A Silver Lining

Лето 1997 — осень 2016 Иногда Джек думает, что был в его жизни в юности какой-то проходной случайный момент — вроде того, как скроллишь лицензионное соглашение, чтобы поставить галочку «Я согласен», и ставишь ее, не особо вчитываясь, а потом все летит наперекосяк и уже невозможно понять, что и откуда взялось, какие где ошибки, и в реальности ничего не откатить назад до бэкапа, и уже не то что не вернуться, а даже и не вспомнить то судьбоносное мгновение, когда, не глядя, кликнул под простыней текста: соглашаюсь, что вышеуказанное ПО буду использовать только в соответствии с нижеуказанными целями, согласен с политикой конфиденциальности и обещаю отдать Нечистому своего первенца и душу в бессрочное пользование, а также даю безотзывное согласие на присутствие в своей жизни Уэйда Уинстона Уилсона в любых количествах и в любое время, пока один из его капитальных проебов не убьет меня нахуй, аминь. I Agree. Install now. Disc C. И ебучий Уилсон с тех пор висит где-то в трее, вылезая всплывающим окном, именно тогда, когда надо в душ, или посрать, или просто спокойно поработать; он выскакивает в тишине летних ночей гниющим алым скримером, распугивает и так-то немногочисленных девочек вокруг, зато привлекает этих предательниц-кошек, которые с мурчанием крутятся у грязных ботинок, будто он хорош, точно дохлая мышь; он приводит в новую хату Джека федералов под Рождество; он стреляется на его кухне в выходной, перебудив соседей; и даже когда все тихо — о, особенно когда все тихо! — он мерзким червем, въедливой плесенью подспудно отъедает ресурс оптимизированной прекрасной системы — и как бы и куда бы Джек ни посылал его или жизнь ни закидывала, он возвращается, он всегда, сука, возвращается. Впервые это случилось во второй год нового тысячелетия, когда прохладное утро хрустело, как свеженапечатанная купюра, а Джек возвращался с какой-то дружеской попойки, подшофе и помятый, но живительный воздух с океана будто немного распрямлял его походку и плечи, и даже почти перестало крутить кишки. Весьма ровно он зашел в свой переулочек южнее Пайн Стрит, в этом беспокойном районе обретались в основном геи, наркоманы и дуболомы-бандиты. Джек не относился ни к тем, ни к другим, ни к третьим: он был успешным и очень обеспеченным самозанятым в сфере цифрового мошенничества и уже подумывал о переезде в местечко поприличнее. В идеале было бы замахнуться на шикарный лофт в красивом районе и отдельно серверную, где-нибудь на складах и со своей электроподстанцией... В мечтах он почти допетлял до своего угла, минуя китайскую лавку, как вдруг его захватило и вжало в стену у опрокинутых мусорных баков, рука в липкой перчатке зажала нос и рот так крепко, что красные пятна потекли перед глазами, и из них выплыла красно-бурая балаклава и пробубнила: — Хаммер!.. Это я! Мне нужны деньги, документы и пара стволов. Желательно в долг... Джек попытался промычать свои условия, затряс головой — и, наконец, нападавший отпустил его. Мусорная вонь шибанула в нос. От напавшего бомжа тоже разило немытым и чем-то еще биологическим... Краем глаза Джек заметил кровавую грязь на лохмотьях в районе живота, и из этой рванины будто торчало и вздымалось телесное: гниющие багровые петли кишечника или черт знает что. — Уиззл?.. — вкрадчиво произнес тот снова, дыша в лицо ароматом хорошо полежалой мертвечины. — Это я, Уэйд... Его еще сильнее передернуло от омерзения: кто-то из старой компании, кто знал их обоих? После смерти Уилсона Джек начал потихоньку обрывать общие криминальные связи. Он хотел чистую честную жизнь скаммера… А теперь этот полутруп из прошлого пришел все испортить. Бомж раскачивался, рискуя завалиться на него всей своей распухшей тушей. В соседнем квартале начал хлопать запоздалый фейерверк, в Чайна-тауне подхватили канонаду. Грохотало так, что уши закладывало, а воняло до рези в глазах. И тут Джека скрутило. Он согнулся пополам, выблевывая остатки новогоднего ужина напавшему на ботинки, тот спешно отступил, а Джек схватился за живот и — — и высадил всю обойму в этого ебучего бомжа из своего суперкомпактного Ruger. Кое-как оттолкнув оседающее тело, Джек понесся по улице, не оглядываясь, выстрелы гремели в ушах, фейерверк гремел и веселые китайские петарды. Не помня себя, он добрался прямиком до квартиры и сел в коридоре, подпирая спиной дверь. Руки дрожали, в правой все еще был зажат Ruger, не выкинул по дороге, хорошо. Он стянул кроссовки и осмотрел их: без крови, но все равно надо в стирку. Разделся до трусов, обтер мокрой от пота футболкой револьвер и убрал в один из старых системных блоков, еле-еле закрутив обратно винты... Закинул шмотки с кроссами в машинку: после заезда поставил нелегально свою, всегда брезговал общими прачечными. Запоздало вспомнил, что не обшмонал карманы куртки… Ну ладно, это ничего, отмоется та пара сотен. Долго пропускал в душе воду, потому что под холодную вставать не хотелось, наконец, не выдержал и забрался под еле теплую, дрожа и стуча зубами. Внутри все как будто свело судорогой, будто спазм какой-то мышцы… Что за мышца тянется в человеке от горла до низа живота? Он убил этого… этого… Джек хрипло рассмеялся: их совместное с Уилсоном грязное прошлое все-таки догнало его и подгадило первой серьезной статьей за убийство. Разве что квалифицировать как самооборону? Но он скрылся… Хорошо, если не наследил… Хорошо, если никто ничего не узнает. Но все равно ощущение, что он макнул себя в неотмываемую грязь, прямо руки запустил… Все-таки дистанционно было не то. Раньше всей серьезной мокрятиной занимался Уилсон: он бывший военный, ему похер, кого мочить. Как-то рассказывал в подпитии, что приходилось тогда в армии и женщин, и детей, зачищали свидетелей без разбора, пока он однажды не послал всех — и дал в рыло полковнику, и повезло, что просто выперли, сломав ребра и погноив пару месяцев в карцере, а мог бы и плотно сесть за измену родине. Ну и на гражданке неприкаянный Уэйд чуть не год бестолково и бесплатно болтался по темным делам, а потом они как-то сошлись, поделились кто на что обучен: Джек был умный, а Уилсон везунчик, не палился, пули почти не брали… Пули… «Уиззл, сука, ебать ты душнила... И с бабской пукалкой, как всегда», — прошипел ему бомж кровавыми пузырями перед тем, как завалиться на бок... Нет, это Джек уже навоображал себе потом, выверты памяти… Уилсон частенько его стебал за размер ствола. Но Уилсон умер, ему год назад лучшие врачи обещали, что протянет не дольше месяца, ну он и пропал после этого, даже баба его не знала куда. Да и все понятно было — ушел умирать, как зверь, в укромное место, обдолбался там и сдох. Никто в их компании Уилсона не хватился, многие вздохнули с облегчением, сам Джек начал чистую жизнь честного скаммера... Когда вода пошла уже горячая, так что пар повалил, он начал оттираться мочалкой до красноты, и вроде бы тело отпустило, плечи, грудь. Долго высмаркивался и почистил зубы. Все равно как будто воняло. Он, ежась, вышел в кухню, выставил мешок с прошлогодним мусором за дверь. Еще раз принюхался. Вроде пахло только холостяцкой берлогой. Плеснул себе виски, выпил безо льда и лимона. Зря, наверное, на голодный желудок, надо бы пожрать. Достал упаковку яиц, зажег газ, посмотрел на веселые огоньки, погасил газ. Вытащил из-под паркетины в спальне Heckler & Koch на .45 и запасную обойму к нему, надел чистое и перчатки и, поминутно оглядываясь, вылез из дома, заодно захватив мусор. Он идет до бачков, выкинуть отходы. Правая рука за пазухой, мало ли, замерз. Обычный гражданский. Гуляка. Нет, нет, он вообще примерный семьянин, вон идет выкидывать мусор. Он не убийца, который возвращается на место преступления. Первый день нового года, кругом фейерверки, поди разбери, где стреляли, патрульные, небось, дрыхнут в машинах... Да, тело даже не нашли еще, так и лежит в темной луже. Бросив пакет с мусором, он, крадучись, подошел к нему, стараясь не наступать в потеки крови и держа ствол наготове. Вздрогнул и едва не выстрелил снова, когда от трупа под бачок метнулась черная маленькая тень — тьфу ты, везде эти крысы… Нервы ни к черту. Он огляделся еще раз по сторонам. Преодолевая брезгливость, Джек выхватил из кучи обрывок пакета, чтобы не уделать перчатки, и сдернул с трупа маску. Блядь! Его снова чуть не замутило: это был запаршивевший сгнивший заживо бомж, потерявший всякий человеческий вид. На что Джек вообще рассчитывал, когда перся сюда, хотел, чтобы его точно загребли с поличным?.. Он уже собирался развернуться, но нога — фу, твою мать, это мертвый бомж вцепился ему в ботинок!.. Джек попытался было стряхнуть его, но остановился, глядя в раскрывшиеся на гнилом лице голубые осмысленные глаза. — О, с нормальной пушкой пришел... — шепотом просипел труп. — Не стреляй только, Уиз... Это я... Правда я. Помнишь в девяносто седьмом... Первое исчезновение. Первое возвращение. Затем эти циклы случаются регулярно, сменяясь быстрее и быстрее с течением лет. Он пропадает всегда внезапно. Иногда прямо посреди очередного дельца, словно ему вообще посрать на результат, гори оно все в напалме, — и приходится учитывать это в своих планах, пытаться предсказать очередной непрогнозируемый сбой. Но больше всего Джека бесит тот факт, что на самом деле это не полное безумие, а характер, что за этими якобы случайностями стоит — какое-то уродливое подобие разума, воли или кривой логики, какой-то баг в программе — то, что теоретически можно просчитать, но что тем не менее до сих пор не поддается его усилиям. Такие отклонения бывали и раньше, еще когда Уилсон был относительно не ку-ку. До превращения его в монстра. Старуха, например, рассказывала, так случилось в Заире двадцать лет назад. Ему ведь заплатили, чтобы он убил ее. А вон как вышло. Уилсон замочил там всех, кого ни попадя, включая заказчиков, а ее взял и вытащил из лап боевиков, покалеченную, но живую. Да, и прежний Уилсон, оказывается, уже был недоговороспособным психом под личиной нормального человека. Личину со временем окончательно снесло, а загадка осталась... Что заставляет его иногда сбиваться с курса, кто? В каком ритме он уходит и возвращается? Он пропадает. Свинчивает с радаров, особенно в странах третьего мира: бывает, на месяц, бывает, на три, самое большее — год. Обычно, если присмотреться, над поверхностью все равно виднеются какие-то завихрения: теракты в Сирии, очередная революция в Буркина-Фасо, убийство президента в Руанде, нападение на базу боевиков в северной Нигерии, выживших нет, — и этот маньяк всплывает то там, то тут кровавым облачком, нетонущим дерьмом: Катал Ахмар, Шайтан Ахмар, Великий Леопард, Ириму, Эль Муэрто Рохо, Манчадо, Ака-Они... Дэдпул. Он возвращается. И сидя в новенькой квартирке Джека, со смехом перечисляет свои клички на всех наречиях мира, накачиваясь импортным бельгийским на его дорогом диване, облизывая гниющие губы алым языком, щербатый, пара зубов еще не вылезла с последней заварушки. — А какой сегодня день недели? Может, вызовем твоих цыпочек? — Да пулю тебе в череп, разбежался! Джек бы и посуду после него выкидывал, потому что Уилсона просто невозможно приучить пользоваться сугубо выделенным и не хватать чужое, он расползается по жизненному пространству, как ебучая ядовитая плесень. И представить, что он кончает в любимых девочек — хотя разумеется они не дадут ему без кондома, с его-то видом — если вообще согласятся спать с таким уродом, не затем же Джек платит им в три раза выше рынка, чтобы они нуждались спать с такими отбросами как Уилсон, — ну нет, ни Свити, ни Шер не пойдут на это, и все равно представить, как Джек сам потом целует их после того, как их во всех местах облапал этот урод — его передергивает. — Иди передерни в душе, — советует Джек. — Заодно и помоешься. От тебя несет! — Оу-оу, в твоем предыдущем клоповнике несло еще и похуже. Правильно его взорвали. А теперь смотрите, какой чистоплюй стал. Прав был Маркс, частная собственность портит людей... Джинджер, сучка, лезет обнюхать его грязные ботинки на длинноворсом ковре, и он лениво сгребает ее и запускает кривую клешню в рыжую шерсть, и продажная тварь делает шлюшье «м-рр» и начинает мурлыкать. Она не понимает, глупое животное, что в прошлый раз несколько суток провела в переноске в машине, без воды и еды, мотаясь с Джеком по всему штату, именно из-за этого уебы, потому что обе квартиры запалили, за ними был хвост и некуда было свалить в тень. Но Джек-то помнит, и считает, и копит, и мечтает рассчитаться с этим уродом когда-нибудь навсегда. Он снова пропадает. А потом звонит ночью пьяный или обдолбанный — наверное, знатно потратился, ему ж надо догоняться чуть не внутривенно, чтоб вставило, — звонит похвастаться, что Уиззл ему теперь нахер не нужен. Ах, у него теперь новый агент. Некоторый Шейди. Ах, больше чем пятьдесят на пятьдесят?.. Да и катись к чертям. Вообще-то Джек и сам неплохо зарабатывает хакингом, скаммингом, шпионажем, шантажом, продажей старого оружия и изобретением нового, Джек — на все руки мастер, много ли ему надо с двумя кошечками, и двумя девочками, и квартирой на две тысячи квадратных футов с видовыми балконами, бассейном и садом на крыше в элитном комплексе у Бей-Сайд Бич (в аренде на пятьдесят лет на подставную фирму всего за тридцать тысяч в год, редкая удача). Джек отлично живет это время один, хорошо, но неспокойно, как житель древних Помпей ввиду курящегося вулкана. Потому что потом он снова возвращается. Без оружия, с горящим взглядом и двумя бутылками дешевого виски, чтобы залить горящее нутро. Джек, морщась, выдавливает себе в стакан лимон и бросает лед, тогда как Уилсон надирается прямо из горла. — Что, Шейди больше не дает? Ни единого заказика? Это потому что ты долбоеб, Уэйд, странно, что у тебя вообще с кем-то получается больше пары раз... — Ну... — он лыбится, обхватывая губами горлышко и причмокивая. — Вообще-то Шейди предложила тройничок, она девочка ненасытная, если вообще девочка, если ты понимаешь, о чем я... По тридцать лямов на брата, минус накладные расходы. Начинаем сейчас! — Какой ты скорый, — Джек скептик, особенно если дело касается безумного Уилсона. И это пойло невыносимо даже в разбавленном виде. Но тот не унимается, глаза у него светятся в темноте, как у кошки: — Ваканда! Сейчас!.. Пока у них коронации да похороны... Знаешь, сколько дают за вибраниум на черном рынке?!.. За свой вибраниум местные черножопые дают в рыло, иногда насмерть, но Уилсона не жалко, отрастет. — Возможно... — Джек берет на колени лэптоп. — Но накладные расходы с тебя. Какой предварительный план? И, наконец, он пропадает с подельниками в гребанном Конго — пропадает окончательно, засыпанный молчанием, как в настоящей могиле, и груз вибраниума на сотни миллионов пропадает вместе с ними. Неделя полной тишины. Уиззл уже не ждет обычных субботних новостей, но вдруг получает за пару часов до сигнала — звонок. Он возвращается из Латверии, хотя должен был из Африки, стоит на пороге, покачиваясь, на вид — как тот бомж пятнадцать лет назад, несмотря на новые цивильные шмотки — как только пустили в самолет, а? — и безумие переливается через край в заплывших кровью глазах: — Джеки, ты не поверишь!.. Не поверит. Опять маниакальная фаза. Что-то рано для осеннего обострения. Но с годами поток времени ускоряется. Понятно, Уилсон в этот раз прибыл из будущего. И не какого-нибудь, а две тысячи двухсотого. У него даже пруф есть, девайс один, только не работает, не посмотришь, кстати? Да, сильно его ебнуло, не иначе как все мозги в этот раз полностью вытекли и заменились вот этой кашей. Ты, значит, из будущего. Все там видел? Ну, скажи тогда, где наш вибраниум, идиот?! Мы уже лям почти просрали на этой операции, где прибыль?! Да похер на груз, у него есть дочка. Она жива. Жива!.. Он видел там, в будущем. Надо ее только отыскать сейчас. Джеку хочется выхватить у Уилсона из рук бутылку и запустить ей в эту гнилую рожу, чтобы осколки правды дошли, наконец, до спекшихся мозгов, — какая дочка, ты себя в зеркало давно видел? Кому бы ты нахер сдался, урод? Куда делся груз, вспоминай, ну? Но Джек не может ни запустить бутылкой, ни заорать: к сожалению, у ублюдка всегда под рукой пистолет, а выяснять, кто из них двоих переживет выстрел в голову, нет совершенно никакого смысла. Уилсон переживет. Джек не так давно видел эти мозги на своем новеньком кухонном гарнитуре. Сука!.. В четыре часа утра в воскресенье! Пустил бедняжку переночевать. Вдобавок урод еще и раньше ожидаемого вылез из запасной ванной, куда был скинут отлежаться, и насмерть перепугал филиппинку из клининга, а ее и так было непросто убедить, что это свиные потроха разлетелись из мясорубки. В итоге она совсем негодно, хотя и втридорога, убралась, а Джек даже спустя месяцы находил под холодильником кусочки костей черепа. Да чтоб ты сдох, устало думает Джек, слушая очередной сверхценный бред, чтоб ты снова сдох, только подальше отсюда. Дочка, Элли. Он талдычит все о своем. Он думал, что она умерла, но она не умерла. Он должен ее спасти от них. Шизофреники обладают такой особенностью: они как бы залипают на определенных темах и крутятся там, как лягушка в блендере, пока их — пока Уилсона не разнесет в очередной раз в полное мясо. Тогда он частично забывает свою прошлую жизнь и прошлое безумие и успокаивается на время. Он размахивает руками, не обращая внимание, что виски щедро льется на обивку новенького дивана. Это тридцатилетний Dalmore, Джек выпивает пару стаканов со льдом по пятницам для настроения, перед визитом девочек. — Мы должны ее вытащить, понимаешь? Понимаешь, Уиззл? Уилсон пытается схватить его за руку для убедительности, задержать взгляд. Его обеспокоенное лицо выглядит нелепо, будто кто-то посадил две ярко-голубые пуговицы в свиную отбивную. Джек ухитряется отобрать у него бутылку и ставит у своего кресла. Страшно хочется выпить, но ему теперь после Уилсона брезгливо. Хотя он помнит, каким тот был нормальным — ну, если допустить, что это все-таки один и тот же человек. Может быть, именно поэтому и брезгливо. Что там с ним ни делали, в Отделении К, — он определенно тронулся. От прежнего осталась хорошо если четверть. Десятая часть. Он даже голос поначалу не узнал. — Джеки, ты помнишь, семь лет назад меня схватили? Снежок и его уроды, потом Атлер? Джек роется в воображаемом реестре. Они в то благословенное время порой расходились на годы. И он соло, без помех, почти сколотил себе состояние и репутацию солидного посредника, будь Уилсон неладен!.. — Ну, после Латинской Америки?.. Ты бабла мне еще дал... — А, в Лос-Анджелес!.. Что-то ему припоминается. Иногда приходилось откупаться. — У тебя на Атлера есть информация, с кем он работал в те годы?.. — Есть! Сотня за все точные наводки! Могу в кредит. Только... Джеку в голову приходит светлая идея. Иногда, если Уилсон в нем нуждается, как в тот раз в Анджелесе или сейчас, — обычно ему нужны деньги, конечно же, но иногда, как сегодня, информация, — то можно его прогнуть и сделать себе чуть удобнее. Правда, обещает Уилсон в такие моменты всегда больше, чем может исполнить за всю свою несчастную жизнь, но простые просьбы выполняет сразу и порой становится почти послушен, напоминая великовозрастного имбецила. — Уэйд, есть у меня информация, и я все найду, только не могу работать, когда ты тут. Слишком шумный, мешаешь сосредоточиться. Давай дуй в гостиницу, через пару суток созвонимся. Он исчезает вообще без слов. Только Джинджер в одиночестве катается по изгаженному дивану и жмурит свои египетские бесстыжие глаза. А все наводки лучше вообще послать по е-мейл. И пусть ему там мозги почистят парочкой разрывных, вернется из поисков без этих идеек фикс. Джек достает с полки гостевого Джонни Уолкера, этот только со льдом. Нацеживает себе на два, нет, на три пальца выше ледяной горки, включает кондей на полную, чтобы выветрить даже память об этом неудачном лете. Весь проебанный вибраниум. Столько расходов. И его чертов подельник вконец тронулся. Коул приходит к нему из своего домика и мягко запрыгивает на колени, и Джек рассеянно чешет ее за ушком. Коул не любит Уилсона и вообще опасается незнакомцев. Но Уилсона — особенно, и Джек ей за это благодарен. Он возвращается через месяц, отощавший, хромой, с лишним фунтом свинца, запечатанным в гниющем теле, — металл медленно отравляет его, и раны подживают плохо, мокнут и сочатся мерзкой сукровицей, — а позади жмется чумазая темненькая девчонка. Блядь, откуда он ее выкрал, зачем? Привет, дядя Уиззл. Папка сказал, что мы можем пожить немного с тобой, и у тебя есть сад на крыше, кошки и рыбки. Рыбок этот урод в прошлый раз убил всех, тайком наблевав в аквариум. Выжил только тритон. — Рыбок нет, — говорит Джек, не сдвигаясь ни на дюйм из дверей. Если эта и вправду его — то пиздец. Хотя откуда... — Ой, киска вышла поздороваться, — девчонка просачивается мимо, как намыленная, — можно погладить?.. И эта рыжая шалава жмется к девчонке, как к родной, — правда, что ли, она одно с Уилсоном заговоренное семя?.. Ребенок как ребенок на вид. Тощая. Ободранные коленки — значит, без фактора. Похитил. И судя по ее виду, вряд ли ее ищут. — Эй, ты голодная? Сэндвич будешь, с этим, с арахисовой пастой?.. Нет, пасты нет. И сыра нет. Вот хлеб и колбаски к пиву. Пива тоже нет! — бросает он Уилсону, пришуршавшему на кухню быстро, как таракан. Развалился на лучшем кресле... — А я и не... Я не пью, — он смотрит, как девчонка жадно жует, не кормил ее что ли, придурок?.. — Уиз, а чай у тебя есть? Ей? — Ш шахаром... Три штуки. Непонятно, где Уилсон ее нашел, но она отзывается на имя Элли, как он и говорил в прошлый раз до исчезновения, — Элли. И она с пугающей покорностью ходит за уродом хвостиком и зовет его папой, хотя по-хорошему должна была бежать от него, как от чумы, от чудовища, от монстра из канализации. Припугнул он ее, что ли? Джек смотрит на грязненькие ноги в синяках. Или даже поколотил?.. Хотя ведь она совсем ребенок... Но с не менее пугающей настойчивостью она липнет и к самому Джеку: едва Уилсон отлучается в уборную, садится на колени и, притянув его голову ближе, шепчет в ухо: — Дядя Уиззл, можно мне чипсов? Вот там, — показывает пальчиком на полку. — Пока папка не видит. Ну, пожааалуйста, я так люблю чипсы... Я ему не скажу, честно-честно... Она вдруг резко замолкает. У вошедшего на кухню Уэйда такой вид, будто он хочет Джека застрелить, четвертовать и распять одновременно. — Уэйд, тут это... — Джек быстрее ссаживает девчонку с коленей и подходит к полке, только бы он не выстрелил, только бы не сорвался сейчас. — Элли чипсы попросила, ты разрешаешь?.. Они торчат в его квартирке еще пару дней, загаживают слив в ванной длинными кудрявыми волосами, закидывают кухню коробками из-под готовой еды, смотрят мультики про принцесс, заказывают доставку миллиона шмоток, а в одно прекрасное утро исчезают, оставив после себя бардак, тишину и зашуганных кошек. Тритон, кстати, с тех пор вообще пропал. Он возвращается теперь по десять раз на неделе — ну тут уже Джек сам виноват, но, черт побери, азарт изобретателя! интерес ученого! он просто не мог отказаться от этого предложения, и вот результат — Уилсон у него почти ежедневно с идеями и просьбами одна дурней другой. И настроение у него скачет подобно координатам на карте: Аляска — Небраска — Каракас. Он возвращается чуть ли не прямиком в квартиру, в прошлый раз помял всю клумбу на крыше и не ровен час — прыгнет, минуя замки, прямо в гостиную. Нервному Джеку хочется уже бросить все и переехать на неизвестный Уилсону адрес. — Эй, супер-нахер!.. Супер-хакер, то есть, у меня к тебе дело на миллион, а найди-ка мне Питера? — Какого? Кролика? — Зайчика. Попрыгунчика. — Фамилия? Адрес? Дата рождения? Ну, что у тебя на него есть? — Паркер. Из Сити. — Знаешь, сколько Питеров Паркеров в Нью-Йорке? Момент... — он зависает на секунду вместе с процессором. — Тысяча четыреста девяносто восемь. — Ну-у... Малолетка? — Почти две сотни. Тоже отпрыск?.. — не без брезгливости интересуется Джек. — Ну ты насеял... — Нет, приблудный, — внезапно добродушно ухмыляется Уэйд. — Мы не сеем. Джек только хмыкает себе под нос, вспоминая странную девочку, которая, как ни странно, болтается все еще при Уилсоне, живая. Иногда огромные стремные бабуины крадут щенят, чтобы поиграть, тискают их, нянчат, таскают за собой повсюду, пока не замучают насмерть... — Есть номер телефона, — Уэйд лезет в смартфон. — Девять два девять... Джек пробивает по другой базе: — Только это не Питер. Бенджамин Франклин Паркер. Умер в прошлом году. — Осенью, огнестрел? — Без понятия. Посмотреть в полицейских протоколах?.. — Да нет, я точно знаю. Родственники? О, еще бы тебе не знать, сам же небось его и пришил. — Мэй Паркер, жена, и — ага, Питер Паркер, сын... — Разве сын? Не опека? — Айн момент. Да, опекун. Приемный, — Джеку не нравится, что они в этот раз копают под какую-то обычную семью. Ну обыватели же. На что они этому психу? — Ага, — он пожимает плечами. — Значит, Питер Паркер, обыватель. Адресок не подскажешь? У него твоя звонилка стоит с сегодняшнего дня... Джека напрягает, куда начинает заходить этот разговор: — Уэйд, я же тебе уже говорил, она без трекера... Уилсон достает нож: — Джеки, я знаю, что она с трекером. Знаю! Иначе бы хер ты меня разыскал в Алжире. И в Судане. И Морис так легко бы на меня не вышел в Тайване. Просто признайся уже, а? И дай адрес! — Она без трекера!.. Убери нож... Уилсон прижимает лезвие к горлу, и он шипит из последних сил, проклиная свое чертово невезение: — Давай поищу в реестре недвижимости. — Ищи, только не зарывайся. И если еще раз меня найдет, кто не надо, особенно сейчас, меня или Элли, — этот псих шепчет ему прямо на ухо, касаясь мокрыми губами кожи, и сильнее вдавливает нож, с-сука, порезал, блядь, вот блядь же!.. — я тебе твои же яйца скормлю! — Уилсон резко отпускает его и смеется. — Ну раз уж они у тебя есть! Уилсон садится за спину на диван, и Джеку кажется, что он видит краем глаза, как нож летает из руки в руку. По спине стекают липкие капли пота. Он находит сначала старый дом в Бронксе, под снос. — Плохо ищешь! — Нож вонзается прямо в полку над столом, сука, да чтоб ты сдох хотя бы на полгода! — Я же сказал, что в Куинсе. Из обновленной базы банковского имущества он выуживает, наконец, спасительную строчку: — Бульвар Куинс, сто четыре — двадцать, апартаменты номер триста пять. Ипотека в ДжиПи Морган Чейз. Доволен? Уилсон хмыкает. — Зачем он тебе? — Так. Лезет, понимаешь ли. Лезет-лезет на сучок. Вообще Джеку похер, кого и как Уилсон собирается убивать. Тем более, если это простые гражданские: с таких дел обычно ни шума, ни последствий не бывает. Но вот именно факт, что какой-то безвредный школьник — ну как, каким образом он успел перебежать дорогу этому маньяку?.. — Ему всего пятнадцать, — говорит он между прочим, немного вжимая голову в плечи, когда Уилсон подходит вытащить нож. — Ути-пуси, ипси-випси, — улыбается вдруг тот довольно. — А мне похер, я не эйджист, в отличие от него. Джек слышит, как он подходит к шкафу за спиной и подковыривает замок, роется, выгребает пару гаджетов: — Одолжусь у тебя, окей? Сделай одолжение, съеби уже и сдохни, урод! Джек поворачивается в кресле и следит, как Уилсон идет к дверям, да, вот сейчас, сейчас свалит наконец-то, гнойный уебок, но тут он останавливается уточнить: — Эй, а ипотеку-то они выплатили с теткой? Джек возвращается к банковской базе: — Закрыли этим летом. Уилсон посылает ему воздушный поцелуй гнилыми губами: — Спасибо, Уиззл! Ты настоящий друг! Когда за другом захлопывается дверь, Джек чуть не сползает с кресла на пол. Проводит ладонью по шее: кровь, но царапинка неглубокая. Так, ему надо в душ и чего-то горячего, горяченького... Он нащупывает не с первого раза ключ в органайзере для карандашей и достает из ящика ирландский односолодовый, который берег на особый случай, отхлебывает из горла. Сегодня у него почти день рождения. Сука. Иногда ему кажется, что даже если грохнуть Уилсона обстоятельно, чтобы мозги в абсолютную кашу и память вообще всю насмарку, тот все равно приползет к нему на мышечной памяти, с угрозами, проклятиями или этим бесконечным скулежом «Джеки, нужна твоя помощь»… — Джеки, нужна твоя помощь!.. Не прошло и трех дней, он снова вернулся с этими чертовыми Паркерами, на этот раз его интересуют Мэри и Ричард. Джек тихо матерится про себя: — Ты там всю семью, что ли, вырезать хочешь? — Не, эти уже трупы давно, но там дело мутное... Их Логан знал! — Логан? Твой собачий предок, что ли? — Он правда так, сучка, и не признался, но я просто кишками своими чую... — Уэйд чешет пузо под рубашкой, — Посмотри там базы ЦРУ, ЩИТ, мутантов особенно — все, что найдешь, окей, бро?.. И знаешь, в идеале бы там все подтереть еще... Уилсон в этот раз просит неприлично вежливо, поэтому Джек не удерживается: — Ах, тебе еще и подтереть?! А хуй тебе случайно не пососать, бро? — Не бесплатно, Уиз! — псих сегодня на редкость договороспособен и кидает на стол красно-черную флэшку. — Сними там себе сколько надо с моего счета... Ха, как будто Джек просто так не может снять с его счета: — ЦРУ, ЩИТ, думаешь, там оплаты за полпрезидента хватит? — Ну, если не хватит... Ты кому, кстати, сосать предлагал? Я, если что, готов тебе бесплатно, без смс и регистрации в счет долга!.. Уилсона не обвинишь в переборчивости, да. — Иди уже! Если что, я тебя наберу, когда найду... Пятьсот штук, если с подтиранием. И накладные расходы с тебя. — Ебать-копать!.. Да мальчик просто золотой у меня... Точно не возьмешь натурой?.. — уточняет сокрушенно Уэйд, ковыряясь в кнопках в пряжке на поясе. Джек изображает тошноту, и оба ржут, как кони. И Уэйд сваливает якобы к Элли. А, может, и правда к Элли. Джек наливает виски, кидает пару кубиков льда и лимон, ох, как его стебали в юности за привычку пить по-бабски с лимоном, зато поглядите, где теперь эти идиоты, а где он. Он отхлебывает, отставляет стакан. Пятьсот кусков. Неплохо. Надо сначала снять. Пальцы зависают над клавиатурой будто он собирается сыграть торжественную фугу до мажор. Конечно, опять лезть к ЦРУ. Но ведь не в первый раз. Нет, иногда с Уэйдом можно иметь дело, иногда он адекватен, весел и щедр. Только нахера ему эти Паркеры, да еще и по такой цене? Что там за мутантские делишки правительственной важности? Джеку и самому интересно, а работать и за деньги, и за интерес вдвойне приятно. Он подключает токен, проверяет их счета и начинает перевод валют.