A Silver Lining

Воскресенье 6 ноября 2016             Y a t-il un Dieu qui nous protège             Une préférence un privilège             Qu'est-ce qu'ils vont dire à la maison             Un garçon qui aime un garçon             Est-ce une maladie ordinaire             Un garçon qui aime un garçon Сон отступает от нежных прикосновений к разморенному после ночи телу. На потолке танцуют нимфы в вечнозеленых садах Эдема среди фонтанов, роз и позолоченных завитков плафона. В зеркалах колышутся газовые шторы — туман богатства, любовь застит глаза. Просыпаться в доме, который построили Озборны, — это привилегия. Видеть светлую макушку Гарри, гладить ее рукой, пока его мягкие поцелуи забираются дальше и дальше по бедру — привилегия. — Лучший утренний секс для лучшей на свете? — Oui, mon prince. Она вздыхает, пытаясь отыскать в глубине расслабленного тела, в мыслях теплую искру желания, вызвать волну, которая выключит разум и наводнит плоть. Принц у ее ног, между ее ног — это привилегия... Le privilège — droit, prérogative, avantage, liberté. То, что она получила по праву — красоты, известности, грядущего громкого будущего в fashion-индустрии. Девушка с обложки Elle и Teen Vogue, еще не белокрылый ангел, но уже участница зимнего показа Victoria's Secret и, может быть, лицо Dior в следующем году, если после просмотра предложат контракт. Сейчас у нее пять тысяч долларов за съемочный день, неплохо, но может быть — и будет — лучше. Она — топ. Гвендолин Максин Стейси. Мир запомнит это имя, так шесть лет назад ей обещал первый агент, Адам Уотсон, увидев ее в родном Йоханнесбурге в Калабасе, как называли этот построенный к чемпионату громадный золотой стадион. Она разгуливала в служебной зоне, надеясь увидеть голландцев и получить автограф для брата. Адам был сражен: золотыми помпонами и кудрями, зеленой юбочкой до попы или же бледными ногами, по которым сохло полкласса. Он подошел, наплел с три короба, фотографировал, звал в кафе, просил познакомить с родителями. И, оказалось, не соврал. Крупнейшее агентство в индустрии Elite Model Management выбрало ее на сезон. Потом было много разного. И дряни тоже. Но мир запомнил, мир узнал. И все равно в особняке Озборнов ощущение, как у школьницы в дорогом ресторане. Старые деньги, старые семьи... Привилегия? Как же. Подделка, присвоение, посягательство, подлог. И даже Гарри, милый любимый Гарри, который перестал целовать ее и, положив голову на втянутый живот, идеальные двадцать четыре дюйма в окружности, смотрит на нее сейчас проникновенными серыми глазами — даже он кажется незаконным сворованным счастьем. — Ну, чего ты? Волнуешься, как пройдет? Все будет хорошо, — он улыбается и щекотно целует ее в ямку под ребрами, еще и еще. — А если надоест — мы всех выгоним и уплывем одни в закат на той красивой яхте. С запасом провизии на тридцать человек... — М-м... — Хватит на две недели в море. Шампанское каждый день. Губы касаются живота, спускаются ниже. — О, и тогда я точно разъемся и не получу контракт?.. — Ну-у, хорошо, я буду пить за двоих. И есть за двоих. И любить тебя тоже буду за двоих... Последний поцелуй получается самым чувственным и самым низким, она раздвигает бедра и поднимает их навстречу своему счастью — мимолетному и оттого более острому и желанному. Самое сладкое в детстве было незаметно стащить шоколадку из супермаркета, лишних денег мать никогда не давала. И это чувство, когда заворачиваешь за угол с мягким подтаявшим батончиком в рукаве, — триумфа и власти над ситуацией... — Сладкая моя... — Гарри приникает к ней еще сильней, и она чувствует, как, наконец, начинает таять и течь под его ласками, наполняясь жаром и влагой. — Иди сюда, — зовет она его. — Иди ко мне... Пока она лежит в его ванной, утопая в ароматной воде как белая нимфея, Гарри уже, верно, спустился вниз и командует наемным персоналом — фрукты, лед, алкоголь, фуршет. Хотя бы обошлось без оркестра. Да, и смотри, среди гостей... Вот эти двое, пока не точно, что будут. Внук сенатора. И внучатый племянник президента. Проследи, чтобы не скучали, окей? Ты у меня умничка. И как же она не вызвала Джейн — для укладки, а может и полного макияжа. Сейчас не поздно еще? Мм, ничего не надо. Такая, как сейчас, ты прекрасней всего. Она прошлась по спальне голой взад-вперед, покачивая бедрами. И даже сетки не надо? Только надень светлое. Гарри исчез в душе на пять минут, а затем взял из шкафа первые попавшиеся джинсы и белую рубашку, и, Гвен с некоторой грустью отметила про себя, стал идеален и свеж. Старые семьи, разросшиеся сети связей. Ему не нужно казаться, достаточно просто быть. Она глубже погружается в воду, промывает волосы, которые распустились серебром, как трава на плоскогорье в сезон дождей, похлопывает по лицу, чтобы лучше впиталась маска, вытягивает и массирует шею. Надо постараться привести себя в порядок. Потом лифтинг для нежной кожи под глазами, баночка должна лежать тут, в шкафчике. И у нее теперь свой ящик для белья в комоде. Но два платья и три пары обуви пришлось вчера привезти. Она как бы есть, присутствует в этом пространстве, а как бы ее и нет. Гвен смывает с себя пену и мысли, заворачивается в густое полотенце. Как в очень дорогом отеле: роскошное и не свое. Выбирает светлое платье, как он просил, сушит и укладывает волосы, перехватывая локоны перламутровыми цветочками длинных шпилек. И надо заставить себя съесть хотя бы овсянку, чтобы потом не поплыть с первого же бокала, в пене и пузырьках, покачиваясь на волнах опьянения. Спускается босиком вниз. По бокам лестницы корзинки с белыми розами и бледными гортензиями, на столах кипы этих маленьких декоративных цветиков, снежными шариками, а еще техасские колокольчики — или как их зовут, горечавки? — тоже нежно-белые, полупрозрачные лепестки в прожилках, словно крылышки мотыльков. Белые ленты. Ох, Гарри, Гарри. Слепящее и белоснежное переполняет изнутри. На пути в столовую ей попадаются спешащие филиппинцы, а он с кем-то говорит на повышенных тонах, и она было собирается проскользнуть сразу в кухню по коридору, но невольно прислушивается в дверях. — Надо? Да я даже не в составе!.. — ... — А, когда ты меня повозил мордой в грязи перед всеми своими шакалами, а потом заявил, что мне не хватает степени?.. Это ты так меня представил? Признателен... — ... — Зад им вытер, твоим докладом, и вообще вся вторая часть — это бред старого маразматика... — ... — Я уже высказал свою мысль. Я не поеду. У меня сегодня свои дела. — ... — Не буду я ничего откладывать! Это наш с ней день! И она в отличие от твоих продажных... Кстати, сам-то в Лондоне с этой докторшей, очередная... — ... — Мои личные дела. То, что ты всегда считал блажью... — ... — А я как раз не разбрасываюсь, в отличие от тебя! Это ты наплевал на всех, на мать, на меня! Это для тебя всегда люди были на последнем месте — так, херня: вещи, подставки, подстилки. Кого не раздавишь, того купишь. — ... — Знаешь, что, иди ты со своим бизнесом и со своими советами!.. По видеосвязи им позвони. От меня привет передай. И акции можешь обратно засунуть!.. — ... — Не нужно! Ни ты, ни твоя компания, ни твой чертов дом, ноги моей здесь не будет!.. Давай, продавай! Думаешь, купишь меня? Да пошел ты!.. В стену летит какой-то предмет. — Сукин сын! Гвен бесшумно проходит на кухню, где работники подключают холодильный шкаф — для напитков? Почему тут? Хозяйка, сюда его? Она лишь молча пожимает плечами, она не хозяйка, берет себе йогурт и ложечку-нержавейку для персонала, все серебро в столовой, и присаживается в закуток между огромной плитой и духовым шкафом, который не видно от дверей. На секунду заходит Гарри и материт рабочих, я же сказал менеджеру, что возле гостиной в зеленый кабинет, неужели не понятно, и те убираются со своей техникой в мгновение ока. Незамеченная, она остается в тишине, босым ногам холодно на кафеле, больше пары ложек съесть не получается, ей кажется, что сводит скулы — так кисло. Она рассматривает этикетку. Из какого-то ресторана, свои продукты. 5,99. А раньше ей эти пять долларов давали в неделю на завтраки и девчачьи мелочи. Чтобы не разбаловать. Она выкидывает баночку и идет к гостиной, по пути заглядывая в зеркала. Бледная без вечернего макияжа. Что он в ней нашел? Столики для фуршета уже расставлены, персонал ждет в соседней комнате, по углам покачиваются облака серебристых воздушных шаров. Эти двое уже сидят в стороне, необычно цивильный Паркер на барочной кушетке, под ней — клетка, в руках крыса, тоже бледная и неприглядная. На тарелку набросаны тарталетки и канапе. — А я не дозвонился... — Да чертов айфон барахлит. Надо симку переставить... Может, еще будут звонить. Один бокал на столике уже пустой, второй в руках у Гарри ополовиненный. Не оставлять его одного. Питер — это хорошо. Он тоже присмотрит. Он хороший друг, хотя и прилипучий, и странненький, что часто досадует ее. Казалось бы, ну какая разница, кого принц выбирает в свободное от социальной жизни время... Как эта кривая собачка, которая у него была раньше, ее же все равно никто не видел, а если и смотрел на нее — то, как правило, не замечал. Но будто бы этот личный выбор странненьких и несчастных — тех же спасенных крыс, о которых Гарри на днях рассказывал ей со смехом, — компрометирует и ее тоже. Нет, она не такая, нет... Он с ней не из жалости!.. Да и Питер, он все-таки не настолько жалкий, как тот математик, ну там-то видно, что мальчик совсем не в себе... А Питер — просто необычный. Может быть, скрытый гей, хотя не типичный, уж она много повидала. Иногда Гвен чувствует себя с ним рядом, как с младшим братом, даже перед Гарри стараешься держать марку, осанку, лицо, а присутствие Паркера — как-то расслабляет. Может, за это Гарри его и любит. Гарри тоже легкий, но по-другому: потому что у него нет проблем, а есть расходы. А Питер легкий, потому что ему пофиг. Он просто не видит половины вещей: деньги, статус, связи, никогда не скажет про одежду и макияж, забудет пододвинуть стул в кафе или придержать дверь, зато порой может спросить, не устала ли она, замерзла или скучает — и неожиданно угадать... — О, привет! — он вдруг поворачивается, словно каким-то чутьем именно угадал ее присутствие. Она заходит в гостиную. Гарри улыбается лучезарно, будто не разругался только что с отцом, а Питер смотрит на ее босые ступни и поднимается: — Садись! Она забирается с ногами на кушетку. — Гвен! Ты босиком! Подожди, я сейчас обувь принесу, — Гарри быстро допивает бокал и уходит наверх. — Мы еще вчера планировали тише и скромнее, а потом переиграли. Яхта в шесть и на всю ночь, — ну, вот она и научилась хвастаться жалобным голосом. — Вы поедете? Пожимает плечами: — Как Мариам решит. Крыса тянется изо всех сил к столу и топорщит усы. — Смотри, как лезет. — Да, они на девяносто процентов ориентируются по запаху. Видят мир носом. Протягивает пальцы, и в них тут же утыкается щекотная мордочка: — Морская соль и сыворотка Guerlain, пойдешь? Крыска перебирается к ней на руку. Красивая по сравнению с дикими. — А в Джобурге водились размером с кошку. Страшные, серые, даже ребенка съели, писали об этом в газетах, — зачем-то делится она. Вообще тут в штатах лучше не говорить о родине, особенно в таком ключе, но Паркер, как обычно, вежливо не комментирует. — О, они бы и этого съели. Ты посмотри на него, фрик и гик, — Питер вытаскивает из канапе листок петрушки и протягивает крыске, та берет листочек в лапки, смешно, как человек, и ест. — Это мальчик?.. — Ага. Приходит Гарри с двумя парами туфель, Гвен опускает крысу, то есть крыса в подол и задумчиво берет обувь: — Какие лучше? — Эти удобнее. — Какие тебе нравятся. Она выбирает удобные и на невысоком каблуке. Будет сегодня немного ниже Гарри. Внезапно Питер достает из-под столика пакет с какой-то книжкой и ей приходится бросить застежки на туфлях, взять в руки альбом и поблагодарить. Как говорила Эшли, ее первая соседка по комнате еще в те, бедные годы, когда у нее не было своей квартиры, подарки делятся на хорошие, плохие и книги. Но альбом и правда любопытный, можно полистать иногда. — Поздравляю! — А я думала, ты мне уже подарил? — Гвен снова берет на руки крысика. — Зверька. — Да ну, — отзывается Гарри, он возится с новым телефоном, проверяя пропущенные. — Они так мало живут, только успеешь привязаться — уже хоронить... — А, то есть мне его подарить было нормально?.. — Ну, ты весь в книгах, Питер, а не в реальной жизни. У тебя к нему должен был проявиться чисто научный интерес. Все-таки не нравится? Из вежливости взял?.. — Да не знаю. Понимаешь, он как-то не вписывается... Неудобно с ним. Гарри, наконец, убирает телефон в карман и тянется к бутылке шампанского, разливает по трем бокалам. Питер упирается, но от Гарри берет. Она пробует шампанское. Французский брют. Прекрасно. Вечер начинается с полудня. — А любить не всегда удобно, — Гарри поднимает бокал в воздух, будто это тост, и сразу отпивает половину. — Но некоторых неудобнее, чем других. В общем, Гарри... — Я возьму! Оба смотрят на нее с удивлением. — Я хочу, чтобы меня дома кто-то ждал. — Но... Гвен, ты же постоянно улетаешь на показы, то в Европу, то по стране. — Буду брать с собой. Или девчонки присмотрят. — Э-э, ну, если честно, он хоть и ручной, но совсем не подходящий для поездок. Он постоянно сбегает, и везде лезет, и все грызет. Мне, конечно, не жалко, но... — О, Питер, ты просто продажник от бога!.. Нет, правда, Гвен, а зачем он тебе?.. — Он милый. И вообще, сколько получится лет вместе, столько получится... Коротко — не значит плохо, — она пододвигает тарелку с закусками. Гарри, кажется, с утра вообще ничего не ел. — Вот! «Коротко — не значит плохо». Слова мудрой женщины, Пит. Теперь ты понял, почему я так держусь за мое сокровище?.. Питер переставляет ведерко с остатками шампанского на пол. Гарри смотрит на него подняв брови и жует тарталетку. — Может, пора распорядиться, чтобы уже расставляли закуски?.. — Как скажешь, — Гарри мимолетно гладит ее плечо и направляется раздавать указания. — Поедешь вечером на яхте? — шепчет она. Питер кивает. Гости потихоньку собираются. Ее подружки, украшение праздника. Сын банкира. Потом этот Николас, она не помнит, кто, только знает, что важный, ага, он уже болтает с Анной, отлично. Еще ребята из какого-то клуба с Гарри, гольф-клуба, или просто компания молодых и упакованных, они держатся своей стайкой, им нормально. Приезжает Мариам — тонкая нетакая девочка, только модных очков не хватает для полного образа. Все эти нетакие толпами чилят в Челси и, возможно, там она и осядет в будущем, только не бедной студенткой, а владелицей маленькой галереи, если родители помогут, они не слишком богаты, но видно, что, скажем так, обеспечены. Возможно, смогут себе позволить. По Мариам видно, что ей не по себе, хотя с такими тенями и губами она кажется уверенней и старше. Надо подойти поболтать. А Питер-то где? Краем глаза она замечает, как он исчезает в римском кабинете, зажимая динамик телефона ладонью. Интересно, с кем это?.. Мариам дарит ей роскошный шелковый шарф с фиалками, сама расписывала, батик. Гвен благодарит, накидывает на плечи: подходит к цвету глаз. — Остин, а это не вы в прошлом году передали в Музей Гугенхайма коллекцию европейского авангарда? — Да, дед собирал в свое время, отец решил подарить часть. — А Мариам художница, наверное, вам будет что обсудить. Она подхватывает новый бокал и проходит дальше, надеясь выловить Питера, всучить ему чертово шампанское для Мариам и объяснить, что так он с девушками каши не сварит. Сам позвал и сам бросил. Нет, даже если ты голубой, это все равно возмутительно. — Я приеду. Дождешься, если опоздаю чуть-чуть? — Питер вылетает из темных лаковых дверей и сразу натыкается на нее. Прячет трубку, прячет глаза. — Гвен, прости пожалуйста... — Тетя позвонила?.. Он, кажется, не чувствует в ее голосе иронии. — Мне просто правда надо уехать, очень срочный вопрос... Гарри же нормально?.. — он вытягивается, чтобы разглядеть его в толпе. Конечно, Гарри сейчас больше болтает, чем пьет. Но непонятно, что будет вечером, она же не просто так хотела, чтобы Питер тоже был на яхте. Не вывалился бы кто за борт с пьяных глаз. Вот и проси этих друзей о чем-то... — О, и Мариам себе компанию нашла, классно! Ага, Питер, вот оно прямо само все так и решилось. Ты, конечно, не Трент или как его, но тоже тот еще аутист, — да, в обидном смысле. Она это не говорит, конечно же, вслух. — Спасибо, Гвен!.. Он ускользает в сторону выхода, а она так и стоит с этим дурацким бокалом, потом выпивает его одним махом. Гори оно все!.. У входной двери Питер разминается с внуком президента. Приперся. С таким видом, что должен стать событием вечера. Чтоб его. Чтоб их всех. Гвен улыбается широко, по-королевски, и плывет приветствовать новых гостей.