***
Заскочив на второй этаж, Берингар услышал хлопок закрывшейся двери. Ноздри его подрагивали, когда он, принюхиваясь, глубоко втягивал воздух, — запах течной омеги здесь был сильным. Берн направился на звук и остановился возле двери в приёмную юридического отдела. Подёргал за ручку — заперто. Отступив в сторону, посмотрел через прозрачную перегородку на творившееся внутри. Он не слышал, о чем говорили, но прекрасно видел, как открывали окно. Вот омега направился к окну, перелез на козырёк крыльца. Альфа бегом бросился на лестницу и вниз к выходу. В холле была толчея, все оглядывались друг на друга, при этом пытаясь создать видимость деловой суеты. Берн проскочил холл по дуге, через терминал ресепшена. Спустившись с крыльца, стал озираться по сторонам. Еле слышный шорох сверху, а ноги уже сами несут туда. Как раз вовремя, чтобы поймать свой трофей, как ловят спелую ягоду ртом прямо с куста. Омега замер на несколько секунд, пытаясь отдышаться, а затем выскользнул из объятий и бросился в сторону. Но навстречу с крыльца спускались четыре альфы с весьма похабными улыбочками. Жертва попятилась и снова попала в кольцо рук Берна, рыкнувшего на конкурентов. Те остановились, ожидая дальнейшего развития событий. Берн решил уйти красиво и быстро. Он подхватил на руки своего омегу, которого скрутил очередной приступ желания, и понёс на парковку к своей машине.***
Эрни сообразил, что жив, когда почувствовал стальные объятия чужих рук. Запах хвои опалил нервы, перебив даже страх от падения. И почти невыносимо усилил желание. Течка? Вот черт! Он ужом выскользнул из цепких рук и побежал. Неправильно, не туда! Наверное, эти четыре лица с жадными улыбками ему долго будут сниться по ночам. Отступая назад, он снова оказался в хвойном запахе. Желание скрутило его, чуть не в бараний рог, моментально. Эрни обмяк в чьих-то руках. А потом его погрузили на заднее сиденье машины, где ему пришлось бороться с очередным приступом. Хорошо, водитель приоткрыл окно со своей стороны. Хоть какой-то приток воздуха. Последнее, что запомнилось — это треугольник платка в сине-белую клетку на лице водителя.***
Положив дрожащего омегу на заднее сидение машины, Берн неосознанно провёл руками по желанному телу. Фыркнув на себя — успеется! — он решительно захлопнул пассажирскую дверь, сел за руль и завёл мотор. Аромат омеги бил в нос, словно кто-то усиленно загонял гвозди в черепную коробку, в такт с ритмом пульсирующей крови. Опытный альфа понимал, что в таком состоянии может не доехать сам и не довезти столь ценный груз до дома. Надо ослабить влияние запаха. Он приоткрыл окно, вытащил из кармана большой носовой платок в сине-белую клетку. Сложив его пополам, завязал лицо на манер американских ранчеро. Впервые Берн так быстро добрался до своего дома, двухэтажного коттеджа в дорогом загородном посёлке. Рай на двоих В моменты прояснения сознания Эрни успевал лишь увидеть клочок неба в окне машины и мелькающие рекламные щиты по обочинам дороги. Как только автомобиль остановился, кто-то большой и сильный поднял его и закинул себе на плечо. Трепыхаться и возражать сил уже не было. Так, на плече, его внесли в дом, пронесли по лестнице и уложили на кровать в спальне. Запомнился коврик с надписью «Welcomе» в прихожей, паркет, плашки дубовой лестницы, пастельно-зелёный ковер, а потом кувырок и белый потолок с хрустальной люстрой перед глазами. Ощущение воздуха по обнажённому телу, жаркое дыхание альфы, первые поцелуи, поднимающие со дна души нечто жадное, ищущее, требующее тепла чужого тела, ласк, поцелуев, страсти.***
— Как тебя зовут? — вопросительный шёпот между поцелуями. — Эр’... и-и... ий… — омеге тяжело говорить, когда тело плавится от ласки и согласная «н» тонет в стонах, превращая имя Эрни в не менее распространённое Эрий. Хочется тереться кожей о кожу, впиваться пальцами в густые волоски на груди альфы, запрокидывать голову от удовольствия. Молча, не надо слов, только действия. Альфа отстраняется, чтобы заглянуть в лицо, снова что-то спросить. Эрни сжимает коленями его бока и хнычуще просит: — Не отвлекайся, — и затыкает рот Берна очередным поцелуем. Гибкое жаждущее тело подставляется под руки. Альфа покрывает его поцелуями, оглаживает выступающие тазовые косточки, разминает упругие ягодицы и не спеша подбирается пальцами к анусу. Теснота заветного отверстия удивила его, но он решил, что поторопился, ещё мало естественной смазки. И вновь гладил, целовал, дразнил столь желанное тело. А омега все требовал, прижимался, стонал, провоцировал, но при этом был неловок в движениях, явно стыдился откровенных ласк и зажимался при попытках проникновения члена. И это ясно указывало, что омега впервые познает альфу, что он никогда ранее не был с кем-то в постели. Сердце Берна наполнилось бесконечной нежностью и радостью — он первый у своей долгожданной половинки. Первый! Как бы ни было велико желание получить разрядку сейчас же, он лишь с удвоенной нежностью продолжал ласкать своего мальчика, пока тот совсем не расслабился и доверился рукам партнёра. Дальше лишь вздохи, стоны, переплетение тел, запах секса. Много, много любви. Двое суток во всем свете были только они друг для друга. В перерывах между постельными баталиями лёгкие перекусы, душ, сон. Односложные вопросы: «Есть будешь? В душ пойдёшь? Поспим немного?» Такие же короткие ответы: «Да. Нет. Не знаю. Буду. Иди первый». Ничего о себе, семье, работе. Все это сейчас, здесь — лишнее. Мир там — они тут. Маленькое пространство на двоих. Ласки, желание, истома.***
Так мало вместе, а ощущение, что знакомы всю жизнь… Без лишних разговоров поступаешь так, как будто ты всё знаешь о себе, о нём, обо всей вашей жизни. Что нравится обоим, о чем думает другой сейчас. Вы едины. Ты ушёл в ванную, забыв полотенце, а когда открываешь дверь, чтобы попросить, видишь искомое на ручке двери снаружи. Ты всегда приминаешь подушку почти пополам для жёсткости, а сегодня оказывается, что тебе подложили под неё ещё одну, взяв себе диванную. Никто ничего не говорит, не объясняет, а всё идёт... как и должно идти! Легко, свободно, с полувзгляда, полувздоха. И этот сон… «Он заходит в спальню. Сквозь окно светит багрянцем закат, окрашивая причудливыми красками седую голову любимого. Гусиные лапки морщинок в уголках глаз, все тот же улыбчивый крупный рот, суховатые жилистые руки. Крупнотелый, розовощёкий внучок на родных руках. Он забирает внука у супруга и, расположившись на кровати, присаживает его себе на обрюзгший, по-старчески выпуклый живот, чтобы потетёшкать, пожелать спокойной ночи, поцеловать в лобик. Отдавая внука на руки родителям, своим детям, почему-то не видит их лиц. Что-то расплывчатое. А он душой чует, что вся семья в сборе, всё хорошо, его любимый стоит за спиной и улыбается. Пусть его омега уже седой, с морщинами, старческими пятнами-рыжинками на коже, но роднее его никого на свете нет. Все эти годы они были вместе. Он сейчас счастлив, как никогда». Утром, проснувшись с ощущением этого необыкновенного счастья, Берингар понял, что должен срочно съездить в город. Бросив взгляд на спящего омегу, он решил, что всё успеет.