Adopted death

— Мне не нравится эта идея, — совсем юная девушка, лет тринадцати, придирчиво осматривала себя в зеркале. — Тебе должен нравиться результат, а то, какими способами ты его достигнешь, не имеет значения, — произнесла Кхиори, не без интереса разглядывая девушку. — Поторопись, зелье будет действовать всего один день, и важно этот день не упустить. Филида подкапывается слишком близко к нам, если не удастся убрать его самого, то хотя бы избавься от кого-то в его ближайшем окружении. Основная цель твоего контракта тебе известна, все улики подбросит связной, но мы не можем упустить шанс поквитаться с Филидой. К тому же, ты на диво хорош… хороша, чтобы на тебя пала хоть тень подозрений. Кхиори была права: прямой имперкий нос, внимательные глубокие карие глаза, обрамлённые длинными тёмными ресницами, прямые каштановые волосы, безупречная осанка, всё это делало юную леди прекрасным цветком, готовым распуститься во всём своём опасном великолепии. Девушка поджала яркие губы, нахмурила ровные брови и почему-то стала ещё милее. — Мне непривычно, — бархатным грудным голосом произнесла она, ближе подойдя к зеркалу и, то приподнимая брови, то улыбаясь, принялась осматривать своё лицо, тренируя мимику. — Но я сделаю всё, что будет в моих силах, Спикер. Я благодарю за оказанную честь, и если понадобится, то и собственной жизни не пожалею, чтобы… — Тише, дитя, не говори так. Твоя жизнь, как и жизнь любого из нашей семьи, слишком ценна, чтобы разбрасываться ей напрасно. Будь осторожнее и вернись живым. Живой. Ох, Ситис, Люсьен, ну до чего же ты хорошенький, — Кхиори звонко рассмеялась, потрепала девушку по щеке и пошла к выходу. — Винсент поможет тебе подготовиться. Сегодня, моя дорогая Люсьена, ты будешь блистать. Когда Спикер скрылась из вида, юная имперка вернула свой взгляд к зеркалу и неприязненно поморщилась. Женское тело казалось ей слишком неудобным, будто дали в руки несбалансированный клинок — невозможно быть в нём уверенным, чтобы нанести один точный удар. Дальше было только хуже: корсет, в который наставник заботливо утянул своего ученика, сменившего обличье, не просто мешал дышать, но и оказался самым настоящим орудием пыток, впиваясь шнуровкой в тело, стягивая рёбра, натирая кожу. Пышные юбки, как ни странно, оказались удобными, они скрывали походку, вбитую тем же Винсентом: осторожные крадущиеся шаги таяли за шорохом ткани. Девушка в зеркале выглядела беспомощной, беззащитной, невинной. В огромных карих глазах плескались растерянность и неуверенность, подкрашенные ресницы лишь усиливали этот эффект. Смугловатая кожа истинного ребёнка Империи спряталась под белилами, оттенённая чёрной тканью пышного платья. Надо отдать должное Винсенту и его потрясающему вкусу: платье было подобрано безупречно, и в вычурных кружевах можно было спрятать не только отравленный стилет, но и арбалет, колчан со стрелами и парочку средних мечей. И без того тонкий стан юной прелестницы был ещё сильнее утянут корсетом, придавая образу эфемерности, лёгкости. — Наставник, напомни мне больше никогда не жаловаться на нашу униформу, — певуче и с придыханием произнесла девушка, поднимая взгляд на Вальтиери, которому оставалось добавить последний штрих для завершения образа своего ученика, ставшего ученицей ради выполнения сложного контракта. Он смешивал краски помады, подбирая нужный оттенок, который бы не показался вульгарным на столь юной особе. — Непременно, дитя моё, — подкрасив губы Люсьене, он отступил на шаг, любуясь получившимся результатом. — А теперь ступай и очаруй их всех. Карета ждёт. — Они умрут во славу Ситиса, брат, — нежным переливом колокольчиков прозвучал голос Люсьены, и как же было сложно поверить, что столь прелестная леди говорит такие страшные слова! — И считай шаги! — донеслось вслед удаляющемуся шороху пышных юбок. Приём в замке Голдвайнов был ослепительным: гремела музыка, по залу кружились пары, сверкая улыбками и драгоценностями. — Люсьена Нир, ваша Светлость, — связной Братства, работающий в замке Кватча, представил юную леди графу, и та присела в почтительном реверансе. — Такая честь, ваша Светлость, — медово пропела Люсьена, заинтересованно стрельнув глазами в одного из сыновей графа. — Нир? Что-то знакомое… но да неважно. Сегодня праздник, так будем же веселиться, — Ормелиус, которого отвлекли от какой-то важной беседы, махнул рукой, и музыканты сменили мелодию. — Позвольте пригласить вас, миледи? — младший сын графа, Инистес, окликнул Люсьену, и нежнейший румянец окрасил её скулы. — Конечно, милорд, — она протянула узкую ладонь для поцелуя. Если бы не постоянные изматывающие тренировки, закалившие тело, то она бы, наверное, свалилась прямо посреди бального зала. Танцевать было почти так же тяжело, как и сражаться, и теперь Люсьена совсем иначе смотрела на изнеженных светских дам, которые могли вальсировать до рассвета. Взгляд её выискивал среди гостей Филиду, но напрасно: тот прислал вместо себя своего помощника, и кем бы он ни был, секретарём или адъютантом — он должен сегодня умереть. Извинившись перед Инистесом Голдвайном, Люсьена отошла к столу с напитками, взяла за тонкую ножку невесомый бокал с игристым вином, качнула в пальцах. Пора. — Ох, милорд, я такая неловкая, прошу меня простить, — воскликнула девушка, случайно расплескав на посланника Филиды вино. Тот хотел было выдать гневную тираду, но стоило ему взглянуть в полные сожаления карие глаза, в которых так искренне плескались раскаяние и стыд, что гнев его отступил. — Ничего, миледи, ничего страшного, — он даже устыдился, что хотел накричать на это небесное создание. — Позвольте искупить свою вину, пригласив вас на танец? — губы Люсьены тронула смущённая улыбка — и тот окончательно сменил гнев на милость. Металл стилета был зачарован на исцеление — следов после удара не останется. Только бы не промахнуться, не попасть этим стилетом в кость, а проскользнуть стальным укусом между рёбрами, успеть шепнуть заклинание пёрышка и усадить обмякшее тело на кресло в затемнённом уголке. Люсьена, конечно же, успеет — она готовилась к этому контракту два месяца. У неё всё получится. Получится и скрыться под «хамелеоном», тихо шурша юбками, сбежать из замка Кватча, чтобы связной закончил контракт, подкинув ложные улики, обвиняющие в убийстве одного из сыновей графа. Она справилась и не раскрыла себя — вот бы Спикер её похвалила! Она не ошиблась ни в одном шаге — ах, если бы Винсент видел, он бы тоже похвалил её! Но похвалы подождут, ведь самое главное в жизни любой леди — снять корсет и тесные туфли. Наслаждения выше попросту не существует.