A Silver Lining

Пятница 4 ноября 2016 Он марширует по парку мимо спортивных бабулек — интересно, они тут до заморозков? — когда навстречу ему из-за рыжих кустов выплывает Нед — мрачной, медленной и приятно кругленькой Звездой Смерти. Выражение лица у него самое свирепое, и Питер заранее приготовляется извиняться. Надо было все-таки позвонить вчера. — Нед, у меня аккум сел, прости, что не перезвонил сразу! — Прости? Прости?!.. — Нед от возмущения срывается чуть ли не на фальцет. — Твое озборновское отродье сожрало у меня дома все, до чего смогло дотянуться! Питер, это просто свинство!.. Ты мне специально его спихнул, да?!.. — Нет!.. Но я же ведь говорил держать его в клетке и дополнительно заматывать дверцу проволокой? — Но ты не говорил, что он грызет все подряд! Чтó он сгрыз у тебя? Что-то ценное? Что ты его выпихнул ко мне?!.. — Ничего. Только оптоволоконный кабель, но... — Ну ты и говнюк! И крыса твоя тоже! Нед достает зверька из кармана и вдруг ойкает и разжимает руки, так что Питер едва успевает подхватить напуганного крыса. Мистер Уайт больно прикусывает Питера за кожу, и он поскорее убирает его с глаз долой за пазуху. — Черт!.. — Нед рассматривает свою ладонь и показывает палец с бусинкой крови. — Черт!.. Она меня укусила! Генетически модифицированная крыса. И теперь я… Да, да, Нед! Теперь тебе остается купить четырех черепах и переселиться в канализацию. Питер не хочет разочаровывать друга, что его укусила самая что ни на есть обыкновенная крыса, но предлагает самое разумное: — Сейчас мы дойдем до школы и все обработаем в медкабинете!.. — Да иди ты!.. — Нед поворачивает в сторону школы, не переставая пялиться на свой палец. — Черт... Зараза такая!.. Укусила!.. Я тоже стану мутантом?.. Питер держит одну руку в кармане, чтобы крыс не сбежал со страху, и тихонько поглаживает дрожащего зверька... Недоразумение, а не питомец. — Нед, я правда не думаю, что это так работает. Ты хотя бы руки с мылом помой в туалете. Я, конечно, уверен, что Мистер Уайт не бешеный, и меня он тоже уже кусал... — Не бешеный?.. — Нед вдруг опять начинает злиться и, отвлекшись от созерцания пальца, размахивает укушенной рукой в воздухе. — Да эта мелкая сволочь почти целиком сожрала Брока! Всю коробку, жопа, как шредером!.. И все материалы по Life Foundation!.. Но они-то и в электронном виде есть, а вот старые статьи Брока о переработке мусора, о выборах… Все пропало!.. Ох, сколько шуму-то. А ведь крыс всего лишь попытался сделать себе гнездо из, будем честными, старых газет, какая уж тут супер-ценность. — Ну давай я помогу тебе восстановить эти материалы, а? — Как? Чем поможешь?.. Это все были печатные издания, минимум полугодовой давности, а некоторым и чуть не десять лет — они сейчас раритет. Я их так хотел оцифровать, в сеть выложить, ну, в память о нем… И все на клочки… Питер, ты все-таки бессовестный… — Ну, прости Нед, ну кто же знал-то, что так случится!.. Мне жаль… — Знаешь, что? Иди ты в жопу, Паркер! Вместе со своей крысой! — Нед!.. Пыхтя, Нед вырывается вперед, и Питер замедляет шаг, позволяя другу оторваться. Надо просто дать ему немного остыть. — Он хороший парень и на самом деле не очень и злится на нас, правда. После уроков отойдет. Но вот нахрена ты съел его Брока, а? Он же просто фанател от него, еще больше, чем от этого Джей-Джея. У них с Недом неделя прощаний с кумирами, ага. Будешь одуванчик? Крыс морщит мордочку, но потом все-таки берет в лапки предложенный листок. — О, ты с ним теперь не расстаешься? — умиляется Гарри. Как же, ослабишь тут контроль. Питер пожимает плечами. — Подтянешь меня? Физика, алгебра, химия, а я тебе по литературе, если хочешь, свои эссе отдам? — В воскресенье? — Нет, шестого у Гвен день рождения. Кстати, она тебя приглашает. Мы тебя приглашаем. Давай в субботу по-быстрому разберемся с уроками? По-быстрому — это, скорее всего, Гарри скинет свои задания Питеру по почте, чтобы он их как-нибудь сам решил. — Ну, давай в субботу. Свободное время куда-то улетает, как песок сквозь пальцы. Как же потом взрослые люди все успевают, еще и с работой? Хотя, судя по Мэй, — никак. И она, кстати, просила его купить продуктов сегодня-завтра... Почуяв запахи с кухни миссис Лидс, крыс начинает крутиться в кармане волчком, благо, что клетка уже приготовлена в коридоре, и Питер быстро сажает Уайта в его тюрьму, а недовольный, но уже и правда не очень злой Нед сует ему в руки коробку с клочками бумаги: — Это Брок! А вот это, — он запихивает сверху еще ворох вырезок, только целых, — статьи про тебя. Я вот старался их собирал. Думал, что тебе, может, понадобится, а ты... «Один из многих супергероев вчера открылся как ЛГБТ-персона», — косится Питер на жирный заголовок. — Ну неужели я похож на гея? По взгляду Неда он понимает, что сам подставился. — Не знаю насчет гея, но временами ты себя ведешь просто как пидарас! Давай, Паркер! И без Брока не возвращайся. — Давай, Лидс! — Питер трясет в воздухе клеткой с крысом. — Спасибо, что поддержал в трудное для меня время! Жирная обидчивая скотина. Ладно, ничего, Питер как-нибудь придумает, как загладить свою вину. Тем более, что Нед, добродушный славный Нед, обычно и не обижается надолго. Он берет до дома такси, чтобы останки Брока не разлетелись из коробки под порывами осеннего ветра. Лаура сидит у подъезда с коляской, кутаясь в теплую куртку и шарф. — Привет, Питер! — она подскакивает с лавочки. — Давай подержу дверь. Милая какая мышка у тебя!... — Спасибо, — он протискивается внутрь со всеми вещами. — Лаура, я помню про кран, — внезапно вспоминает он, когда она не закрывает дверь, а просто продолжает стоять и смотреть на него выжидающе. — Да, я помню... Хочешь, сегодня вечером загляну? Она кивает: — Если не сложно. — Давай после шести тогда? — Спасибо, Питер! Он садится обедать в гостиной, за тем самым злополучным столом — может, предложить Мэй выкинуть и его ради обновления интерьера? — и на свободном от тарелки месте раскладывает клочки статей, интервью, и даже большой портрет Эдварда Брока, журналиста года 2015 в Сан-Франциско Кроникл. На фото, насколько оно сложилось из кусочков, — энергичный и цепкий мужчина, не очень старый еще, за тридцать, не слишком интеллектуальный, но, как Питер понял, он и был не аналитиком, а автором острых тематических репортажей, как теле-, так и газетных. И весьма смелым, даже резким, как следовало из обрывков его жизни: политика, коррупция, мафия, крупное загрязнение залива и вот последнее дело — военная программа с каким-то психохимическим оружием. После попытки расследовать, что же на самом деле производила Life Foundation, Брок пропал без вести, зато таблоиды, которых тут у Неда было в избытке, несли бред про каких-то черных монстров, демонов и даже инопланетян. Ау, люди! Вообще-то утечка нейротропных химических веществ, типа Би-Зет, и должна была вызывать массовые галлюцинации и психозы. А то напридумывали. Инопланетяне. Ктулху. Паук-гей. Совсем уже одурели. А даже если бы — ну, предположим, гипотетически — и гей, какое им, блин, вообще дело?.. Так, с делинквентом другая тактика. Питер насыпает в открытую клетку побольше зерна и оставляет Мистера Уайта на своей кровати. Все провода в комнате теперь на скотче под потолком, ну а если крыс все-таки убьется — сам виноват. А, может, сначала спросить? Перед хозяйственным магазинчиком со всяким инструментом Питер на секунду зависает с телефоном в руках. Да, в общем-то, выбор потенциальных советчиков у него стремится к никакому. Ну, не ответит — и ладно. Отвечает, хотя и с фоновым шумом: — Оу... какие люди!.. — Привет, не отрываю? Уэйд, ты понимаешь в трубах? В сантехнике, — поясняет Питер. — У соседки кран течет, ну и я сказал, что разбираюсь. Там надо что-то перекрыть, отвинтить и поменять прокладки, да? А какие лучше? На линии помехи, но Уэйд что-то ему отвечает про резину. — Да, я загуглил. Резина. Еще пишут, что силикон или паронит можно. — ...обязательно смазку! — прерываясь, сообщает ему Уэйд. — Обычная WD40 ведь не подойдет? — уточняет Питер. — Нужна какая-то специальная силиконовая? — Питер... балбес... — голос Уэйда внезапно звучит прямо в ухе и так громко как будто на всю улицу. — Для гандонов смазка! Водная! И презерватив просто маст хэв! Ни в коем случае не пренебрегайте презиками! Слышишь?! Да тут на пять метров вокруг все прохожие, кажется, слышат! — Питер?! Алло? Это очень важно!!.. Защита!.. ...чревато!.. — продолжает вещать он, когда Питер нажимает отбой. Пока Питер беседует с продавцом-китайцем, дебил Уилсон успевает настрочить с десяток сообщений и еще пару раз пытается позвонить, так что приходится отключить телефон вообще. В итоге накупив прокладок, ремкоплетов и силиконовых водонепроницаемых смазок, Питер с горящими ушами покидает магазин... Ладно, в интернете узнает, что и как. Окей, Гугл, научи меня менять кран. Девять миллионов результатов. Гугл, когда начинать бриться. Восемьдесят миллионов результатов. Как понять, что ты нравишься? Полтора миллиарда ответов — и какой же из них ты должен выбрать?.. А как понять, что тебе кто-то нравится? Как лучше поступить? — Господи, Айзек, как мне не хватает их, папы и Бена... — Это не запрос? — уточняет ИИ ровным голосом. — Нет. Это факт. Вернись к поиску, как починить кран. Выведи десять наиболее релевантных страниц. Через полчаса, подкованный во всех аспектах, Питер уверенно звонит в соседнюю дверь и только потом запоздало понимает, что надо было, наверное, стучать, — вдруг малышка спит. Лаура открывает и тут же убегает вглубь квартиры — укачивать всплакнувшего ребенка. Питер застывает на пороге комнаты, не зная, то ли идти на кухню, то ли ждать хозяйку. Уверенными движениями она катает кроватку на колесах вперед-назад, новый паркет уже поскрипывает. Питер иногда засыпает вечерами под этот мерный звук — скрип жизни, порой с выкриками, совместным плачем, шлепаньем босых ног. И пугает, и перестать прислушиваться невозможно. Часть ногтей на руках у нее накрашена зеленым лаком, таким блестящим как жучки, которых он в детстве ловил в деревне на крапиве, а другие — желтые и круглые, аккуратные будто лепестки лютиков, и на ногах такие же. Карие теплые глаза тоже обведены зеленым и золотым. Постепенно движения становятся медленнее, медленнее, наконец замирая летаргически, как летний день во время каникул. — Уснула? Она кивает, и Питер на цыпочках заходит в комнату посмотреть. На младенцев почему-то всегда хочется посмотреть, они такие необычные. Прототипы людей: совсем крошечные, а уже с полным набором потенциальных свойств и возможностей, маленькие живые капсулы, в которых дремлет будущее. Когда-нибудь, может быть, Питер станет генетиком и у него получится распахнуть очередные двери туда, вперед. Он смотрит на носик-кнопочку и нежные синие веки и удивляется, как это происходит в реальности, что самое сложное одновременно оказывается и самым простым. В их последние дни вместе с мамой у нее тоже был уже большой живот. И Лаура ходила летом «ваще как дирижабль», по ее словам, приближаясь по размерам к Неду, а сейчас, он косится на ее облегающий топ, остался лишь небольшой животик, как и раньше. Ну и это… Молочные железы… Питер вдруг вспоминает ту женщину в больнице, ее тяжелое налитое тело и разлетевшийся в стороны халат, и поспешно выходит в коридор, начинает копаться в принесенных инструментах. — На кухне? — Да. Вода действительно сочится тугими мерными каплями, ударяясь о порыжелое дно раковины. Кран по ночам он уже не может расслышать за бубнежом телевизоров и гулом голосов. Питер перекрывает воду, а затем бережно и с большой опаской снимает смеситель. Прошлой осенью дома он сорвал весь кран липкими пальцами, чуть не устроив потоп; Бен вызывал потом от управляющей компании сантехника, Мэй ругалась. Пока он возится со смесителем, она кружится по кухне, от холодильника к столу, поправляя то слетевшую лямку, то выбившиеся волосы за ухо, свежая и спокойная в своем растительном расцвете. — Хочешь лимонад? — Лаура добавляет в кувшин минералку в размятые с сахаром толстые ломти лимона и лайма. — Можно с ромом. Я раньше ложила мяту еще, получалось почти как мохито в баре, вкусно... — она наливает два стакана, в один, не жалея, плеснув золотистого рома. — На, попробуй. Он пробует из протянутого стакана. Вкусно. Крепко. Пряно. И слишком близко. От Лауры пахнет детской присыпкой, цветочным дезодорантом, домашней едой и чем-то неуловимым. Питер берет у нее свой напиток, касаясь ее прохладных в лимонном соке пальцев, и отставляет на подоконник: — Доделаю, потом допью. Ключи и прокладки чуть не валятся из рук. Да соберись уже, рукожоп!.. И эта тишина еще. Из-за ребенка радио не включить, поэтому Питер начинает скомканно вслух объяснять свои действия: видишь, вот эту фигню заменю на такую, потом поставлю их обратно в этом же порядке, ой, нет, кажется, в другом порядке, вот так правильно, и теперь герметик. Подождем немного и проверим, хорошо? — Спасибо! Она подходит совсем близко к раковине и вплотную к нему, и у Питера все ощущения вдруг убегают в то место на бедре, которым он соприкасается с ней, Лаура щурится, рассматривая его работу, а потом поворачивается, и уже непонятно, кто первый сделал это движение в сгустившемся замершем воздухе... Ее губы теплые, мягкие с лимонной кислинкой, живот и грудь тоже мягкие, и от этой мягкой согласной податливости все внутри натягивается и твердеет. И снаружи тоже. Непослушными ладонями он касается ее боков, груди, не зная, притянуть или отпрянуть, и тут начинает плакать малышка, — и с колотящимся сердцем он отшагивает назад и шепчет севшим голосом: «Плачет», и отворачивается собрать инструменты. Лаура какое-то время стоит над ним, не говоря ни слова, и потом уходит в комнату, а Питер кое-как, поминутно все роняя, собирает вещи в пакет и сбегает, как-то совсем по-идиотски и тонко пискнув в прихожей, что ему пора, и не получает ответа, только плач младенца и скрип кроватки. Дома он запирает входную дверь и зачем-то дверь в свою комнату и падает на кровать. Черт! Черт побери!.. Он... Блин, как это было неожиданно, и как он по-идиотски повел себя, и... Может быть, надо было остаться?.. А у него ничего с собой не было, кроме этих идиотских ключей и приблуд... И даже если бы — ну если бы он как-то, что-то было бы, ну как-то там руками или… — то она же соседка, как бы они потом?.. Они, вон, сталкиваются каждый день по несколько раз, то на улице, то в вестибюле... И еще будут сталкиваться, а он... Паника вдруг схватывает его скользкой рукой, сжимая сильнее, чем отгоревшее уже возбуждение. Теперь ведь ему надо что-то делать, как-то себя вести при встрече. Встречах!.. Ну что за черт! Он снова все испортил! Цепляясь мелкими коготками, крыс ползет по нему, чтобы ткнуться усами в лицо. — Я дебил, — шепотом жалуется ему Питер. — Боже, ну какой же я неудачник-то... Просто... Просто ну не могу не облажаться. Всегда!.. Он гладит Уайта пальцем по спинке, под шеей. — А у тебя уже было, нет?.. С красивой крысой из соседней клетки?.. Ты ведь, наверное, уже взрослый дядька по нашим меркам, хоть и дурак... Ха, да о чем я спрашиваю, у вас все в миллионы раз проще. Крыс глядит на него черными насмешливыми глазками, молча. — Ладно, пойду в магазин. Мы же не столкнемся в коридоре прямо сейчас? Я решил больше не лазить через окно, палевно... Мэй благодарит его за пригоревший ужин. — Говно получилось, — признается Питер, глядя в тарелку. — Если бы успел — выкинул до твоего прихода. — Питер, что за выражения!.. И вообще еду выкидывать безответственно, — она накалывает на вилку потемневшие стручки фасоли. — И ты ведь все-таки старался. А намерение всегда важнее, чем результат, Питер. Подай, пожалуйста, китайский соус. Потом в ход идет песто. Потом кетчуп. Майонез. Доесть все с тарелки, однако, она, как и Питер, не может. Он сгребает пищевые отходы в отдельный мешок. — Пойду вынесу мусор. — Надеюсь, не на три часа в этот раз? Стоило в прошлом году так сделать единожды, теперь Питеру припоминают. — Вообще-то на четыре. Мы еще с Недом в кино на ночной сеанс. Сама понимаешь, у Лидсов не очень с финансами, поэтому приходится ходить поздно... — Ну а если бы ты сам купил билеты на пораньше?.. — Ха, — Питер убирает тарелки в посудомойку. — Гарри тоже сначала везде пытался за меня платить. Нет, это так не работает, Мэй. Но я приду к двенадцати. Ну самое крайнее в полпервого, если задержимся на фудкорте. Он видит, как она старается не хмуриться, поднимает брови, чтобы не было этой складки беспокойства. — Ну мы же вдвоем и будем осторожны, хорошо?.. — Только телефон не отключай. Закрывшись в комнате, он запихивает в рюкзак треники и прочее разрозненное шмотье. Все, образ Человека-Паука треснул по швам... Даже у Уилсона его костюм для лазертага круче. Питеру бы хоть такой. Красный, из волокна типа кевлара. Или черный. Так, маску, главное, маску не забыть... Когда он выходит, Мэй в гостиной рассматривает клочки газет: — А это что за паззл у тебя? Политика?.. — Да журналист один. Пропал этим летом. Зато у нас на словах свобода печати!.. — Хм... Эдвард Брок… Брок… Подожди, а про ядерные отходыы в Нью-Мехико не он писал? Вроде как его тема… Протесты экологов в Калифорнии против космических запусков Life Foundation… Загрязнение залива… Коррупция в мэрии Сан-Франциско… Импичмент — единственный выход из кризиса власти. О, не только здесь протестуют, но и на Западном побережье… Смотри-ка его и арестовывали несколько раз, и с газетой судились… Смелый человек!.. Не думала, что ты так всерьез интересуешься политикой. — Да не, это не мое, Лидса, — Питер забирает вырезки в свою комнату. — Я так, взял оцифровать помочь. А Нед с него просто фанатеет. Передумал быть историком, теперь хочет стать журналистом или этим, OSINT… Ну, детективом на общественных началах, в общем. Он натягивает старые кроссовки. — Ну вы сильно все-таки не задерживайтесь, ладно? — просит Мэй. — Мэй… Да ты ложись вечером спать, не дожидайся меня, хорошо? Позже часа не приду, обещаю. Даже до двенадцати, хорошо? — Хорошо… Питер, мусор не забудь!.. На высоте город ощущается по-другому: после ста футов пропадают зеваки, их задранные головы и комментарии, после двухсот уличный трафик становится движением игрушечных машинок на доске, а за триста и дальше человеческий масштаб исчезает вовсе, и город превращается в гигантскую сверхструктуру, а вертикальные столпы небоскребов выталкивают его еще выше и выше, к ветру, воздуху и абсолютному одиночеству над морем огней, океаном улиц. Девятьсот футов это почти космос. Питер устраивается на стальном орле Крайслер-билдинг, огромный прожектор за спиной топит треугольное навершие и длинный шпиль в пожаре света. Он убирает маску за пазуху, оставляя только очки, чтобы не слепило и не било ветром в глаза; закатывает рукава очередного растянутого худи, чтобы точно не слетели и не закрыли запястья, в полете будет не до того. Распрямляясь, балансируя, на цыпочках он подходит к самому краю. И уже не важно, что на нем надето, и как его зовут, и какое у него прошлое и будущее, и кем он мечтает казаться, и кто он вообще есть, — все стирается и исчезает, потому что в эту секунду он превращается в импульс, в поток чистой энергии за мгновение до прыжка. — Лови меня, — шепчет он в пространство, сгибает занемевшие ноги и, будто пловец, выстреливает собой вперед, в раскрывшийся мир, и летит, летит, летит...