***
Убедившись, что Мол занят своими мыслями, что Саваж наконец задремал, а Ферал изучает склад (наверняка на предмет чего-то съедобного), Дэйлари проверила курс и невесело оглянулась. Что и сказать, три дня назад она мечтать не могла о хоть одном родственнике рядом, теперь же их было трое, и комфорт, вполне отражëнный в названии корабля, моментально сдуло. К этому предстояло ещë привыкнуть. Полукровка знала своего отца очень хорошо. Никогда он не был внимателен, если не сражался, и не умел прислушиваться, больше жизни уважал лишь своего наставника, наставника своего наставника, остальных же в любой момент был готов по приказу уничтожить. Она вдруг вспомнила свои слова про Сидиуса, которого в детстве очень боялась, и закусила щëку изнутри. Не дай небо Молу придëт в голову служить ему как прежде. Смириться можно с чем угодно: с напряжением, зависшим в воздухе, с необходимостью притираться, даже с тем, что на «Одиночке» стало раз в пять меньше места – только бы не возвратилось прошлое. Слишком долго она от него убегала. Мол резко поднялся. Заскрипели шарниры. - Никакого простора для манëвров, - посетовал он. – При первой же возможности поменяем эту капсулу на корабль побольше. - Нет уж, не позволю забирать мой дом, - Дэйлари очень-очень хотела не кипятиться, не нагнетать, но эти слова еë как по зубам ударили, и девушка развернулась в кресле. – Я летаю на «Одиночке» почти с тех пор как ты пропал. Мне стоило больших усилий еë вообще получить. - Только микроб мог купить себе лабораторную банку, - отец оскалился, но Дэйлари отзеркалила его широченную улыбку. - Купить – это слишком просто. Я его выиграла. - Что, в камни? Или делала ставку посерьëзнее? – оживился Ферал, выглядывая из грузовой. – Помнится, мы так отыгрывали мясо у молоденьких ведьм. Конечно, кое-кто – он приподнял бровную дугу, выразительно глядя на брата, - ворчал, что я убегаю с мальчишками постарше. Но что же было – не есть? - В карты, дядюшка, - полукровка от азарта высунула кончик языка. – Спорим, тебе не приходилось? Сейчас найду свою колоду, и тогда… Мол не дал ей закончить. Обе алые руки легли девчонке на плечи и тряхнули, да так, что Дэйлари ударилась лопатками о депластин спинки и зашипела от боли. Щёлкнули пряжки на лямках комбинезона, грозя разломиться. - Я ведь запрещал тебе играть, - прошипел Мол, цепляясь как дикий зверь за пойманную добычу. – Ты, верно, забыла? Не смеет воин опускаться до занятий скользких жуликов и расползающихся пьяниц, если может вступить в бой и добыть себе что угодно мечом! Или все годы без меня ты была крысой на нижних ярусах? Отвечай! - Брат, не надо, - Ферал положил руку ему на спину, но Мол стряхнул еë и, с трудом сдерживая ярость, проговорил: - Что ты влезаешь? Я вижу, братец, ты рад, что больше не будешь в семье самым жалким, тем, кого из любого дерьма вытянет родная рука, но детей заведи-ка своих, если до того дозрел. Дэйлари и хотела бы напомнить, сколько между нею и отцом вообще лет, но, в самом деле, они только починили обшивку. Вместо того она прямо с кресла спросила, садясь поудобнее: - Да с чего мне соблюдать ситхский кодекс, скажи, пожалуйста? Что мне эта идеология дала? Страх за тебя и за себя саму? Постоянное ощущение ничтожества перед Ути-ителем? - Этот запрет тебе поставил я, - Мол отпустил брата и больше уж никого не трогал. - С твоими словами я и не спорю никогда, - было видно, что девушка немного смутилась, - просто драпать по воздуху как-то менее напряжно, чем по нижним этажам. А мне было восемь. - Я в свои восемь лет мог обезвредить нескольких, - заметил Мол. Дочь уставилась в приборную панель и долго думала, что ответить. Ферал потëр плечо, отступая подальше, но запнулся, поняв, что ещë шаг, и он сел бы спящему Саважу на рога. - Но я – не ты, - наконец отозвалась Дэйлари. – И не стремлюсь. Слишком большие жертвы. - Тогда не влезай в дела взрослых, - строго, но уже без прежнего гнева велел ей отец. – К слову, о жертвах. Брат, расскажи наконец, что с тобою на самом деле произошло. Ферал ещë не знал, что Мол так и прощения просит, и планы строит, но, кажется, начал догадываться. Осторожно, чтобы не смять плотный синтосатин на узком лежаке, он сел и, сосредотачиваясь, вновь ощутил давление пониже подбородка… Открывать глаза Ферал не спешил. В воздухе воняло травами, прелой корой, вином – не слишком-то похоже ни на обещанное небытие, ни на ритуальные пещеры, где его только что казнил в угоду ведьмам… додумать он не смог, снова заныла шея, в горло как тряпок напихали. Забрак закашлялся и рефлекторно сел, и сзади его тут же обняли. - Пришëл в себя! – восторженно пропищал над левым ухом девичий голосок. – Я же и говорила: мой отвар все кости по три раза срастит! Голова заныла. Что срастит, чьи кости, его? Ферал дотронулся до горла ладонью, но вместо кожи ощутил что-то шершавое и холодное. - Мой хороший, не трогай! – писк превратился в вопль. – Тебе теперь два месяца моя стойка будет нужна, или голова совсем поникнет. Сиди, вот так. Хорошо. Пей! В губы ему толкнулось прохладное горлышко кувшина. Ферал опасливо глотнул и распахнул губы: оказалось, пить очень хочется. В воду насыпали чего-то кислого, и горло заныло изнутри, но ему сейчас было наплевать. Он жив? Кто его вытянул с другой грани? - Подумать только, - торопливо объясняли за его спиной, и, кажется, не ему, - как нам всем повезло, что его велели выкинуть у скал, а не возле жилищ. Сëстры, только теперь надо молчать. Всем! Всем нам. Тогда Мать, может, простит нас и разрешит… Что-то застучало по полу. Ферал моргнул несколько раз и уставился на молодую ведьму в ногах своей койки. Девушка уронила корзинку, и несколько ранних яблок покатились кто куда, но ведьма не поднимала их, а с таким же любопытством пялилась на него. - Тебе связки порвали, - она цокнула языком. – Ну да и ладно! Так ты себя не выдашь. - Кто «все»? – лучшего первого вопроса было, конечно, не придумать. Девица, впрочем, заготовила ответ. Она уселась рядом с ним сильно выше… мм, колен, оперлась о стену и начала: - Мы… сëстры. Ты пойми, больно уж ты собой хорош. С прошлой весны мы с подругой на вас двоих заглядывались, но отчего-то тебя не дали в развод. А тут такое! Саважа увезли, а тебя… это уж совершенно несправедливо. На глаза еë набежали мутные капли, но разве можно плакать в присутствии всего-то мужчины. Ведьма сделала вид, что чешет веко, и прямо так, глядя в потолок и ковыряя глаз, продолжила: - Вот мы тебя и отнесли от могильника подальше. Ну что за счастье так умереть? Мы бы очень расстроились. Зато теперь тебе предстоит великая честь, юный брат Ферал… пчхи! Много же трав я на твои хрящи и кости спустила! Не давая задать ни одного вопроса, она затараторила дальше: - Следующей же весной я, моя сестра, моя тëтка и подруга с сестрицей забираем тебя. Так ведь даже лучше: за год мы придумаем, как настоять, чтобы ты достался нашему дому. До того поживëшь, окрепнешь, а как только с низов гор сойдëт снег, станешь отцом пятерых детей! Не то и больше, если я умудрюсь сварить кое-что… В дверь постучали. Ведьма встала, взмахнув юбкой так, что лобовые рожки забрака чуть не уцепили еë, и бросила через плечо: - Тогда можно и умирать спокойно! Согласен? В любой другой момент Ферал сориентировался бы моментально, но теперь… Голова шла кругом, конечности слушались по одной и через раз, и забрак просто лëг назад, раздумывая, как поступить. Последние слова, которых он не должен был вообще-то бояться, теперь не на шутку его напугали. Конечно, младший Опресс помнил с самого детства, что не так много у него жизненных путей, как и у любого Брата Ночи: или погибнуть в бою, когда Сëстрам будет нужна защита, или уйти мирно в Деревне Отживших, среди тех стариков, кого оставляли в живых, или… да, оказаться на ритуальном ложе в месяц разведения – и больше никогда не встать с него, а если встать по милости избравшей его, то прожить всего девять полных лун и, может, даже пару раз застать того, чью жизнь небеса меняют на твою. Да, Ферал внимательно слушал наставника, ребят, да и брата, он понимал, что рано или поздно Сëстры решат его судьбу. Только теперь он видел смерть по-настоящему. Ощущал еë, слышал собственные хрипы, и тот холод, сковавший его на несколько секунд перед потерей сознания, не в силах был забыть. Да хатт с ним, хуже всего в смерти было то, от чьей руки она едва не произошла. Ферал стиснул руками виски. Вместо светло-зелëных глаз брата он видел в воспоминаниях два янтарных огня, вместо сочувствия в них или укора – равнодушие, затем презрение. Вот что было ужаснее смерти. До последней секунды он умолял отпустить и пощадить, только теперь, когда горло сковывал воротник из неизвестного материала, забрак понял, что не дозвался бы. Убивал его не самый близкий в мире разумный. Это чудовище, растянувшее вширь и вдоль его тело, надорвавшее ему кожу, выполняло первый приказ. Солнце наполовину опустилось за горизонт. Ферала затошнило от яркого заката, он вслепую нащупал кувшин и неровными глотками опустошил его, только на дне оставляя полглотка. Показалось, что после смерти он, выживший, жить по-настоящему больше не сможет, но забрак прогнал эти мысли и нашëл в себе силы прислушаться к тихому диалогу за дверью. - …а я слышала, что никакой помощи Дуку от него не будет, - шептал незнакомый голос. – Посадит старика на рога да и вернëтся домой. И поделом! Как давно они с Матерью враждуют! - Да долго ли ты спала, - отозвалась явно взрослая женщина. – Ситх сам насадил его на что хотел. Ведьмы рассмеялись в один голос. Сердца забились быстрее, и Ферал прикрыл глаза, чтобы только слышать, не смотреть. - Поэтому теперь Саваж ищет какого-то другого тëмного, - прошептала травница. Ферал почти увидел сквозь сжатые веки, как она обернулась и погладила дверь. – Как только узнаете, что он вернулся, надо будет немедленно запереть нашего спасëнного… кто знает, на какие ещë глупости будет способен этот зверь. Теперь только Мать знает, как его угомонить. - А я ещë хотела выбрать его весной! Разговор зашëл в другое русло. Ферал опустил голову на руки, царапая пальцы рогами. Казалось, мозг сейчас откажется работать вовсе, но забрак не позволял себе забыться. Его брата только что назвали чудовищем! Но, заклятый, Саваж и был им, как бы ни хотелось верить в обратное – это раз. Ферал слышал о таинственном графе, о его влиянии во внешнем мире, видимо, теперь он смертельный враг брата – это два. Он едва в состоянии шаг сделать – это три. Ситуация казалась неразрешимой. Ведьмы в комнату не заходили, ни одна даже дверь не приоткрыла. Похоже, ему хотели дать набраться сил, и ничего глупее было просто не придумать. Да, Ферал не мог быть теперь уверен ни в ком, и любая Сестра за одно мгновение отобрала бы у него только что возвращённую жизнь. - Но в семье Опресс не было принято бросать своих никогда, - золотистый забрак оперся о пилотское кресло. – Спрятался в кустах и ждал чего угодно, только не крохотный кораблик с целыми тремя форсъюзерами на нëм. Подумал – в любом случае, не хуже ли будет сдохнуть как все остальные, если мне выпал второй шанс? К тому же я хотел разобраться, что происходит с Саважем, потому что, вообще-то, лучшего брата просто не может быть. Он был рядом сколько я себя помню, он вырастил меня и всегда защищал, быть не может, что сейчас… Он обернулся туда, где спал старший забрак, и печально улыбнулся уголком рта. Саваж отключился прямо головой на неприваренном лежаке, шеей и ухом на швах, но ему и дела, похоже, не было после стольких бессоных часов. - Не трогай его, будь добр, - попросил Ферал, касаясь запястья Мола. – Он ведь больше не ляжет, если будет нужно поспать остальным. - Факт, - согласилась Дэйлари. Отец так на неë посмотрел, что девчонка фыркнула, надула губы и уставилась вперëд. - Я ничего не знаю об обычаях датомирцев, - Мол покачал головой, - для меня всë проще: я не родных ищу, а союзников. Как только мы приземлимся, я хочу испытать тебя по-настоящему. Придаткам в моëм плане места нет. Ферал внимательно посмотрел на него, будто оценивая позу, выражение лица и, кажется, что-то для себя отметил. Едва заметная улыбка тронула его губы. - А это, - Дэйлари подняла руку, - дяде перелечь никто не поможет? - Точно, - Ферал сделал вид, что спохватился только сейчас. Мол, желая показать, что занят чем поважнее, отошëл к приборной панели. Ему не надо было смотреть, как, закинув на плечи две мощные жëлтые ручищи, дочь и… брат синхронно надули щëки и прыснули. - Здоровенный. - Я тебя потом научу по-другому поднимать. Давай, налево… Научит. Чему, подумал Мол, она может научить? С каждой секундой разговор, который предстоял им с дочерью, становился в голове всë труднее, и странно было видеть вместо семилетней девчушки, мирно спящей под его плащом на узкой лежанке в их жилище, почти взрослую разумную. Как бы ему ни хотелось признавать, она научилась одной очень важной вещи – впрочем, остальные у Дэйлари пока так и не получались. Девушка смахнула невидимую пыль с рук, наклонила голову, но Мол казался непоколебимым, и она закатила глаза. - Молчу, молчу. Дядюшка, помоги с лежаком закончить, а? Если со мной не разговаривают все остальные… В конце концов, есть над чем ещë подумать, кроме дочкиных глупостей, заверил себя Мол, садясь в кресло второго пилота. Подлокотники и спинка оказались удобными, сиденье спокойно приняло, что на него опустился протез, а не живой зад. В голове потяжелело…***
-…ты, верно, приëмыш? – Ферал откинул маску с лица, утирая пот прямо жилеткой. – Мол ещë не старик, а ты, кажется, взрослая. - Да что ты говоришь, - Дэйлари показала зубы и дотронулась ухом до плеча, старательно повторяя отцовский наклон. – Видишь? Родная. Там была какая-то странная история, я всего не знаю и не спрашивала, смысл? Там, где я росла, были проблемы поважнее. А уж когда нас разлучили… Она поднялась на лежак и пару раз подпрыгнула на нëм, приземляясь мягко, будто наступил фелинкс. - Спать можно, - резюмировала полукровка, - но второй раз я Саважа не поволоку. Удивительно, мы вроде все получились поменьше, а с ним что такое? Ферал уже видел, что девчонка меньше чем на ладонь его ниже. Правда, рассказать о заклятии она не дала – снова перебила. - Ну и подумаешь. Знаешь, па… отец никогда не имел ни союзников, ни родни, кроме меня. Саважу тоже придëтся учиться, если отец захочет. Но, вероятно, мы все так и останемся для него просто коммуной, не семьëй, будь готов. - А ты первая заговорила и со мной, и с братом. Почему? - Потому что я-то убежала оттуда, где он вырос, - горько вздохнула девчонка. – Была бы во мне нужда, давно бы вернули. Я столько лет не знала, какой вообще во мне смысл… может, и никакого нет. Может, надо просто жить, особенно теперь, когда, ну, вы есть… Ферал сел на лежак рядом с нею. Ни среди Братьев, ни среди ведьм не было принято изливать душу тому, кого ты впервые увидела три часа назад, но Дэйлари, похоже, не с кем было потолковать много лет. В конце концов, брат же его слушал, даже когда проблемы оказывались на поверку полной ерундой. - Он ещë сам, верно, не понял, чего хочет, что ему сперва вершить, - девушка смотрела на отца с нескрываемой нежностью. – Столько свободы сразу! От безумия, от мусорки, с которой мы его достали, от Си…диуса, - последнее, кажется, имя или прозвище, полукровка произнесла боязливо и неприязненно. – Дай небо, у старика сейчас всë время будет занято войной, которую он развязал, нынешними помощниками и храмовниками. Не хотела бы я, чтобы отец опять… - Минуту, - в глазах Ферала блеснул и моментально разгорелся интерес. – Мол служил тому, кто войны ведëт? Ты мне расскажешь? Мы на Датомире слышали одни обрывки, а ты, получается, знаешь зачинщика лично! - Что, боишься, что лучше было остаться с пятью извращенками? – хмыкнула племянница. – Эх, тут надо с самого начала. Значит, так…