***
Щëлк-щëлк! Едва уловимый звук был то сбоку, то спереди. Забрак попытался позвать — отразилось от стен гулкое эхо, больше ничего. Из глубины коридора донеслись оханье и стоны, затем — снова щелчки… Рррах! Сейбер выпал из руки и погас, когда громадная тварь прижала Саважа к стене. Хриплое и сбитое дыхание существа слышалось около шеи — неизвестное намеревалось перекусить или рвануть еë. Опресс отшвырнул противника, максимально напрягшись, тот снова бросился, по наитию или инстинктивно блокируя лапищей правую руку забрака… Саваж дëрнул кистью и подался вперëд, поражëнный до глубины души. Руку твари украшали татуировки. Стоило только пожалеть, что без меча в темноте коридоров невозможно было разглядеть, от кого он спасается, как Нить Памяти вся натянулась; поднимаясь, амулет засиял — и Опресс, увернувшись от удара в шею, то ли увидел, то ли угадал в двух десятках метров от себя такое же лиловое свечение и услышал, как Дэйлари тихо завыла. Жгло, наверное… Противник прислушался к вою, дëргая головой. Амулет потянулся за ним, освещая лицо, обезображенное наросшей грязью, иссохшее, а ещё — поджатый рот и мечущийся взгляд. Всë это принадлежало забраку. — Брат? — скорее пытаясь убедить себя, чем дозваться его, проговорил Саваж. Алый дëрнулся и заверещал: — Нет! Не-е-ет, ничего ты не знаешь! Вырвался и направился в огромную пещеру, посередине которой был сложен костëр. Сумасшедший точно не смог бы так аккуратно закинуть горючие куски в очаг, да и саму яму бы не вырыл. Но перед Опрессом сейчас был именно безумец, стонущий, плачущий и выкрикивающий обрывки фраз, совершенно Саважу непонятных: — Простите, мастер — нет! Нет, не в прощении сила, боль, боль! Джедай, проклятый джедай! — Брат? — попытался воззвать Саваж, не подходя ближе, а только прикидывая, что делать, если туша огромного паука, к которой неведомой силой крепилось тело… Сила, половина тела, подведëт свою полуразумную часть и свалится в костëр. Одно только промелькнуло в голове: а если бы мелочь пошла с ним? Увидела вот это? — Нет, нет! — несчастный воздел руки к потолку. — Ты не знаешь! — Брат! Мы братья! Мы одной крови! — хатт подери, остальные слова просто растерялись! Давно Опресс ничем не был так поражëн, потому и повторял одно и то же, надеясь завладеть вниманием хоть на мгновение. — Никакой крови нет! — прорычал, сжимаясь, изувеченный Мол. — Мастер знает! Мастер сожжëт! Мастер вы-ы-ырежет… ы-ы-ы… я знаю! Знаю, я — подлец! Я — боль, я ничтожество… я — Тьма! — Сколько же ты здесь, — протянул брат, стараясь обойти четыреждыгадскую конструкцию, но паук каждый раз разворачивался, не давая оказаться за спиной Мола. — Годы, годы и годы, — тот сжался, пальцы с отросшими когтями болезненно вцепились в ладони, вот-вот кости прорвут кожу. — Годы забвения! Годы ничтожества! Я само презрение, я низвержен, я убит… Паучьи лапы согнулись, вытянулись, и вот алый забрак навис над своим спасителем и прохрипел: — Джеда-а-ай… И отдëрнулся, размазывая по щекам грязь и едкие слëзы. — Месть, — шипел он, глядя в одну точку. — Мне нужно мстить.***
Дэйлари вскинула голову, прислушиваясь. Голосов было два: успокаивающий кого-то, но не еë в этот раз, дядькин бас и нераспознаваемый, трясущийся шëпот. Девушка резко поднялась. Колени запеклись, но и не ныли почти. Она без труда выбралась бы наверх, пройти навстречу вообще не казалось проблемой. — Надеюсь, отец ещë поучит меня прыжкам Силы и невесомости, — прошептала она, сжимая руки в замок. — Пожалуйста, пусть всë у них вышло, пусть даже без меня! — Не беги, — терпеливо наставлял кого-то Саваж. — Нет. Это не кто-то нападает на тебя, это просто камень покатился. Вот так. Сюда. Бывал ли ты вообще наверху… налево. Сейчас мы тебя выведем. Дэйлари прикусила губу. Ей показалось, что одно из сердец вот-вот выпрыгнет из горла, а второе уж совсем неприлично поступит, и девушка рванула к едва различимым силуэтам, совершенно забыв про боль. А затем… остановилась в паре метров и до крови закусила грязный палец. — Кто… кто посмел? — выдавила она. — Отец, что сталось с тобою? О Сила, что с твоим телом, с твоими рогами, твоими гла… И, заглянув как раз в жëлтые с алым глаза Мола, моментально заткнулась. — Значит, это правда он, — Саваж выдохнул с некоторым облегчением. — И время назад был здоров? — Если я найду того, кто его изуродовал, — одними губами отозвалась девушка, — ему не жить.***
Не дай Великая Сила вам придëтся однажды думать, как бы поаккуратнее вытащить из подземных пещер своего родича, совершенно не воспринимающего реальность и прикованного неизвестно чем к телу здоровенного паука. Но когда на Лото-Миноре стемнело, и огромные огнеплюи на фоне куч мусора стали выглядеть ещë убийственнее, двое вполне здоровых, но всё же малость побитых забраков выкарабкались на поверхность вместе с одним покалеченным. Дэйлари без прежнего отвращения рухнула на колени прямо в мусор и медленно вдыхала и выдыхала. Пот лил ручьëм. — По крайней мере, главный символ этой земли мы с собой точно увезëм, — она слабо улыбнулась, наблюдая, как Мол моргает, пытаясь понять, где он. — Я про вонищу. Саваж хотел было возразить, что шуткам не время, но не успел расцепить зубов: из-за тела мëртвого собирателя, дëргая глазками, выполз Морли. — Хозяин наверняка ужшшше пообедал, — анаконданец был безгранично доволен собою. — Сейчас спущшшш… ай! Змей взвился, когда Саваж тяжеленным сапогом передавил ему хвост. — Вы жшшивы? — Морли завертел головой. — Оба? Хозсссяин, как жшше так… — Что ты сделал с ним? — рыкнул Опресс, перехватывая гада под башкой. Морли засипел. — Это ты его до такого довëл? — Нет-нет! — змей дëрнулся пару раз, пытаясь выскользнуть из руки. — Я нашшшëл его таким! Я ничего не зссс… — Дядюшка, — Дэйлари приподняла золотистые брови, — можно я? Морли вытянулся, вглядываясь в неë, и тут же съëжился. Он явно предпочëл бы остаться в лапище Саважа, но тот кивнул и швырнул анаконданца прямо в руку Дэйлари. Девушка оскалилась, приподнимая разбитую губу. Мол на Морли даже не смотрел: его продолжало трясти. — Милый Морли, — голос полукровки звучал печально и нежно, пальцы гладили чешую. — Знаешь, что ты чуть не натворил? Змей мотнул башкой — больше двинуться не получилось: его словно сковало льдом, почти осязаемым от прикосновения девчонки. — Твой хозяин, Морли, столько лет жил совсем один в жутких катакомбах, — продолжала свою песенку Дэйлари, — а ведь это не его мир, о нет. Он жил там, где ты и не мечтал никогда побывать. И вот за твоим хозяином прилетела… семья, чтобы возвратить его домой. Саваж притормозил, когда Дэйлари сделала паузу на таком непривычном ей слове, и едва не позволил Молу споткнуться о труп и покатиться рогами вниз по склону. Семья? Она всерьëз или для пущего эффекта так выразилась? — Родные хотели забрать его, а ты, Морли, чуть не погубил их и едва не обрëк тем самым на гибель самого хозяина, — она покачала головой. — Морли, дорогой, скажи мне, как бы ты жил с этим? Змей молчал. Будь у него веки, наверняка бы зажмурился. — Но ничего страшного, — девушка несколько раз кивнула, не разрывая соприкосновение взглядами. — Не беда, Морли. Ты помог нам, и я помогу в ответ. Показалось, что она просто опëрла руку о бедро. Морли, перепуганный насмерть, не заметил, что Дэйлари придерживает меч. — Ты не будешь жить с этим. Ты просто не будешь жить. В воздухе зажужжало, и Мол, реагируя на звук, повернулся к дочери. Голова Морли упала в отходы, тело Дэйлари с омерзением отшвырнула от себя прочь. — Беги, — прошептал вдруг Мол, глядя прямо туда, где на шее девушки дрожала жилка. — Беги. Уходи прямо сейчас, слышишь? Цок-цок-цок-цок-цок. Паучьи лапки проковыляли к Дэйлари, Мол вцепился в еë плечи и тряхнул со всех сил. Руки несчастного дёргались, будто его лихорадило, дрожал и подбородок. Саваж шагнул было к ним, но девчонка скосила глаза, и забрак остановился, выжидая, что из этого получится. — Уходи, — повторил Мол, стуча зубами. — Если он тебя не убьëт, то убью я, обещаю, — он оскалился почти до ушей, — я тебя убью, понимаешь? Дэйлари молча разомкнула руки и обняла безумного отца, прижимая к груди остророгую голову, гладя и похлопывая по спине. Только и слышно было, как она дышит, стараясь ровнее, и как Мол повторяет, глядя в никуда: «я убью тебя, убью, убью тебя». — Да, отец, — девушка склонила голову, прижимаясь щекой к его разодранному затылку. — И я тоже тосковала. Понемногу паника Мола утихала. Дэйлари повернулась к Саважу и шепнула: — Иди к кораблю. Я его поведу. Лучше я. — Откуда ты знаешь, как его угомонить? — Опресс перешагнул через Морли и прищурился, вспоминая, откуда они пришли. — Я ведь это уже видела, — убийственно спокойно отозвалась племянница. — Годы и условия, конечно, усугубили беду, но корень-то у неë какой был, такой и остался. Разросся разве что. Мол вскинул голову и шепнул, морщась от налетевшего ветра: — Кеноби…