A Silver Lining

Вторник 1 ноября 2016 «Традиционный ежегодный карнавал в честь Дня Всех Святых прошел вчера в Нью-Йорке. Любимый горожанами праздник объединил профессиональных уличных артистов и музыкантов, любителей и просто всех желающих — сотни тысяч участников. Темой нынешнего Хэллоуина стало Diversity — разнообразие...» Кадры кажутся такими яркими в обыденной утренней тишине, а все случившееся таким нереальным. Эмоции, которые одолевали его вчера, плохие и хорошие, сегодня будто выцвели в тянущую тоску, как обычно бывает после больших праздников. «В Гринвич-Виллидж собрались люди разных национальностей и культур, представители ЛГБТ-сообщества...» На этих словах в телевизоре показывают какую-то весело раскрашенную девицу — а может, и не девицу, раз уж она представитель, — и следующим кадром — Питера на сцене, замершего в нелепой позе, как напуганный олень, то есть единорог, в свете фар, радужные хвост и грива разметались цветастым пятном. Хорошо, что лица не видно… Не слыша, что говорят дальше, Питер застывает с кружкой у рта, потом косится на Мэй, которая с интересом продолжает следить за сюжетом на экране. — Смотри, как красиво было, а ты говоришь нечего снимать. Питер сглатывает комок тоста в горле: — На телефон плохо выходило, света мало... Сколько там телефонов было? У каждого? Сколько будет видосиков на Ютьюбе? Ладно хоть он в костюме, хоть в таком, и лица не видно… — Ладно, я пойду уже, — он ставит тарелку с остатками завтрака в холодильник. — Не выкидывай, вечером доем после псих-клуба. — Тебе не рано? — Пройдусь. В этот раз в парке бодрые старухи вышагивают и взмахивают конечностями под какую-то оркестровую музыку, похожую на имперский марш. Питер быстро проносится мимо, петляя возле прудов, то и дело сбиваясь в такт мелодии. Ему тоже хочется помахать руками, ногами и даже поорать как следует, но средний житель мегаполиса не может себе этого позволить. Зато потом берет из сейфа винтовку и расстреливает окружающих. Или одноклассников. Во дворе у автобуса он, конечно же, первым встречает Флэша, который, размахивая лапищами, с пеной у рта доказывает кучке зевак, что Человек-Паук абсолютно точно не имеет отношения «к тому пидору»! Журнашлюхи, как всегда, что-то попутали, а кумир их школы — нормальный четкий пацан! Мужик! А не — тьфу!.. Ты не поверишь, мудила! В душе вдруг поднимается такая злость, и Питер на секунду представляет, как держит его над краем крыши на паутине и закатывает маску на лоб перед тем, как отпустить... Он никогда не умел отпускать людей, никогда! Все, похорони уже эту историю двухлетней давности и забудь. Вы с Юджином разошлись, и хорошо, что мирно, это последний год, и больше жизнь вас не столкнет. Нед, который хмуро стоит в стороне, лицо в газете, после очередной оскорбительной реплики Флэша вдруг поднимает голову, собираясь, очевидно, вступиться за право Человека-Паука быть пидарасом, — спасибо, друг! — но его опережает Кейт, девчонка классом старше. — А с чего мы вообще решили, что это парень? — А кто? Ты дура?! — расходится Юджин. — Он же Спайдер-Мен, а не Спайдер-Вумен!.. — Но это мы так называем — его или ее. — Кто-нибудь слышал, как Спайдер себя называет? — Да Паук — это вообще прозвище, которое другие дали... — Не знаю, как называет, а голос девчачий. — И рост тоже!.. В маленькое столпотворение вмешивается группа из подъехавшего второго автобуса и споры становятся еще ожесточеннее. — А грудь? — А может, она бинтуется? Я читала, как в Иране девушка выдавала себя за парня, чтобы ходить в школу... Трэш, конечно... — Ну нет, он точно не баба! — Кто еще был в сентябре в автобусе и видел? Он же плоский, как... — А что, у всех девок прям четверки? — На себя посмотри, нулевочка!.. — И, кстати, о плоском, не факт, что там в штанах что-то есть, вполне может оказаться она... — Как дела? — он и не заметил, как к нему подошла Мариам и теперь смотрит на него внимательно, будто перед ней сложный текст или тест. — Нормально, — Питер пожимает плечами и отворачивается на громкое урчание подкатившей Бэхи. Гарри помятый с утра, кажется, опять всю ночь фестивалил — и хорошо если только с Гвен. Первый урок у них вроде общий. Мариам хмыкает за его спиной и обращается к Неду: — Привет, еще не устал от дискуссий про вторичные половые признаки?.. — Устал. На урок? — Кстати, у нас биология. Но я все равно уверена, что она не детерминирует... Питер концентрируется на том, чтобы перестать прислушиваться ко всему вокруг и начать слышать одного Гарри. — Пит, прости, я опять не добрался до башни!.. Но ты не поверишь, кого я вчера встретил... Внук президента! Мы вчера были на шикарной закрытой вечеринке у... Ты его, может быть, видел, когда я приводил тебя к... О, если бы он умел включать временную глухоту! Питер тянет друга под локоть на химию. Пойдем, пойдем, хоть списать успеешь. Весь день к нему волнами подступает уже не рев, как вчера в толпе, а какое-то монотонное гудение всеобщих разговоров, будто где-то далеко шумит фабрика. По производству сплетен, ага. Умные маркетологи называют это паблисити. И если слишком близко принимать все к сердцу — тебя разъедает словно кислотой, и ты уже сам не знаешь, кто ты на самом деле и что на чем в тебе держалось... Непонятно, как у Гарри получается в этом жить, и почему Неда так сильно интересуют эти чертовы слухи и фейковые новости. Что в них можно найти? Весь день Питер ловит на себе сочувственные взгляды Лидса и на ланче все-таки притирается к нему в проходе: — Я просто хотел сходить развлечься. Поговорим об этом завтра, ладно?.. — Да все нормально, — кивает Нед. — Собака лает — ветер носит. Что после школы? — Сегодня псих-клуб, — отмазывается Питер. Ой, он кажется уже почти две недели не был на этом сборище фриков. Надо и правда, что ли, посетить. Питер берет две большие отбивные и салат — на себя и на Неда и предлагает: — Ты же не против, если мы будем просто молча сидеть и жрать, а? Нед не против. С ним хорошо молчать. Он вырос в этом семейственном цветном квартале-общежитии, вшестером в тесной квартире с двумя спальнями, и единственный из всех друзей понимает цену тишины. Они даже выходят во двор на скамейку, и Питер старается слушать шорох листьев и мерное машинное дыхание Нью-Йорка с соседней автострады. Привычная чесотка любопытства вылезти в интернет и погуглить, что о нем пишут (если пишут, конечно, долой неоправданное тщеславие), почти перестает его беспокоить. Птичка на хвосте сама принесет рано или поздно, никуда от этого не деться. Время тянется долго. А ведь надо еще чем-то занять вечер. Перед алгеброй он вдруг решает испытать новое приложение. «Привет-как-дела?» Первые три минуты текст черный, следующие три — серый, и, наконец, исчезает совсем, растворяется в белизне поля, непрочитанный. Ну, вот как-то так это и работает. Он сдвигает свою парту к Тревору для совместной работы потому что с ним не надо говорить. Наблюдать за тетрадью и руками саванта интереснее, чем за тем, что творится на школьной доске, но ни черта не понятно. Формулы слишком сложные даже для Питера, почерк слишком затейливый, тонкие пальцы крутят ручку так быстро — попытка найти душевное равновесие, приглушить мир вокруг, спрятаться. И Тревор прячется, вполне успешно, одноклассники видят его каждый день, а кто он, каков он — может ли хоть кто-то сказать наверняка? Даже его родители, обитатели района Джамейка, мама продавец в местном продуктовом, а отец — а есть ли там отец-то, Питер вот и не знает, — даже родня, братья-сестры, бабушка, что они могут сказать о Треворе, кроме того, что он странный, но, к счастью, попал в хорошую школу, пробился?.. А для кого-то, наверное, и Питер — такая же закрытая книга. Вот Мариам, которая сейчас на уроке художественного чего-то рисует эти свои этюды в светлой школьной арт-студии вместе с другими странными девчонками и парой патлатых пацанов... Сам Гарри сходил туда один раз поначалу, заявив потом, что это полная фигня. «Ну а что именно было, что они там делают, расскажи?» — «Да сходи посмотри, чего ты стесняешься-то?..» И Питер как-то украдкой заглянул в ее класс, золотые лучи полосатили пол сквозь жалюзи, пахло краской, растворителем и отчего-то еловыми досками, Мариам стояла у мольберта, волосы забраны в хвост, в свободной тельняшке и брюках, и он тогда подумал: как было бы здорово поймать все эти полоски и кудряшки в объектив, — и сбежал на химию, пока она его не заметила. Мариам была бы отличная девчонка, если бы не лезла, — Питер даже не знает, как это объяснить, — ну, если бы не докапывалась иногда, как Мэй, только хуже. Причем она даже ведь и не буквально докапывается, но отчего-то такое ощущение от ее прищура и от того, как она смотрит, склоняя голову на бок, и будто чему-то кивает про себя с видом всезнайки... О, наконец-то звонок! На истории Питер с тоской наблюдает, как в стекло бьется последняя осенняя муха, черная и большая. Он томится тем же желанием вылететь в окно, на свободу. Телефон вдруг вибрирует, и Питер собирается не брать его в руки. Пусть это сообщение тоже выцветет и исчезнет в молчании. Хотя с чего он взял, что это именно оно... Но ведь оно же? Питер лезет убедиться — и точно: бледное «Че делаешь?» висит в белом поле, готовое растворится в тумане. «Скучаю», — быстро набирает Питер, отправляет, перечитывает и тут же скорее поясняет: «В смысле, скучно». «В школе скучно». Так, а он уже говорил Уэйду про школу или врал что-то про универ, про колледж? Опять спалился... «А я недалеко тут в Бронксе. Хочешь развлечься?» Питер хочет ответить, что вчера уже наразвлекался, потянуть время для вида, но под пристальным взглядом мистера Делла успевает набрать только: «где когда» И прочитать: «Полпятого, Касл Хилл Авеню, 2203» до того, как рассерженный преподаватель устраивает ему допрос с пристрастием. Нед со вздохом открывает учебник на нужной странице, и Питер, спасибо паучьему зрению, запинаясь и заикаясь, вымучивает В с двумя минусами. Это опять какой-то бар, правда уже не подвальный, сразу с остановки Питер заходит в пустоватую и неяркую Lucca Osteria, и Уилсон машет ему из дальнего угла. Он в обычных джинсах и темной куртке, с голым лицом. — Чего скис? Сейчас сладенького принесут! Сначала им приносят по стейку. — Давай-давай, заправляйся как следует, лошадка, — подначивает с набитым ртом Уэйд, снабжая Питера очередной непрошенной жизненной мудростью. — Кататься на шару для мужика моветон! — Блин, а ты меня катал, аж три раза. Питер так радовался вчера, целых полчаса, что спас Уэйда от мучительной смерти от пули, а оказывается, что вроде и не спас — и по-прежнему в неоплатном долгу. — Ну отработаешь, не проблема. Наверняка у тебя куча скрытых талантов помимо... — Уэйд машет рукой в воздухе... — Ладно, ладно, без шуток. А потом официант приносит сладкое... И можно, наверное, спросить отдельно Колу для себя, но Уэйд же не спросил и, значит, считает, что Питер может, что он вполне взрослый для того, чтобы... А, собственно, почему бы и нет?.. Минет заходит лучше Секса на пляже, а Оргазм напоминает оба сразу, кремово-фруктовый, приторный, ледяной. Питер тянет его через трубочку и ждет, когда ему похорошеет. На вечеринках с Гарри от алкоголя он только больше начинал психовать и считать чужие бокалы, а здесь... Уэйд прикончил уже больше десятка шотов. Ну и ладно, его дело. — Гляди, как надо управляться с минетами. Уилсон кладет ладони на стол, наклоняется, плотно обхватывает стопку губами и, запрокинув голову, заглатывает одним махом кремовое содержимое. Так же ставит шот обратно на стол и ухмыляется, слизывая взбитые сливки из уголка рта. Невероятно полезное умение, браво. Уилсон смеется, потому что Питер, оказывается, говорит это вслух. — Ну, как, попустило малех? — Ну, так... — Жаловаться или нет? С другой стороны, кто как не родная душа, мутант, может ему посочувствовать. — У меня теперь полшколы считает, что Спайдер-Мен гей, а другая половина — что девчонка. И это я еще в интернет не ходил. — М-м... — тянет Уэйд не очень-то сочувственно и, прямо скажем, вообще не заинтересованно и закидывает в рот большой кусок стейка. — Бред какой. Он же Мен, а не Вуман! Значит, может быть только геем. Или трансгендером. Или, кто там еще нынче есть, квиром каким-нибудь. — Уэйд! — Да и в любом случае, не посрать ли на этого Спайдер-Мена. Что ты так беспокоишься?.. Похер. Питер до этого еще не встречал такого откровенного пренебрежения к его супергеройской персоне. Конечно, Старк и Хэппи временами были не вполне довольны его действиями, но чтобы совсем похер?.. — Знаешь, обидно... — он ковыряется в остатках петрушки на своей пустой тарелке, отводя взгляд... — Ой, да еще расстраиваться из-за каждой выдумки, — утешает его Уэйд, пододвигая ему тосты с авокадо. — Вон в последней арке Бэтмен вроде гей, вот где горюшко... А твоего Спайдер-Мена вообще кто знает, ноунейм издательство, ноунейм комикс. Комикс? Или Питер уже пьяный и ни черта не понимает, или не понимает тут Уилсон... Он смотрит на Уэйда, который продолжает дирижировать вилкой в воздухе... — Ну фильм еще вроде хотят снять, но это будет скучища, все эти микро-насекомые в микро-мире... Питера вдруг осеняет: — Уэйд! Это Ант-Мен — о ком ты говоришь. Который из комикса. Муравей! А Спайдер-Мен... — А, да, точно, точно, вспомнил! Это его отец! Нет, это ее отец — его девушки. Как ее, Москито? Оса? Тарантула... Главная черта любого успешного бренда — узнаваемость. У Человека-Паука в мире Уилсона — минус сто. — Уэйд, Человек-Паук — реальный чел! — пытается Питер еще раз. Почему-то ему подсознательно казалось, что Уилсон как-то... Ну, должен знать о нем. Ладно, не фанатеть, но хотя бы быть в курсе, что Человек-Паук вообще существует. Или со вчерашнего дня догадаться. Хотя с чего бы вдруг... — Конечно, они все там в комиксах реальные пацаны, не то что мы, лошары, — Уэйд заглатывает последний кусок мяса с ножа. — Бумага-то все стерпит. — Я выйду на секунду? в интернет? Питер достает мобильный и начинает гуглить «Человек-Паук паром». Первое видео снято с берега, и Питера почти не различить, на втором показана общая картина разрушения, и его ноги мелькают с двадцатой по двадцать третью секунду, не то. Ага. — Вот! — он выкладывает мобильный на стол. — Вот, это Человек-Паук! С первых же секунд видна его вихляющаяся спина крупным планом, потом прыжок... Уэйд вполглаза смотрит видео, похрустывая хлебцем: — Хм... Ну и супергерой нынче пошел. Мелкий, — на кадре, где Человек-Паук выпускает паутину, он перестает жевать и поднимает круглые глаза на Питера: — Погоди, это ты, что ли?!.. — Я в детстве плохо ел!.. Питер снова разглядывает тарелку. Это даже хуже, чем когда Нед уронил Звезду Смерти... Первый сознательный добровольный каминг-аут — и вот так... Он хоть и отводит глаза, но просто чувствует, как Уэйд продолжает пялиться на него, будто в первый раз видит, медленно размышляя вслух: — Хм, Спайдер-Мен. Паук... Ипси-випси Паучок... А костюмчик-то другой... — Ну, это не совсем мой был... Ох, не хочется ему рассказывать про свое фиаско у Старка, но теперь уже влез на пенни, трать весь фунт... — Так, — интонация вдруг становится совсем железной, так что Питер поднимает голову и вглядывается в жесткое лицо. — Тебя кто завербовал в это шоу идиотов? Щ.И.Т? Братцы-Мстители? Давай, выкладывай все по порядку. Уэйд смотрит на него в упор и крутит в пальцах стейковый нож, лезвие тускло блестит в слабом свете. Вот сейчас бы стечь по стулу и просочиться в щели между половицами от этого колючего взгляда. Ощущая себя, как на допросе, и поминутно сбиваясь, Питер пересказывает события последних месяцев. — Значит, виделся со Старком три недели назад в последний раз? А жучков искал? В телефоне, шмотках, квартире?.. Невысокий потолок словно разом обрушивается на него всей тяжестью, Питер оглушенного трясет головой. — Я-я... Нет, Уэйд, этого просто не может быть! В том костюме был встроенный трекер, но это другое!.. Жучки... Мистер Старк бы не стал!.. — Ага, значит, и не думал искать! — Нет, Уэйд, этого не может быть! Это просто — бред какой-то!.. зачем им за мной следить?.. Он замолкает, чувствуя себя совсем лишним и в этом баре, и в компании Уэйда, и комкает салфетку... Нет, даже сама мысль об этом кажется абсурдной!.. Нет, однозначно! Уэйд со звоном откладывает нож на тарелку и берет ладони Питера в свои. — Питер, — голос его звучит мягче. — Пит... То, что у меня, может быть, паранойя, не значит, что за нами не могут следить. Представив, будто он сейчас в маске, и они просто говорят, просто разговаривают, отвлеченно, безотносительно ситуации, Питер поднимает взгляд и всматривается в хмурое лицо. Вот так и теряется связь с реальностью. Человек не видит очевидные вещи, зато убежден в каких-то своих диких теориях. Уэйд явно не в себе. Если это не ПТСР, то, возможно, какое-то последствие мутации?.. Заживает все, кроме того, что в голове — того, что по-настоящему важно... В этом есть горькая ирония, правда жизни, и Питер, вздохнув, аккуратно сжимает покалеченные ладони — ведь тоже не заживают почему-то, несмотря на регенерацию, — и пытается сказать как можно более спокойнее и убедительнее: — Уэйд, с этим у меня точно все чисто. И в гаджетах своих я уверен. — А возможная прослушка? Датчики на окнах? Мелкие жучки в розетках, которых ни в жизнь не найдешь, а они раз в неделю отсылают запись — и могут это делать годами, подключенные к питанию? Да те же скрытые камеры. Питер качает головой. Он, конечно, все не проверял, но — кому это было бы надо? Зачем? Старк вообще к нему лишний раз не обращается без десятка напоминаний с его стороны. — У меня все чисто, — говорит он негромко и плавно, словно злому животному. — Я уверен. — Пфф, все они так говорят, а потом у доверчивых идиотов отваливаются носы, члены и прочее!.. Ухмыльнувшись, Уэйд наклоняется в сторону, обхватывает губами новую стопку и, глядя на Питера с некоторой насмешкой, но уже хотя бы без прежней мрачности, опрокидывает ее внутрь. Отпускает руки Питера и отирает губы тыльной стороной ладони. — Ладно, ты, может, и правда, нахрен никому не сдался, в отличие от меня, — Питер морщится, ай, а вот сейчас неприятно было, и ведь не выскажешь ничего, раз человек вроде как не совсем в реальности. — Но вот мне хвостов не надо…. И так, бля, задолбался уже, чуть не карачках все прополз, от подвала до чердака с этой, пищалкой… ну, знаешь, DlAS-1000... — А что это за девайс? — Ну типа анализатор радиочастот, крутой какой-то. — О, это такая штука, как у военных? — Ну да, друг подогнал. Мощная фигня. Ищет жучки, глушит сигнал, куча модулей... Я не до конца разобрался, но, вроде, чистый... — Ого! И она прямо любые сигналы обнаруживает? Круто!.. — Ну что, еще по минетику? Остались последние две стопки. — Я воздержусь. Я ж без справки!.. — обижается Питер. Уэйд хмыкает и допивает один шот, уже по-нормальному. — Слушай, — вдруг приходит Питеру в голову шальная мысль, — а ты не одолжишь мне на время эту штуку? — Да я, если честно... она сложная. Это же не детектор за сто баксов... — Я разберусь. Мне только на день?.. Я никогда таких не видел вживую. Уэйд смеряет его взглядом: — Ну, если разберешься... Тебе сегодня? — Если можно... Уилсон что-то взвешивает в голове, хмурясь: — Ай, ладно, поехали ко мне. Но!.. Рюкзак и телефон оставишь тут в городе. Питера отчего-то это обижает окончательно. — Может, еще и раздеться до трусов?.. а то мало ли какая на мне зараза? Уэйд закашливается последним Минетом: — Да хрен с тобой, езжай как есть! Но если мой уютный новый домик завтра взорвут к ебене фене!.. — Да хрен с тобой!.. — Питер встает из-за стола и направляется к выходу. Он молодец. И идет вообще ровно, как по линии, по нему и не скажешь, что пил. И мыслит очень разумно. Прям трезвый, хоть задачки по физике решай. — Тут рядом есть, где рюкзак прилепить? Но если его стырят в третий раз... — Ну ты сравнил, конечно, — дом и рюкзак! — Уэйд что-то быстро набирает в телефоне, застыв посреди улицы. — Во, Гугл мэпс говорит, что тут есть отличный тупичок неподалеку. Под одобрительный взгляд Уилсона и, разумеется, песенку про ипси-випси паука, Питер прилепляет свое движимое имущество к крыше какой-то котельной в безлюдном углу, надеясь, что до вечера не пройдет дождь. — Шмотки-то снимать? — пробует он еще раз. Ему показалось в темном зале, или Уилсон и правда тогда покраснел?.. — Да погоди, дай до кровати доедем, — без запинки лыбится Уэйд. Ну, значит, показалось. — Куда погнал, вон машина! — Уилсон преувеличенно услужливо распахивает перед ним дверь серебристого гибридного Лексуса. — О! — удивляется Питер. — Ого! — передразнивает Уэйд. — Что, хипстер, поражен, наконец? — Да просто не в твоем стиле, — Питер садится в удобное светлое кресло. — Обычно у пенсионеров все такое старенькое, кнопочное… Кстати, как у тебя с метаболизмом? — Отлично. Жру как слон, сру как… Боже, избавь его от этих подробностей. — Я про опьянение! — Не боись, не уебемся, — хохочет Уэйд. Питер пристегивается Они лихо катят, если верить Уэйду, в какие-то всемирно известные, воспетые в книгах, — прости господи, восточные яйца, если он не ослышался... Или западные, Питер слишком занят наблюдением за дорогой: они едут по Куинсу, сворачивают на западное побережье, минуют закрытые яхт-клубы, природные парки и поля для гольфа и оказываются всего лишь на берегу залива Хэмпстэд, в Сэндс Пойнт. Редкие особнячки тонут в зелени там и тут, разделенные внушительными расстояниями — большие деньги любят тишину... Узкая дорога ведет их к уединенной усадьбе на берегу: два этажа огромного каменного дома и мезонин по мере приближения скрываются за не менее огромной стеной кирпичного забора с постами наблюдения по углам. Настоящая крепость! И если Питеру не кажется с пьяных глаз, то в верхнем оконце чернеет нацеленный на дорогу пулемет... Железные ворота отъезжают, опознав хозяина, затем смыкаются, оставляя их наедине с домищем: широкая лестница с каменной балюстрадой, фасад отделан светлым песчаником, дюжина колонн попарно расположены там и тут на двух этажах. Завершают картину два каких-то сумасшедших гигантских вазона — или как это называется? — по краям. Новодел, но с размахом. Разинув рот, Питер пытается переварить увиденное, как-то совместить в своем сознании Уэйда и этот дом. Тоже арендованный, очевидно, он пялится на них бельмами скрытых в жалюзи и зарешеченных оконных проемов. Уэйд замечает его взгляд, но интерпретирует его по-своему: — Круто, да? Моя скромная бэтпещера! Добро пожаловать в Уэйд Манор!.. Бросив машину прямо на стриженой лужайке, он взлетает по лестнице, распахивает двери и, пока Питер в полумраке глазеет на потолки нереальной высоты — пятнадцать футов, это вам не кондо! — быстро срывает со стола скатерть и кидает ее на ковер. Звенит какое-то стекло, потом свет бьет по глазам, Питер сослепу хватается за стену и недовольно шипит. Уэйд сразу же выключает свет: — Ой, прости!.. Да, в темноте, пожалуй, получше, тут срач. Не разувайся! Питер, немного проморгавшись, оглядывает разруху: огрызки пиццы, осколки тарелок — так вот что звенело, обломки мебели... И все же это чище, чем в том подземном бункере, можно попробовать пройтись по полу, а не по потолку. Он делает пару шагов, рассматривая высохшие цветы в горшке на комоде, шурупы под фотографии на пустых стенах, там даже контуры остались, детскую яркую пирамидку в углу дивана, и это резкое цветовое пятно вдруг режет глаза даже сквозь сумрак, тотчас придавая всему происходящему ирреальность сна, одного из тех медленных ночных кошмаров, которые начинаются, как нормальные, и секунда за секундой превращаются в мучительную агонию. — Уэйд, что здесь произошло?.. Что это за?.. Уилсон беспечно пожимает плечами: — Засрал немного жилье, с кем не бывает. — Это не твой дом! Ты... — краем глаза Питер видит бурые мелкие пятна на ковре возле брошенной скатерти, но глядит только на его лицо — безмятежное, спокойное. Говорят, сами преступники никогда не считают себя виноватыми, уверены, что их вынуждают: обстоятельства, проблемы, люди. — Ты убил их?.. Хозяев?.. Уэйд смотрит на него долго, молча, так что повисшая в воздухе пауза наполняется тишиной, словно губка — темной водой. Слышно только, как вдалеке ветер гонит волны на каменистый берег. Питер успевает подумать, что его ведь никто не звал, и что он сам напросился, и что, наверное, будет тяжело, если им придется сейчас... придется… ну, кто кого… И мысли его тоже замирают в тишине, как он сам, как Уэйд. Они оба смотрят друг на друга, зверь из леса и человек, получеловек-полузверь... — А ты поверишь, если я скажу, что не убивал? — Уэйд делает шаг к нему. — Расскажи, — просит Питер и едва заметно подается назад, нащупывает кончиками пальцев стену, но Уэйд всего лишь проходит мимо и опускается на диван, берет в руку чертову пирамидку. — Я бы пришил, конечно, этого мудака, если бы она не выползла из подвала…— он кивает куда-то в глубину дома... — Баба эта с ребенком на руках, а другой вцепился в юбку, очередная мексиканская содержанка... Наверное, понимала, что они не жильцы, если хахаля ее... В общем, не побоялась выть тут в голос, тряся этой своей... Блядь... в чепчике, крохотная... Он закрывает глаза и трет переносицу. Молчит долго-долго, что Питер уже и не ждет продолжения, когда Уэйд опять начинает хрипло: — Ну, и этот сразу начал торговаться — дом, бабки, оружие, авто... Короче, загнали бабу его и детей обратно в подвал, а с ним поехали в город, сожгли труп в его шмотках, в его Мазерати, еще кольцо на палец не лезло... Уиз наутро ДНК анализ морга подделал… Вот так и вышла двойная оплата... А они живы, наверно: если не идиоты, свалили подальше на дно. Свои же их и заказали... — Он ставит пирамидку на стол. — Вот так вот. Завязывать, наверно, пора с этой херней. Слишком прет в последнее время. Даже за тебя пока не прилетело, хотя еще не вечер. Он смотрит на Питера выжидающе. — Ну?.. — То есть, ты хочешь... — Питер не знает, какие слова подобрать. В некоторые моменты Уэйд такой — такой нормальный! — что даже не хочется думать про оборотную сторону, пока оно в итоге не оборачивается вот так. — Хочешь завязать со… всяким таким? Белая скатерть на темном ковре слепит даже в сумерках. — Хочу, наверное… Не знаю. Как получится. Да мало ли, чего я теперь хочу!.. Знаешь, оно почти всегда догоняет. Вот буквально вся херня, которую ты сейчас наворотишь, может в будущем цапнуть за жопу... тебя и тех, кто рядом... Уэйд вдруг встает и подходит к Питеру, намеренно вторгаясь в его пространство, возвышаясь. Питер невольно задирает подбородок и краем глаза отмечает расположение светильников и трех дверных проемов. — А ты безбашенный — полезть прямо в логово маньяка... — Уэйд насвистывает тихонько какой-то простенький мотивчик с короткими словами: «Run, run, run, run away, oh-oh-oh... Psycho Killer... Qu'est-ce que c'est...» Его будто забавляет смотреть на что-то в лице Питера, он даже медленно поднимает руку, но не прикасается, стоит рядом, а потом делает шажок назад и выдыхает беззлобно: — Эх, Питер-Питер-Паучок!.. — Опять пугаешь, да? — фыркает Питер и тоже начинает дышать: он и не заметил, как затаил дыхание. — Так, смотрю на реакцию, — Уэйд пожимает плечами и отходит дальше, и со следующим шагом словно уменьшается, уже просто стоит напротив, склонив голову набок. — Потолок — плохая идея и сейчас, и в баре тоже, и там, в катакомбах. У меня же пушка. Всегда считай, что противник вооружен. Вот, гляди, — он отводит полу длинной куртки. — Обычно кобура тут, тут или тут. Может быть с любой стороны. Иногда скрыта на бедре, у женщин, или на голени. И твой самый правильный ход — контролировать руки, чтобы я не достал оружие, атаковать резко паутиной по глазам и — в дверь. Или пальцами по глазам, руку держишь вот так, можно ладонью в горло, если паутину не хочешь палить. Руки же у тебя сильные? Очередной воспитатель хренов! Питер мрачно берет из угла стальную вешалку-стойку: — Ненужная? — и, не дожидаясь ответа, со всем усилием злости скручивает ее в спираль под пристальным взглядом. — Так норм?.. Уэйд хмыкает: — Да уж, не приведи бог в эти нежные ладошки доверить яйца... Э, э, я вообще-то про куриные! Не злись! Опусти ее. Положи на пол, так. Мне-то все равно ничего не будет, череп чугунный, а тебе самому потом неприятно станет от такого поступка!.. Питер, выдыхая, отшвыривает испорченную вешалку в сторону. — Если хочешь что-то сломать — там на кухне уебищный диван, заодно и вынесем вон, раз ты такой сильный. Диван Питеру почему-то становится жалко, не ломать же его только потому, что он не угодил этому мудаку непонятно чем — мягкий, зеленый, с бархатными подушками. Питер забирается на него с ногами, пока Уэйд издевается над кофемашиной. — Я черный люблю. Или с молоком. И обычно без сахара. А не это все с сиропами, — уточняет он — Пфф, если ты думаешь, что тут у нас большой выбор... — Выбор должен быть всегда, — бубнит Питер в пол. — Всегда есть выбор... Не слушая, Уэйд лезет в огромный пустой холодильник: — О, мороженка!.. Они пьют кофе, который одновременно холодит и обжигает, на контрасте. Вкусный. Он сидит и пьет кофе с с вигилантом, который чистит город от мафиии… В доме, который не так давно принадлежал когда-то одному из боссов мафии. Из его посуды. Это будто какая-то параллельная вселенная. Очень некрасивая изнанка жизни… Что можно быть мстителем, а можно вот так… И если идея стать мстителем еще окончательно не растеряла в его глазах свою привлекательность, то это вот… Питер, ловя серебряной ложечкой молочные пузырьки, спрашивает между прочим: — Зачем я тебе все-таки? — Не знаю. От жадности, наверное, — Уэйд отхлебывает кофе и поясняет на его бессловесное удивление. — А ты что, никогда не набирал кучу говна в супермаркете, просто потому что под руку подвернулось? Компульсивное потребление?.. Или на улице не подбирал там, камешки, штучки всякие?.. Ну, вот нашел, теперь не выкидывать же?.. Подобрал от нефиг делать. Питер проглатывает кусочек мороженого, который падает ледышкой в желудок и неприятно там сворачивается. — Мутантов же и так немного. Надо держаться своих. И, кстати, раз уж ты интересуешься — могу познакомить. Есть тут одна подходящая компания… — Мутантов? — Ага! — Как ты? — Да не, не как я! Нормальные относительно... И мелких полно, как ты, даже мельче. Можем съездить как-нибудь, если хочешь. У них там тоже типа школы… Приют такой… — Здесь в Нью-Йорке? Официальный? — Пфф, когда у меня что официально. Полуподпольно они там живут. Но они-то совсем чистоплюи, не то что я… В паре часов отсюда. — А они будут согласны?.. Что я, ну?.. Что познакомиться… — Ой, да не понравишься им — сотрут память и делов-то!.. Питер смотрит на Уэйда во все глаза… — Да шучу я! Нормальные они ребята… Никто там ничего… Свои. Он кивает. Может, с другими мутантами больше повезет. После кофе они переходят во вторую гостиную, где на полу разложены проводки, батареи, какие-то дополнительные устройства и сам прибор — ящичек размером с микроволновку с экраном и кучей кнопок. Уилсон пересылает ему инструкцию на пятьсот страниц, и Питер сперва тыкается, как слепой котенок, но уже через полчаса все электроприборы в доме, мобильники и вай-фай устройства поют ему на разные голоса, с желто-зелеными уровнями сигналов. — О, а у тебя тут даже выделенная телефонная линия есть! А это что? — Да в подвале хрень какая-то, мини-электростанция. Уэйд помогает покидать все в коробку-чехол и провожает до большой дороги, где Питера ждет очередной ушатанный Форд с седым индусом. — Развлекайся, короче, — он грузит девайс на заднее сиденье. — Можно прослушивать разговоры соседей и потом их шантажировать. Питер не поясняет, что соседей он слышал и до превращения, а уж после — слышит вообще весь их чертов многоэтажный дом, вот просто ушами, без всяких специальных приборов. Раз Уилсон такой умный, что собирается учить его жизни, — посмотрим, как быстро он сам догадается про супер-слух. — Обнять и плакать... — бормочет Уэйд о ком-то по дороге к дому. А дальше машина с ревом трогается, и Питер уже ничего не слышит кроме развеселых индийских песен. По дороге они собирают все пробки чертова мегаполиса, до рюкзака, за которым Питер беспалевно бегает пешком, и потом снова в такси, и пробки до дома... У подъезда, нагруженный рюкзаком и ящиком со спектральным анализатором, Притер проходит мимо скамейки, где Лаура залипает в телефон, одной рукой покачивая коляску. — Привет, — поднимает глаза она. — А у меня малышка не спит, колики, приходится часами гулять вокруг дома, вот, до позднего вечера. Питер слышит плач по ночам. Иногда это младенец, а иногда, уже совсем тихонько, она сама. — Ничего, скоро перерастет, и все наладится, — говорит он. Ненавижу тебя, ненавижу, сдохни, слышится эхом в его голове звонкий голос. — Все будет хорошо. Он медлит, не зная, что еще сказать. — А что это у тебя в коробке? — в возникшей паузе спрашивает она. — Да инструменты для прочистки труб. Слив засорился. — Ого! Ты такой молодец, все можешь сам починить! — Питер уже чистил ей лэптоп от вирусов этим летом. — А у нас кран подтекает. Не посмотришь, раз у тебя инструменты есть? — Конечно, на днях, может быть, — Питер озирается на звук подъезжающей машины, фух, еще не Мэй. — Ну ладно, я побегу, мне еще ужин готовить! — Пока-пока! Спектральный анализатор под кровать не лезет, низ шкафа уже занимают завернутые в пять мешков костюмы — паука и пони, зато прибор отлично помещается под стол. Хорошо, что Мэй почти не заходит к нему в комнату: не зря он весь прошлый год раскидывал на стратегических видных местах добытые у Гарри журналы с разными такими женщинами и смятые салфетки. Теперь Мэй не возражает, что дверь к нему постоянно закрыта, и всегда без исключения стучится, да и то лишь по супер-важным поводам. И убирать у него, видимо, брезгует, только указывает, что вот уже из его комнаты пыль лезет по всей квартире, Питер, не пора ли тебе, а?.. Он умывается, смотрит на себя в зеркало — выглядит вообще вне подозрений, трезвый и бодрый, — и бежит на кухню готовить свой любимый омлет номер пятьдесят три. Яйца, понимаешь ли. Маньяк... Или не маньяк? Дразнит, зараза, но как будто не так обидно как Флэш… Во-первых, не перед всей школой… А во-вторых, без вот этой вот злости и, типа, ну, по-приятельски?.. Хотя вот сам Питер стал бы дразнить Неда, ну, тоже по-доброму, что тот жирный, например?.. Или что у Мариам — нет, ему так, пожалуй, даже больше нравится, но объективно, объективно — у нее же почти нулевой… Даже у Лиз больше. Не говоря про Гвен. Нет, Питер, конечно, ничего такого вываливать своим друзьям бы не стал, даже если бы так и думал… А вот Уилсон — дразнит его, и еще как… Но это все-таки другое поколение… Ну, или человек такой… И в общем, ждать от него вдруг какой-то чуткости и толерантности — ага, от чувака, которому пришить кого-то как нефиг делать… Омлет стынет, Мэй не идет. Питер заглядывает в холодильник, сколько там осталось красного, а там уже открытое белое. Он наливает себе полстакана, вроде не очень заметно убавилось… Когда-то давно, год назад, он интересовался другими мутантами… В официальных источниках, конечно, было больше всего про теракт одиннадцатого июня и другие такие случаи — почему, собственно, и приняли в итоге закон об обязательной регистрации. Но иногда встречались и просто заметки, что-то любопытное, как выявили ребенка, который мог поджечь взглядом лист бумаги, или как взрослый неожиданно для себя начал серийно выигрывать в лотереи — этакая вспышка прекогнитивных способностей… В последнее время, конечно, случаи из газет были все мельче и скучнее… То ли потому что самое интересное оставалось в секретных архивах — так считал Нед, последовательный последователь теории заговоров, а то ли потому, что СМИ находили новые темы для хайпа, а интерес к мутантам, за давностью терактов и разгромом Братства Мутантов, постепенно сошел на нет. Познакомиться с другими. И не с одним случайно, а прямо… Целая школа таких, как он. Ай, была-не была!.. Сколько можно все одному.