A Silver Lining

Четверг 3 ноября 2016 — Питер! Боже мой, Питер! Тетя Мэй кричит так, будто на кухне пожар и потоп одновременно. Или мафия! Еще не проснувшись, Питер кубарем вываливается с кровати и несется к ней: — Мэй! Мэй, что случилось? Ты в порядке? Мэй в ночной рубашке стоит в коридоре у кухни и смотрит на — Да черт побери! Как?! — У нас зеленая мышь на столе, — тихим голосом констатирует она. Питер бросается вперед, сгребает Мистера Уайта и трясет его, чтобы тот выпустил печенье из своих загребущих лапок. — Мэй, — он поднимает взгляд, пытаясь выглядеть одновременно убедительным и умилительным. — Я как раз хотел тебе сказать. Это Мистер Уайт. Подарок от Гарри. Он будет жить у меня. Крыс, не Гарри, — зачем-то поясняет Питер под неодобрительное молчание Мэй. — И ему не все можно из человечьей еды. У него слабая поджелудочная, потому что он однажды сбежал и наелся какой-то химии. Поэтому его зовут Мистер Уайт. Отдай, зараза! Он подходит было к раковине, но затем убирает отобранное печенье в шкаф и закрывает дверцу. А измельчитель отходов надо вообще отключить. Страшно подумать, что может произойти между крысом, наученным преодолевать самые сложные лабиринты, и измельчителем. — Правда, я не хотел, Мэй. Я помню про животных, и про уход, и про ответственность. Поэтому я попросил несколько пауков для наблюдения, чтобы вывести у них тут дома потомство, с ними проще, достаточно большого террариума, но Гарри… — Не надо пауков! Мышь так мышь, — внезапно быстро соглашается тетя Мэй. — Он один? Ты уже купил ему клетку? — Да, — и Питер, черт побери, помнит, как запирал его внутри на кодовый замок. Или не запирал? После жучка все было как в тумане. — Я просто решил дать ему немного побегать, освоиться. Он ручной совсем и не вредитель… Я больше не буду его выпускать, хорошо? — Да уж не выпускай, тем более, если ему нельзя нашу еду, — Мэй подходит к плите и достает из незакрытой — или уже открытой? — хлебницы мешок с тостовым хлебом, нещадно погрызенный с одного угла: и полиэтилен, и ломтики. — Я доем! — предлагает Питер, убирая Мистера Уайта с глаз подальше в карман пижамы. Мэй выразительно смотрит на него без слов. — Я уткам в парке отдам! — Чтобы еще больше опоздать? Тебе разве не к восьми было сегодня? Она показывает на циферблат, на котором, вот дрянь, уже девять! — Опять ты вчера полночи сидел…— Мэй подходит к раковине с хлебом, и Питер уже хочет сказать ей про измельчитель, как вдруг она принюхивается. — И снова выкинул пищевой мусор в перерабатываемый?! Пищевым этот огрызок буррито был век назад, а сейчас попадал уже скорее под категорию biohazard, которую положено утилизировать отдельно. Блин, надо было его в унитаз вчера спустить… Хотя учитывая, что он от Уилсона и с тем же разрушительным потенциалом, — с него, пожалуй, сталось бы засорить нахрен весь стояк, и плавали бы они с утра в говне, как утки в пруду... У Мэй при взгляде на Питера появляется эта складочка между бровями. Кажется, пора переходить к плану — все почти пропало. — Мэй, прости меня!.. — он делает шаг вперед, и, блин, как хорошо было бы ее обнять сейчас, даже не для того, чтобы она его простила, а просто так, как раньше, но это теперь уже, вроде, неловко, и он только смотрит на нее открыто. — Я в последнее время что-то… ну, не очень в адеквате… Знаешь, не ладится все как-то, и эти социальные дела, с людьми там, ну… Это временно, я надеюсь, — под конец честно и тихо признается он. И она вдруг сама подходит к нему и обнимает его, не очень крепко и совсем не долго, потому что между ними барахтается крыс в кармане, и говорит ему, что все будет хорошо. Пока она принимает душ, Питер кидает пару слайсов надгрызенного хлеба в тостер, пофиг, зараза к заразе не пристанет, и быстро ест их стоя у раковины, запивая йогуртом, одной рукой удерживая крыса, рвущегося на волю. В своей комнате он обнаруживает, что проспал, потому что Айзек не включил умный будильник, потому что оптоволоконный провод к роутеру был перегрызен под кроватью… Потому что кодовый замочек оказался не закрыт, а защелки, видимо, не представляют для взломщика особых сложностей. — Да что ты за вредитель такой?.. Что тебе дома не сидится? Если ты еще раз сбежишь, — строго предупреждает он, — я отдам тебя Лидсам. Они таких, как ты, жарят и едят… Или это свинок? В общем, неважно. Отдам тебя, понял?.. Питер сажает крыса в клетку и вешает замочек, на котором так и красуется 2605 — то есть все-таки код он вчера установил, но после не закрыл его, — и быстро меняет цифры на все единицы и начинает переодеваться в школу. Мариам в тот день на излете мая позвала кучу гостей домой, и ему было не очень весело на вечеринке, шумновато, зато потом они пошли гулять уже только втроем, ЭмДжей, Нед и Питер. Мистер Джейкобсон довез их до Центрального парка, спускались сумерки, и пахло поздними пионами и азалиями, зацветали первые розы. А потом ему позвонил Гарри позвать куда-то, и как-то получилось, что они с Гвен присоединились и стали гулять все впятером, девчонки были такие сногсшибательно красивые, и наконец-то никто ни с кем не ссорился, и если бы можно было скопировать и повторить какой-то кусочек жизни, то Питер выбрал бы в том числе и этот день рождения… Собираясь, он носится по комнате в мыле, потом подходит к столу забрать паровозик и случайно бросает взгляд на клетку, где в углу сидит притихший Мистер Уайт. А замок показывает уже цифры 2611. Это крыс, что ли, набрал?.. Нет, ну каков засранец! Давя в груди закипающую ярость, Питер достает зверька и идет на кухню, там он отыскивает банку с металлической крышкой на таких петельках, ну, ушках таких специальных. Уж ее-то не откроешь изнутри, злорадно думает он, проковыривая дырочки ножом. Банка, может быть, и маловата, но ничего, хвост подожмет! — Отсюда не побегаешь, юный делинквент! Тоже мне, вечно лезет, куда не просят…— произнеся последнюю фразу вслух, Питер вдруг замолкает и смотрит, как крыс беспомощно скребет лапками по стеклу, запертый в этой чертовой банке, как в лабораторной колбе. Ай, хрен с тобой!.. Он открывает банку, достает оттуда крыса, который от недовольства болезненно прихватывает ему кожу на руке, и кладет его в карман толстовки. — Одни проблемы от… от нас с тобой, да?.. Ну что поделать, если мы такие. Как назло, в школьном коридоре его встречает подтянутый элегантный Самурай. С опозданием Вас, мистер Паркер. Уже в который раз с начала учебного года? Пятый? Не очень культурно разговаривать руки в карманах, но иначе зеленый крыс высунется наружу и Питер будет выглядеть еще менее убедительно. Он медленно почесывает мягкую шерстку, сиди там только, сиди тихо, видишь, у нас опять неприятности. Из-за тебя, между прочим. — Мистер Морита, мне и правда очень жаль, что я не очень вписываюсь в общий учебный процесс… — О как, звучит хорошо, и из фразы не точно понятно: виноват ли, собственно, сам Питер или все-таки криво поставленный процесс. — Но Вы же видите, я отлично сдаю все экзамены, просто здоровье не очень восстановилось с прошлого года… Какое счастье, что до того, как у него отросли паутинные железы, ему той осенью спецы из местной больнички успели диагностировать «астенический синдром неясной этиологии (возм. поствирусный?)». Так что Морита знает, что он болеет, освобожден от физ-ры, и вообще. Страдающий больной гений. Озлобленный крыс в кармане внезапно цапает его за палец, и лицо Питера освещается уже неподдельным страданием. Он прижимает руку к животу, сдерживая зверя: — Но я стараюсь, как могу, мистер Морита. И под сочувственное: «Ну ладно, беги, беги, что у вас сейчас, алгебра?» — ретируется. На истории он внезапно получает внеочередное СМС от Хэппи с вопросом про его, Питера, дела. Ну надо же, проснулись в высокой башне. Жучок им очередной файл не прислал, не иначе. Мистер Хоган, спасибо, мои дела отлично, и прошу заметить, что это дела исключительно личного характера: учеба, частная жизнь и пр. Хочу еще раз прояснить, что я в настоящий момент не имею свободного времени и не заинтересован во мстителях, в стажировке или другого рода сотрудничестве. А поскольку ни костюма, ни иной собственности Старк Индастриз у меня больше в наличии нет, наше дальнейшее общение считаю нецелесообразным. Благодарю компанию м-ра Старка за уделенное внимание, позвольте попрощаться. П.П. Некоторое время он сидит даже немножко гордый своим текстом, как ловко он завернул про «другую собственность», подразумевая уничтоженный жучок, и как с достоинством завершил всю фразу, а потом отправляет сообщение и быстро блокирует Хогана везде. После истории у них физическое воспитание, на которое Питер уже год не ходит по состоянию здоровья. Он прибивается к собравшемуся домой Неду. Находчивый Лидс не первооткрыватель по натуре, но может великолепно обобщить чужой опыт: следуя путем Питера, но используя методы миссис Джейкобсон, он в сентябре тоже освободился от школьной физкультуры, как «дискриминирующей дисциплины, которая подрывает его аутентичное ощущение телесности и самооценку». «Короче, ты жиртрест и не можешь заниматься, поэтому бросаешь физру, чтобы разжиреть еще больше», — подытожил это в двух словах Флэш, получив натуральную пощечину от Мариам. Был громкий скандал с разбирательством, хотя лично Питер, например, ничего такого в этом не увидел. Нед и сам считал себя жиртрестом, сложно не считать, когда весишь двести фунтов, и даже говорил о себе примерно в тех же выражениях... Но, как оказалось, капитану школьной футбольной команды, высоченному, широкоплечему подтянутому Флэшу говорить об этом было категорически нельзя. После скандала, чуть не ушедшего аж в Департамент образования, наступила пора покаяний. Мариам и ее родители втроем и по очереди извинялись перед Флэшем; Флэш раз пять: в соцсетях, лично и на специальном школьном собрании, — извинялся перед Недом; физрук мистер Уилсон извинялся за все программы, нормативы и виды спорта перед всей школой сразу: девочками, мальчиками, толстенькими и худенькими, высокими и пониже, сильными и слабыми... Дело кончилось тем, что теперь на уроках физкультуры достаточно было просто шевелиться в соответствии с личными потребностями и предпочтениями, что фиксировалось специальными фитнес-браслетами; Нед был освобожден от греха подальше; Флэша разжаловали до простого игрока. — Нед, слушай, у тебя мелкие же любят зверушек? — Чего-чего? Говорят, Озборн вчера мышей раздавал за какие-то ништяки, ты с ним заодно, что ли, как всегда? — Нет. Я нищеброд, так что без ништяков. Пойдем лапши поедим в Pho-Bo, поболтаем. Это как раз возле дома, так что Питер успеет на встречу с Уэйдом, да и за клеткой можно будет зайти. Сиди спокойно, мысленно уговаривает Питер братца крыса, незаметно подкладывая для него в карман зернышки, сиди, сиди тихо, сначала я тебя впарю, а потом уже продемонстрирую. — Да я долго не могу. Нед то ли обижается, что Питер стал с ним меньше общаться, то ли снова подозревает в нем какой-то корыстный интерес… Крысный интерес, да. — И я тоже долго не могу. Хотел рассказать… Представляешь, Старк проявился… И нет, это не крючок, Питеру и самому хочется с кем-то поделиться. Он смотрит на часы, как со временем. Про Старка-то не короткий разговор. — Ну пойдем-пойдем, раз времени мало! — поторапливает его Нед. Пока они ждут лапшу в дальнем уголке маленького вьетнамского кафе, Питер вываливает на стол своего крыса: — Возьмешь для Каталины? Клетка у меня дома, отдам. — Питер, мы втроем в одной комнате! — Мэй до смерти их боится! — Да ладно? — Он умный, обаятельный и очень общительный. — Такой общительный, что хрен удержишь в клетке. — Его с младенчества люди воспитывали. Хочешь подержать? — Не хочу! Блин, да как так получается-то, что Гарри сумел ему впарить крыса, а он Неду — нет?.. — Возьми на время, пожалуйста, у меня сейчас и без того проблем полно. — Питер уже просто умоляет, берет Неда за мягкие ладони и передает ему Мистера Уайта с горсткой семечек. — Я вчера жучок Старка дома нашел! — Охренеть! — Нед даже забывает протестовать и, послушно сложив ладони лодочкой, прижимает затихшего крыса к груди. — Какой? Где? Как?! Откуда ты знаешь, что это Старк? Ты уже говорил с ним? — Под столом. Прямо где он сидел, пил наш чай и ел наш пирог! Вот там, где я увидел его в первый раз с Мэй, когда домой пришел. Представляешь? Я думаю, он тогда его и принес. И в костюм еще эти штуки навставлял! — А он подписан, что ли? Или ты засек, как он данные передает? Кстати, как ты его засек вообще? Им приносят две дымящиеся пиалы, и Нед в полной задумчивости отправляет крыса к себе в карман. — Случайно убирался дома и нашел! На чипе маркировка завода китайского, который на Старка уже два года работает. Ну чей еще может быть? — А данные прочитал? — Да времени пока не было. Может, сегодня займусь… Я его еще поломал немного пока вскрывал… На, держи огурчик, — Питер перекладывает Неду в ладонь ломтик свежего огурца. — Ты говорил об этом со Старком? — Еще в этой грязи копаться? Я уже достаточно с ним наговорился! — Питер зачерпывает лапши. — Но… — Нед в растерянности смотрит на огурец… — Это в карман, — подсказывает Питер, и Нед отправляет овощ крысу. — Но, может, он просто так заботится о твоей безопасности?.. Ты же… Ну, костюм он забрал, но в целом же нормально было, вы там общались… и он был благодарен нам, тебе точнее… Нед просил Питера познакомить его со Старком, и Питер собирался, вот честное слово, но потом после отъема костюма как-то вот не сошлось. И к лучшему, как оказалось. Вот и води знакомство с такими мудаками, ага. — Какая такая забота?.. Это же прослушка, Нед! Это все незаконно до пор, несмотря на все эти, блин, реформы и новые законы! Нужно судебное решение или хотя бы уголовное дело на меня! — А, кажется, вместе с четвертой поправкой сейчас хотят и в отношении прослушки что-то поменять… — Ну даже если и поменяют. Это же будет государство. Им, понятно, что нужна монополия на насилие. И они-то ко мне в друзья не набивались, в отличие…— Лапша горячая, острая, аж слезы из глаз. Питер шмыгает носом от перца. — А Старк, я же его считал… Нормальным, типа, считал… Я не буду с ним говорить, Нед, все, вопрос закрыт. Я Хэппи с утра уже послал и его тоже… отправлю далеко и навсегда… Все, не обсуждаем больше. Питер сморкается в салфетку, и они молча и сосредоточенно едят. Забота, тоже мне!.. Когда заботятся — верят. Вот Мэй даже ни разу не подняла вопрос о браслете с трекером, даже карманы его ни разу не проверила!.. И в комп не лезла! И в шкаф! Вот она ему верит и любит, хотя он ее и обманывает иногда… А этот!.. Питер же сам рассказывал ему все, делился с ним, как… как со своим. А он в ответ на это, он… Питер доедает суп и откидывается, прикрыв глаза, на спинку дивана. Объелся, да еще и острое, в груди тяжело, в носу щиплет… Телефон начинает вибрировать, Питер лезет за ним в карман: вызов от «М-р Старк личный». Он показывает Неду экран: — Вот, видишь — вот она, подпись на жучке. Практически автограф! Какие еще тебе нужны доказательства?.. Питер сбрасывает звонок. — Принесите запить что-нибудь. Со льдом, два стакана. Нед, будешь тоже? Три стакана! Спасибо, — просит он маленькую юркую официантку. Внутри так давит и жжет. Когда они уже собираются уходить, телефон на столе опять вибрирует. — Иди на хуй, — шепотом отвечает ему Питер, не глядя. — Пит, это WW какой-то был, — Нед щурится на экран. — Это кто? Тоже от Старка? Помощник его новый? — Ну Wonder Woman же, Нед! На свидание меня, видишь, зовет, а я с тобой тут торчу, — Питер устало поднимается с дивана. — Так, чувак один с психклуба, ему делать нефиг, звонит иногда… Пойдем? «Прости, опаздываю. Через полчаса», — быстро набирает он, отвернувшись. Нед, слава богу, не уточняет. Ф-фуф, съехал вроде с темы. И этого Уилсона в свою жизнь вмешивать точно нельзя, хоть он и мутант. Лучше бы вообще с ним потихоньку разойтись со временем. И Старка хватило. А одному проще. Пока они бегут переулками домой, Уилсон успевает позвонить еще пару раз, Питер сбрасывает, не глядя. Разойдешься с таким, как же. Вот что человеку мешает дождаться ответного звонка?! Дома он отдает Неду клетку, корм, благодарит его и быстро прощается под предлогом — живот скрутило. Потом следит в окно, как Нед выходит из подъезда, степенно пересекает двор, медленно заворачивает за угол, да быстрей уже, давай же ты, ну! Потом бегом запихивает уэйдову чистую куртку в рюкзак, достает из-под самого потолка Глок и прочие причиндалы, хватает паровозик и выскакивает, сломя голову. Уже на подлете к перекрестку его догоняет третий звонок. — Алло! — орет он в трубку, перебегая дорогу в последние секунды перед сменой сигнала. Блин, ну человеческим языком же написал, подожди!.. — Питер, привет, — раздается голос Старка. Он настолько ошарашен, что какое-то время молчит, потом проверяет от кого звонок: «М-р Старк личный». — Хотел спросить, как там жизнь… Логично, с жучком не удалось, Хэппи заблокирован, так теперь он сам спросить хочет. — Знаете, что? — выкрикивает в трубку Питер, вспоминая сразу и вчерашний жучок, и заплаканное лицо Лиз после ареста ее отца, и эти вечные нравоучения, и то, как Старк тряс своим костюмом, ожидая, что он будет с мольбами прыгать вокруг, точно младшеклассник перед отжавшим у него телефон хулиганом, а Питер никогда и не перед кем не прыгал, даже в детстве, хоть бей, но лучше огрести, чем сдаться! — Знаете, жизнь моя уже была зашибись, до тех пор, пока вы не влезли… не вперлись ко мне со своими непрошенными — со всей этой херней!.. И будет еще лучше, если вы, наконец, перестанете в нее лезть! Имея такие деньжищи, сложно, наверное, осознать, что не все вам искренне рады, но вот я вам честно скажу, что без вас моя жизнь была бы точно лучше, поэтому… Телефон пищит — это взбешенный Старк вешает трубку, но Питер все равно упрямо договаривает в погасший экран: — Поэтому шли бы вы на хер, мистер Старк!.. Он отключает телефон, чтобы его сейчас точно не беспокоили, а вечером заблокирует этот номер везде и навсегда. Грэнни сегодня припаркована поодаль за автобусной остановкой, где обычно тусят таксисты. — Я опоздал, мне жаль! — Питер плюхается на сиденье, понимая, что не сожалеет ни о чем ни секунды, и дай ему возможность — с удовольствием бы повторил все еще раз, до последнего слова. И, может быть, даже в лицо. — Ты чего такой… взъерошенный?.. — Достало все! — Выпить? Пожрать? Потрахаться? И этот еще со своими советами! — Не мои варианты. — Втопить под сто пятьдесят на шоссе? — А камеры? — А я каждый день номера меняю… Ну, это аргумент, конечно. — Сделай музыку погромче? — просит он, пристегиваясь. Под гитарные рифы и гроул Питер не замечает, как они доезжают до поворота проселочной дороги. — Эй, паровозик-то взял? — Уэйд перекрикивает очередной металл, потом и вовсе выключает. — Другая модель, но то, что надо, — уверяет Питер. — Там еще куртка, пистолет и прочее. Уэйд кидает куртку на заднее сиденье, осматривает Глок и обоймы и, хмыкнув, убирает во внутренний карман. — Ключи еще! — Оставь себе, если хочешь, у меня вторая связка дома нашлась. Звучит как приглашение. Нет, не надо Питеру такого. Можно будет их забыть в машине на обратном пути, решает он. Меньше связываешься с людьми — лучше живешь. Когда Уэйд останавливается, Питер не может поверить глазам. За светлой каменной оградой, за коваными воротами, за разросшимся партерным садом в окружении ржавых дубов и лип и темных елей — стоит дворец. Он разглядывает все это великолепие: центральная зубчатая башня, колонны высотой в два этажа, широкие окна с мелкой расстекловкой, боковые треугольные фронтоны, скульптуры, ряды старых дымоходов. Не Хогвартс, конечно, но по сравнению с мидтаунской школой — другая реальность. Зданию, похоже, лет двести. Интересно, и мутанты здесь обитают с тех самых пор? — Это какой век? Девятнадцатый? Уэйд смотрит на него как на идиота. — Двадцатый век Фокс! Идем! Они заходят внутрь через маленькую металлическую дверь сбоку от ворот. Присматриваясь, Питер видит, конечно, следы безденежья и некоторого упадка: геометрия сада прорастает лишними ветками, кустами, а то и вовсе сорной травой, фонтаны осушены, дорожки щербаты, листья лежат плотным ковром на нестриженных полянах, хризантемы, мертвые, не срезанные, гниют на стеблях и пахнут сладким тленом,— но само это грандиозное место притягивает взгляд и интерес, просит остаться, отдохнуть в его стенах от суеты, уснуть в широкой старинной зале и, может быть, сгинуть вместе с ним... Уэйд будто чувствует его ощущения: — А чего, местечко хорошенькое, тихонькое. Сплошная благодать. Даже вон, видишь, х$&%ня какая, как раз для таких цветочков, как ты, — запикивает. — Чего-чего? — Питер хмурит брови. Уэйд, кажется, сегодня опять немного не в себе. — Да е*#$чая детская франшиза, PG-13 аура на милю вокруг... — Уэйд, — Питер дергает его за рукав. — Не ругайся, вон дети тут. На полянке впереди играют несколько ребятишек, они перекидывают желтый волейбольный мяч, но вдруг он зависает в воздухе, а потом медленно поднимается высоко-высоко, выше окружающих деревьев, маленькая рыжая девочка стоит в центре круга детей, смотрит на желтый шар, задрав голову, и хохочет. — Эй, верни! — Достань, если хочешь!.. — Ну, так не честно!.. — Сейчас тоже из игры уйдешь, как он! Краем глаза Питер замечает, как от кустов поодаль отделяется худенький смуглый мальчишка лет семи, может, меньше, и направляется к ним: — Уэйд, я думал, ты не приедешь сегодня! — Привет, Элайджа! Мальчишка протягивает было к нему руку в оранжевой толстой резиновой перчатке не по размеру. — Опять эту х#*… фигню носишь!.. — кривится Уэйд. Пацан смущенно стягивает перчатки и кидает их позади себя. — Я в мяч с ребятами играл, — шепчет он. — Мало ли... Уилсон протягивает изуродованную ладонь потрепать ребенка по макушке, и тот будто застывает, втягивает голову в плечи в страхе, но едва только пальцы зарываются в детские мягкие волосы, Элайджа вдруг расслабляется, делает шаг вперед к Уилсону: — Можно, да?.. — Кусаешья... Еще немного поменьше, — Уэйд гладит мальчика по волосам, его пальцы слегка дрожат. — Вот так, так лучше... Иди сюда, — он вдруг встает на колени, становясь одного роста с Элайджей, и притягивает пацана к себе, обнимает его со вздохом, вздрагивая. — А теперь совсем почти нормально. Они стоят так какое-то время, замерев, у Элайджи закрыты глаза, и он часто дышит, его маленькие руки с обгрызенными ногтями сцеплены замком на широкой шее Уэйда. Питер смотрит на всю нелепую сцену с каким-то недоумением и неловкостью. — Молодец! — Уэйд, наконец, отпускает пацана, который будто с неохотой отрывается от него, продолжая держать за рукав, и показывает на Питера. — А это мой приятель, у него для тебя подарок... Паровоз-то где? — А…— до Питера как через туман, кажется, начинает доходить смысл всего происходящего и тех изменений, которые Уэйд просил внести в конструкцию. Он достает из кармана паровозик и приседает на корточки, чтобы быть ближе к мальчику-мутанту. Тот в терпеливом ожидании переводит свои большие темные глаза то на игрушку, то на Питера. — Вот, Элайджа, смотри, чтобы зажглись огни, нужна самая слабая сила тока, для человека это как пощипывание или мурашки. Чтобы крутились колеса — надо посильнее, это уже неприятные ощущения. Ну а гудок — это когда людям захочется отдернуть руку, тут лучше сразу уменьшить... — Питер видит, как Уэйд улыбается его объяснениям, развалившись на траве. — Пульт надо держать вот так, пальцы сюда и сюда. На, попробуй. Элайджа аккуратно берет у него из рук паровозик, стараясь не коснуться при этом Питера, сжимает пульт в ладошке: — Так? — Да. Сначала паровоз молчит, как неисправный, хотя Питер проверял его дома, а потом вдруг происходит все сразу: свет зажигается, колеса начинаются бешено вращаться, паровозик издает истошный долгий гудок, — и затихает мертвым кусочком пластика. — Это нормально! — поспешно объясняет Питер, пока ребенок не успел совсем расстроиться. — Он не сломался! Всего лишь предохранитель сработал. Эта красная кнопка сбоку. Переключай ее, и снова... Элайджа, сопя, переключает рычажок, и после паузы колеса на паровозике начинают вращаться, крутятся долго, минуту, потом раздаются два коротких гудка, один за другим, потом колеса останавливаются, и только свет продолжает гореть, а потом выключается и он. — Ух ты!.. — он смотрит на Питера полными счастья глазами. — Спасибо!.. Спасибо Вам большое, мистер... — Да просто Питер. Какой я мистер, я в школе еще. Первое его знакомство, когда не стыдно признаться, что ты школьник, а даже наоборот, этот факт будто радует малыша. Питер протягивает руку: — Приятно познакомиться. — Питер, я... — Элайджа неуверенно смотрит на протянутую ладонь и замолкает, не в силах объяснить. Но Питер уже понял: — Да все хорошо, я немного как Уэйд, так что мне не страшно... Он держит раскрытую ладонь, ждет. — Я не наврежу тебе?.. Маленькая ладошка осторожно касается его руки, и Питер ощущает покалывание в пальцах, которое резко переходит в судорогу по всему предплечью... — Простите!.. — Элайджа быстро отдергивает руку и убирает ее в карман. — Простите меня… — Да я в порядке, — Питер улыбается. — Нормально! Видишь, ничего со мной не случилось! — он сжимает и разжимает занемевшую ладонь, как бы демонстрируя, что все хорошо. — Это как раз на свисток разряд был. — Да все путем! — Уэйд кладет руку Элайдже на плечо и смеется. — Зато смотри, какая у Пита прическа модная теперь! Эх, жаль, что я лысый... Тоже бы хотел так походить. Мальчишка поднимает взгляд на улыбающегося аж щеки болят Питера, и робко начинает улыбаться в ответ, и даже осмеливается спросить: — А Вы... ты — к нам в школу, да? Останешься?.. — Нет, — почему-то сразу отвечает Питер, хотя ничего еще не знает об этом заведении, да и как можно сказать что-то заранее. — Я, ну, это... Как Уэйд, сам по себе. — Ты тоже будешь приезжать? — Ну, может быть... — Как вы-то тут, нормально? Кормежка от железной жопы по-прежнему ужасная? — Овощи фу, а тефтели вкусные. Вчера красный суп был. — А профессор? В отъезде сейчас? — Угу, он вчера уехал по делам с мистером Саммерсом и мисс Грей... А зато мистер Хоулетт приехал! Неделю уже! Там, в западном крыле, наверху! Уэйд, а ты говорил, он твой родственник, да? Он совсем на тебя не похож... — Ой, да он типа пятиюродный и вообще другая порода. — Он очень серьезный. Но классный и сильный такой, почти как ты, Уэйд. Мистер Хоулетт ведет уроки самообороны, и мне нельзя участвовать, но я просто смотрю на других и запоминаю, как... сначала руки делаешь вот так, а если схватили, то нужно... — Тьфу, да это детские штуки, я тебя круче научу... А или хочешь сейчас, времени куча... Я чего звонил-то тебе, Пит, видишь, придется еще раз ехать... Директора цирка сегодня нет… Ну, других посмотрим, тебя покажем… Уилсон демонстрирует пару приемов, используя Питера в качестве наглядного пособия. Каждый раз, когда они касаются друг друга, между ними искры проскакивают. Питер ежится. Элайджа их круто наэлектризовал… Потом Уэйд возится с самим Элайджей, объясняя, как освобождаться от захватов и прочее, пару раз мельком напоминая успокоиться и не кусаться. — Вот так, отлично! Видишь, все получается! Кажется, у Уэйда уже пальцы на правой ладони плохо гнутся. Электричество все-таки. За это время вокруг собирается несколько детей, чуть старше Элайджи, смотрят на их возню, смотрят на Питера и Уэйда, причем на Уилсона, и это как-то вдруг особенно заметно, глядят не так, как люди в городе, не исподлобья со страхом, и не мельком, стесняясь и отводя глаза, а спокойно и без любопытства, будто он и не урод вовсе. Ну, а он и не урод. И выглядит на фоне ребятни хоть и великаном в стране лилипутов, но вполне естественно — лыбится, смеется. Предводитель отряда скаутов, блин. Довольный. Малышня тоже просит показать приемы, потом — показать паровозик, и самая младшая, рыженькая девочка, предлагает запустить его взаправду, чтоб поехал. Дети стайкой срываются к ближайшей ровной дорожке, а старший белобрысый пацан, на пару лет, наверное, меньше Питера, подбирает оставленную пару резиновых перчаток и несет их следом и, выйдя на дорожку, бросает их к ногам Элайджи со словами «Ты забыл». Уэйд уже без улыбки смотрит какое-то время детям вслед. — Б*#$ть, бесит меня это, Пит. Ладно, когда люди, но то, что сами мутанты считают, что проще оградить, чем научить!.. Дотронуться до пацана, с*#$а, лишний раз боятся!.. Была бы Ороро жива... Эх, ладно, пойдем. Минуя еще один сухой фонтан и заросшую клумбу, они подходят к центральному входу. — Заглянем к дедуле в конуру, давно не виделись. Или, может, я один схожу, а тебя сразу к Синяку, ты же любишь всякое такое, а он умный. Давай, тебе тогда прямо с главного входа и там внутри направо, в западный корпус... Наверное, это на западе, да?.. там?.. Уэйд тычет пальцем и сам направляется налево. — Э-эй, погоди, а я?.. — Так тебе к этому… Маккою… — А что я… ну, скажу?.. Уилсон оглядывается через плечо: — Ну, скажешь, что мой. Да нормально, тут все свои, не кипишуй. И Питер уже готов бежать за ним следом и просить не оставлять его тут одного, как вдруг центральная дверь распахивается, заставляя его невольно отшагнуть назад, и он оказывается нос к носу с мрачным темным типом — таких, скорее, встретишь на улицах в нехороших районах или в самых поздних барах в маленьких городках, и Питер невольно подбирается, пока незнакомец сканирует его взглядом, будто принюхиваясь внутренним особым чутьем... Это же не тот чувак, который умеет читать мысли, да?.. Уэйд попытался показать ему пантомиму о сверхспособностях других мутантов по дороге, но Питер попросил его не отвлекаться от руля и вообще не очень понял кто есть кто... — Добрый день, — произносит он, потому что надо же что-то сказать. — Э-э... Здравствуйте, мистер... Он быстро взглядывает в сторону, куда удрапал Уилсон и, слава богу, тот уже трусит обратно, ага, понял, что нехорошо бросать человека одного в незнакомой обстановке! — Я вот... В гости... Приятель позвал... — он кивает в направлении Уилсона. — Ну, здравствуй, если не шутишь, — легко отвечает ему темный человек и делает шаг вперед, выступая из тени. И щурится от вечернего света и внезапно улыбается: так же широко, как Уилсон, и все желтоватые зубы видно, и даже складочки у глаз собираются, а нос слегка морщится, — и вдруг становится похож на добродушного пса, который собирается фыркнуть или чихнуть. Глаза на свету золотисто-коричневые, веселые, а в черных жестких волосах, которые переливаются на солнце, едва заметны первые ниточки седины. — Я Джеймс Хоулетт. А ты чьих будешь? — Питер Паркер!.. — О, знакомая фамилия... — мистер Хоулетт переводит задумчивый взгляд куда-то далеко, за ворота, на верхушки елей, а может, и еще дальше — в прошлое. — А как твоего отца звали? Питер не может поверить ушам, что незнакомец — ну, как незнакомец: тоже мутант и даже вроде бы родственник Уэйда, но это не точно, — вдруг спрашивает о его родителях... Странный вопрос. Но, с другой стороны, они много путешествовали, многих знали, работая в международной компании... Уэйд так торопится обратно, что даже пихает его локтем в сторону, добежав. Питер раздраженно отшагивает, чтобы Уэйд не закрывал ему собеседника. Теперь он стоит как бы напротив мистера Хоулетта и пыхтящего Уэйда. — Ричард! Ричард Лоуренс Паркер. А мама — Мэри Паркер, а в девичестве Фитцпатрик. Фирма US Import. Они много путешествовали лет пятнадцать, десять назад... И здесь, и за рубежом… Вы их не знали?.. — Ричард?.. — мистер Хоулетт качает головой, припоминая. — Нет, мой был Джон Паркер из Техаса, у тебя там нет родни? Может, дед? Или дядьки, у них там обширное семейство… Эх, ну конечно, это не те Паркеры, с такой фамилией людей миллионы… А он-то понадеялся, что незнакомец может что-то знать. — Нет... В Техасе у нас никого. Мои все отсюда... Нью-Йорк да то кладбище в Пенсильвании. Он разглядывает щербатые ступени под ногами... С того света и из прошлой жизни не бывает вестей. — Ну, мир большой. Хотя и тесноватый, да, Уилсон?.. Уэйд как-то так встал, будто пытается вклиниться между мистером Хоулеттом и Питером. — И не говори, папаша! У меня в штанах аж тесно стало, как тебя увидел... Бежал обнять. Мистер Хоулетт поднимает в воздух перед собой правый кулак, сквозь острую улыбку шипя звонкое «с-сникт», и это, видимо, что-то значит, потому что у Уэйда на скулах вдруг начинают играть желваки, и они какое-то время пялятся друг на друга, совсем не обращая внимания на Питера. И хотя Уэйд заметно выше, и шире, и в целом внушительнее, от мистера Хоулетта исходит такая металлическая решимость, что еще неизвестно, кто бы выиграл, если вдруг что. Наверное, и вправду родственники, понимает Питер, явно чего-то не поделили в прошлом, какое-то между ними — напряжение, что ли. Он откашливается, и мистер Хоулетт открывает перед ними дверь с радушной улыбкой. — Проходите. Питер, проходи, — он чуть не захлопывает дверь прямо перед носом Уэйда, но тот успевает втиснуться. По широкой лестнице они поднимаются на второй этаж. Питер посередине, а родственники, не отставая, по бокам. — Жаль, профессора сейчас нет. Но Хэнк на месте, доктор Маккой. Он тебе может все показать и рассказать, — мистер Хоулетт смотрит на Питера внимательно, и кажется, что глаза его, напитавшись солнцем, продолжают излучать свет в полумраке дома. Питер моргает, и наваждение проходит. — А ты, получается, мутант?.. Давно проявилось? — Я... — Питер пока тут только посмотреть, — бесцеремонно перебивает Уэйд. — Потом решит, когда оглядится, нужны ли ему другие мутанты. — Действительно, нужны ли? — ворчит Хоулетт с каким-то непонятным намеком. Озираясь, Питер поражается: темные деревянные панели на стенах, антикварные штуки типа канделябров и сияющих статуй там и тут, глубокие зеркала с реальной амальгамой и позолотой тянут внутрь, а еще в коридорах эти, как их, картины из ниток — гобелены, что ли, местами протертые до серой ткани… Древний дом, в котором не хватает только призраков. Поэтому, когда синий зверь выплывает к ним из глубины коридора, — геральдический лев, сошедший с плафона или герба, —Питер сначала даже не удивляется и лишь услышав низкое «Добрый вечер. Уэйд, я же говорил, что профессора не будет сегодня», он начинает судорожно смотреть по сторонам: на финтифлюшки, на старинные шкафы… Только бы не пялиться на него!.. В мелком стекле изящной горки странный синий мутант отражается по частям, и Питер вглядывается, косо, беспалевно, с замиранием сердца, и убеждается в его окончательной и абсолютной реальности. Синий. Мохнатый. Громадный. Как Чудовище из мультика. Вот это да! — А я и не к профессору. Родню навестить, — ухмыляется Уэйд. — Да вот, привел знакомого, он интересуется. Питер отлепляет взгляд от посудной горки и поворачивает лицо в сторону собеседника. Так, главное, смотреть ненавязчиво и типа, мимо или так вообще, ни на что конкретное: ни на эти желтые глаза с узкими зрачками, ни на заостренные уши, ни на короткий бархатистый ворс на широком носу и вокруг черных губ, ни на курчавую синюю шерсть, переходящую в жесткую гриву на голове. На Уэйда-то было глазеть куда как неприлично, а уж тут... Питер смотрит на узел черного галстука в мелкую золотую точку. Галстук. И костюм под белым халатом. Символы нормальности. О том, что можно увидеть под костюмом, лучше даже не думать. — Добрый день, я — Питер Паркер. В следующем году надеюсь стать студентом MIT. Он протягивает руку, опасаясь в этот раз куда больше, чем с Элайджей, но получает в ответ всего лишь мягкое и короткое кожистое рукопожатие. Ему хочется стукнуть себя по тупой голове, но первая ассоциация — как он в детстве в цирке фотографировался с обезьянкой, такое же прикосновение. — А я Генри Маккой. Биолог, немного врач, исследователь по мере возможностей моей маленькой лаборатории, чуть-чуть изобретатель, приходится с этим древним оборудованием… Нормальный голос и, главное, знакомый дискурс сразу настраивают Питера на рабочий лад. — А скажите… — он переводит взгляд с галстука на желтые глаза ученого. Ученого! — У вас в лаборатории можно сделать полное секвенирование? Я просто не с рождения мутант, а на мои гены в прошлом году случайно повлиял вирус-вектор, спроектированный для пауков вида Anelosimus eximius... Я и сам не очень понял, как это получилось. Вот, пытаюсь разобраться... Ну, знаете, как если выяснить путь, то можно пройти по нему в обратную сторону, да?.. — Хм... — доктор Маккой склоняет массивную голову, словно вбирая Питера взглядом, и тоже, вероятно, делая пометки на его счет: школьник, умник, мутант, придурок с предрассудками… — Это действительно, интересный случай. Мог ли вирус мутировать? И если нет, то, возможно ли, что... — Ну, с позволения, я покину вашу ученую беседу, — с этими словами мистер Хоулетт исчезает в темных внутренних интерьерах так же быстро и бесшумно, как из них появился минутами ранее доктор. Питер даже не может расслышать его удаляющиеся шаги, лишь скрип дверных петель — и тишина... — Да я, знаете, тоже не семи пядей во лбу, в отличие от других мест! — вдруг спохватывается Уэйд. — Пойду помогу Петьке сварганить хоть один пристойный ужин, — с этими словами он открывает огромный книжный шкаф, чертыхается, озирается по сторонам и выходит вслед за Хоулеттом в дверь, которая расположена по соседству... Питер закрывает дверцу шкафа и выжидательно смотрит на доктора. — Ну вот, все от нас сбежали, — улыбается тот. — Хочешь посмотреть лабораторию?.. Секвенатор у нас есть, но очень старенький. Как всегда, недостаток финансирования. Даже газон, подумать только, имеет больший приоритет, потому что по нему дети бегают, а прикладные исследования... В лаборатории полно старинных приборов, ровесников Питера, и поначалу он не сразу обращает внимание на гудящий генератор и подключенные к нему через сложную систему проводов — ого! Да не может быть? Неужели?.. Он подходит к столику и рассматривает их вблизи, под стеклом, с опаской. Есть маленькие телесного цвета браслетики на руку, а есть такие же большие — на шею?.. Маленьких восемь, больших — четыре. Это и есть состав всех обитателей? — Тут не все. Некоторые из детей проскочили сквозь сито. Ну и Джин и Пйотр. Колосс вообще в Штатах нелегально, он из той, советской системы… — доктор шагает ближе и тоже смотрит на ряд браслетов, включает экран старенького ноута, достает из нагрудного кармана очки, потом быстро просматривает графики в какой-то программе. — Координаты передает? — Не только. Пульс, дыхание. И в них есть еще возможность писать звук, правда, не знаю, ей пользуются или это задел на будущее... Питеру нечего ответить. Да и возможность быть услышанным с той стороны — кем? Кем-то… Как это все неприятно до холодка по спине. — Даже звук?.. — Тут все отключено, не волнуйся. И показывает как надо. — А там… там какая-то комиссия по мутантам, да?.. Которые всю эту инфу, ну, обрабатывают?.. Доктор Маккой вздыхает: — Вообще в Нью-Йорке этим занимается Департамент по проблемам толерантности, дружбы и межрасового взаимодействия в Администрации, но он двойного подчинения, и судя по всему — информация еще идет в Министерство обороны. — Это… с лета? — В августе мы съездили надели. Я их потом намучился снимать, чтобы не поступил тревожный сигнал… Но вот — работает, неплохо. Как у заключенных, думает Питер. Под колпаком. — А если мне, ну… тоже придется носить?.. — Снять помогу, но ты же в городе живешь, а там могут спросить наличие… — Маккой достает на стол склянку с C₂H₅OH, пробирки и шприц. — Не боишься уколов?.. — Не боюсь, но не люблю. — Питер садится рядом на стул, закатывает рукав. — А у вас тут больше не проверяют эти браслеты?.. — А мы немного на особом положении. У нас же два телепата. Но у профессора зарегистрирован только телекинез, а Джин в базах нет. И если приходят проверяющие, то в отчетах они пишут все как нам надо… — доктор подмигивает ему золотистым глазом из-под модных очков, но для Питера это слишком чересчур, он отводит взгляд, делая вид, что рассматривает старенький секвенатор. — Да… крутые способности… А у меня только… вот… — он протягивает руку, но доктор Маккой только смотрит. — Видите, вот это паутинные протоки… А железы примерно вот тут… И видно как оно идет… и вот… — Хм… Если я без перчаток — ты не возражаешь? Трудно подобрать размер… — Да, да, конечно, все нормально. Огромная синяя лапа с темными подпиленными ногтями — когтями? — аккуратно касается его руки, которая по контрасту кажется бледной и тонкой, почти фарфоровой… Это второй человек, мутант, после Уэйда, который вот так… касается его тут и знает про паутину… Ох, не прилипнуть бы тоже!.. Он совсем забывает брать с собой растворитель!.. Но доктор Маккой — Хэнк, сказал он по дороге, просто Хэнк, и давай, что ли, на ты раз мы в некотором роде коллеги? — лишь берет его руку в свою, а другой осторожно — одним пальцем, еле касаясь, щекотно прослеживает паутинный проток, потом протирает сгиб локтя спиртом… — Так, а жгут… — Да не надо. Вот, — Питер другой рукой запаутинивает себе плечо потуже, и в ямке начинают немного вздуваться вены. — Клейкая? — Огромные руки на удивление ловко управляются с миниатюрным в сравнении шприцом. — Ага. Как супер-клей. Лучше не трогать. — А ты сам как? — Попадает в вену с первого раза. Не больно. Непривычно. — А я сам с себя могу отклеивать… Ну, вырабатывается что-то в коже… А с других нет, растворитель нужен. Вообще прилипал и отлипал он поначалу ужасно… Смеситель в ванной сорвал, обои по всей квартире пообдирал, простыни в клочья — приклеивался к ним ночью самыми неожиданными частями. Вообще столько всего напортил. И даже сам к себе в первый день прилепился, хоть смейся, хоть плачь… Тогда, конечно, кошмарно было, а сейчас даже как-то… смешно вспомнить?.. Рассказывая это, Питер улыбается. Доктор Маккой, Хэнк, то есть, тоже улыбается, слушает и кивает, заполняя три пробирки — с запасом на порчу, старая техника, эх… Потом прикладывает ватку и вынимает иглу, прижимает пальцем… Держит зачем-то. Питеру вдруг как-то становится неловко от этого необязательного и долгого прикосновения, он ерзает, и Хэнк словно спохватывается: — Забинтовать?.. — Нет, не надо, я сам!.. — Питер сгибает локоть, прижимая ватку. — Тоже паутиной?.. Мы в детстве к ранкам прикладывали, чтобы лучше заживало… Странно представить, что у синего доктора Маккоя было, ну… обычное детство?.. С другими детишками, с лазаньем по чердакам?.. Или он вырос среди мутантов?.. Но расспрашивать как-то неудобно. — Не… Моя паутина… она от крови почему-то растворяется. — Вообще или только от твоей?.. — А не знаю, — Питер вдруг задумывается. — Я с чужой не пробовал, так что не знаю… У него вдруг мелькает шальная мысль попросить Уэйда… Ну, может, немного, для эксперимента, там и надо-то не больше пары миллилитров… Он трясет головой. Черт, какие только глупости не придумаются! — Ну, даст бог, что и не узнаешь, — Хэнк вдруг резко встает из-за стола и на его полузверином лице проступает какая-то почти звериная — ярость?.. Он отворачивается к центрифуге, щелкает переключателями, какое-то время молчит, потом предлагает замолкшему Питеру: — Хочешь тоже помочь? Хочет. Но, к сожалению, физиологические потребности Питера сильнее познавательных, даром что часть жидкости они уже отлили… Черт, ну и зачем он так упился в кафе лимонадом?.. — Хочу, только я бы сначала… Э-э-э... А где у вас тут... Руки бы помыть… Доктор глядит на раковину у соседней стены, потом на Питера. Понимает. — В соседнем крыле. Тоже недостаток финансирования, — он вздыхает. — Смотри, по коридору, где мы шли, там направо будет ротонда со стеклянным потолком, от нее налево до конца — и выйдешь к спальням, там и уборные, — он смотрит на часы на мощном запястье. — И, наверное, как раз ужин будет. Дети покажут, где столовая, а я тут задержусь на полчаса, кровь докручу. Ну или, если хочешь, — вернись, — мягко добавляет он. Как бы просит. — Я вернусь!.. Обязательно!.. Я сейчас. Почти добежав до пресловутой ротонды, Питер вдруг спотыкается от негромкого глухого далекого — хлопка выстрела? Выстрела?! Или ему кажется? Да ну, какое кажется! Вспомнить, с кем он связался, черт побери!.. Чертов Уилсон!.. Опять что-то не в порядке! Так. Для начала надо вернуться к центральному выходу. Бегать наугад по незнакомому зданию в поисках заварушки — плохая идея. В конце концов, если все пойдет совсем наперекосяк, то заварушка и сама его настигнет. Питер минует ротонду, потом сворачивает не в то крыло, потом, сориентировавшись, возвращается и проносится по центральной анфиладе к лестнице, спускается и, так и не встретив ни души, выходит наружу. Детей, кажется, в парке уже нет. Зато ярдов через двадцать от газона по мощеной дорожке к воротам тянется красноватая, плохо различимая в лучах розового закатного солнца цепочка следов. Уэйд в луже крови, на земле у машины, привалился к колесу и зажимает красной рукой живот. Морда у него расквашена, под носом засохшие красные сопли и вид нездоровый, но эйфорический — или это глаза закатываются перед обмороком? — Б#@*ь, да что с тобой не так! — Питер бросается к нему. — Где рана? Дай посмотрю! В нос шибает резкий запах крови, и мяса, и развороченных кишок, господи, да что же делать-то? Питер откидывает в сторону куртку, чтобы хоть ее не уляпать, и склоняется над Уэйдом. Тот фокусирует на нем взгляд: — Жжило уже. — Показывай, ну! Питер убирает слабую руку — и задирает липкие измочаленные окровавленные шмотки, и чуть не всхипывает, глядя на багровое месиво на животе, отирает его зачем-то рукавом… На удивление, крови становится меньше, она будто и правда начала останавливаться — или заканчиваться… Живот распорот дюжиной широких ножевых ранений, дырки идут рядами чуть ниже ребер и у пупка. Дрожащими пальцами Питер ощупывает поясницу — еще и сквозные... Он стискивает зубы, сглатывая металлическую слюну. Потеря крови, сепсис, а уж что там внутри… Будто Уэйда зафиксировали и методично раз за разом всаживали в него лезвие, пока не превратили внутренности в фарш. Он на секунду прикрывает глаза, потом возвращается к реальности. У Уэйда регенерация. И она работает, наверное, уже сработала. Раны и правда почти перестали кровоточить и схватываются первыми сгустками — хорошо, бинтовать не надо. А вот крови вылилось много. Она везде: на майке, толстовке, штанах, ботинках, руках, лице — и весь Уэйд выглядит как огромный помятый напитанный кровью марлевый тампон, выброшенный хирургом после операции. И непонятно, как быстро возместить такую кровопотерю. — Виишь? Ннкровит. — Некро что?.. Уэйд, у тебя там внутреннее кровотечение!.. — Задеты печень, кишечник, желудок, может быть, легкие. Господи, там сепсис будет! — Что случилось? Кто тебя? Где? Ты же говорил, что тут безопасно! А выстрел? Это ты стрелял? Уэйд будто кивает, но это просто голова свешивается на грудь. — Нчаянно. В кусты упал, пцрапался... — он снова закрывает глаза. — Терновый куст... мой дом родной... Питер двумя ладонями обхватывает его голову, пытаясь нащупать под подбородком пульс. Если прислушаться — сердце колотится совсем-совсем быстро, на пределе. — Только не теряй сознание. Смотри на меня. Что делать будем? Отнести тебя в усадьбу? — Ннет, — бормочет Уэйд. — Домой... хочу. Спать. Твезешь? Если домой — Питеру самому придется за руль. — В бгажнике мшок для трупв... — выдает Уэйд. Питер вдруг начинает истерически смеяться. Отлично, они съездили в гости к друзьям Уэйда, посидели, поговорили, а обратно он предлагает везти его в багажнике в мешке для трупов. И у них даже навигатора нет!.. А у него — прав!.. Нет, права есть, фальшивые, того мексиканца, вспоминает он. Надо поднять Уэйда, но раны? Не откроются снова?.. Может, паутиной?.. Попробовать… ты же хотел попробовать?.. — Жжило… норма, — кивает Уэйд, словно читая его мысли. Питер лезет в багажник, разворачивает мешок для трупов на пассажирском сиденье и сажает Уэйда, пристегивая его. Спешно придвигает водительское кресло, чтобы лучше доставать до педалей, пристегивается, заводится. В зеркале заднего вида из дома выходит Хэнк, машет им рукой и трусцой направляется к воротам. — Мистер Маккой идет к нам. — Едем. — А может?.. — Едем!.. С тяжелым чувством Питер трогается. С автоматом довольно просто, он неплохо вписывается в повороты и собирает даже не все ямы на пути. Уэйд к концу проселочной дороги оживает просто на глазах. Наверное, объем циркулирующей крови как-то перераспределился или мозги растряслись. — Сейчас направо. Ай, как печенка чешется, — он надавливает рукой на живот и кривится. — О-йо-йо, нарезочка. Ну ничего, я этому хорьку-переростку тоже навалял... Через пару миль будет заправка. Пить хочу не могу. Очухаюсь немного, сам поведу... Смотри, у тебя руки в крови?.. А то он, блин, не в курсе. — Поведешься с тобой, — Питер не отрывает взгляд от дороги, хотя водит он, оказывается, неплохо, скоро можно будет экзамен сдать. — А у тебя все в крови. Это ты стрелял?.. — Я, — признается Уэйд. — Разик, припугнуть, как он меня насадил. Да ему ничего не сделалось. А я бы, если не вырвался, прямо там бы и улетел на внеочередную свиданочку с костяной. До хрена вылилось. Хорошо, что половина вовнутрь, всосалось уже. А то как пустят кровь — или вырубаешься, или отвал башки, или стояк этот идиотский, ну хоть не сегодня... Зато потом такая легкость в мыслях приятная... — Последствие церебральной гипоксии, — бурчит Питер. Легкость в поступках, мыслях и словах у Уилсона, кажется, перманентная. Питер бы сгорел со стыда так жить, а этому ничего, нормально. Перед заправкой на обочине расположена площадка для отдыха на полянке среди леса, и Питер останавливается на ней, стягивает под долгий свист свой окровавленный свитшот, худо-бедно оттирает руки, поплевав на бывшие влажными салфетки, и натягивает на голое тело чистую куртку. Оглядывает себя в зеркало заднего вида со всех сторон: ну, вроде не в крови, в отличие от Уэйда. Достает из рулончика в бардачке пару сотен. Надо тоже кэш носить. С кредиткой палевно. — Сиди тут и не высовывайся. Если твои друзьяшки вдруг приедут — кричи совой. Я, может, успею прибежать и вломить. — Кому из нас? — Не знаю. Но тебе, очевидно, бесполезно. Уэйд смеется, запрокинув голову, и Питер отмечает, что у него не хватает клыка сбоку слева... — Смешно, конечно, а мне Хэнк визитку дал. Говорил обращаться. У него такие исследования интересные... И вид был совсем не угрожающий. Может, надо было остаться и Уэйда все-таки сдать? И пусть бы они там сами с ним разбирались… — Ну и обращайся. У меня с мутантами свои дела, у тебя — свои. Ты за меня не в ответе. За сучку-царапку тем более. Ишь ты, с Хэнком они уже спелись... — Ну и обращусь! — Галлона три воды, бутылку сладкого чая, леденцов два пакета. Себе — что хочешь. Пока он летящей походкой бежит с заправки, — ну наконец-то добрался до чертова туалета — Уэйд, который уже вылез из машины, успевает снять толстовку и теперь возится с прилипшей майкой. — Подожди. Давай намочим сначала. Уэйд выхватывает у него канистру воды и запрокинув голову, пьет из горла, захлебываясь, проливая на себя тонкие струйки. Выдув чуть не половину, он делает пару глубоких вдохов, втягивает и выпячивает живот: — Ну, вроде залилось, куда надо. Не подтекаю. Отлично!.. — Я там бургеров взял... И йогурт, если хочешь жидкого. — И йогурт, — Уэйд смотрит на него, поднимая брови, которых нет. — Не, я пас пока. Иди пожри сам. Уэйд кивает в сторону столика, а сам, зайдя за машину, отворачивается и резким рывком сдирает приставшую к ранам майку. Зажившее было месиво снова начинает кровить. — Отмочить же можно было!.. — Да похер. Я уже на сегодня достаточно отмочил. Иди-иди, посиди на лавочке. Я быстро. Одной рукой поливая из канистры, другой Уэйд пытается оттереть грудь и живот. Питер видит его склоненную широкую спину ясно, как при дневном свете. Красно-бурые, в корке засохшей крови, язвы и рытвины покрывают ее, словно кратеры — поверхность луны, делая ее неживым, почти нечеловеческим объектом: скалой, ландшафтом, космическим камнем. Который на самом деле живой, кровит и болит. Дотронуться до пацана лишний раз боятся, вспоминает Питер и неожиданно для себя подходит и тянет из рук Уэйда канистру. — Давай полью. — Что я, безрукий? — Спину, — коротко поясняет Питер. — Нагнись? — Две недели не прошло, а он меня уже раком ставит…— ворчит Уэйд, но наклоняется, широко расставляя ноги в армейских ботинках. — Табуретку приставь, нагибатор, а то не дотянешься докуда нужно! Так бы и дать пинка под этот нахальный доверчиво подставленный зад!.. Но, как бы… Уэйда и так уже чертовски отмутузили… Знать бы кто?.. Этот родственник? Питер встает сбоку и льет воду на уже поджившие раны тонкой струйкой, стирая ладонью кровь. Уэйд, конечно, просто гора мышц, вон они бугрятся под кожей, прямо чувствуется под пальцами… Напряженные. Больно ведь — пипец, Питер внутренне содрогается, представив, как лезвие распарывает его самого насквозь… И так жестоко, порез за порезом… Бедное это тело!.. И Уэйд — какой бы он ни был там мудак, как бы ни напрашивался, но вот так мучить… Мучаться… Горячая кожа вся неровная — наплывами, наростами, болячками, и только там, где рубцы свежие, — будто немного нежнее и тоньше. Питер старается вокруг ранок обмывать совсем аккуратно, едва касаясь пальцами поясницы, но Уэйд все равно вдруг шумно выдыхает, вздрагивает всем телом и отстраняется. — Ой, прости, больно?.. — Щекотно, — сипит Уэйд. Отвернувшись, он утирается толстовкой, потом лезет в машину за курткой и радуется: — Чистенькая! — Прости, я… — Нормально… Стоя к нему спиной, Уэйд застегивает куртку, одергивает ее, верх до середины бедра прикрыт, и он теперь выглядит вполне пристойно, даже на черных камуфляжных штанах кровь уже не так сильно бросается в глаза. — Это же побочка от мутации, да? Что не заживает?.. — Типа того. Рачок-дурачок, — Уэйд дальше не поясняет. Или шутит так? Питеру неловко лезть с расспросами. — Ладно, иди ешь, а я наш хлам соберу. Пока Питер быстро закидывается едой, больше от того, что нужно же ее куда-то деть, чем от голода, Уэйд оперативно собирает все кровавые тряпки, бутылки и салфетки в мешок для трупов и убирает его в багажник. Ой, да-а… Пожалуй, даже обитатели усадьбы более нормальные, если сравнивать с Уэйдом. А Питер — так просто образец интегрированности в социум. Уже с пассажирского сиденья Питер еще раз пытается выяснить: — Уэйд, а что там все-таки случилось?.. — Пит, не переживай, мои личные маленькие разногласия кое с кем. На тебе и их отношении к тебе это никак не отразится. Съездим через три дня еще раз — и сам увидишь: ты там по-прежнему будешь персона грата. Сказал — как на фиг отправил, и сидит, хрустит конфетами. А и правда, чего Питеру-то беспокоиться. Он за Уилсона не в ответе. Он отбирает себе второй пакет леденцов и пялится в окно, запоминая дорогу. Может, он вообще один в следующий раз съездит. Надо будет только Хэнку позвонить с извинениями за мудака-знакомого, за которого он не в ответе. — А ты что, сильно перепугался?.. — Уэйд косится на него, закидывая в рот горсть леденцов, рассыпая бумажки по салону. — За меня?.. У-у, конфетка моя сладкая… Да ну вот еще!.. — Нет! Просто, ну… Стремно было… — Уэйд хмыкает, переставая жевать, и Питеру вдруг становится неприятно от того, что Уэйд может принять это стремно на свой личный счет, ну, что он про него, про его кожу, а не про раны. — Ну, раны эти, насквозь, да?.. Я раньше не особо… видел такое... близко. — Кровищу? — Ага… — А эти, патрули твои как же?.. — Ну, там… — Питер пожимает плечами, разворачивая лимонный леденец. Не хочется признаваться, что у него пока все содержание деятельности в основном ограничивается кошельками, самокатами да великами… Банда Тумса была его самой крупной добычей и уже с самого начала с ними все пошло совершенно наперекосяк… — Бескровно? Халяльное супергеройство? Соевые мстители? Пацифизм на марше?.. Нет, ну поглядите, скотина какой, только начнешь считать его за нормального, сочувствовать там — и нате, издевается, да еще так обидно… — Да хоть бы и так!.. Это все равно лучше, чем твое… Вот это вот!.. Нарываться!.. И смерти эти — пачками!.. И кровь там в доме! И тот чувак с пушкой, в Гринвич Виллидже… Питер отворачивается к окну, к бегущим темным елям… — Да я!.. — Вдруг быстро начинает Уэйд каким-то примирительным, что ли, тоном. — Питер, ты не думай, со мной не постоянно так!.. Я не все время же в этом говне!.. Просто Логан первый начал, ну, давние терки… А так нормально, драки-собаки, а он потом отойдет, куда деваться, мы тут все в одном корыте… Да и ты тоже… Ну, не в обиде, ну?.. — Он легонько толкает его в плечо. — Не знаю… — Питер откидывается в кресле и поворачивается к Уэйду: тот смотрит на него, а лучше б за дорогой следил. — При чем тут моя обида вообще? Просто, ну… Тебе самому разве не хочется… по-нормальному?.. Без этого всего?.. Человека в тюрьму посадить, даже и за дело, по-справедливости, и то неприятно, — невыносимо временами, если честно, — а уж если покалечить кого-то или убить… Неужели это не мучительно?.. Уэйд не отвечает и отворачивается и долго неотрывно глядит вперед на дорогу, хотя сейчас вечером и встречки-то почти нет… Питер доедает последние размякшие леденцы и трет в задумчивости липкие пальцы, кровища под ногтями так и не оттерлась. Господи, как он в прошлый раз — в их первый раз — тоже отмывался, стоя в ванной прямо в одежде на ватных ногах… И несмотря на все как будто жалел, что расстался с этим незнакомцем Уэйдом навсегда. А теперь чуть не впору жалеть о том, что не расстался… Да уже завязалось все с мутантами и вообще… — Красивые, — бурчит вдруг Уэйд тихо, будто про себя. — Понятно, что не хочется такими руками дерьмо са мной разгребать… — За мной? Или со мной? — уточняет Питер неразборчивую последнюю фразу, и Уэйд, очнувшись, так смотрит на него, словно удивлен, что произнес это вслух. Одинокая привычка разговаривать самому с собой, как это знакомо, черт побери… — А есть разница? — Для меня — да, — пожимает плечами Питер. — Ну, чтобы меньше было… Дерьма этого. Чтоб хоть самому это все не… не добавлять. Кровищу эту… Любую. Твою тоже. Ну, ведь можно же, ну?.. — Ну… — Уэйд качает головой и декламирует с драматическим завыванием слова какой-то песенки: — Я в эту кровь так глубоко зашел, что возвращаться — мне так же сложно, как вперед идти… Кровь хочет крови… кровь смывают кровью… — Кровавая кровища кровоточит… — бурчит Питер. Уэйд вдруг неожиданно фыркает: — Воот, видишь, и ты тоже просек фишку… — Кстати как там у тебя, зажило?.. Уэйд хлопает себя по животу: — Да вроде лучше… Да это-то вообще фигня. И на Логане как на собаке заживает… Загадочный родственник. — Общие гены?.. — хоть немножечко выпытать. — Ну… типа… — отмахивается Уэйд. — Тебе на Джувел? Вокруг уже как-то слишком быстро случился Куинс. Так и не успел Питер толком расспросить. — Шестьдесят восьмой проезд, ладно? Мне там ближе… Эх, такими темпами он скоро допустит этого Уилсона в свою жизнь аж до подъезда, как будто мало ему было мудаков на лимузинах!.. В лифте, нажимая на кнопку, он пытается посмотреть на свои руки, типа, как бы со стороны. Уэйд же вроде не стебался, когда сказал про красивые? Или зачем он это сказал? Ну, руки. Ну, обычные. Ногти он уже с началки не грызет, слава богу. Чего такого, ну… — Питер, — Мэй выходит встретить его аж в коридор. — Почему на звонки не отвечаешь? Потому что он отключил на всякий случай по настоянию параноика Уилсона телефон по дороге к усадьбе. А потом завертелось… — Звонки? Ты звонила?.. Черт, прости, у меня что-то… Что-то с телефоном… — Питер лезет в рюкзак и демонстрирует тете Мэй темный экран, издалека, чтобы кровь под ногтями было не особо видно. — Зараза, то выключается сам, то разряжается в ноль… Ты знаешь, я точно… Я аккум поменяю на новый на этой неделе, или вообще другой телефон куплю, если не поможет, и больше не будет таких проблем, хорошо? Извини, прости, пожалуйста… Она смотрит на него, долго, и Питеру в самом деле становится немного совестно, что он не подумал о Мэй и о ее страхах. Хотя, с другой стороны, сейчас ведь всего десять, и даже не полночь!.. Сколько можно его пасти! — Пройдем на кухню. И явно зовет его не затем, чтобы выпить чаю, хотя еще с лестницы восхитительно пахнет выпечкой. Ну, мусор он утром вынес, а где снова налажал-то? — Во-первых, ты дверь днем не закрыл, когда уходил, будь, пожалуйста, повнимательнее, а во-вторых, ты что, свою мышь сюда посадил? — Мэй показывает ему банку и испорченную дырками крышку, которые он с утра так и бросил на столешнице. — Питер, ну так же нельзя с живым существом! Это живодерство! И куда она делась, сбежала? Я всю квартиру обыскала… И еще дверь эта открытая… Ага, значит Мэй и в комнату его заходила, и все обшаривала в поисках этого чертова Мистера Уайта, отлично просто. Хорошо, что костюмы не нашла и веб-шутеры не заметила. — Никуда я его не сажал! Я его отдал вместе с клеткой Неду сегодня. У него мелкие, им будет интереснее всем вместе. А мне, действительно, сейчас не до питомцев, ты была права. Как всегда, мысленно добавляет он, не сдержавшись. — Питер… Ты же знаешь, должен понимать, что питомец — это не только радость, но и неудобства! — Я знаю! — поэтому и отдал. — И это во всем так: ты не можешь получить что-то действительно хорошее, не приложив усилий. Это как выращивание растения или ребенка, требует труда и терпения. И бывает, приходится чем-то жертвовать, в чем-то уступить, где-то извиниться, где-то измениться... Очередная #воспитательная_беседа. Ну Мэй ладно, она действительно кое-что понимает, но чтобы он еще кому-то кроме нее позволил себя учить!.. — Я знаю, — ладно, извиняться так оптом. Тетя Мэй вздыхает: — Ну что с тобой поделать… Будешь ореховый пирог?.. — Конечно! Это мой любимый же! Спасибо! Сейчас, только вымоюсь. — Ах, да, и что там за бардак у тебя в комнате? Я уж не стала ни в чем копаться, но, Питер!.. Там не то что мышь — там слона можно потерять!.. — Мэй, извини! Я уберу! Я все сейчас уберу!.. Ночью перед сном Питер включает телефон и видит десять пропущенных от Неда, и несколько — с неизвестных номеров, и от Мэй: «Дверь не закрыл! ((( », пропущенный вызов, «Мышь твой сбежал, не могу найти!», пропущенный вызов, «Питер, ответь, пожалуйста!», пропущенный вызов, пропущенный вызов. Он ставит будильник на пораньше и снова выключает телефон: разберется завтра со всеми звонками, — и долго ворочается, отгоняя прочь лишние мысли и пытаясь заснуть. Всю ночь они с Уилсоном ползают по терновым кустам и ловят своего Мистера Уайта среди сотен других, диких крыс, и если хватаются не за ту крысу — то их бьет током.