде. Вообще везде. Но наступило утро, приехала платформа. Он не знал, что делать. Что угодно, но сегодня они точно не поднимутся. Ньюсекай подошёл взял 2 порции еды и мороженое в вазочке, пошел в сторону Ратко. Он поставил возле него одну порцию, а холодное приложил к сложенной в несколько раз тряпке. Ратко потянулся к ней, тот возразил. — Давай я. Ньюсекай прислонил мороженое к его носу, что очень приятно отозвалось на воспалении. Ратко облегчённо застонал и закрыл глаза. — Ешь. Скоро уедет. — Негромко сказали ему. Они поели, журналист поставил мороженое обратно и пошел на свою сторону. — Ньюсекай! — Он его ещё так не звал. С мольбой. Тот откликнулся и присел рядом, но на расстоянии. — Пожалуйста, ради всего святого, прости меня… — Прощу. — Быстро ответили ему. Голос вернулся. Хоть связки в порядке. — Ради нашего дела и своего фильма. — Взгляд был куда-то вперёд, но, скорее, вникуда. На шее у него четко различимые следы от рук. Жёлтые, синие, фиолетовые… Даже просто смотреть на них выглядело удушающе. — Я виноват… — Виноват. Когда выйдем, пойдёшь к психологу. — А потом мой психолог пойдёт к психологу… — Как нос? — Болит. Хорошо удар поставлен у тебя. Я даже горжусь. — Он издал нервный смешок и повернул к нему голову. Тот на него так и не смотрел. — Спасибо. — Произнёс он отстранённо. — Насчёт многих вещей ты, наверное, прав… — Ага. Так тебе сказать что с глазами? — Скажи. — У меня слишком развиты машцы, двигающие глаз, потому, если у меня происходит перегрузка каким-то стрессом, позитивным, негативным, они так делают. Я могу ими по-разному двигать вообще. Такие дела. — Вот как… — И, учитывая то, что мне говорили это много раз, а ты особо настойчиво, может я и правда больной и мне надо провериться. Я приму это во внимание. — Я вообще не лучше. И ещё… если тебе это нужно… Ну… Гарантия. Я могу сказать все причины, по которым я тебя не убью никогда. — Ратко попробовал метод Ньюсекая, ведь если тот сам так сделал, значит, на нем это должно было сработать. Он очень хорошо воспринимал простые рационализации даже тяжёлых вещей. — Скажи. — И тот наконец повернулся. Это было то, что надо. — Ты такой же важный член команды, без тебя ничего не получится. Твои идеи очень полезные. Всё, что ты уже сделал, я ценю. Я не ценил тогда, но сейчас оценил. Честно. Он глядел в пол, перечисляя всё это, а в конце посмотрел за реакцией. Ньюсекай ассиметрично улыбнулся. — М-да, если бы ты всегда так себя вёл, я может был бы и не против, если бы ты меня время от времени душил до полусмерти. Это шутка. — Мир? — Ратко чуть раскрыл руки. — Обняться? — Попробовал угадать вестник Мира. — Если хочешь… Тот придвинулся. Вышло неловко из-за того, что они сидели и не знали как именно им расположиться. Но как только у них получилось, они будто бы обменялись энергетическими импульсами понимания. Ратко хотел передать то, что тот в безопасности. Сразу после применения поднялся и кашлянул. — Простите за недоразумение. — Что это было? — Лысый к ним повернулся. — Мы просто люди. Мы побыли дисфункциональными. Но теперь разобрались. — Тоже дерьмо пережили? — Как и вы. — Ньюсекай кивнул. — На каком самом нижем этаже вы были, если не секрет? — 255 вроде бы. Еды и на 144 нет, так что без разницы. И это понимание, что ребята действительно прошли черед тот же, а может даже и больший Ад, чем он, что вынуждены мириться друг с другом, будучи столь разными, разбитыми, и всё равно стараются что-то изменить. Это понимание растопило лёд в душе у старика. — Слушайте… Вы это… Возьмите себя в руки, вы же уже один день пропустили. И больше они не пропускали. Ньюсекай завязал кусок ткани на шею, как бандану, чтобы не привлекать внимания к синяку. Между соратниками образовался мир, которого ещё не было раньше. Ратко первые дни пытался угодить и загладить вину. Из сурового титана одиночества перед ним он превращался в того же неловкого человека, как с Дореми или Марайей. Он больше не молчаливый непредсказуемый для Ньюсекая вулкан. Но, чего бы он не делал, пусть предлагая подежурить 2 ночи подряд (вообще мало было того, в чем он мог оказать услугу), то предлагал сам всё стирать, это была точка невозврата. Какого-то насилия извне они не встречали. Было всё, что угодно. Разные мнения, разные реакции. Столько событий в таком однообразном месте. Ратко начинал вставлять свои реплики, а после и вести короткие разговоры. Его социальный навык потихоньку возрастал. У дипломата развивался физический. Так что они более уравновешивались, неожиданно что хорошо влияло на социальный климат, ведь неравенство по тем параметрам, которые обоим очень важны в их среде, влияет на отношения не лучшим образом. Ратко не чувствовал соперничества, тут и речи быть не могло, они в команде, в союзе, они — одно свщество. На предпоследний день они решили спуститься вниз. Это уже куда более серьезная и опасная задача. У них был всего один день, и ничтожно мало времени на каждом из этажей, а надо было успеть и надпись сделать, и людям все объяснить. Надежду давало то, что они будут больше заинтересованы в еде, чем в гостях. Обязанности распределены так: Ньюсекай пишет, Ратко объясняет и контролирует их питание, и, если что, грозит пистолетом. Времени церемониться попросту не было. У него была одна заученная фраза: «Мы вас не тронем, мы напишем и поедем дальше. Ешьте спокойно.» И всё начиналось неплохо. Люди задавали вопросы, но на это тоже был уготовлен ответ, что всё будет в надписи. Но времени было настолько мало, что ближе к 120 этажу им приходилось спрыгивать с платформы, до того, как она останавливалась, и возвращаться на нее тоже прыжком, что ещё опаснее, потому что нужно было рассчитать и не угодить в еду или стекло. Отдача была сильной, ноги не лучшие амортизаторы. Особенно у Ньюсекая. Но из-за того, что высота нарастала постепенно, ему не было страшно прыгать уже и с 2 метров. Ноги просто невозможно ныли при таком частом повторении, но гормоны, выброшенные в голову, не позволяли им обращать на это внимания. Преодолев голодную отметку, куда еда вообще не попадала, они слышали слова благодарности. К кому-то Ратко сам подносил еду от того, что тот был слишком слаб для этого. 150 этаж. Ужасное зрелище. Человек весь заросший волосами, копавшийся в чужом вонючем трупе. Безнадёжный. Ратко застыл, не зная, что ему предпринять. Оставить ему шанс или избавить от мучений? Он не знал всей истории, не мог судить. Перед ним был тяжёлый моральный выбор. В итоге он ничего не сделал. Тот пропащий даже не смотрел на платформу. Он был слишком занят. Ещё ниже сразу тоже какой-то дикий и сухой. Он с жадностью набросился на еду. Съел норму — ему приказали остановится. Не сработало. Показали пистолет — бесполезно. Ратко отшвырнул безумца палкой, тот лёг. Поехали дальше. От такого зрелища даже у Ратко сердце забилось, а волосы на руках поднялись. Сколько бы не видел, каждый раз немыслимо. — Ты в норме? — Ньюсекай. — Д… НАПАДЕНИЕ! Сверху на Ратко спрыгнули! Этот человек с ножом. Он был очень замотивирован съесть больше. Нож попал по его щеке — отскок. Неглубоко. Второй разрез пришелся на грудь, но повредил только одежду. Сзади голодающего безумца оглушили битой. Ньюсекай. — Я бы справился. Я в норме. Иди пиши! — Указал мессия, тот кивнул. Тело они оставили на пустом этаже, на котором платформа не остановилась, так что пришлось пропустить. Ниже и ниже. 180… 190… 200… Лучший вариант, там одна пожилая женщина, можно не переживать над тем, чтобы держать оборону. Пока Ньюсекай писал, Ратко мог протереть кровь с лица. — Не бойтесь, ешьте. — Изнеможденно повторил он в который раз за этот сумасшедший день. Уставшее лицо, покрытое морщинами и пигментными пятнами посмотрело на него с ласковой благодарностью. Мужчина выдохнул и слабо улыбнулся. Он протёр глаза и осмотрелся. На другой кровати лежало что-то большое блестящее. Это?.. Саксофон. И меч. Японский меч вакидзаси. Ратко сошел с платформы. Вокруг него всё будто замедлилось. Даже сердцебиение. Ньюсекай, всё ещё на адреналине, закончил писать и побежал к платформе обратно, тот остановил его за руку. — Сегодня всё. — Он посмотрел соратнику в глаза. И тот тоже будто замедлился. — Окей. — И эта остановка перенесла весь вес тела прямо на ноги. Он обрушился на них, вызвав воспалённое жжение. Ньюсекай зашипел и сел на пол, лишь бы не касаться ступнями земли. Он разулся и увидел насколько ноги налились водой и покраснели. Журналист, перевёл взгляд на соратника, дабы предложить тоже разуться. Тот стоял к нему боком и держал в руках музыкальный инструмент. Всё стало на свои места. — Ей, Ратко, сядь. Ноги же болят. Тот сел рядом, положив саксофон. Он был разбит. Эта юная девочка, у которой всё было впереди, которая играла ему, чтобы он не тревожился… И вот так. Просто так. Он не смог ее спасти. — Бабушка. Та девочка… Дореми, которая с вами жила… Как так вышло? — Ратко поднял глаза на пожилую. — А вы её знали? Вы что-ли Ратко? Он кивнул. — Она рассказывала? Как она выглядела? — Ой-ой-ой… Очень худая была. Что-то про вас говорила сама с собой, потом расплакалась и прыгнула. Царствие небесное… В душе мессии что-то до того надтреснулось, что он на время потерял все свои желания. Даже желание жить. В это мгновение слабости ему критически нужна была поддержка. Но её ему предоставить, увы, не хотели или не могли. Ньюсекай, как он думал теперь, просто не понимал таких чувств и не знал как на них реагировать. — Ты… э… Мне что-то сделать? — Он всё же задал вопрос, так растерявшись. Но Ратко не мог просто попросить, так уж он был воспитан, так он привык. Уходить в себя, держать боль внутри, пока она там не умрёт. Мужчина отрицательно покачал головой. Ньюсекай не стал настаивать, он медленно встал. — Дорогие мои, вам что-то нужно? Давайте я сделаю. Сидите. — К нему подошла бабушка. — Наберите воды сюда и принесите. Спасибо. — Вестник Мира достал пару ёмкостей, которые у них были и вручил. Та выполнила. В них тот положил тряпки. Лекарство на все случаи жизни. Ньюсекай положил охлаждающую ткань на воспалённые конечности и себе и соратнику. Они легли на матрас и отдыхали несколько часов абсолютно молча. За Дореми никто речи не завёл. Но Ньюсекай внимательно прикрыл саксофон и меч тканью, чтобы их не было видно, так как при их виде Ратко сразу выражал горечь. Так удивительно, что он не предложил выбросить саксофон и сразу экипировать меч, думал Ратко. Ведь раньше он бы именно так неуместно и сделал. Видимо, он тоже менялся, учился, потихоньку понимал какие действия могут расстраивать эмпатов. — Ребятки, может мне вам подшить? — Пожилая к ним подошла. На ее рукавах были вышиты разные цветы. — Тут уже ничем не поможешь. Оно совсем тряпьё… Рубашка мессии была в ужасном состоянии. — Тогда можно новую сделать, как у древних греков. Давай? Она даже погладила его по голове в попытке поддержать. Видимо, материнский инстинкт. — Если за 2 дня справитесь. Тот согласился, с него сняли мерки и спользовал единственную доступную ткань — простыни. Вестники справедливости были достаточно убеждены в том, что они в безопасности, так что легли спать вместе. На утро, как обычно, приехала платформа. Пустая. И это мессию добило. — Мы… не поедем? — Просил соратник. Тот посмотрел на него, Ньюсекай еле стоял. — Нет. Не поедем… Мы что-то опять делаем не так… Вестник мира вздохнул с облегчением, ибо всё ещё не восстановился. — Всё правильно, надо отдохнуть. Это… еда же дошла ниже, просто те, кто голодал весь месяц, не могли не есть больше. — Объяснил он такое изменение. — Мне всё равно кажется, что мы чего-то не додали… — Вообще у меня была одна идея. — Ньюсекай сел рядом на кровать. — Я слушаю. — Бога не хватает. Я, когда мы поднимались, читал эту книгу, — в руках у него была Библия, — и думал, почему люди за ней пошли. — Ты предлагаешь что-то выдумать? — Не. Не перебивай пока, тогда поймёшь. Вот религия началась и прижилась в ужасных условиях, когда у людей не было надежды. У нас в дыре хорошая почва для такого. У нас и так уже есть эти заповеди. А авторитета нет, да и надежды не много. — Что ты вообще имеешь в виду? — Может тебе стать Богом? — Ньюсекай внимательно заглянул ему в глаза. — Что.? Да я… Нет-нет-нет… — Его катарсис месячной давности убедил в том, что он вообще не в праве для такого. — Да я где-то в худшей половине человечества, мне то куда до Бога… — Это ты на поверхности там. А здесь ты в каком-то из определений уже Бог. Среди слепых зрячего тоже так можно называть. Ты в самом верху физических возможностей, а это в дыре почти основное. К тому же, у тебя кузнечик, ты умеешь то, чего не может ни один другой человек — подниматься. — И что это поменяет? Ну назовём меня так, допустим. А дальше то что? — Будешь исполнять свою роль. Любить людей, судить, карать. Ты настолько физически превосходишь других, что это не подразумевает конкурентную и угнетает, но, одновременно, тебе хотят подчиняться. — Это твоё личное переживание? — Ратко вскинул брови. — Моё? Ну… — Он опустил глаза. — Вообще мне приходилось тебе подчиняться. И я не слишком рад вспоминать это время… — Так значит, не подхожу я для этого. — Если бы мудрее был, тогда бы подошёл. — А почему не ты? — А я по жизни знаю, что то, как я выгляжу, не распологает к такому. — Комплексы что-ли? — Нет. Иди убедись. — Он подозвал его к зеркалу. На лице Ратко уже появилось достаточно растительности добавляя ему ещё больше лет и мужества. Он действительно был похож на тех людей, которые были во главе какого-то общества. — Видишь же? Ты выглядишь очень божественно. — Спасибо. — Ратко прыснул. Он, как и большинство мужчин, редко слышал что-то хорошее о своей внешности. Ему было заметно приятно. Особенно от кого-то такого радикально честного, как Ньюсекай. — Да что спасибо? Пожалуйста. Давай, Ратко, ты для этого создан, ты же видишь. — Так, а мудрости где взять? — Ратко уже был на половину воодушевлен и согласен с идеей. — Мы же у людей итак наслушались. Или ты не слушал? — Да мы много слушали, а что из этого лучшее, я не знаю. — А я знаю. Я тебя научу. Я тебя Богом сделаю. — Тот посмотрел на него вдохновенно. Глаза слегка задрожали. — Ого, даже так? — Даже так. Довериться тому, кото раньше презирал за все его воззрения, позволить ему себя направлять. Непростое решение. — Ладно. Вдохновил. Давай. — Ратко кивнул. — Ты не пожалеешь! — Со страстью заверили его. Мессия не знал, что это вообще будет, но так воспрял духом. Наконец он сможет стать кем-то. Он изменится. Он больше не будет человеческим мусором. Наступил вечер этого дня. — Ратко, вот померяй. — Бабушка окончила свою работу и пошла к нему. Тот сам подошёл навстречу возле пропасти. Он снял держатель для кузнечика и облачился в новую вещицу. По-спартански, ничего не скажешь. Удобная туника. — Спасибо от души. Это… а вы взяли кузнечик? — Он не мог найти дрогоценный предмет в темноте. — Я выбросила. — Что…? Что? Это как понимать? Это такая шутка? — Зачем?! И это после того, как я принёс тебе еды?! — Давление на максимуме, кровь уже от головы к рукам. Да как же так?! — Ты очень неправ, Ратко. Ты же человек. Это гордыня говорит в тебе. Тебе не надо быть богом, нельзя. От этого одни беды. Покайся, мой хороший… — Она начала его крестить. — Блять! БЛЯТЬ! Дура! Что ты наделала??!! — Шок поразил его только-только успокоившийся мозг. — Ратко! — Голос соратника сзади. — Отойди от дыры, газ пустили! Два шага назад, падение на спину. Пиздец.