A Silver Lining

Вторник 25 октября 2016 Когда Гарри выплывает из ванной, сияющий и свежий, как утро в альпийских лугах, Питер уже раскладывает комочки омлета по трем тарелкам: — Или ты любишь более плотный? — Нормально. Хотя без желтков полезнее, — Гарри отпивает кофе и улыбается, морщась. — А вот в Старбакс тебя точно не возьмут. — Черт побери! Даже после МИТ? А как же я буду гасить кредит на обучение? — Питер на всякий случай ставит на стол молоко и сахар. — До конца жизни, Паркер, до пенсии — как все обычные люди! — Гарри с аппетитом лопает его французский омлет, и у Питера камень с души сваливается. — Да не прибедняйся ты! Пройдешь, как все нормальные умники по стипендии в любой универ, какой нравится, а к последнему курсу еще и пару стартапов заведешь. — Что, к сожалению, не гарантирует… — Питер замолкает, когда на кухню заходит Мэй. — Доброе утро, миссис Паркер! В отличие от Нормана, Гарри естественно обаятелен. Он улыбается людям так, будто они действительно ему симпатичны. — Доброе. И неважно, что я о нем думаю…— встрепанная Мэй опускается в кресло и тянется за своей кружкой, делает глоток, потом заедает тостом. — М-м, надо нам, наверное, купить кофеварку к Рождеству, Питер… А вы еще не опаздываете? Я не смогу подвезти, у нас это чертово утреннее совещание, гори оно все!.. — Мы сами, — быстро отвечает Питер. — Гарри довезет до школы, он припарковался тут неподалеку. — Врешь, как дышишь, да? Они заворачивают за угол дома. — А ты нет? — А я без претензий. Какой там номер у самурая? Гарри достает айфон, как раз недавно он жаловался, что ежегодно приходится их менять и каждый раз у него так или иначе теряется куча мелких контактов. Питер диктует телефон директора, офисный он помнит наизусть. — Мистер Морита? Добрый день! Это Гарольд Озборн. Я хотел предупредить, у нас сейчас студенческий проект в Озкорп, я и Питер Паркер в нем задействованы, мы не сможем быть в школе сегодня и, может быть, завтра. Да. Да, конечно. Спасибо за понимание. Хорошего дня, — он опускает айфон в карман. — Все. Удачи нам, Питер, в исследованиях. Куда пойдем? Прогуливать, причем так, чтобы не в одиночку болтаться по своим паучьим делам, а вдвоем с другом, Питеру в новинку. То есть они с Недом пару раз пропускали занятия этой осенью, когда выслеживали кражи со складов Stark Industries, но это же совсем не то! От обилия возможностей и отсутствия целей ему сначала не по себе, а потом он неожиданно предлагает, с замиранием сердца, съездить в одно место, оно клевое, хотя и странное немного, просто оно ему нравится, такое особенное, поедешь?... Гарри легко соглашается, а давай, с ним вообще легко все-все. — Пляж? — интересуется Гарри. — Лучше. Остановите у того серого здания! — Питер с некоторым недостойным сожалением наблюдает, как его пятьдесят баксов перекочевывают в нагрудный карман таксиста. Черт, это дороже, чем девушку в кино сводить. Сам он сюда раньше катался автобусом, но везти Озборна общественным транспортом как-то не посмел. По крайней мере, Гарри не ждет, когда ему откроют дверь авто. — Видишь вон там за деревьями? Старый порт. Сейчас надо пройти немного и будет дыра в заборе, а дальше сетка, но я знаю, как перелезть. Есть ли у вас какое-то место, куда хочется возвращаться снова и снова, и в минуты довольства, и когда жизнь идет наперекосяк, без цента в кармане или же, наоборот, когда от радужных перспектив хочется прыгать и петь, место, куда придешь и перед отъездом за границу, и вернувшись после долгого отсутствия, где пытаешься забыться или найти себя, где хорошо просто быть — бродить, лежать, рассматривать окрестности и пялиться в небо, мечтать, грустить, погружаться в воспоминания; место, в котором особенный воздух, и время и пространство как будто другие? Их много разбросано по нашей земле, в одном Нью-Йорке Питер насчитал бы десяток, но в этом — в этом есть что-то особенное. Прибрежный участок совсем крохотный по сравнению с бывшими военными верфями Тихоокеанского побережья в Мар-Айленд или Хантерс-Пойнт; даже много меньше Бруклинской верфи, где он часто гулял в детстве, но зато здесь нет ни души: ни строителей, ни туристов. Пять лет назад территорию порта выкупил какой-то музей, а бюро дяди Бена делало проект редевелопмента, но то ли спонсорские деньги вышли, то ли разрешения не были получены, в итоге все так и осталось пустовать. Если младший Озборн и удивлен тем, куда его ведут, то не подает вида, меся сухую траву и рыжую пыль элегантными белыми найками. Когда они выходят к берегу, Питер чувствует себя первоклассником с первыми отличными оценками — вот, сейчас он все покажет, похвастается, покрасуется вволю! — Ну, как тебе? Когда-то порт пульсировал движением и силой не меньшими, чем в сердце Нью-Йорка, а теперь жизнь замерла кадром старого снимка. Портальные краны тянут в небо ржавые шеи, словно пугливые животные на водопое, застыв от резкого звука. Там и тут разбросаны полые здания цехов — спящие гиганты, которые медленно зарастают жухлыми кустами, дюйм за дюймом погружаются в податливую прибрежную почву и через сотню лет уйдут в свой подземный мир. Причалы медленно размываются волнами. Сквозь асфальт и бетон прорастает трава. Ветер, дождь и солнце прилагают свое тихое неумолимое усилие ко всему вокруг. И лишь массивный высокий козловой кран уперся в бетон своими четырьмя тяжелыми лапами и стоит на границе воды и суши, не желая сдаваться и отступать, а дальше за ним только узкие дорожки молов сбегают в океан. Они бродят среди кранов и ветшающих построек, фотографируются, забираются внутрь, потом выходят к берегу. — С ума сойти, — Гарри оглядывается. — Столько всего пропадает. — Хочешь купить? — Питера забавляет эта хозяйственность. — Да ну… Наши производства сюда нельзя, на берегу охранная зона. А музеи и парки нерентабельны… А что тебе тут нравится? Больше всего Питеру тут нравилось скакать бешеным пауком, оттачивая движения и меткость, — правда, не на Манхэттен же было сразу лезть. А неуклюжие попытки тренироваться в городе он оставил, когда нечаянно выбил пару окон в одной тихой многоэтажке в Куинсе, потом еще проблема была ущерб возместить, отсчитывал квартиры и распихивал свои карманные по почтовым ящикам... — Не знаю, — Питер подбирает с растрескавшегося бетона плоский кусочек и пускает его блинчиком в серую воду. Кажется, будто они с Гарри сейчас единственные люди на краю земли. — Тишина. Свобода. Мне дядя Бен показал это место пару лет назад, мы тут фотографировали ему по работе… И говорили о кораблях, о пилигримах и путешествиях, об американской идее, о мечте, об эпохе больших открытий, и технологий, и прогресса — и как мир будто бы замирал на пороге огромной свободы и огромных возможностей… И стоило только сделать шаг… — А ты ведь даже за границей не был ни разу? Питер качает головой. Эх, было бы так круто показать Гарри те фотки и видео из Лейпцига, но их, к сожалению, только Нед и видел, да и то уже к третьему пересказу потерял интерес… — Может, летом устроим хотя бы академический месяц? Съездим в Европу? — Прищурившись, предлагает Гарри. Он смотрит спокойными серыми глазами в сторону другого континента, откуда Озборны когда-то приплыли, уже не завоеватель, как его далекие предки, а скучающий досужий турист. Если. Если Питер поступит, если накопит денег. Если Гарри просто-напросто не забудет его позвать третьим лишним… Он грустно улыбается: — В Монте-Карло? Гарри оживляется, обычный семнадцатилетний пацан, а не чертов наследник престола: — О, точняк! Отправим Гвен на шопинг в Милан, а сами там оторвемся! Кстати, где наше бухло? Ты что, забыл пакет в машине?.. Стрельнув у Питера денег, он с легкостью разжился пивом по дороге, даже не имея в этот раз при себе сфабрикованного водительского, что он некто Джей Каррауэй, двадцати двух лет. Наверное, надо было не потакать ему или и правда намеренно оставить бутылки в такси. Питер морщится: — Да в рюкзаке оно. Давай, что ли, залезем наверх сначала? — Там все такое ржавое…— Гарри запрокидывает голову, разглядывая огромный старый кран. — И еле держится. Пфф, да эта штуковина выдерживала вес Питера вместе с ускорением. Уж за полгода с ней точно ничего не случилось. Правда, лесенка начинается только с середины опоры, но до нее легко можно добраться по перекладинам решетки. — Я сто раз лазил, меня выдерживает. У Питера будто снова тянет в предплечьях, как после долгих тренировок. Эх, если бы можно было поднять Гарри наверх вот так, запросто, как это мог сделать Человек-Паук… — Ладно, Паркер, уговорил. Только ради тебя, — Гарри вдруг усмехается, закатывает рукава модного пиджака, легко подтягивается на перекладине и лезет вверх, не обращая внимания, как ржавыми полосами покрываются светлые джинсы и джемпер. — Но пить будем вместе, не отмазывайся! Забравшись на двадцать футов, он замирает, оборачивается и смотрит сверху вниз, улыбаясь: — Ну, сам-то лезешь, герой? И Питер внезапно видит его будто на расстоянии вытянутой руки — ясное лицо и улыбку, в такие моменты кажется, что он отдал бы для Гарри все, что угодно, все, что бы тот ни попросил, за это мимолетное ощущение себя особенным, выбранным, причастным, за то, как аристократический холодок иногда превращается в долгожданное невыносимое тепло. Он привычным движением скидывает убитые кроссовки и начинает карабкаться вверх. Кажется, он уже забыл, как это делается по-человечески. Тьфу ты, и рюкзак болтается на одном плече, не перевесил нормально. — Да я тебя сейчас обгоню! — Еще чего! Они сосредоточенно наперегонки лезут по опоре крана выше и выше, к широкой прямой спине этого допотопного монстра. В спешке у Гарри едва не соскальзывает нога, и Питер за доли секунды подлетает вверх, как можно ближе, запястья почти взмокают непрошенной паутиной, и он сам не замечает, как поддергивает рукава толстовки. — Аккуратно. Почти десятый этаж. Гарри коротко взглядывает вниз на Питера, который уже почти поравнялся с ним, и ниже — на полуразрушенные бетонные плиты у основания крана. Трещины на бетоне змеятся причудливой сетью. Питер вспоминает, как в первый раз ему было пиздец как страшно прыгать. Он смотрит на посерьезневшего Гарри, хочется скорее схватить его и не отпускать. — Да уж, правду говорят, что лифтов наверх в наше время не хватает. Придется воспользоваться лестницей, — браво улыбаясь, Гарри переступает поближе к ржавой конструкции и одной рукой трясет ее, проверяя на прочность. Лестница сделана по старым стандартам, без вертикальных ограждений, просто хватайся за тонкие перекладины и лезь, и падай вместе с ними, если оторвутся, и Питер вдруг понимает, что у него и в мыслях никогда не было хоть раз забраться по ней. Черт! А вдруг она гнилая уже насквозь?.. — Гарри, подожди! — он спешно лезет вверх, настигая младшего Озборна, временами такого же упертого, как вся его семейка. — Дай я сначала попробую! — Да все нормально, — Гарри встает на лестницу и поднимается на несколько ступеней вверх. — Тут осталась-то пара ярдов, а так даже удо-о — Паучье чутье скрежещет, как прогнивший металл. Обеими руками Питер успевает схватить ускользающего Гарри за предплечье, кажется, упуская при этом рюкзак и сильно приложившись обо что-то локтем. — Держись за кронштейн! Ногу сюда! Вторую! Давай, перебирайся ко мне. Когда Гарри оказывается уже рядом с ним, на нормальной прочной горизонтальной балке, Питер, наконец, заставляет себя разжать дрожащие пальцы. Гарри смотрит вниз, на упавший кусок лестницы и распластавшееся крохотное пятно рюкзака, под которым растекается темная лужа. — Бля… Пит… Это было мое бельгийское. А у тебя что навернулось? — севшим голосом спрашивает он. — Конспект по физике и флэшка. Они смотрят друг на друга. Кажется, Питера так же колотит, как и Гарри. Вверх девять футов, вниз — девяносто. Медленно-медленно Гарри лезет выше, на широкий горизонтальный пролет крана, медленно выпрямляется во весь рост. Питер забирается следом, украдкой спуская рукава; надо думать, запястья остались незамеченными. А ведь он мог бы рассказать Гарри… И тогда… — Возьмешь меня за руку?.. — он протягивает перепачканную ржавчиной ладонь. — Как друг? — Гарри уже снова может шутить. — Чтобы не наебнуться! Гарри хохочет и крепко сжимает его руку. Они идут, сначала осторожно, а потом все смелее и быстрее, чуть ли не бегом, к концу длинного пролета, на самый край. Питер так и держит Гарри, пока тот не усаживается, свесив ноги, и сам садится рядом и только тогда отпускает его. — Охренеть, — подытоживает Гарри свои впечатления. — Я точно запомню этот день навсегда. И ты тут сто раз лазил? Питер качает головой. Больше. А вон на той опоре даже кусок искусственной паутины висит, не разложился, какой-то неудачный очередной эксперимент. — Паркер, ты ненормальный… в хорошем смысле. В хорошем смысле. Он, улыбаясь, вглядывается в светлое небо. А если рассказать Гарри, что он и правда — ненормальный, не такой, как все, спустить его вниз на паутине, показать, как он может поднимать огромные валуны, прилипать к стенам?.. Еще с прошлой осени ему так хотелось поделиться с кем-то, и… В общем-то он и думал, что это будет Гарри. Когда-нибудь. Нед, конечно, хороший парень, но если бы можно было выбирать, то… Мобильник пищит. Тьфу ты, сообщение как раз от Лидса. Питер не успевает его прочитать, ну и ладно, ответит потом. Зато сейчас можно сделать пару хороших фото. Кто тут просил его гениальные снимки? — А ты прав, тут красиво, — Гарри оглядывается, рассматривая спокойный серебристый океан, маяки, груженые и пустые контейнеровозы. — И знаешь, когда мы с тобой, наконец, заполучим Озкорп, то вынесем кабинет на самый верх. На место второй вертолетной, — его взгляд становится далеким. — Сделаем там стеклянную крышу, зимний сад, ручей, скалы! Видимость на десятки миль вокруг в ясный день. Круто? — Круто. Только я не хочу работать в лесу. Еще скажи, технику запитаем от солнечных батарей?.. и москитов разведем для аутентичности? — Конечно. И органик фуд, вертикальные фермы, знаешь? Все, что в тренде. Самое лучшее. А ты как хочешь? — Ну…— Питер прикрывает глаза и на пару секунд ему видится картина ЭмДжей, она ее рисовала на какой-то конкурс, и там была не то базилика, не то храм, весь пропитанный воздухом и солнцем, золотые лучи бежали вниз и наискосок точно стальные фермы огромного моста. Мосты — это соборы Америки, говорил он… — Я хотел бы… не знаю, большое пространство — свободное и объединяющее, как Нью-Йорк. — Питер, он весь будет наш! — Гарри поворачивается к нему с горящими глазами. — Однажды! Я это знаю!.. Можно развивать военку, фармацевтику, что еще ты хочешь? — Химию, биохимию… — Да, и генетику!.. Питер набирает воздуху в легкие и, задержав дыхание, слушает, как ухает его собственное сердце, за секунду до прыжка, за мгновение, вот, сейчас!.. — Слушай, Гарри, ты вчера говорил про ваших пауков, генетически измененных, а я, когда мы в прошлом году ходили с классом на экскурсию их смотреть… я знаю, звучит странно, но мне кажется… Ну, то есть я случайно… В кармане внезапно начинает разрываться мобильник. Питер пытается выключить его вслепую, но от волнения вместо этого делает звук только громче. — Возможно, я просто такой… Гарри поднимает брови. Питер вытаскивает телефон. Лидс, будь он неладен. Ну какого черта! Ему так и хочется швырнуть мобильный вниз и посильнее. Ну вот почему о том, что он Человек-Паук, случайно узнал именно Нед, а не Гарри? Почему с ним вечно все происходит не так, как надо? — Одну секунду, я отвечу. Одноклассник. Питер быстро отбегает на тридцать футов в сторону: — Да, да, привет, — вполголоса шипит в трубку он. — Что случилось? — Питер, я думал, с тобой что-то случилось. Все в порядке? Я помешал?.. Прости. Просто тебя не было в школе, и я подумал, что, мало ли, ну… — Я занят одним проектом в Озкорп, меня до четверга не будет, с Моритой все согласовано. Давай, пока. — В Озкорп, значит?.. Питер, ты бы осторожнее… Зависть — плохое чувство, Нед. Питер вешает трубку и подходит к Гарри, который тоже залип в айфон, пользуясь моментом. — О, смотри, смотри. Помнишь этого чувака, Ника Уэлдона? — Гарри придвигается ближе к подсевшему к нему Питеру и показывает экран, чтобы лучше было видно. — Мы вместе были на показе у Гвен, мне кажется, ты тоже был тогда, нет?... У него отец в совете директоров JPMorgan. Ник потом еще мне месяц написывал, просил познакомить с Селеной… ну моделька, секси-брюнетка, в одном комплексе с Гвен живет?.. Так, лайк и возможно приду на это мероприятие, сегодня в семь. В планировщик. Отлично. Тонкий палец с аккуратным ногтем живет как будто своей жизнью, прокручивая, лайкая, оставляя в закладках или решительно откидывая прочь. Легкое дыхание щекочет Питеру шею внезапным теплом. — А это с кем он тут? Знакомое лицо… Оливер… Как же его, Уорнер-Келли или Тернер-Келли, по-моему, он какой-то родственник сенатора Келли… Или нет? А тот, кстати, лоббирует расширение спектра генетических исследований на людях. И это будет просто зеленый свет для экспериментов! Прорыв! И если оказаться первыми… Черт, зря мы закрываем проект, выборы ведь уже через год… Ладно, ему тоже лайк. Тут он какую-то херню несет в посте… А тут хорошая мысль, Питер, нет? «Кто променял свободу на безопасность, не достоин ни свободы, ни безопасности». Цитата на сотню баксов. Питер молча кивает. — Репост. Все, хватит с него, — Гарри прячет айфон и, отстраняясь, поворачивается к Питеру. — Прости, отвлекся. Но если уж мы собираемся строить свой Оз-Парк с госзаказами и мутантами, начинать надо уже сегодня, правда? Связи, связи… Так, ты что-то говорил про пауков до того, как нас прервали?.. — А, — кивает Питер растерянно. — Да. Я хотел сказать…— он замолкает и смотрит вперед, в серую дымку, пока Гарри терпеливо ждет. Ощущение безграничности куда-то ушло, оставив только мутную усталость. — Ваши пауки… Anelosimus eximius… У них такое интересное социальное поведение… — Всё, слова и храбрость у него вышли на сегодня… Вот так взять и признаться — нет, не надо… Ботанику Осборн еще найдет место в своем окружении, умники в конце концов ему полезны, а вот фрику, мутанту?.. Питер отворачивается. — Если получится, принесешь мне парочку, пожалуйста? — Пауков-то?.. Ой, они же мерзкие, копошатся там. Ну, захвачу, если их еще не утилизировали. Отец свалит — и схожу. Они еще какое-то время торчат наверху, а потом очень аккуратно начинают спускаться. Питер слезает первый, не отводя взгляд от Гарри. То ли от света, то ли от мелких крошек ржавчины, которые летят из-под ног, режет глаза, они слезятся… На земле хорошо, как никогда. Гарри безуспешно пытается отряхнуться. — Фу, блин. Я так психовал только когда в шестнадцать за каким-то хером влез в бинарные опционы. Думал, все просажу, что мама мне оставила. Но повезло, даже в плюс вышел. Плюс три штуки баксов, да? Мои первые деньги… До сих пор на отдельном депозите лежат. Питер возвращается к брошенным кроссовкам, затем выгребает пакет с бутылочными осколками из расшибленного рюкзака и подсчитывает потери: конспект, лаба, флэшка, любимая ручка. — Слушай, мы на вид и на запах, как два бомжа. Или даже как четыре. Я Лукасу позвоню, он нас заберет, этот мудила все равно допоздна в башне торчит. Пока Гарри договаривается с шофером, Питер отходит в сторону закопать мусор. Хочется заблудиться в прибрежных тростниках, вырыть в сырой земле ямку и раскричать туда под самые корни всю свою чертову жизнь, все тревоги, и пусть ветер потом разносит в шорохе над водой, как иногда бывает одиноко, как неспокойно, как большие изменения приносят за собой большие проблемы, и как он ведь на самом деле ни о чем не просил, а просто жил себе, пока все не навалилось, и не перекрутило его жизнь в один миг, и не понеслось под откос со скоростью съехавшего поезда... Не об этом же он мечтал, когда терпел еще в первой школе насмешки и унижения, не из-за этого во второй школе влезал в редкие, но меткие драки с фингалами, футболками, рваными до пупа, и вызовами к директору?.. Разве хоть когда-нибудь ему хотелось стать лучше и сильнее их, хотелось выделиться еще больше? Даже представляя по ночам, как однажды отомстит былым обидчикам, он желал всего-то найти себе законное место в этой системе, а вовсе не оказаться окончательно и бесповоротно изгоем... Каждый его шаг, любое движение, острые зрение и слух, паучья сила, порченная ДНК — все теперь кричит о том, что он никогда не будет таким, как другие, что по-прежнему его не примут, что он разбит на осколки, как эта гребанная бутылка, и не станет целым уже никогда, кусочек для тети, кусочек для школы, кусочек для соседей, кусочек для Гарри, пригоршня кусочков на пустой могиле родителей, все рассыпается и возвращается в прах… — Пит? Ты руку порезал, — длинная тень Гарри падает на него, как в первый день их знакомства. Только теперь он теплее, ближе и странным образом непреодолимо дальше. — Держи платок. Обратно они едут в белом лимузине с трезубцем на решетке и рисунком озкорповских фирменных сот на дверях. Его все равно завтра в мойку, хуже не сделаем. Даже мокрый несчастный плебейский рюкзак водружен на белое сиденье — ха, кого-то это Питеру напоминает. — Ну, посмотрим, чего в мире новенького? Охренеть! Стаканчики со льдом, яблочным соком и остатками виски отпотевают в руках, пока Гарри мечется между CNN, Fox News и другими каналами, а из огромного телевизора несутся фразы про участие США, Советскую угрозу и международный терроризм, и то и дело мелькают фотографии пожилого мужчины и кадры покореженного металла. — Вигаса убили! Президента Венесуэлы, — поясняет он, убавляя звук. — Ну и дела. Сейчас рынок будет трясти, конечно. Там же эта нефтяная сделка планировалась на днях, а теперь… Питер отпивает коктейль: сладко, кисло, горько — невкусно. А казалось бы, все эти громкие убийства президентов в далеком прошлом. Просто не верится, что в современном мире с круглосуточным наблюдением и охраной можно такое сделать, разве что это внутренние политические интриги?.. Чужие сейчас не убивают — только свои. Гарри лезет в айфон смотреть индексы и котировки. — К Нику идешь сегодня? — между делом интересуется он. Гарри не дискриминирует. Хочет приблизить к себе и позвать простого парня из Куинса — и зовет, не считая это чем-то особенным. Да и приятели его относятся к Питеру хорошо, он зависал с ними пару раз, было мило и ненавязчиво. Никто его не гнобил, что он там бедный или не их круга. Только немного шумновато на его вкус. И невыносимо смотреть, как Гарри улыбается всем без разбору. — Да я никого там не знаю. Питер избегает этих сборищ, предпочитая торчать с Гарри и Гвен третьим, пока его еще зовут. Он и на ту вечеринку со случайным наркотиком пошел только потому, что после стычки с Тумсом и отъезда Лиз просто физически не мог находится наедине с собой. — Ну вот и узнал бы, — бормочет Гарри, открывая один сайт за другим, что-то меняя в своих биржевых приложениях на телефоне, снимая и ставя галки, какие-то стопы, маржин-коллы, параллельно общаясь в соцсетях. Он жадно пьет, возможно, не чувствуя вкуса, лезет в карман за платком, которого нет, и задумчиво облизывает губы. — Они вообще неплохие ребята. Можно рано не приходить, посидеть два часа, потом пойти куда-то еще. В школу нам завтра не надо. Больше всего Питеру хочется согласиться. — Нет, — говорит он. — Гарри, спасибо, я, наверное, дома. Буду зубрить за нас двоих. — Но если передумаешь…— Гарри на секунду отрывается от телефона и смотрит на Питера. — Я бы хотел тебя видеть. Питер кивает, до боли прикусывая щеку изнутри. Он бы и сам хотел. Да только Гарри его не видит — того, кем он стал за этот год. И никто не видит. Картинки мелькают в телевизоре, ледышки колотятся в стакане. К тому времени, как они доезжают до Форрест Хиллс, лед полностью успевает растаять, и он залпом выпивает водянистый напиток и просит остановить на углу. Они прощаются. Гарри выскакивает за ним следом с забытым рюкзаком. — Слу-ушай, а может тебе… И мне… Завтра в школу, ну? — Питер, ты же слышал, у нас завтра проект!.. Я не планирую… Тем более тут можно процентов двадцать поднять на фьючах и в акциях, пока болтанка. За пару дней, да? Еще посмотрим, у кого через двадцать лет будет больше капитал, у этого хрыча с его убыточными тараканами или… А ты что, хочешь завтра явиться в класс и меня запалить?.. — Не, не, я не собираюсь, просто… — Просто Гарри нашел себе занятие, а Питеру… как бы завтра нечего делать одному… Отправиться на патруль? — Не, я тоже в школу не пойду тогда. — Ну и отлично. Присоединяйся, если что, вечером! Потом у Гвен на Седьмой посидим, отдохнем… — Без нее?.. — Ну а что? Она приглашала… Она приглашал своего Гарри, а не лишнего Питера. — Ну ладно, давай, до послезавтра! Питер долго смотрит вслед лимузину и затем торопливо трусит к подъезду, не желая ни с кем встречаться в таком виде. С лавочки ему машет Лаура, гуляющая с коляской, и он, в ступоре, бросает ей «Привет» так тихо и отбежав уже на такое расстояние, что она, наверное, и не слышит. В пустой квартире Питер закидывает стирку, обедает бутербродами, немного читает, а затем, запершись в комнате и врубив на полную музыку в наушниках, достает пачку фото из чемодана, совсем старых и не очень, и начинает добавлять их в семейный альбом. Одна из фотографий цепляет взгляд: мама там совсем молодая, улыбается, а на шее у нее треугольником красиво повязан арабский платок, точь-в точь как был у Уэйда, только у него зеленый, а у нее черно-белый. Странно, выходит, родители бывали и на Среднем Востоке? Питер отчего-то думал, что в командировки они ездили исключительно по Европе. Может, потому что последняя была в Швейцарские Альпы. Кстати, о полетах и Уэйде, тот ведь предлагал… Предлагал этот чертов прыжок с парашютом. Питер вздыхает. С одной стороны, Уэйд, кажется, хоть с темной стороны силы, но лично ему не враг и для него не опасен, не сдаст его... Ожидая, видимо, что и Питер поступит так же… Да и как его сдать? Во-первых, спалишься сам. Во-вторых, сажать еще одного человека, хоть и говнюка, ради какой-то абстрактной справедливости?.. Есть ли вообще эта справедливость хоть где-то в жизни?.. Она закончилась, когда самолет, где летели мама и папа, рухнул в горах. Что они чувствовали, когда мотор остановился и началось бесконечное неотвратимое падение? Вниз, вниз, вниз, туда в черноту улиц… И у них не было этой чертовой паутины, чтобы в последний момент передумать, струсить, отказаться — зацепиться в последний момент за какой-то карниз… и не упасть… Думали ли они о нем? Думали ли о нем так же, как он о них? О дяде Бене? Он смотрит на фото мамы, она такая молодая там… Не та, какой он помнит ее — более взрослая, основательная, плотная… А воздушная, как во сне… И этот пустой воздух и отнял ее растворил, как теперь растворяют капли памяти, рассеивает каждый новый день… Может, написать? Может, прыгнуть? Снова… Без паутины на этот раз… Паркер, ты ненормальный, напоминает он себе. Во всех смыслах. Сегодня ты Гарри чуть не угробил, а завтра хочешь угробиться сам. С твоей удачей парашют точно не раскроется. Даже не так — самолет сломается при взлете… Нет, нет, вернее всего — самолет сломается в воздухе, на высоте. Как тогда. Питер закусывает губу и отправляет пару строчек на странный адрес.