***
Кантина, возле которой встала «Одиночка», казалась совсем паршивой: на ярких вывесках работало две буквы из трëх, двери пошатывались, окна неровно замазали жидким депластином. С другой стороны, здесь колоритному семейству удобно было затеряться. За столиками сидели персонажи куда приметнее их. Тем не менее, ещë на борту Дэйлари раздала всем плащи — старшему дядьке досталось что-то подозрительно напоминающее перешитую мешковину — и попросила: — Не снимайте капюшонов. Даже отец не стал ничего ей отвечать. В конце концов, кто из четверых бывал здесь чаще всех, тот пусть и берëт на себя всю организацию логистики на этой земле. У Мола были совсем другие дела, ещë о многом предстояло позаботиться. В кантине было достаточно гостей, чтобы четверо в плащах в глаза не бросались. Дэйлари тихо предупредила: — Может показаться, что хозяин забегаловки мудак. Это и правда так. Но я разберусь сама, если что. Поболтайте пока, я всë улажу. Она отошла к стойке, где стареющий чагрианин протирал бокалы. Мол проводил дочь взглядом и одними губами проговорил: — Следите во все глаза. Но полукровка безо всяких проблем села на барный стул и весëлым девичьим голоском потребовала: — Старина Шуд! Будь добр, отсчитай свежего мяса. Не представляешь, как жрать охота. Если так дела пойдут, ты с моих денег машинку для кафа поставишь. — О-о, девочка моя, — чагрианин сально улыбнулся. Дэйлари держала лицо. — А кто с тобой пришëл? Занялась наконец тем, что я тебе советовал? Такая хорошенькая. Молодость промчится, не успеешь газ пустить… — Твоë ли дело? — девушка наклонила голову. — Дай еды, и я тебе улыбнусь. Ну? — Знаешь, деточка, — хозяин кантины почмокал губами, и Мол так оскалился, что от него на братьев пахнуло жаром бешенства, — я как раз зарезал о-очень свежее, знаешь, как мякоть лутиана, как… твоя кожа. Как раз до тебя консервацию разобрали. На четверых это будет восемьсот, а не шестьсот. Есть столько? Впрочем, если нет, всегда можно договориться… Он чуть вытянул вперëд губы и положил жирную руку прямо на пальцы юной клиентке. Но, видит Сила, он не с той играл в самцовскую щедрость. Дэйлари слегка наклонилась, — наверняка изо рта у мужлана отвратительно пахло, — распахнула глаза и шепнула: — Целого телëнка. — Конечно, малютка! — синие лапищи аж дрожали. Девица за соседним от семьи столиком покосилась на забраков и отсела от греха подальше: напряжение, исходящее от всех троих, можно было услышать или понюхать. — Уже коптится! Дэйлари наклонилась ещë ниже, не касаясь фиолетового сырого рта, сощурилась и сообщила взволнованному чагрианину: — Ну, спокойно. Я же тебя уже чмокнула. Держи, вот ещë за выпивку. На стойку легли две сотки. Хозяин засуетился, а его гостья, получив своë, соскользнула со стула и направилась к своим, по пути скорчив рожицу и высунув язык. — Мерзость. Зато денежки остались. — Никогда, — Мол как можно незаметнее взял еë за плечи под плащом, — никогда больше в жизни так не делай. Ты же воин. Ты могла просто придушить это существо — может, не насмерть, просто для достижения цели. Не позволяй никому, особенно таким жалким, ощущать над тобою власть. С кухни донëсся сладковатый мясной запах. Дэйлари невесело усмехнулась, расслабляя наконец руку: Ферал взял брусничные пальцы в свои ладони и осторожно стиснул. — Отвратительная реакция. Ты же ещë детëныш. — Таким, как он, это только подогревает тухлые места, — Мол посмотрел в сторону стойки и окончательно развернулся за стол. — Услышала меня? Ещë раз увижу. Повисло молчание. Дроид-официант принëс какой-то буро-оранжевый сок в четырёх бокалах для пива и чашку со льдом, и укатился прочь. Дэйлари вытащила маленький передатчик из кармана плаща и проговорила: — Здесь пока нежелательно устраивать погром. Потому что вот. Она осмотрелась, развернула голограмму так, чтобы всем было видно, и осторожно завесила краем плаща обзор со стороны стойки. На проекторе светился портрет Саважа с именем и приличной цифрой под ним. — Во всех новостных сводках. Кому ты так насолил? — полукровка покосилась на дядюшку, на всякий случай отключая голограмму. — Похоже, нам лучше отсюда улетать сразу после еды. С другой стороны, я представляю себе жизнь на Стобаре. Здесь такие деньги на одном счету ни у кого не водятся… — Дуку, — коротко пояснил Опресс. — После нашего последнего сражения он в поисках меня и вряд ли успокоится, пока мы не встретимся вновь. Я не оправдал воли Матери… — Ну она и… бессердечная, — перебила племянница, так взмахивая руками, что с соседних столиков заозирались. — Она тебя отправила хватать за зад политика? Хотя ты в этой политике ни хатта ни пони… И застыла, отваливая челюсть. — Дуку форс? — Вот это… новость, — медленно, осознавая в процессе, отозвался отец. — Мало ли было достойных на моë место? О нет! Ни одного! — Брат, — Ферал положил руку пониже плеча Мола, но, видимо, сейчас выдержки у бывшего ситха не хватало. Мол упëрся ладонями в стол. Грязные ногти царапнули столешницу, наверняка это ему самому причиняло боль — забрак этого не заметил. — Отчего, — протезы скрипнули, так сильно Мол поджал их, — отчего учитель доверил искусство Тьмы бывшему храмовнику! Ситуацию спас дроид с огромным блюдом грубо нарванного мяса с сочной румяной коркой. Он расставил по столу четыре металлических тарелки, но Мол свою смахнул. Посуда задребезжала по полу. Братья и дочь переглянулись: нужно было немедленно его отвлечь. — В Дуку от джедая ничего не осталось, — заверил старший Опресс, машинально накрывая остальных плащом. — Каждое его действие пронизано Тьмой. Если бы не он и не его подопечная, которую он выпнул нам на рога… — Сестра Вентресс? — Ферала передёрнуло. — То есть, они стоят друг друга, учитель и ученица? О нет. Чем дальше, тем наши проблемы гуще. Она же не знает, что я здесь: знатно разозлится. — Это нам только во благо, — возразил Саваж, — скрывать часть оружия или отряда от соперника всегда было залогом успеха. Этой ведьме ты, наверное, захочешь снести голову и сам. Не покажись она на Датомире… — Да, Дэйлари, — младший дядюшка помотал головой и поджал губы, — та, о ком мы говорим, чуть не лишила меня жизни. Родными руками. Дэйлари? Девушка развернулась, надеясь, что выглядело это не слишком резко. В очередной раз она была рада, что понимать мысли новых родственников и выдавать им свои пока не получается. Значит, всё это время на графа работала та самая датомирка с грудным голосом и гипнотическим взглядом, с которой у Дэйлари в своё время случился… но об этом можно было поразмышлять попозже. Дэйлари хотела было задать ещё вопрос, как вдруг заметила, что отец тоже не слушает. Сжав голову руками, Мол беззвучно что-то говорил себе сам. — Но как можно судить мастера, — вдруг зашептал он отчаянно. — Быть может, я в самом деле не оправдал его ожиданий. Сколько сил он оставил, воспитывая меня, сколько дней я провëл в испытаниях, закаливших волю мою, сколько ненависти, плодотворной, вселяющей веру, отдал мне мой наставник. Кто я такой, чтобы направлять этот гнев на него? Он подцепил кусок мяса двузубой вилкой и прожевал, собираясь с мыслями. Братья переглянулись и заметили, что до того спокойная Дэйлари на стол почти легла и к еде не приступает. Колени девчонки дëрнулись вверх, едва не попадая по столешнице. Что-то в словах отца ей очень не нравилось. — Нет, я докажу, — бывший ситх шумно сглотнул, — я обязательно… где хаттовы салфетки? О, спасибо. Я точно смогу убедить его, что взять другого ученика было ошибкой. Никого не существовало и не появится вернее меня. Если бы не проклятый Кеноби, сейчас весь мир боялся бы меня, слушался одного щелчка пальцев… Дэйлари поднялась из-за стола. Ей было трудно сдерживаться: губы дрожали, пальцы вцепились в карманы брюк — вот-вот оторвут. Слишком много паршивых мыслей залезло в голову за последние пять минут, слишком много нежелательных воспоминаний, от которых так хотелось избавиться. — Что? — Мол явно был раздражëн, что его прервали. — Сядь и ешь спокойно. Тебе понадобятся силы. — Неохота, — полукровка вытолкнула это слово и тут же сомкнула губы, боясь, кажется, что ей не удастся сдержать что-то лишнее. — Пусть мою порцию завернут. Я на корабль. У выхода она попала пальцами между дверных створок, втянула воздух через зубы, чтобы не завыть от боли, не дать себе выпустить хоть толику еë, и припустила со всех ног к кораблю. Ферал поëжился: — Может, она права, и о таком нам без лишних ушей поговорить? — Надеюсь, — по крайней мере, внешне Мол был абсолютно спокоен, — на корабле истерик у неë не будет. Там некуда убегать. Младший пожал плечами. Он тоже был голоден, а с Дэйлари поговорить ещë удалось бы. Мясо пахло слишком вкусно, чтобы дать ему остывать. Догадливый дроид тут же подал контейнер: сбежавшей посетительнице тоже потом захочется тëплое блюдо. Отточенный алгоритм. — А ты что же? — алый локоть едва ощутимо пихнул Саважа в бок. — Лучше поторопиться. Дэйла сказала, что вы не ели больше суток. Я рассчитываю на твою силу во время обучения. Опресс будто из оцепенения вышел. Вздрогнул, едва не доставая рогами висячий светильник, и механически перетянул себе пару кусков из общего блюда. Для чего-то посмотрел на хозяина бара — тот как ни в чëм не бывало наполнял высокие кружки хмельной жижей. — Вот ему-то шею свернуть мало, — забрак сграбастал собственное пойло, понюхал и отодвинул подальше. — Брат, я знаю еë три дня. И грустной видел, и злой. Мол не отвечал. Он максимально аккуратно ел, не давая жиру испачкать стол или руки. — Такой — ещë никогда, — заключил брат, откусывая побольше. Это значило, что добавить ему нечего.***
Ферал вступил на борт «Одиночки» первым. По просьбе Мола Саваж отвëл его куда-то ближе к порту — ненадолго, в поднявшейся пыли два силуэта быстро пропали, и Фералу было неуютно оставаться одному. В конце концов, Стобар оказался первой землëй, куда он попал, покинув родину, и земля эта выглядела не слишком приветливой. Дэйлари в каюте не было. Растерянный дядька успел уже пожалеть, что не взял один из трëх купленных коммуникаторов с собой заранее, в кантине, но что-то заставило его прикрыть глаза, вдохнуть поглубже и шагнуть наугад в полной тишине кораблика. На «Одиночке» пахло дезинфектором, металлами, немного кровью и теперь местной пылью. Нет, его не запах повëл, не звук, не свет — какой-то странный зов, до того ни разу не узнаваемый молодым забраком. Младший из Опрессов ещë, вероятно, не понял, что Сила в его сознании проявила себя не в бою, не в концентрации, но в желании узнать, только отметил себе, открывая дверь в душевую, что неплохо было бы так быстро находить всë нужное подобным образом — и остановился. Дэйлари устроилась на краю поддона и, уронив голову на руки, беззвучно плакала. — Эй, — Ферал не был уверен, что девчонку нужно отвлекать. — Хочешь поговорить? Полукровка подняла на него глаза, хлюпнула носом и замолчала. Сейчас, в темноте прохладного помещения, она показалась дядюшке совсем юной и… ну да, не безгранично сильной. Обычной девочкой. — Отец задел тебя, да? — Ферал сел прямо на пол, чтобы быть немного ниже ростом. — Чем, скажи? Я понял, характер у него не для воспитателя, но что особого было в словах про учи… Дэйлари не говорила ни слова, но подняла взгляд, и забрак совершенно ясно, чётко, как если бы она кричала, услышал: Ох. Тебе бы знать всю правду, не стал бы произносить слово «учитель» в сторону Сидиуса. Всë, что случилось с моим отцом, во всëм этом его вина! Столько навязчивых мыслей, приступы — о, ты их ещë не видел. А я видела, поверь, а ещë видела, как его истязают, какие шрамы у него остаются, как ему обламывают рога… Ферал неплохо умел сидеть в засаде, а ещё лучше знал, как успокоить младшего — он достаточно лет пробыл рядом с братом. Уже смелее, чем в пути от Датомира, дядька обнял девушку. Дэйлари захлюпала в безрукавку… единственную, но это ладно, вся была напряжена и дрожала, не могла ни слова произнести — а Ферал всё равно её слышал. … обламывают рога, выбивают ногти, зубы, волю к полноценной жизни, наконец! Всхлипывания понемногу стихали. Сердечный стук — одного или двух? На слух и через прикосновение не понять, — выравнивался, и вот девушка отстранилась. Голос её в сознании стих. — Извини, — пробормотала Дэйлари, — никого из вас не хотела радовать сопливой рожей. — Всё в порядке, — дядюшка похлопал её по плечу, но снова поймал взгляд полукровки своим и понял: никакого порядка, ничего хорошего в сложившейся ситуации она не видит. Дэйлари, регулируя подачу воды, шумно прочистила нос и поднялась, первой протягивая Фералу ещё дрожащую руку. — Я помню каждый ожог от молний, — теперь звонкий голос был сиплым, как у старушки. — Каждый перелом, каждое унижающее слово. Я не хочу сейчас об этом подробно, но, дядя, Сидиус ломал отца почти каждым действием. Мне не доставалось… но я помню всё. Много лет подряд отец был одинок, я не могла ни толком утешить, ни помочь. Поэтому теперь мне неважно, будет он возвращать себе былые возможности или открывать новые пути, резать разумных или, я не знаю, устраивать терракты. Дарт Мол был моим ориентиром всю мою жизнь. Только в одном я с ним не соглашусь и даже буду мешать исполнить планы. В золотистом взгляде отразилось столько ненависти, что Ферала замутило, будто корабль тряхнула неведомая сила. — С какими бы негодяями ни связался отец, он в состоянии или прогнуть их, или уничтожить. Только на главного своего мучителя всерьёз не поднимет руку. На того, кто его выбросил, как старую куклу, от которой ноги потерялись. Отец считает, что ему хватит сил свернуть горы в две руки, что получится обойтись без кого угодно, но он ошибается: я теперь вижу. И я не про нас троих, мы вообще по воле случая оказались рядом. Ему не избавиться от желания быть по…слушным. Кто-то должен убедить его, что из прошлого многое пора зачеркнуть. Пока он остаëтся один, а все только соглашаются с его мыслями, не выйдет. Сидиус — существо, которому ничто не дорого, кроме выгоды, я тебе об этом уже говорила. Дэйлари встряхнула волосами. — И вот этому человеку прожевать своего отца я не позволю. Потому что я его люблю, что бы он про меня ни думал. — Я не знаю всей ситуации, — Ферал выглянул наружу. Слава небесам, два знакомых плаща уже показались на горизонте. — Кхамеир кое в чём прав, знаешь: он взрослый мужчина, ему предстоит самому выбрать свой путь. Не бери на себя слишком много. Понимаю, — он поднял ладонь, не давая племяннице перебить, — ты считаешь, что со стороны виднее. Но всё же он знает себя лучше чем любой из нас. Мы можем желать добра. Причинять его не надо. — А что тут неоднозначного? — полукровка сложила руки на живот. — Зря не поела. Послушай, не подменишь меня за штурвалом немного? Тремор не проходит, да к тому же… стоп. Ты откуда знаешь его настоящее имя? Саваж был не в курсе, а ты, если я правильно посчитала года, отца вообще на Датомире не застал! И я, кажется, не делилась информацией? — Видишь ли, — было видно, что забрак растерялся, — я вспомнить не могу. Я даже теперь не понимаю, почему вообще так его назвал… В этот момент отец со старшим дядькой завалились в каюту. В сторону Дэйлари полетел при помощи Силы небольшой пакет, но попал не в руки, а по лбу, рожки распороли упаковку — и девушка рассмеялась, ещё немного нервно, но всё же. — Переоденься, нельзя столько ходить в грязном, — бросил отец через плечо. У него на поясе появилась кожаная сумка, в ней что-то стучало и перекатывалось. — Я вернусь к вам как можно скорее, потом вылетаем. И бодро прошагал в душевую. С сумкой. Дэйлари дождалась, пока заработала подача чистящего луча, только затем отложила пакет и приложила палец к губам. Саваж нахмурился, но ничего не спросил. — Вот что, — девушка постучала по горлу рукой, и Ферал отметил, что голос племянницы почти не срывается, — что бы вы там ни обсуждали, но если он захочет возвратиться к Палпатину и служить ему, как прежде, мы не должны этого допустить. Довольно. Один раз он нас всех уже разлучил.